Вереск (Юнмины) (1/2)

С печальным клёкотом стая серых гусей летит по небу, возвращаясь в родные края. На пасмурном, затянутом облаками небе видно их клин.

Юнги наблюдает за ними снизу, сквозь толщу воды, и выпускает ртом пузырь воздуха, что лопается на поверхности болота. Плоп!

Снег почти весь растаял, а на кочках со старой, пожухлой травой — жёлтыми пятнышками расцветает мать-и-мачеха. Дни стали длиннее и теплее. Всё пробуждается от зимней спячки, но Юнги поспал бы ещё, он переворачивается на бок, распушив длинными пальцами мох под собой, и щелчком отправив пиявку подальше.

Самые ядовитые змеи те, что живут в воде, и одна из них как раз волнообразно, стремительно, бесшумно плывёт к рыжей цели, что беспечно лакает, припав на передние лапы у края берега. Юнги ловит змею, и кидает в противоположную сторону, со свистом рассекая ею воздух. Лис, навострив уши, вздрагивает, поднимая морду и фырчит, сморщив нос.

— Это же каким надо быть придурком… — шепеляво тянет Юнги, довольный, садясь на наполовину утонувшее дерево, закидывая ногу на ногу, и облизывает вмиг пересохшие губы.

Лис тяфкает и скалит зубы, прыгает на берегу, размахивая пушистым хвостом.

— Иди в нору, щеночек, — Юнги отлепляет улитку от потемневшей коры, и разламывает коричневую ракушку в кулаке, отряхивая и промывая от осколков, чтобы съесть.

На следующее утро Мин находит на том месте заячью тушку, чьи глаза уже помутнели, но он ещё не окоченел.

Тихий шёпот стелется вместе с молочным туманом, что клубится, тянется, расползаясь в стороны. Шёпот настойчиво проникает в уши, побуждая проснуться, и Юнги недовольно выплывает, его зелёные, мокрые волосы сосульками прилипают ко лбу.

Тэхён приветственно улыбается, весь в драном тряпье — на рукавах разрезы, штаны исполосованы.

— Что тебе надо? — бурчит Юнги. — Опять за ядом пришёл?

— Мне нужны твои слёзы.

Маленький, пустой флакон вкладывают в его ладонь, и Юнги зевает, подставляя сосуд к щеке.

— Так будет долго. Съешь лучше вот это?

От горькой, жгучей, салатовой дряни Юнги рыдает в три ручья.

В полнолуние в лесу всегда не спокойно, зверьё шебуршится, ухают филины, ветер то и дело меняет своё направление. А ещё сверху сыплются розовые цветки вереска, обрываемые со стеблей, перетираемые, прицельно попадающие на спящего юношу, вода над которым приходит в лёгкое волнение, и сквозь закрытые веки, в ровном отсвете луны появляются танцующие точки.

— Какого хре… Чимин!

Всплеск, хихиканье, и последняя горсть цветков осыпается уже на голую кожу. Отплёвываясь, Юнги встаёт, слои мха под ним шаткие, нет устойчивой опоры, и он шлёпает, проваливаясь по колено, и с кряхтеньем выползает на берег. У Чимина сияют азартом глаза, а рыжий хвост бьётся о крепкие бёдра.

— Догони.

И младший срывается с места, вновь смеясь. Юнги бегать не любит, и ковёр из хвои ему не мягок, сухие иголочки впиваются в ступни, когда он перепрыгивает через корни деревьев, чтобы догнать наглого, дерзкого, непослушного. Тот поддаётся, лишь слегка утомившись, и визжит, перекинутый через колено, от тяжёлых, звонких ударов по ягодицам, где тотчас алеют пятна по форме ладоней. Чимин пыхтит и вырывается, роняет на спину и впивается в нижнюю губу острыми зубами, прокусывая до крови и спешно зализывая. Юнги водит пальцами по его волосам, вплетая между рыжих прядей, и оттягивает их, чтобы отстранить от себя и заглянуть в лицо.

— Эй?..

Чимин улыбается, широко и ярко, не видя ничего в этот момент, и Юнги чмокает в чувствительный нос, отталкивая, и бежит обратно в болото.

— Здесь так моооокроооо! — ноет младший, разлёгшись на груди, хнычет в изгиб шеи, стискиваемый по бокам острыми коленками.

Юнги дотягивается до его хвоста, играя с ним, щекочет самого Чимина светлым кончиком.

— Комары и мошки вот-вот объявятся, и будут тебя заживо есть.

Чимин кусает в плечо, порыкивая.

— Ещё раз кровь мне пустишь, и я с тебя шкуру сниму.

— Пойдём к людям?

— Вот уж нет.

— Ну пойдёёёём! У них сухо и тепло.

— И шумно, и воняет. И непонятное всё.

— Тэ нам поможет. Давай, тебе же понравилось в прошлый раз?

— Да ну.

В хижине Тэхёна, горит в камине огонь. Чимин тянется ближе, греясь, хоть и знает, что опасно. Рядом с ним, на дощатом полу, чашка травяного чая.

Юнги сидит с хозяином дома за столом, в коротких шортах и безразмерной футболке.

— И документы нам наколдуй, чтобы проблем не возникло. И денег дай побольше, я нифига не запомнил как пользоваться наземным транспортом, никаким, кроме такси.

Его высохшие волосы мятного цвета, и длинные ногти он сгрызает, нервничая. Дотошный и скурпулёзный, переживает за беспечного лисёнка больше, чем за себя, что хитростью опять его вынудил на приключения.

Тэхён мысленно прикидывает, что с них стребовать в ответ.

— Юнги, сколько у тебя утопленников в болоте?

— А что?

— Нет ли у них древних монет каких-нибудь в карманах? Или наконечников копий и стрел, застрявших в скелетах?

— Я посмотрю.

— Фу, — с фырчаньем отзывается Чимин.

Тэ достаёт для них приличные вещи, проводит подробный инструктаж, вызывает из города своего друга, что отвезёт на машине от края леса, и получает от Юнги куда большее, чем ржавую монету — в банку пойман болотный огонёк, что сводит с ума путников, завлекая на смерть.

— Что с этим делать, сам знаешь.

— А ты — с этим,— вручая кредитку и мобильный телефон, он благоговейно ставит банку на полку.

— И шнурок дай.

— Шнурок?

— Тонкий и прочный. Вот такой,— Юнги показывает руками необходимую длину, и позже, вяжет прочные узлы вокруг каплевидного, гладкого камня, что повесит Чимину на шею.

В Чонгуке волшебной крови-то почти и нет, но, как и все волшебные существа, он красив. Притихшая парочка на заднем сиденье внедорожника слушает музыку, обмениваясь взглядами, и сплетают пальцы в замок, вцепившись друг в друга.

— Эм… Как у вас дела? — выруливая на трассу, нарушает молчание Чон.

— Рыба на нерест пошла, — подумав, отвечает Чимин.

— В болоте ничего нового, — пожимает плечами Юнги.