Глава 7. "Б" – для "бродяжка" (2/2)
Джин отбросила длинную рыжую косу за спину. Педантично выровняла относительно друг друга расположившиеся по обе стороны от тарелки приборы и потянулась к подносу с тостами.
И в ту же секунду тот отскочил от ее пальцев, как от полярной стороны магнита.
Бонэм резко выпрямилась.
– Очень смешно, – она вскинулась на собравшихся за столом. И вздрогнула от неожиданности.
В отличие от минувших дней, те больше не делали вида, будто Джин Бонэм не существует. Нет, напротив. Все лица — совершенно всех слизеринцев — были повернуты к ней. И ярости на ее собственном поубавилось, проступило замешательство.
Это было даже жутко — то, как они смотрели. Будто стая дикий зверей на заблудшую в их лес овцу.
Совершенно сбитая с толку, Джин, тем не менее, решила не подавать виду, будто ее что-то волнует. Слишком уж много чести тем, кто так старательно не замечал ее все предыдущее время.
Словно ничего особого не происходило, она поднялась с места и протянула руку к сковороде с глазуньей.
Но та тоже спешно упорхнула прямо из-под ее ладони.
Бонэм стиснула зубы. Выхватила палочку из внутреннего кармана мантии и выплюнула:
— Акцио ско…
Но не успела она окончить заклинание призыва, как кто-то из сидящих за столом резко выкрикнул:
— Протего!
Джин опешила, выискивая глазами того, кто решился мешать ей. И тут же в нее прилетело:
— Экспеллиармус!
— Протего! — сама не зная как, но успела среагировать она.
Раздался громкий хлопок, и на стол посыпались искры.
Кто-то из первокурсниц взвизгнул.
— Господа-господа! Слизерин! — раздался недовольный голос Армандо Диппета откуда-то из-за преподавательского стола. — Никакой магии в Большом Зале! Еще раз увижу, отправитесь на отработку всем факультетом!
Воспользовавшись замешательством, Джин схватила близстоящую миску с овсяной кашей и опустилась, наконец, на скамью. Глупо, да. По-детски. Но она, Мордред дери, была голодна. Злобно зыркая по сторонам, Бонэм зачерпнула полную ложку.
И сразу же получила сильный толчок в спину.
Склизкие комки разлетелась по столешнице.
— Да какого?.. — Бонэм резко обернулась и...
Осеклась.
За спиной стояли двое — Осберт Эйвери и…
«О, Мерлин»
Элиас Нотт. Брат-близнец Белинды. Жених Араминты Мелифлуа.
Картина происходящего собралась как по щелчку.
Джин ощутила, как леденеют пальцы.
«Мерлин…»
Внутренности будто принялось скручивать узлом.
А тем временем Элиас Нотт — розовощекий, высоченный и несколько упитанный вратарь слизеринской команды по квиддичу — протянул руку за ее плошкой с овсянкой. Она казалось кукольной в его огромных ладонях.
— Сдается мне, — протянул он, повертев плошку в длинных своих пальцах — в приличном обществе полоумные бродяжки не сидят за одним столом... с людьми.
У Бонэм отвисла челюсть.
”Что он сказал?”
Ни смешка, ни шепотка — стол Слизерина сопроводил его слова абсолютной, могильной тишиной.
Джин отчего-то ощутила, что пол уходит из-под ее ног.
А по Большому залу тем временем разносился стук ложек. Беззаботные смешки. Где-то там — всего в паре метров от Джин — а казалось на другом континенте, студенты болтали, шуршали пергаментами. Завтракали.
Остальные факультеты будто были огорожены от них невидимым занавесом. Продолжали не замечать того, что творилось прямо у них за спинами.
Джин бросила беглый взгляд на преподавательский стол — но и те словно зачарованные были целиком поглощены беседами и трапезой.
Нотт нарочито медленно перевернул плошку.
Каша с мерзкими шлепками закапала на пол. Брызги разлетелись во все стороны. Попали прямо на школьные туфли Джин. На туфли самого Элиаса.
”Мерлин, что...”
— Теперь будешь жрать только с пола, — верхняя губа Нотта вздернусь, обнажая зубы, — Бродяжка.
Ее брови взлетели вверх так стремительно, будто кукловод дернул за невидимую нить:
– Что прости?
– Ну ты же ведь вроде не глухая.
На лице его – ни тени улыбки. Ни намека, что это все какой-то дурацкий розыгрыш.
Это... это было так... глупо, так...невозможно, сюрреалистично, что она ощутила зарождающийся в груди смех.
Ей хотелось крикнуть на весь зал: ”Это шутка?!”
Но вместе с тем она отчетливо понимала – никакой шуткой здесь и не пахло.
Джин медленно поднялась со своего места. Крепче сжала палочку.
Не дать слабину – не здесь, не сейчас. Один раз – и она навсегда проиграет.
Элиас был слишком высок, лицом она уткнулась прямо в его грудь, пришлось запрокинуть голову. Но это не помешало ей прошипеть, глядя прямо в его мутные, темные глаза:
— Только в твоих влажных фантазиях, ублюдок.
Она ожидала чего угодно: внезапного нападения, пощечины, оскорблений. Слегка согнула колени, прижала локти к телу – неосознанно встала в боевую стойку. Но…
Нет, ничего опасного не произошло.
Вместо этого она услышала смех.
Смех.
Осберт Эйвери расхохотался.
Джин перевела на него обескураженный взгляд. С кончика ее палочки сорвался сноп белесых искр.
Эйвери походил на сумасшедшего.
А следом…
Следом россыпь сдавленных смешков она услыхала уже за спиной.
Джин спешно оглянулась — да так и есть.
Весь Слизерин кривился в улыбках.
И тогда она снова заставила себя взглянуть на Элиаса.
— А ты и правда полоумная, бродяжка — Нотт тоже усмехался. Вот только веселья в той гримасе не было ни капли. — Не советую тебе ходить одной, Бонэм. И лучше проваливай-ка ты ко всем чертям морским из этой школы.
И он резко отступил назад, пихая плечом Осберта Эйвери. Тот пошатнулся, но в следующий миг стремительно наклонился к Бонэм. Близко-близко. Она отступила бы, да под колени вонзилась скамья.
А дыхание Осберта уже тревожило пушок на ее шее. Непозволительно близко.
— Тебе не пережить змеиную ночь, — прошептал он ей доверительным тоном, чеканя слова. И выпрямился, плохо подавив смешок. — Гав-гав, Бонэм.
Это была катастрофа.
***</p>
За обедом ситуация повторилась.
И Джин окончательно убедилась в том, как жестоко она во всем ошибалась.
Ей стоило бы проклясть тот день, когда шляпа решила отправить ее в Слизерин.
”Угрюмые и заносчивые”? Что же, это оказалось неверным определением. Наивным и до того далеким от правды...
Примерно так же далеким, как Таиса от роли гостеприимной, безобидной сокурсницы.
Она играла. Конечно играла.
Слизеринцы были единым организмом, множеством элементов одного целого. И вот это целое могло быть совершенно разным. Вежливым, заносчивым, веселым, жестоким — каким угодно. Каким удобно.
Сперва, общей моделью поведения по отношению к ней было избрано безразличие. И они — кроме тех, кому не избежать было прямого контакта — все как один не замечали никакой новенькой Джин Бонэм в их гостевой зале и коридорах.
Теперь же, также сообща они переметнулись к новой тактике: нападение. И не было ни одного винтика, который выбился бы из слаженного их механизма. Даже мисс Таиса Урхарт. Белинда и Элиас не позволили и на метр приблизиться к ней. И, разумеется, она не собиралась отвечать ни на какие вопросы. Отмалчивалась, глядела сквозь Бонэм и недовольно кривила рот.
Потому что если ненавидеть — то всеми вместе.
Джин Бонэм прошествовала к концу скамьи, чувствуя спиной липкие слизеринские взгляды. Первокурсники снова отодвинулись подальше. Круглобокая супница отскочила на пару метров от усевшейся на свое — новое теперь — место Бонэм.
И ей ничего не оставалось, кроме как незаметно извлечь из складок мантии волшебную палочку.
От соседских мисок поднимался пар. Ноздри щекотал теплый запах грибной похлебки.
Джин безумно хотелось есть. До черных кругов перед глазами. До резких, контрастных чересчур очертаний всего ее окружающего.
И если на Зельеварении живот давал о себе знать лишь протяжным воем. То к полудню его взаправду сводило от голода.
Джин давила в себе чувство отчаяния. Панику.
И никак не могла взять в толк, отчего, отчего, черт возьми, все так ополчились против нее!
Почему Араминте позволительно было переломить ей ногу? Никто и слова не сказал — а поводов ведь Бонэм не давала. Изо всех сил избегала стычек с ней — по настойчивым советам голоса в голове и Таисы. Она дала себе время до Змеиной ночи. Ей необходимо было продержаться до мордредовой инициации. И потом…
Но Мелифлуа просто не дала ей шанса. Раздробленная лодыжка — как могла она оставить это просто так? И никто, ни единая душа не подошла к ней, не выказала хотя бы толику участия.
А теперь…
Это было так неправильно. Несправедливо. Жестоко!
Все, как один — и откуда взялось это упрямое единство?
Это было катастрофой.
Бонэм попыталась тайком приманить к себе картофельные пирожки. Но кто-то из софокультетников явно был приставлен наблюдать за ней. Пирожок только едва заметно дернулся в ее сторону, и тут же, слетев с прицела, шлепнулся обратно на доску.
«Мордред!»
Следующей попыткой был капустный салат.
Но и она не увенчалась успехом.
На середине пути пиалка рухнула вниз и разбилась о столешницу. Тонко нарезанные лепестки овощей разлетелись во все стороны, в том числе угодив и слизеринцам под ноги. И разумеется вопль: «Кушать подано, бродяжка!» не заставил себя долго ждать.
Терпение ее было не бесконечным. Она не собиралась рыдать – хотя глаза и покалывало, а горло саднило – по крайней мере не при всех. Покажи она им кровь, и они забьют до смерти.
Джин вскочила со своего места, окинула лица собравшихся за столом быстрым и нечитаемым взглядом и спешным шагом направилась прочь из Большого зала. На пути слизеринка приманила пару пирожков и пиалку злосчастного салата со стола Пуффендуя. И в этот раз никто то ли не успел, то ли не посчитал нужным ей помешать.
Она устроилась на подоконнике второго этажа.
Наложила на каменную кладку согревающие чары, сняла мантию и постелила ее, прежде чем сесть. Откинулась спиной на арочный свод окна. И откусила остывший пирожок.
За мутными мелкими стеклышками шотландский пейзаж превратился в неясную размазню. Зеленый мешался с серым — это холмы и хмурое небо.
Пирог с картошкой и капустный салат — Джин хотелось разреветься. Она запоздало обнаружила, что не догадалась призвать и вилку. А теперь ничего не оставалось, как выуживать из пиалки вымоченные в масле и горчице капустные листья и тонкую вермишелинами нарубленную морковь прямо пальцами.
«Прелесть, просто прелесть» — думалось ей.
Но она знала, разумеется знала, что делать.
Быстро покончив с импровизированными обедом, Бонэм извлекла из сумки серую карточку с расписанием. Бумага вмиг потемнела, повторяя силуэты масляных пальцев, в тех местах, где Джин коснулась ее.
Воровато оглядевшись и никого вокруг не обнаружив, слизеринка легонько постучала палочкой по расписанию. И в следующий миг ровный и аккуратный почерк профессора Слизнорта сменился ее собственным — скачущим и размашистым. На месте ее появилось расписание школьного старосты — впопыхах переписанное ей же из Араминтиных, хранящихся в тумбочке, документов, пока в спальне никого не было.
Ей нужно было с этим покончить — эта неоправданная травля сделает ее существование в школе просто невозможным.
Но она оставалась в Хогвартсе вовсе не по собственной прихоти. Ей были необходимы занятия с Дамблдором — пусть длительные и болезненные, и порой — ей действительно так казалось какое-то время — не приносящие никаких результатов. Но ведь целители не сомневались в компетентности хогвартского профессора — так как же могла она? И в конце-концов, она понятия не имела куда бы вообще могла пойти. Мунго? Между школой и лечебницей только полоумный выбрал бы второе.
У нее не было ни средств, чтобы снять жилье, ни связей, чтобы отыскать хоть кого-то из родни или друзей. Ей во всех смыслах было жизненно необходимо оставаться в замке. По крайней мере пока она не вернет себе хоть мало мальский кусок воспоминаний.
А какие-то недоволшебники, школьники-недоучки под предводительством гадюки-альбиноса в буквальном смысле слова пытались вышвырнуть ее из школы. Разрушить ее жизнь. И так разрушенную.
С этим нужно было что-то делать. И если мордредов Том Реддл не соизволит ей помочь — хотя, надо заметить, это его прямая обязанность – ей ничего не останется, как обратиться к преподавательскому составу.
«Но как же слизеринские принципы, а, Джинкси?» — ехидно поинтересовался голос, когда она резким движением применила к пиалке Экскуро.
— Да в жопу их, — ответила Джин.
Уменьшив пиалку и бросив ту в сумку, слизеринка надела мантию и направилась на третий этаж. У Тома Реддла после обеда стояла Защита от Темных искусств.
Она не без мучений взбиралась по каменным крутым ступеням. Лодыжка опять нещадно ныла.
На пути Бонэм не встретилось никого, но она знала — Хогвартс потихоньку начинает оживать после обеда. Вдалеке уже гудели голоса, эхо терялось в стуке туфлей и ботинок.
Коридор третьего этажа был полупустым. На парочке подоконников — на расстоянии нескольких метров друг от друга — сидели особо ответственные семикурсники, уткнувшись в свои учебные книги. И Джин подумала, что ни за что не захотела бы быть такой. Прячущей голову в учебники, раньше всех приходящей на занятия, вечно таскающейся за преподавателями. Было в этом что-то ей... отвратительное.
Это было унизительно – так стараться ради кого-то. Или еще хуже... позволить кому-то понять, что ты старался ради него.
Джин пришлось дойти до самого кабинета, прежде чем среди редких заучек удалось обнаружить нужного. Конечно, если что она могла бы и подождать. Но отчего-то сомневаться не приходилось — лучший студент, непризнанный гений и Салазаров наследник — обязательно окажется среди тех, кто приходит на занятия сильно заранее.
Том Реддл — высоким изваянием — стоял у окна.
Бонэм замедлила шаг, быстро пробегая взглядом от его затылка к сложенным в замок за спиной рукам. Школьный староста изучал пейзаж за окном — если там вообще что-то можно было разобрать за этими древними, мутными стеклянными ромбами. Очень драматичная картина.
Джин остановилась не доходя до него пары шагов. И нахмурилась, прикидывая, с чего бы начать разговор.
Коридор потихоньку наполнялся учениками. Он далеко разносил их голоса. А значит у Бонэм все меньше было времени.
Но что ей сказать?
Начать с нелепого ночного происшествия? Ежедневных, выведших ее из себя, Араминтиных нападок или спектакля в Большом зале?
”А может стоит выяснить, наконец, о мордеродовой лавке Бэркеса?”
Джин открыла было рот, но школьный староста опередил ее.
— Вы что-то хотели?
Он сначала сказал, а только потом обернулся. При виде, кто перед ним, Том Реддл не изменился в лице ни на секунду. Все тот же меланхоличный взгляд и скучающе-опущенные уголки губ.
— Как… — Джин все еще хмурилась. — Как Вы поняли, что я…
— Слишком громко думаете.
«И как это понимать?» — в недоумении уставилась на него слизеринка.
Он стоял вытянутый, как струна. С ненормально-ровной спиной, будто проглотил палку. Руки его — по швам. Подбородок чуть задран.
И Джин подумалось, что поза его выглядит совершенно неестественно. Странно. Комично даже.
Будто бы его выдрессировали.
Но особенно углубить в размышления Бонэм не удалось. Потому что Том Реддл повторил свой вопрос:
— Что Вы хотели?
Она отлепила взгляд от его рук, и вернулась к лицу.
— Я… — Джин облизала губы. — Я бы хотела как-то решить ситуацию со слизеринцами...
И чуть подумав, снисходительно добавила:
— Полюбовно.
— Я не имею понятия, о чем Вы, — скучающе проговорил Том Реддл, снова собираясь повернуться к окну. — К тому же у Слизерина есть староста. Обратитесь к нему.
— Нет, подождите! — воскликнула Бонэм, делая к нему поспешный шаг и хватаясь за рукав.
Его брови дернулись, а взгляд вцепился в смявшие черную ткань девчачьи пальцы. Джин отдернула руку, словно ошпарившись.
— П-простите… — выдавила она из себя. — Но Вы ведь… разве Вы тоже не староста?
— Школы, — снисходительно пояснил Реддл, одергивая рукав.
— Да, верно, школы и что же…
— Не моя зона ответственности.
Она ошарашено моргнула несколько раз, не в силах поверить, что он действительно это сказал.
А он так и продолжал стоять – с отсутствующим лицом и неестественно-прямой спиной.
Джин почувствовала, как гнев жаром бежит по венам.
— Послушайте, мне нужна помощь! — крикнула она Тому Реддлу прямо в лицо, окончательно разъяренная его формализмом. — Слизеринские старосты не станут мне помогать, они с ними заодно!
— А с чего Вы решили, что они не заодно и со мной? — он посмотрел на нее так насмешливо, словно считал ее полной идиоткой.
А может именно так он и считал?
Бонэм резко выпрямилась.
Что же, но это была хоть какая-то новая его эмоция.
— Но ведь Вы староста школы! — прошипела она, чувствуя как холодеют кончики пальцев. А затем Джин злобно прищурилась. — И разве Вы не заявили минуту назад, будто не знаете о чем речь?
Том Реддл, наконец, изменил свою странную, неестественную позу, засунув руки в карманы. Спина, впрочем, по-прежнему оставалась жутко прямой.
— Ах да, верно. Я не знаю, — его губы дрогнули.
Джин сжала кулаки. Было совершенно очевидно — он издевался. Что ж настал момент для удара на поражение.
Бонэм сделала маленький шажок к нему. И скрестила на груди руки.
«Вот так, главное уверенность» – сказала себе.
Вздернула подбородок, чтобы смотреть ему прямо в глаза.
— Если Вы не поможете мне, — вкрадчиво начала слизеринка. — Если не угомоните Араминтиных прихвостней... мне придется обратиться к преподавателям. И это сделают они.
Он молчал, препарируя ее лицо нечитаемым взглядом.
Тогда Джин продолжила:
— Я сомневаюсь, что Вы сумеете в этом случае отсидеться в стороне. Едва ли вам можно доверить школу, если не можете справиться с собственным факультетом.
Он все еще разглядывал ее. Все тем же снова-меланхоличным взглядом. И ничего не говорил.
И отчего-то Джин приняла это молчание за маленькую свою победу. И совсем осмелев, процедила:
— Вы меня услышали?
Лицо школьного старосты перекосила... улыбка. И Джин так и застыла, ошалело уставившись на его губы.
А затем грудь его сотряс смех. Глубокие, гортанные звуки.
Бонэм отшатнулась.
Это было сродни дежавю...
Том Реддл смеялся.
Как и за завтраком, Джин судорожно пыталась отыскать в голове у себя ответ, чем вызвано такое веселье. И как и за завтраком, буквально нутром почувствовала — смех этот не сулил совсем ничего хорошего.
— Ох, Вы не посмеете, — отсмеявшись, наконец, произнес Реддл.
— И… отчего же? — нахмурилась Джин, с опаской изучая его лицо.
Улыбка ему вовсе не шла. По крайней мере не такая.
— Ну Вы же ведь не полоумная?
Бонэм вздрогнула. И тут же стиснула зубы так, что заныли челюсти.
— Я расскажу, что сделала Мелифлуа! — прошипела Джин.
— Разумеется, — прошептал он. — Не забудьте только сказать о том, что сделали Вы.
Бонэм резко выпрямилась. Краска отхлынула с ее лица.
— Я не… это была случайность!
— О, правда?
— У меня неполадки с памятью, – она ощутила, как влага защипала подмышки. – Я понятия не имела, что…
— Настойка цапеня разъедает кожу при контакте с водой? — услужливо подсказал Том Реддл.
Он действительно... забавлялся.
— Да! — выкрикнула Джин, засовывая руку за пазуху, в неосознанном намерении выхватить палочку.
— О, никак не могу в том Вас винить! — с картинным беспокойством тряхнул он головой. — Об этом вообще мало кто знает. Цапень — крайне редкое растение, и едва ли используется где-то кроме темно-магических зелий.
Джин Бонэм так и замерла с засунутыми за ворот пальцами. Ее взгляд сделался совсем затравленным.
Что явно пришлось по нраву школьному старосте.
Он вдруг подался вперед и совсем неожиданно, неуместно, неприлично схватил выглядывающий из-за лацканов ее мантии галстук.
Джин вздрогнула. Попыталась вывернуться, возмущенно. Но он только крепче стиснул его в пальцах. И Бонэм едва удержала на лице гримасу безразличия, когда удавка остро впилась в кожу.
Слизеринка вцепилась в его руку.
И его скучающе-опущенные уголки губ снова удовлетворенно дернулись:
— Глупая-глупая бродяжка.
Джин вздрогнула.
И неверяще уставилась на него.
Она не ослышалась?
— Зельев тех не найти в школьной библиотеке, не в открытом доступе... — его указательный палец рисовал круги на зеленой, шелковой ткани — Большинство из них — изобретение Салазара.
”Ох, Мерлин!”
Идиотка.
Ее губы предательски задрожали.
А он выпустил кончик ее галстука также внезапно, как и схватил. Убрал улыбку со своего лица.
Джин отдернула от его руки пальцы. Отступила назад.
Том Реддл снова стоял, вытянув руки по швам. Выдрессировано-прямо, с вздёрнутым подбородком.
Его глаза снова ничего не выражали, лицо было расслаблено.
– Том, ты идешь? – раздалось за спиной Джин.
Глаза школьного старосты соскользнули с ее лица. Глянули куда-то поверх плеча слизеринки.
Она поняла – начались занятия.
Том Реддл обогнул ее, направляясь в кабинет.
А она – тупица, возомнившая, будто Салазаров наследник кинется ей помогать – так и осталась стоять на месте.
Это была катастрофа.
И не меньшей катастрофой являлось то, как невозможно Джин Бонэм сейчас опаздывала на урок Благонравия...