Глава 11. Одна из нас (2/2)
«Упаси Мерлин, если там окажется Реддл.»
Комната, представшая перед Джин Бонэм, была огромной. И ей снова на ум пришел треклятый маггловский собор — видно, слишком часто она пялилась на картины профессора Бинса, вместо того, чтобы слушать его.
Огромная комната. С высоким потолком — куда выше, чем в коридоре, нужно отметить. И теми же стрельчатыми сводами. Тут присутствовали даже колонны.
А еще горы, настоящие горы всякого хлама.
Джин ошарашенно застыла, скользя глазами по наваленным друг на друга креслам и кроватям. Торшерам, книгам, шкафам. Не заметила, как также бесшумно, как и открылась, за нею затворилась дверь. И опомнилась, лишь от едва слышного щелчка ручки.
«Что это еще за место такое…»
«У этой школы множество тайн» — загадочно откликнулся голос. Ох, он так порой ее раздражал... — «Кто знает, быть может, однажды ты наткнешься и на свою.»
Джин вздрогнула:
— И что это должно значить?
Но голос промолчал.
«Отвечай мне!»
Конечно, он не ответил.
Джин со злостью пнула стоящий подле деревянный ящик. И зашипела от боли — там явно хранилось что-то тяжелое.
Она засунула руки в карманы мантии, снова вернувшись к изучению окружающего убранства.
Здесь ведь даже запах был каким-то странным. Удушливый, сыроватый. И пыльный. Джин Бонэм казалось, что она букально физически может ощутить крупицы пыли, оседающие в груди. Схожие ощущения с теми, когда куришь сладкие Белиндины сигареты.
Слизеринка двинулась вглубь — неторопливо и неуверенно.
Как давно здесь копится все это? И зачем?
Красивая барышня в пышном, кружевном платье глядела на Бонэм сквозь завалы из старых метелок, одеял, швабр и прочей ерунды, возведенные перед ней. Ее портрет был в вычурной, некогда позолоченной, вероятно — теперь же потемневшей, коричневой — раме. Ее глаза не двигались, как и сама она — застывшая в неестественной, какой-то неудобной позе на своем стуле. Джин, почувствовавшей на себе этот взгляд, едва удалось сохранить хладнокровие и вовремя опомниться — перед ней всего лишь картина. Не хотелось здесь с кем-то встречаться.
А ведь комната была так вместительна. Не комната — целая зала. Быть может, это и была зала? Когда-то, прежде чем кому-то пришло в голову захламить ее. Скажем, бальная?
И чем глубже ступала Джин. Чем больше баррикад из пыльных, давно покинутых, ненужных вещей, росло вокруг нее — тем сильнее она понимала, что комната выглядит не только престранно.
Но и очень знакомо.
От этого осознания слизеринке стало вдруг неуютно. Это, конечно, могло быть лишь наваждение. Ничего общего с правдой.
В конечном итоге, что могло вообще ее связывать с этим местом? Ведь весь остальной замок, портреты и привидения ее не знали. Как и Книга душ. Как и Распределяющая шляпа. Как и люди — живые люди — его населяющие.
Но оттого становилось все тревожнее. И тревожнее. Потому что комната, которую — она уверена, почти уверена — не видела никогда, не казалась ей чужой. И чем глубже она заходила, тем отчетливее то понимала.
И это... тоже было странно.
Почему всегда только самые жуткие места — вроде подземелий и этого места, почему всегда только самые жуткие люди — вроде Тома Реддла, заставляют сердце с небывалом остервенением гнать кровь по жилам?
«Что, Мордред подери, со мной не так?» – ей хотелось крикнуть это во все глотку.
Но, конечно, она смолчала.
И где ей найти ответы на свои вопросы?
«Нигде, очевидно»
Но стоило этой мысли скользнуть по кромке сознания, как вдруг — прямо перед ней — из ниоткуда с мягким хлопком появился... книжный стеллаж.
«Что за чертовщина?!» — едва не взвизгнула она.
Но снова удержалась, направив все силы, чтобы перевести дух. Эта школа убьет ее однажды. Как там говорили целители Мунго, стоя посреди коридора в своих кислотных, лимонных халатах – будто леденцы в витрине кондитерской в Косом переулке? ”Нет места безопаснее Хогвартса”. Конечно.
Она таращилась на стеллаж, сжимая сквозь карман волшебную палочку.
Здесь-то, конечно, было полно шкафов, как и достаточно повсюду разложенных книг. Она заметила. Но конкретно этого еще мгновение назад не было. Она знала наверняка, ведь шла по более менее свободному от хлама ряду, когда он возник перед ней прямо из ничего, едва не приложив по голове полкой.
Книжный стеллаж. Точь-в-точь как десятки таких же библиотечных. С теми же вырезанными на торцах полок римскими цифрами. С теми же едва заметными рунами, нанесенными позолоченной краской на вертикальные края.
Его как будто выдрали из Хогвартской библиотеки и бросили сюда — прямо перед ее носом: «Давай же, вот они — ответы — просто протяни руку».
И хотя все это было до чертиков странно и… довольно пугающе, Джин протянула дрожащие от адреналина пальцы к сдобренным пылью толстым корешкам.
О, их тут было множество.
«О чем болит прошлое» И. П. Голдштейн, «Мгновения памяти» Р. Морриган, «Вся жизнь в голове» Э. Дж. Лавинес, «Утерянные воспоминания» П. Г. Лестрейндж...
Глаза скользили по названиям, и рука дрогнула, когда взгляд замер на последнем.
«Утерянные воспоминания» П. Г. Лестрейндж
У Джин дрогнули колени, норовя подогнуться. Но она сумела удержаться на ногах, спешно вытаскивая из цепких объятий соседних фолиантов, труд мистера или миссис Лестрейндж.
И какова вообще была вероятность, что она вот так наткнется на что-то нужно, после недель тщетных поисков?
«Паскаль Гуарин Лестрейндж
1864 — 1898
Целитель разума, философ, общественный деятель»
</p>
Джин провела дрожащими пальцами по вензелястым, выписанным зелеными чернилами буквам.
Неужели она нашла?
Она уже огляделась было, чтобы найти место, куда могла бы сесть, как вдруг…
Неописуемой яркости картина встала перед внутренним взором. И ее насыщенные, чересчур яркие цвета почти физически-ощутимо ударили по глазами.
В рассеянных солнечных лучах зала, до потолка заваленная хламом, казалась святилищем. Внутренностью французского собора с колдографий из командировки Чарли. Казалось чем-то неправильным, невозможным, что кто-то решился так с ней поступить.
— Гарри? — зовут ее губы, ее голос. — Ты… бывал здесь уже?
Гриффиндорец, замерший в двух шагах от нее, в мантии черной, как ночь, с бордовым воротником — цвета рубинов, цвета крови — оборачивается. Его зеленые глаза бликуют за стеклами очков, отражая падающий от стрельчатого окна свет. И ей думается: «Справедливо ли, что у людей бывают такого оттенка глаза?»
— Да. — Отвечает он.
— И ты хочешь спрятать его здесь? Ты уверен? — выдает ее язык, ее рот.
И гриффиндорец кивает.
Джин сморгнула наваждение. И легкая боль прошлась по позвоночнику.
И она в растерянности обнаружила, что сидит на полу. Но совершенно не понимала, как на нем оказалась.
Упала? Осела?
Отсюда эта боль в спине?
Книга, сорванная с полки, покоилась рядом, под ее ладонью.
Слизеринка рвано выдохнула.
«Что со мной происходит?!» — пульсировало в голове. А еще: «Кто такой Гарри?!»
И если это — а она почти в том не сомневалась — снова были утерянные воспоминания, то…
Что они здесь прятали? И когда?
И почему?
Она устало потерла глаза, раздосадованная тем, что вопросов в голове становилось все больше и больше по мере того, как новые кусочки старой жизни появлялись в ее дырявом, словно решето, разуме.
Джин не понимала, как это с ней происходит. Эти «видения» просто возникали перед нею сами собой. Дамблдор говорил — конечно, она рассказывала ему о них, рассказывала, но никогда не показывала — что это нормально. Что так это и должно работать. Какие-то люди, какие-то места запускали своего рода цепную реакцию у нее в сознании. Как костяшки магловского домино — профессор Трансфигурации питал особую слабость ко всему магловскому. Но почему именно те или иные люди и те или иные места — он ответить не мог. Просил ее показать ему все, что вспомнилось, вытолкнуть на поверхность, когда он бросит ей в лицо очередное «Легилименс». Но у нее ничего не выходило. И сколько бы она не воспроизводила те сцены в собственной памяти до или после сеансов с Альбусом Дамблдором, ей никогда не удавалось воскресить их во время.
Дамблдор лишь предположил, что есть вещи — кто-то или что-то — что были связано с какими-то особыми эмоциями, сильными переживаниями там — в ее прошлом. А потому, лишь когда она встречается именно с ними в настоящем, она начинает что-то вспоминать. Отрывки. Огрызки.
И этого было катастрофически мало.
И ей было нужно больше этих мест. И больше этих людей, чтобы вспомнить хоть половину из того, что было утеряно. Но на их поиски могла уйти целая жизнь. Ведь ее никто не искал. И никто не знал ее.
Или быть может… не хотели знать?
Что она натворила?
Комната с хламом на восьмом этаже стала полнейшим сюрпризом.
И то, что она вспомнила что-то именно здесь, в месте до того странном, до того неожиданном, которое она могла не найти вообще никогда — ей совсем не нравилось.
«Что я здесь прятала? Что мы, Гарри, прятали здесь?»
Она обняла себя руками, пытаясь унять дрожь, пробившую все тело. Ее зубы стучали. Но Джин Бонэм совсем не было холодно.
«И кто ты вообще такой?!»
Она крепко зажмурилась, вдохнула поглубже, так, чтобы от пыли засвербило в носу, и попыталась заставить себя вспомнить еще хоть что-то.
Вот она тут — среди стульев и старых тряпок, среди украшений и книг — протирает подолом мантии пол с трех дюймовым слоем сора.
И… ничего.
Ее память была неподвижна, как водная гладь в неестественный штиль.
«Черт!»
Она распахнула глаза и уставилась перед собой невидящим взглядом.
«Черт-черт-черт»
Хотелось хорошенько приложиться головой о стену, как будто это могло бы помочь ей.
Джин выпрямила ноги и перетащила на колени тяжелый фолиант.
«Утерянные воспоминания» П. Г. Лестрейндж.
Буквы глядели на нее сквозь полумрак комнаты. С темно-серой, кожаной обложки. Словно пытались что-то сказать.
Но после всех ее предыдущих попыток, вероятность того, что этот труд окажется чем-то хоть немного полезным, казалась призрачной.
И все же ей следовало попытаться. Наверное.
Джин нащупала в кармане мантии палочку едва гнущимися пальцами. Извлекла ее и шепнула: «Темпус», запустив заклинанием куда-то в стеллаж.
Комендантский час шел всего двадцать минут. И, вероятно, самым хорошим решением было бы сейчас пойти в спальни.
Джин Бонэм не решила противиться здравомыслию. В этот раз.
Она уменьшила книгу и бросила ту во внутренний карман школьной сумки. После чего встала и, опасливо косясь на злополучный неподвижный портрет, словно это он был причиной ее внезапных воспоминаний, снова подошла к книжному стеллажу.
«О чем болит прошлое», «Мгновения памяти»… Ей хотелось забрать с собою их все. Но… Могла ли она?
Ей не были знакомы чары незримого расширения, по крайней мере действительно хорошие. И это был ее промах, который, вероятно, вынудит ее возвращаться в эту странную комнату снова. И снова.
Впрочем, было ли это так уж плохо? Приходить сюда после отбоя за новыми книгами и… воспоминаниями? Сможет ли она вспомнить здесь что-то еще?
Ну, сколько она не мозолила Реддла глазами в первую свою здесь неделю, а никаких новых кусков ее прошлой жизни слизеринский староста больше Джин Бонэм не подарил.
Но ведь, быть может, с этой комнатой все будет иначе?
По крайней мере, это не подземелья, где ей совсем не хотелось задерживаться — вопреки советам Дамблдора и здравому смыслу — дольше необходимого. Не после Змеиной ночи. Не после Тома Реддла с его мерзкими…
Не после Валентины Гойл.
Она могла лишь заставить себя дойти до кабинета Зельеварения. Или собственной гостевой залы. Не больше.
Джин вздохнула и стянула с полки «Что скрывает память. Прикладное пособие по проклятьям и недугам» К. Блэк, помянув недобрым словом Ориона Блэка, являющегося очевидно, родственником автора. Едва ли в волшебном мире было много однофамильцев.
Уменьшив и эту книгу, она бросила ее к «Утерянным воспоминаниям» в сумку. И решительным шагом направилась к выходу из странной Комнаты с хламом — как, похоже, она окрестила ту сама про себя.
«Видение» с неким Гарри ее отчего-то сильно встревожило. Сильнее, чем бегущий в непонятном направлении мальчишка или тетрадка в кожаной обложке. Сильнее, чем мысли о предстоящей — возможно — вынужденной дружбе со слизеринцами. Или хотя бы Таисой Уркхарт.
И Белиндой Нотт.
И Араминтой…
Глупости.
«Видение» с неким Гарри заставило ее размышлять о том, что она, очевидно, все-таки была в Хогвартсе раньше. Несмотря на заверение директора и Шляпы. Несмотря на недоумение привидений и картин. Она была здесь.
Но когда? И почему никто, кроме нее, об этом не знает?
И, пожалуй, ей следовало присмотреться к гриффиндорцам. И отыскать чертового Гарри, никого похожего на которого она здесь ни разу не видела. Или просто не присматривалась?
С этими мрачными мыслями, в состоянии тревожном и мерзком, она преодолела разделяющее ее от входной двери небольшое расстояние.
Позволила башням из брошенной старой мебели, с обивкой побитой молью и плесенью, зеркал, мантий, париков и манекенов скрыть за спиной внезапно — но так вовремя — появившийся библиотечный шкаф. Оставила на его полках с дюжину книг, названия которых обещали ей ответы если не на все, то на многие интересующие вопросы. Безмолвно пообещав ему — и себе — обязательно сюда вернуться. Может, завтра. Может, прямо с утра?
Могла ли она прогулять Уход за магическими существами?
Джин нажала на ручку, позволив запору мягко щелкнуть, и вышла в темноту коридора.
Может, ей следовало взять больше книг?
Она обернулась, бросив прощальный и нервный взгляд на комнату. И отступила на шаг назад, позволяя двери мягко затвориться.
Ей определенно стоило взять с собой больше книг. Почему она, Мордред ее подери, взяла только две?
”Идиотка” – снова напомнила себе.
— Магические выбросы, волшебная кровь и полное отсутствие родственников. Казалось, тайн у Вас предостаточно. Но вот Вы здесь, передо мной снова. Ничего якобы не знающая и не помнящая бедная девочка, сбегающая по ночам в Выручай-комнату. О чем еще вы лжете нам, мисс Бонэм?
Джин запоздало дернулась, когда собственное не ее имя коснулось ушей. Воздух медленно вышел меж приоткрытых, вмиг побелевших губ.
Она не хотела с ним пересекаться. Ей удавалось избегать его все две недели. Прятаться по углам, уходить в самую дальнюю часть библиотеки, сливаться с тенями в коридорах. Все что угодно, только бы не встречаться с ним. Не оставаться с ним наедине.
И вот он — он. Поймавший ее, как профессор нашкодившую первокурсницу. Выходящей из самого странного и противоречивого места, наверное, из всех, коими располагал чертов старый замок.
«Ну почему именно сейчас?» — вертелось в голове, когда она медленно поворачивалась к нему. Чувствуя, как кровь сбегает со щек. Как холодеет все тело. — «Ну почему именно он?!»
— Предвосхищаю Ваш ответ, мисс. — Он стоял в двух-трех шагах, без палочки, снова. Словно бы темнота не была ему помехой. Словно бы не подстерегало его ни единой опасности в этой безмолвной, утихомиренной ночью школе. Высокий, застывший, будто изваяние. Укрытый сумраком. — Вы оказались здесь совершенно случайно.
Она открыла было рот, собираясь заявить, что так оно вообще-то и было. Но сразу его захлопнула.
Глаза ее встретились с его — темными, прищуренными. Не выражающими ничего — как и всегда. Только вселенский холод. Только вселенское — напускное, впрочем, как она уже научилась различать — безразличие.
И слизеринка поняла — Том Реддл не поверит ни единому ее слову.
Так был ли смысл говорить правду?