Глава 11. Одна из нас (1/2)

«Мы становимся теми, кого впускаем в свое окружение»

Скажи мне, кто твой друг, и я скажу тебе, кто ты?

Джин захлопнула «Охоту за разумом» Симоны Бербидж и со злостью оттолкнула от себя толстый фолиант. Тот прокатился по столешнице и упал бы, наверняка, если бы не бортик, присутствующий на всех библиотечных партах.

Слизеринка спрятала лицо в ладонях, едва удержав стон отчаяния за плотно стиснутыми зубами.

Это было невыносимо — ее поиски. Словно кто-то нарочно утащил из Хогвартса все, что хотя бы немного касалось недугов памяти. Да и памяти вообще. Все книги, что она нашла, были бесполезны. Дразнили ее многообещающими названиями, но там — за вычурными старыми обложками, от которых веяло мудростью минувших десятилетий — прятались либо совсем очевидные, либо не имеющие отношения к теме ее исследования вещи. А чаще и то, и другое.

Сколько она уже пролистала их? «Волшебная голова», «Охота за разумом», «Память и предки», «Кого посещают видения?», «Магия, разум, характер», «От воспоминания до воспоминания»… Она не помнила уже всех названий. Но могла с точностью сказать, в школьной библиотеке не было ни одной действительно полезной книги о том, как мордред раздери, все-таки работает память. Нет. Вместо того была великая бесконечность пространственных рассуждений о поведении волшебников, связи магии и характера, неосознанных страхах и прочем, и прочем…

Джин отняла руки от лица и посмотрела в девственно-чистый пергамент, бледнеющий на столе.

— Снова ничего?

Джин не вздрогнула, хоть и не ожидала обнаружить рядом с собой хоть кого-то — в этом дальнем библиотечном углу, перед самым комендантским часом. Но она не вздрогнула. Потому что едва ли она хоть когда-нибудь еще позволит своему телу выдавать такую реакцию на слизеринцев.

Лучше уж сдохнуть.

Она подняла глаза на Таису Уркхарт, мнущуюся у стола.

— Тебе что-то нужно? — голос Джин не был злым, вопреки вспенившейся внутри ярости. Но и дружелюбным тоже, конечно, не был.

— Можно? — Таиса указала глазами на пустующий стул напротив.

— Тебе что-то нужно? — повторила Джин свой вопрос, сжимая руки, покоящиеся по обе стороны от пергамента, в кулаки.

— Поговорить? — Уркхарт обошла стол.

Выдвинула стул и опустилась на него. Самовольно.

Джин поджала губы:

— Ты сама не уверена в том, чего хочешь?

— Нет, я… Уверена. — Таиса сглотнула и тоже положила руки на стол.

«Открытая поза. Пытается расположить к себе собеседника» — Джин едва не тряхнула головой в раздражении. Похоже прочитанное теперь крепко засядет в голове. Ей что, придется анализировать каждое движение окружающих?

«Не самый плохой навык» — встрял в мысли голос.

— Нам пора в спальни. — Сообщила Джин, тем не менее не двигаясь с места.

— Знаю, но… — Таиса бросила взгляд Бонэм через плечо. — Лучше поговорить здесь, без…

— Давай без драматичных пауз, Уркхарт!

— Хорошо, хорошо. Извините. — Таиса опустила глаза, чтобы вновь затем их спешно поднять на собеседницу. — Вы ищите литературу о Вашем недуге? Я могла бы помочь, мой отец…

— Ты пришла говорить не об этом. — Перебила ее слизеринка, нарочито игнорируя дурацкое «выканье».

— Вы правы. — Таиса поджала губы.

«Злится» — мелькнуло у Джин в голове.

— Так о чем?

— Вам не следует нас избегать.

— Да что ты? — Джин фыркнула, и руки сами собой принялись сворачивать пергамент.

Ей все-таки здесь больше нечего делать.

— Змеиная ночь окончена. И Вы… Вы пережили ее. Теперь Вы одна из нас.

Прошло около двух недель. Две проклятых недели, в течение которых слизеринцы вели себя так, будто ничего из ряда вон выходящего вообще никогда не происходило. Потрясающее лицемерие.

Валентину Гойл выпустили из Больничного крыла. И она не сказала Бонэм ни слова. Ни чертова словечка, даже кивала приветственно в те редкие моменты, когда они пересекались в Большом зале, или коридоре, или гостиной. И даже ее сестрица, Аретуса, не кидала на Бонэм косых взглядов. Она вообще старалась ее не замечать. Как, впрочем, и Араминта с ее отвратительной компанией лизоблюдов. И Джин Бонэм тоже, конечно, не замечала никого. И уже ей-то не нужно было и особенно для того напрягаться.

Прошло около двух недель... А Джин Бонэм не могла даже думать о произошедшем. Пыталась похоронить эти воспоминания где-то глубоко – под грудой других переживаний. Зарывалась с головой в исследования собственного недуга, посещала Дамблдора по сто раз на дню, ходила на отработки Борджин. И снова читала, искала, исследовала. Делала все, что угодно, только бы никогда больше не возвращаться в ту ненавистную ночь.

Жаль, что ее потеря памяти не прогрессировала. Она с удовольствием отправила бы в небытие эти свои воспоминания.

— Я сомневаюсь. — Едва слышно выплюнула Джин, не сумев скрыть ненависти, мелькнувшей во взгляде.

— Это неправильно. Мы семья. Теперь. Мы должны держаться вместе. — Настаивала Таиса, наблюдая за руками Бонэм, спешно запихивающими в сумку пергамент. — Вы нарушаете всю экосистему факультета.

— О-о, прошу прощения! — Джин едва не расхохоталась, зло и обиженно, бросая сумку на пол. — Вот уж не хотела.

— Бросьте это, мисс Бонэм. Мы не враги. — Таиса нахмурилась. — Больше нет. Да и никогда ими не были, просто Вы…

— «Просто я» что?!

Щеки обжег румянец. Лихорадочная краска. Ярости. Ненависти. Но Джин Бонэм умела держать себя в руках. А потому не выдала себя больше ничем.

— Просто Вы вели себя по-идиотски! Вопреки всякому здравому смыслу! Цирцея, почто Вам понадобилось объявлять войну Араминте, ведь я Вас предупреждала!

— Это я-то объявила войну?! — Джин подскочила с места, и ножки стула громко прошкрябали по полу.

Нет. Все же ей следует еще поучиться контролю.

— Вы отправили ее в Больничное крыло!

— Но сперва это сделала со мной она!

Таиса тоже встала. Ее дыхание сделалось неровным, а глаза блестели: лихорадочно, перепуганно и… злобно.

— Она была в своем праве, Вы здесь были никем.

— Да ты издеваешься... – зашипела Бонэм. – То, что вы тут устроили, это просто блять...

— Послушайте, Вам не следовало отвечать на ее выходки — да. — Резко перебила слизеринка, вдруг переходя на до того примирительный тон, что Джин едва не вывернуло. — Но в любом случае, теперь все это в прошлом. Понимаете…

— Не следовало отвечать? И что же, мне следовало делать?! — Джин подхватила сумку с пола, пытаясь отвлечься, задавить пожирающую ее изнутри ярость. И обиду, конечно. Но у нее не вышло. — Позволить убить себя, быть может?! Ведь она была в своем праве!

— Такого не случилось бы, и Вам это прекрасно известно. Все, что Вам было нужно — дотерпеть до Змеиной ночи. Цирцея, это всего неделя! Вы не первая, в конце концов, кто сталкивался с подобным до инициации!

— И откуда же мне было знать, как надо было поступить? — Ее голос упал до тихого, обманчиво-спокойного. В то время как глаза едва не испепелили сокурсницу. — Откуда мне было знать, какие вообще на вашем проклятом факультете существуют границы? О, быть может мне кто-то сообщил об этом? Дай-ка подумать… Нет!

— Это было очевидно. — Холодно отозвалась Уркхарт. — Стоило просто немного подумать. Но теперь все в прошлом, я говорю Вам...

— В прошлом? В прошлом?! — Джин шагнула на нее.

”Не нужно!” – прошелестел голос на задворках сознания.

Но перед глазами была пелена.

— Да, – отрезала Таиса. – В прошлом. И Вам все равно придется принять это. Рано или поздно. Вы теперь одна из нас...

— Что вы собирались сделать со мной?

— Мисс Бонэм, нам следует оставить все это...

— В прошлом? — Подсказала Бонэм, чувствуя, что всю ее просто колотит.

— Да, верно. Именно там.

— Что вы собирались сделать со мной, Уркхарт? На заклании. Что?

Таиса молча смотрела на Джин. Ее губы подрагивали, но глаза были сухи. И злы.

Джин сверлила ее ледяным взглядом с мгновение, прежде чем одним резким движением повесить сумку на плечо.

С нее было довольно.

Ненависть, так долго — две мордредовы недели — копившаяся в ней, рвалась на свободу. Почти заставляла ее тянуться к палочке. Выискивать в голове заклятия покрепче. Или быть может… обойтись обычным Экскуро? Слизеринцы ведь так любят неординарные применения ординарных чар.

Но нет же! Нет.

Джин нельзя было того допустить. К сожалению, нет.

Отсутствие внимания, нейтралитет, который держали по отношению к ней теперь однофакультетники, ее устраивали. Ее никто не трогал. Ее не замечали. Это было… не тем, о чем она мечтала, снимая с головы проклятую Распределяющую шляпу. Но в разы лучше, чем то, что приходилось терпеть в последние дни перед Змеиной ночью.

Ей приходилось мириться. Ей приходилось давить, душить свою ненависть. Где-то глубоко внутри себя.

— Прекратите вести себя так, мисс Бонэм! — бросила ей вслед слизеринка, но Джин уже спешным шагом направлялась к выходу из библиотеки. — Джин! Мы с вами не враги!

Бонэм ничего не ответила. Вылетела в коридор с такой скоростью, будто ее преследовала по меньшей мере банши.

— То, что случилось в Змеиную ночь, останется в Змеиной ночи! — это было последним, что услышала Джин, прежде, чем повернуть к лестницам.

Голос Таисы Уркхарт прокатился по коридору, и Бонэм едва не фыркнула, подумав о том, что им ведь не следовало распространятся о своих идиотских традициях. Не то, чтобы голосить об этом на всю треклятую школу.

До отбоя оставалось, наверное, меньше десяти минут. Но вместо того, чтобы спуститься в подземелья, Джин Бонэм поднималась наверх. И ступени глухо внимали ее рассерженным, тяжелым шагам.

Ей хотелось найти незапертый, пустующий класс. Или быть может просто уединенный, удаленный от всего и всех коридор. Ей необходимо было остыть. И подумать. О многом подумать. Но, в первую очередь, о том, что, собственно, ей делать со всем этим дальше.

Она неслась по лестнице и прямо так – на ходу – лупила себя кулаком по бедру.

”Сука! Сука-сука-сука!”

Каким же бредом казалось ей все происходящее. Вот она — непонятно откуда свалившаяся новоиспеченная слизеринка, ничего о себе не знающая, ничего не помнящая о собственной жизни, не то, чтобы об идиотских правилах мира, которому принадлежала. И вот они — богатенькие, холеные чистокровки, оккупировавшие теперь уже и ее факультет, общающиеся с ней будто ни в чем не бывало, устроившие ей кровавую бойню вместо логичного, нормального «Привет, теперь ты на Слизерине. Давай тебя со всеми познакомим?». Они вытолкали ее на помост. На сцену. Они раздели ее. Сорвали с нее одежду. ”О, Мордред!”

Почему, черт ее раздери, в ее жизни не могло быть все нормально? Почему ничего вокруг, совершенно ничего — ни она сама, ни ее факультет — не могло быть чем-то заурядным, обыкновенным? Почему ее будни не походили на рутинные, скучные дни шестикурсницы-студентки? Почему она не зависала за партией во вспыхивающие карты в гостиной, почему не думала только об оценках и слишком длинном сочинении для профессора Слизнорта?

Почему все ее существование было таким идиотским?

Что она такого натворила в этой ее «прошлой жизни», о которой не помнила ни черта, чтобы теперь попасть в этот мордредов филиал ада?!

Джин Бонэм и сама не поняла, как оказалась на восьмом этаже. Раздраженная и раздираемая противоречивыми мыслями. Она тяжело дышала. И бедро ныло от десятка ударов, которые обрушил собственный кулак.

«Ну почему-почему-почему?!»

Она резко остановилась, внезапно обнаружив себя в пустом и темном коридоре, где было так тихо, что свист ветра, просачивающегося сквозь оконные щели, казался оглушительным. И лишним.

У нее щипало глаза.

”Ну разревись еще, дура!”

Джин зло дернула плечом, и ремень сумки съехал на сгиб локтя. Слизеринка неуверенно огляделась. Вопреки собственным недавним желаниям, находиться одной в темном, пустом коридоре было неуютно.

«И что ты собралась здесь делать?» — насмешливо поинтересовался голос.

— Думать! — резковато ответила она.

«Не знал, что ты умеешь»

Джин поджала губы, оставляя насмешку без должного внимания.

Она еще раз оглядела коридор перед собой. И с сожалением отметила, что все мысли как-то разом улетучились из головы.

Быть может, ей стоит вернуться в спальни?

К ним?

Пожалуй, лучше сдохнуть.

Невозможно громкий удар колокола едва не заставил ее взвизгнуть. Металлический звон отразился неприятной вибрацией в ушах. И пока она с усердием терла мочки, колокол пробил еще два раза. Извещая о начале комендантского часа.

Джин зашагала прямо по коридору, пытаясь собрать в кучу расползшиеся по сознанию мысли.

Коридор был широким, с высокими потолочными сводами — стрельчатыми, словно в одном из соборов, приписывающихся периоду маггловской готики, надменно взирающих на нее с полотен, развешанных по кабинету «Истории магии».

Ей не приходилось бывать здесь так уж часто. Здесь не находилось ничего примечательного, только кабинет Чар, но профессор Флитвик фигурировал в ее расписании лишь каждую вторую неделю — вероятно потому, что класс не был для Бонэм профильным. Насколько ей было известно, Нотты и Мелифлуа посещали его куда чаще. Но ведь самой ей не дали выбрать, какие дисциплины изучать углубленно. Нет. Программа Бонэм была общей, как, вероятно, у самых тупоголовых шестикурсников, которым не хватило сносных баллов на СОВ, чтобы избрать себе специализацию. К слову, почти идентичное ее собственному расписание было у Таисы Уркхарт, главной целью в жизни которой было выйти замуж.

Слизеринка остановилась в нерешительности, оставив позади примерно треть коридора. И что ей тут делать? Сесть на подоконник и как полная идиотка пялиться на пейзаж за стеклом? Это ведь так поможет думать.

Взгляд шарил по стенам, в поисках ведущей в пустой класс двери, но наткнулся лишь на одну — в дальнем конце. Злополучный кабинет Чар. Едва ли он был хорошим решением, если учесть непосредственное соседство покоев Флитвика, путь в которые лежал прямиком через класс.

Бонэм, раздраженная сама на себя, повернула и поплелась обратно, усиленно думая, где бы она могла, в конце концов, уединиться. И не иметь потом проблем, разумеется.

«Ладно, кровать — не самый плохой вариант.»

Хотя, попадись ей, скажем, чулан для швабр или заброшенный ненужный класс — она с радостью засела бы там.

«Где угодно, лишь бы не видеть рожу Уркхарт» — думалось ей.

И потом:

«Что мне делать? Если не обращать внимания, каковы шансы, что Уркхарт отцепится? Или это снова волеизъявление всей экосистемы, Мерлин, будь она неладна? И что тогда? Давить улыбки и делать вид, что мы все закадычные друзья и подружки? Или, быть может, семья?»

Семья! Семья!

Мерлин, серьезно?!

Что, если ей не хочется быть с ними семьей? Что, если она не станет идти у них на поводу? Снова. Ее хрупкому и недолгому покою придет конец? Ее разденут, изнасилуют и убьют? Утопят в озере?

С них станется.

Джин выдохнула.

Нет, уж этого ей допускать не хотелось. Как бы она не сопротивлялась, Джин Бонэм отлично понимала, что мало что сможет сделать против сборища чистокровных ублюдков, точащих на нее зуб. Она ведь не была идиоткой, в конце-то концов. Враждовать с ними — не то, чем стоит тут заниматься.

Но… дружить?

Это после того-то, что было? Безумие.

Но ведь этого они хотели? Этого хотела Уркхарт? Дружбы? Раз взаимно не замечать друг друга было нельзя?

«И почему же нельзя, Мордред подери?!»

Не дойдя до лестницы пары шагов, она сбилась с мыслей. Услыхала далекие, явно раздающиеся откуда-то с нижних ступеней голоса.

И застыла на месте.

«Старосты,» — устало подумала Джин.

И повернула назад. Опять.

Снова зашагала вперед по коридору.

«Идиотка!»

Но куда ей было идти?

Она бы, наверное, так и болталась бы еще пару минут туда-сюда — как болванчик. Пока бы ее не поймали. Если бы вдруг не заметила узкую дверь, едва различимую, углубленную в нише в стене.

«Я ее не видела» — тут же подумалось Джин, но выбирать особенно не приходилось. И она спешно направилась к ней, бросая осторожные взгляды в сторону лестницы.

Ручка поддалась легко, без заклинаний или каких-то особых усилий. Просто мягко опустилась под ладонью слизеринки, заставляя дверь бесшумно отвориться.

Комната, представшая перед Джин Бонэм была… странной.

Она бы отступилась, да только голоса с лестницы стали различимее. Громче.

Старосты начинали патрулировать с верхних этажей?