Глава 9. Змеиная ночь (часть первая) (2/2)
«Тише!»
Свободной рукой Джин зашарила по лежащей под ней слизеринке. Мягкий кашемир жилета, накрахмаленные рукава сорочки и кружевные манжеты. Ткани приятные, дорогие. Наверняка, из «Твилфитт и Таттинг».
”Ч-черт!”
Бонэм чувствовала, как слезы катятся по щекам.
Палочка нашлась там, где и должна была быть. В ослабевших пальцах хозяйки — горе-преследовательница не выронила ее при падении, а все равно не сумела воспользоваться.
Бонэм стиснула чужую палочку, тонкую и гладку, силясь унять дрожь в руках.
— Люмос! — сдавленно прошипела она, и яркий шар света озарил тесный коридор.
Джин взглянула вниз.
И зажмурилась.
«Не время, Джинкси!» — раздраженно одернул ее голос.
Но она его не услышала.
Попыталась сглотнуть вязкую, длинную слюну.
Палочка едва не выпадала из пальцев, так крупно те дрожали. Тени — ее собственная и лежащей под ней девочки — дергались, удлиняясь и укорачиваясь на стенах.
Горло Бонэм стиснуло будто Араминтиными магическими щипцами для волос — тяжелыми и чугунными. Похожими на щипцы инквизиторов из иллюстрированного библиотечного тома «Истории Магии».
Девочка. Ее преследовательницей была щуплая, мелкая девочка. С темными, медно-каштановыми длинными кудрями и сильно оттопыренными маленькими, совершенно круглыми ушами.
Она выглядела лет на двенадцать из-за роста и худобы, но Джин совершенно точно знала, что она была четверокурсницей.
Она была младшей сестрой Аретусы Гойл.
— Валентина, — одними губами прошептала Джин Бонэм, медленно поднимаясь с неподвижного тельца. — Мерлин… Валентина.
«Уходи!» — грохотнул в голове голос.
Джин заставила себя посмотреть в выглядывающее из-под фарфоровых осколков залитое кровью лицо. Ни одной черты было не разобрать. Ни одной. Только цвета. Краски, забрызгавшие холст. Только бордовый. И белый. Бордовый и белый. Кровь и фарфор.
«Я не могу ее так…»
«За ней скоро придут, идиотка!» — шипел голос. — «И если ты не уберешься…»
И если она не уберется…
Он был прав… Как всегда.
Она ненавидела то, как он постоянно оказывался прав!
Джин вцепилась в волосы.
Она его ненавидит!
Он опять, опять не остановил ее.
Слезы так и катились по щекам. Срывались с подбородка и падали прямо туда — к белому и бордовому.
— Нокс! — прохрипела слизеринка и рваным движением прижала палочку Валентины Гойл к своей груди.
«Я не знала, что это ребенок, я не знала, я не знала, я-не-знала-не-знала-не-знала-не-знала!»
Но совершенно в противовес ее мысли, с пронзительной ясностью в голове вспыхнуло воспоминание. Совсем неуместное.
Ужасное.
Мерзко. Приятно. Мерзко. Приятно.
Влажное чавканье вместо глухих ударов.
Теплые, отдающие ржавым запахом, капли на щеках. Мерзко.
Приятно.
Хруст треснувшей маски.
Мерзко.
Приятно.
Приятно.
Приятно.
Джин саданула кулаком по собственному бедру.
«Хватит!»
Но воспоминание не прекратилось.
И она словно вживую вновь ощутила острые грани фарфоровых осколков на собственных костяшках.
Воспоминание крутилось перед глазами, словно ввинчивалось глубоко подкорку.
Джин Бонэм пришлось ударить себя еще несколько раз, прежде чем все закончилось. И только тогда удалось сглотнуть тягучую слюну.
Джин знала, на том месте, на ноге еще с урока Мадам Борджин расцвел синяк. А теперь он сделается еще больше. И еще чернее.
«Уходи же, Джинкси!»
«Мне нужно заклинание, чтобы хоть что-то Мордред побери видеть…» — едва не взвизгнув во весь голос, ответила ему Джин.
* * *
«Что это было?»
Джин торопливо перебирала ногами, ступая бесшумно в этот раз — помогли чары Мягких шагов, которые подсказал голос из головы. Как и Чары ночного зрения.
Она больше не была жертвой, не в полном смысле этого слова. Не в полном смысле, применимом для Змеиной ночи.
Она теперь была… почти в безопасности. Вооружена, не слышна и невидима. Она наложила на себя Дезиллюминационное заклинание.
Темнота больше не была ей помехой.
Она была будто ночной хищник. Тихая, незаметная. Опасная.
Но ей отчего-то не было от этого легче.
«Почему я сделала это? Почему так?»
Ей повезло. Просто повезло, что наткнулась на нее именно Валентина. Ни Блэк, Нотт — от мысли о последнем ее передернуло — ни Мелифлуа или… Реддл. Хотя она отчего-то сомневалась, что староста школы стал бы для нее большей угрозой нежели Араминтины близкие друзья и подружки.
Судьба одарила ее удачей, а она…
Она избила ребенка.
Избила едва не до смерти.
Избила и бросила там лежать. Истекать кровью.
«Мерлин-Мерлин-Мерлин»
Она верно совсем свихнулась. Она верно и вправду полоумная. И место и вправду ей в больнице Святого Мунго. Она не зря носит его треклятую фамилию.
Она торопливо шла по пустым коридорам подземелья и впервые думала о том, что… быть может не хочет узнавать, что было там — в ее прошлом.
Ведь если она… ведь если она могла такое сотворить с человеком. Живым существом. Тогда, что если…
Что, если она вовсе не была?..
Что если ее прошлое — то, от чего нужно бежать без оглядки? А не куда нужно изо всех сил пытаться вернуться.
Что если она психопатка? Или убийца? Сторонница Грин-де-Вальда? Террористка?
Что сделает с ней Дамблдор, когда увидит в ее воспоминаниях, внезапно вскрывшихся воспоминаниях, что-то… отвратительное? Что-то запретное?
«Мерлин!»
Она ничего не понимала. Она ничего не понимала!
А голос, обучив ее необходимым сейчас заклинаниям, снова исчез. Не желая принимать участие в ее самобичевании. В ее панике.
Что он знал?
Она внезапно почувствовала свое одиночество так остро, что на глаза снова навернулись слезы.
Она была ничем.
Без друзей и покровителей. Без прошлого. Без защиты. Не имеющая понятия, кто она такая. Кто ее семья. Есть ли у нее семья. Грязнокровка ли она, полукровка ли. Почему за ней никто не пришел? Почему ее никто не узнал?
Одна.
Одинокая и ненормальная.
Полоумная бродяжка, прибившаяся к Высокому и Глубокоуважаемому обществу чистокровных принцев и принцесс.
Чудесная характеристика. Для потенциальной психопатки. Вернее дорожку придумать невозможно.
«Так может я не так уж и не подхожу тебе, Салазар Слизерин?» — зло думала она, крутя палочку в кармане сарафана. — «Кто знает, может, прошлая я была бы без ума от Змеиной ночи. Какая славная вечеринка.»
Она избила малолетку из-за него. Из-за Салазара Слизерина. Из-за его «деток» напугавших ее до безумия.
Да.
Она так поступила не по своей воле.
Джин Бонэм знала, что это не правда. «Удобная ложь» — мысль об этом крутилась где-то на задворках сознания. Но ей была нужна это ложь. Конечно, нужна.
И она с головой решила в нее окунуться.
В конце-концов, это не ее вина.
Это все он. Они.
Не она.
Раздумья эти, в конце-концов, смогли удавить чувство вины, терзающее ее. А на том месте снова медленно, но верно распускало свои щупальцы раздражение. И злость.
Слух, усиленный какими-то очередными новыми для Бонэм чарами, уловили шорох где-то вдалеке. Не в том коридоре, где она была — нет. Может чуть правее, через пару поворотов — точно она сказать не могла. Но для верности замерла, прислушиваясь с еще большим вниманием.
Послышался сдавленный всхлип — едва уловимый для обычного уха — но Джин услышала его отчетливо. Будто бы находилась с беднягой совсем рядом.
Всхлип и затем возня.
— Не надо!
Джин напряглась.
— Прошу… нет… Нет! Не надо!
Бонэм медленно двинулась вперед. Ноги понесли ее прежде, чем она сумела решить, что собственно собралась делать.
Ей двигало в большей степени любопытство, нежели желание вмешаться. Не из-за кровожадных умыслов, нет-нет. Но ведь она раскроет себя, если вздумает кому-то помочь. Выдаст свое местоположение.
Это было бы глупо. Бессмысленным расточительством. Она так мерзко обошлась с маленькой Валентиной не для того, чтобы быть пойманной в следующие же пару часов.
Она бесшумно ступала, двигаясь на звук. Шорох — наверное борьба — становился все ближе.
— Не…
Она дважды повернула направо и остановилась. Заклятие ночного зрения позволили ей в мельчайших деталях разобрать скованные ужасом черты первокурсника. Крючконосый и практически безбровый. Его глаза блестели от слез и страха.
— Отвечайте же!
Его губы не шевелились, а голос прошипевший те слова, казался совсем грубым и басистым.
«Кто-то совсем взрослый» — подумала Джин, медленно поднимая палочку. Этот «охотник» в отличие от младшенькой Гойл догадался наложить на себя Дезиллюминационные чары, очевидно.
Галстук первокурсника завис в воздухе, заставив того выгнуться едва не дугой.
— Год рабства или на заклание?
Джин смогла увидеть, как маленький кружок кожи на шее первокурсника прогнулся внутрь, словно невидимая палочка вдавила его.
— Рабство! — пискнул мальчишка.
— Клятва, — шепнул голос невидимого старшекурсника.
Джин нахмурилась.
— Клянусь!
— Не валяйте дурака, Роули. Магическая клятва.
Мальчишка всхлипнул, хватаясь за галстук. Тот так натянулся, что должно быть, оставит отметины на задней поверхности шеи.
— Юлиус Роули клянется…
— Осберту Эйвери, — подсказал голос.
Палочка в руках Джин дрогнула. Но к счастью ни одной искры из нее не вылетело.
«Держи себя в руках!» — одернула она себя.
— Юлиус Роули клянется Осберту Эйвери в беспрекословном подчинении и вверяет свою Волю его Воле на…
Мальчишка снова запнулся.
— На весь год грядущий, — раздраженно вставил невидимый Осберт Эйвери.
— На в-весь год грядущий. И да будет Магия тому свидетелем. Ab ovo usque ad mala.
— И да будет Магия тому свидетелем! Ab ovo usque ad mala, — повторил за ним Эйвери. — Все, расслабьтесь. Вы сделали правильный выбор. Родители не простили бы Вам позор заклания.
Галстук упал на грудь первокурсника. Тот согнулся пополам, упираясь руками в колени.
— И… и что теперь? — выдавил из себя он.
— Я отведу Вас в безопасное место, конечно. Наутро вернетесь в гостиную. А пока… Абскондерете!
Невидимость начала растекаться по телу Юлиуса Роули с макушки. Пожирая дюйм за дюймом его соломенные локоны, низкий лоб. А Джин сделала короткий шаг назад, решая, что увидела достаточно.
«Вот значит как…» — она прижала палочку к бедру, когда разворачивалась, чтобы тихонько пойти прочь из коридора.
Ей было любопытно, предлагался ли подобный выбор совершенно всем участникам Змеиной ночи или только кому-то особенному? И если так, чем был, в таком случае, особенен Роули?
Проворачивали ли что-то подобное все так называемые «охотники» или же только те, кто хотел поиметь с несчастного первокурсника какую-то выгоду? Хотя, надо полагать, среди Слизеринцев все поголовно были охочи до выгоды…
И, наверное, главный вопрос, что мучил Джин Бонэм, пока она бесшумно скользила прочь от любопытной сцены, звучал как: «Дали бы этот выбор ей самой?».
Она не была уверена на сто процентов, но… что-то подсказывало, что нет.
«Заклание,» — повторила она про себя. — «Мерлин. Как претенциозно.»
Она устало потерла шею свободной от палочки рукой.
«Роули-Роули-Роули…»
Фамилия была ей знакома. Кажется… Да. Вероятно, Таиса упоминала и об этом семействе в веренице перечислений всех тех, к кому следует присмотреться в Гостевых залах.
«Еще один принц крови?»
Скорее всего. Закономерно, значит, что он избежал этого… заклания.
Медленно, но верно, все кусочки мозаики в ее голове вставали на свои места. Те крупицы информации о слизеринском «посвящении», что сумела раздобыть из книг. Туманные намеки Нотта и Реддла на «сокровища». Все становилось понятным и таким… простым.
«Особые качества», «скрытые таланты»… «настоящие сокровища среди кучи дерьма».
Губы Джин против воли искривились:
«Разумеется»
Разумеется, к тем качествам, что вскрывались по средствам Змеиной ночи относились вовсе не экстраординарные способности, не глубокие познания древних чар или ритуалов, не выдающийся магический потенциал или владение беспалочковым колдовством. А обычные — что было вполне закономерно, теперь-то она понимала — семейные связи…
Конечно, коли ты чистокровный, то сможешь договориться… Обменять спасение на, скажем, услугу, «год рабства» или еще какую заморочку богатых и влиятельных.
Но вот если ты… безродная «бродяжка», грязнокровка ли, полукровка — сор, не представляющий ценности. Тогда-то тебе уж точно надо постараться, чтобы не попасться. А если ты маленький, одиннадцатилетний, ничего не ведающий о мире магии сопляк — шансы твои на успех слишком невелики, чтобы считаться за что-то осуществимое.
Бонэм вздохнула, перекидывая палочку в другую руку. И едва не выронила ее, вдруг замерев.
Она… поняла.
«О-о, Мордред!»
В Слизерине новенькие без рода и племени были редкостью. Настолько редки, что последним таким человеком был некий мальчишка из маггловского приюта — по россказням все той же Таисы Уркхарт. Поступивший в Хогвартс семь лет назад.
Том Реддл.
Все остальные же приходились друг-другу близкими или дальними родственниками, происходили из дружественных семей. И нынешний год не был исключением — все первогодки были разной степени чистокровности, а это значит…
«Я — главный трофей,» — она похолодела, сама не заметив, как вжалась в стену. — «Большая часть будет охотиться на меня!»
Ей не на что было обменять свою безопасность. У нее не было влиятельных родных и опекунов. Ничего, что она бы могла предложить.
Она отказалась следовать их идиотским негласным правилам, перешла дорогу Араминте Мелифлуа, не заимела ни одного мало-мальского друга. Она показала себя… полнейшей идиоткой. Она вовсе не представляла для них угрозы. И что намного хуже…
Она не представляла для них ценности.
С самого начала Змеиной ночи «овцой на заклание» была только она.
Джин закрыла руками лицо, чувствуя под пальцами запекшуюся кровь. Она почти забыла о ней. Переносица и лоб давали о себе знать постоянно — тупой тянущей болью, к которой она уже попривыкла. И пыталась не замечать.
Ей было нужно пережить эту ночь. Пережить любой ценой. Она не собиралась узнавать на собственной шкуре, что чокнутые сокурсники подразумевали под «закланием». Закланием, персонально для нее.
Слизеринка с мгновение-другое вслушивалась в тишину и, не уловив ничего совершенно, прошептала:
— Гоменум ревелио!
Никого в ближайших двадцати-тридцати ярдах.
— Темпус! — слетело следующим с ее губ.
Час ночи. До окончания Змеиной ночи еще четыре часа.
Ей осталось пережить всего четыре часа.
Она не позволит себя поймать. Сегодня она выйдет победительницей.
Наколдовав компас, она решила двинуться на юг — гостиные залы располагались в северной части подземелий, это она успела усвоить. Оставаться на одном месте было опасно.
Слизеринка еще раз проверила путь «Гоменум ревелио» и, никого не обнаружив, спешно и по прежнему бесшумно зашагала вперед.
Она думала о том, как с этим испытанием справился в свое время староста школы. Том Реддл не выглядел человеком, которому однофакультетники не давали бы жизни. Он явно не попал на заклание, но как то удалось ему?
Неужели он тоже сумел отнять у кого-то из тогдашних «охотников» палочку? Избил ли он кого-нибудь? А может за ту короткую неделю, что довелось провести в школе, он смог обзавестись парочкой влиятельных друзей?
«Вряд ли», — решила Бонэм.
Каким бы выдающимся и подходящим Слизерину Реддл не оказался, ему было одиннадцать. А сопливый мальчишка из маггловского приюта едва ли мог что-то предложить наследникам древних родов.
«Как же ты действовал?» — Джин сдирала зубами корки с нижней губы. — «Что ты делал?»
В душе против воли затеплилась надежда. Что, если, переживи она Змеиную ночь, и слизеринцы наградят ее тем же уважением и… страхом — а они боялись его, не могло быть сомнений — что и Тома Реддла. Могло ли это быть секретом его здесь успеха?
«Могло», — решила она.