Янтарь (1/2)

— Шингуджи! — из размышлений вырвал крик, эхом раздавшийся в школьном коридоре. Быстрый звонкий звук шагов приближается. Поворачиваться не хотелось, — Шингуджи, — девушка с тугими темными косами обогнала юношу в маске, — Нагнись, я хочу посмотреть в твои наглые глаза!

— Что-то случилось? — он послушно опустил голову, искренне не понимая, что от него хотят.

— Ты почему до сих пор никуда не записался? — староста уперла руки в бока, — Не записался ты, а по голове настучат мне. Ты у нас уже третий месяц и до сих пор ни в каком клубе не стоишь, ещё на дежурство остаешься только в классе! Что за дела?

— Извини, я не подумал, что это может тебе обойтись боком… — Кие немного удивлённо поправил ремень сумки на плече, — Я правда не хочу никуда ходить. И у меня совсем нет на это времени. Прости пожалуйста, я не могу ничего с этим сделать.

— Какой «извини»? Почему ты даже не подумал о том, что под «обязательная для участия внешкольная деятельность» подразумевается то, что внешкольная деятельность обязательно для всех учеников нашей школы? И что значит «у меня нет времени»? У меня, может, тоже нет времени! Я же хожу! Ходить надо, и надо записаться! Хватит сбегать! — она ухватилась за руках пиджака Кие, который уже сделал шаг к двери, и быстро одернула руку, — Надо! У нас в школе столько кружков! Тебе разве ничего не интересно? Вот, смотри! — указала рукой на доску с расписаниями, — Вот! Да, вот оно! Тут и клуб фотографии, и литературный клуб. Вот кружок рукоделия, и где-то был… Вот, в четвертом кабинете северного крыла расположился клуб информатиков. Тебе вообще ничего не интересно?

— Если честно, нет. Я дома спокойно могу что-то почитать или заняться ещё чем угодно.

— Но кто знает, чем ты там дома занимаешься? Мне о таком знать не положено. Мне нужно принести бумажку, где будет написано, что ты занимаешься изучением искусства каллиграфии по четвергам в три часа. Вот тогда все будут знать, какой ты умница, и мне не влетит за то, что я не проконтролировала твой досуг.

Она вдруг замолчала.

— А знаешь что, — она резко взялась за рукав пиджака Шингуджи и уверенно пошла в противоположную его пути направлению.

— Омори! — Кие постарался вырваться, но его вели упорно.

— Не кричи, я все делаю только для нашего блага. Я обязана тебе помочь, даже если ты от помощи отказываешься. И вообще, мне уже попало за то, что ты бездельничаешь после школы. И наверняка учителю хотелось видеть лично тебя. И… И вообще, — она остановилась резко, быстро повернулась, так же быстро начала тянуть за собой дальше.

— Но… Прекрати, пожалуйста, мне пора идти, мне надо домой.

— Мне тоже, но я для тебя осталась.

Наконец нашелся именно тот кабинет. Девочка отрывисто постучала и открыла дверь.

— Учитель Масудо! Я привела его!

— Добрый вечер, — Кие быстро поклонился.

— Здравствуйте! — мужчина, лет двадцати восьми навскидку, повернулся к двери.

— Здравствуйте! — женщина, тоже учительница, но старше лет на десять и выше, тоже обернулась.

— Я…Я старалась!

— Спасибо, Омори, — мужчина аккуратно улыбнулся.

— И я постаралась объяснить!

— Молодец. Можешь остаться, как староста класса, но, на самом деле, можешь идти домой.

— Я останусь! Я обязана проконтролировать его, если вы дадите ему какое-то задание!

— Шингуджи, проходи.

Корекие, наконец, освободил руку, прошел к ближайшей парте и присел.

— Что же это за дела, уважаемый? — мужчина повернулся к ученику, — Ничего мы не хотим, ничего не делаем, — Кие немного обиженно и пристыженно опустил взгляд, — Ты же умный малый! Способный, увлекающийся! Мне госпожа Сано рассказывала, какой ты понимающий. Правда, так не хочется тебя ругать, но почему же ты ничего не хочешь?

— Но я стараюсь!

— И это видно. Однако для обучения в школе мало стараться. Надо работать, понимаешь? Должен ты в школе чем-то ещё заниматься. Давай тебе клуб подберём?

— Не надо, я сам могу.

— Почему же не делаешь? — учитель смотрел как-то особенно грустно, ему самому, кажется, было стыдно такое проговаривать.

— Потому что мне это не надо.

— Аргумент.

— Извините…

— Нет, все в порядке. Но ты обязан что-то делать в школе и для школы.

— Господин Масудо, — учительница подошла ближе к мужчине, — Может… Кие, — она повернулась, — А если ты будешь участвовать в конкурсах, олимпиадах от школы, если будешь выступать по темам, но не будешь участвовать в клубах, то… Хочешь так?

— Ну, вряд ли разрешат, — Масудо обернулся к женщине.

— Он действительно делает успехи в изучении истории и литературе. Он правда интересно размышляет и многое знает. Да и не так давно он у нас. Может, стоит попробовать?

— Думаете? Хорошо.

— То есть? — Корекие аккуратно нагнулся вперед.

— Хочешь не записываться никуда, но делать дополнительные работы по истории и литературе? Если тебе они нравятся? И ездить на конкурсы всякие от школы?

— Ой, хочет, конечно хочет!

Кие задумался.

— И в таком случае я буду свободен от всех сверхурочных занятий?

— Возможно. Если получится договориться.

— Получится, что вы, Масудо, все же здесь умные люди.

— И никакого подвоха?

— Я надеюсь.

— Точно никакого!

— И если я соглашусь, то буду свободен даже прямо сейчас?

— Да.

— Да.

— Хорошо.

— Отлично! Тогда, — мужчина выпрямился и взял из стопки в руках учительницы лист бумаги, — держи это. Думаю, разберёшься, что где нужно, да? Тогда не смею задерживать, удачи!

— …и когда закончишь со всем, обязательно напиши мне! Я внесу тебя в перечень! — Омори быстро агрессивно проговоривала, что теперь требуется от ее одноклассника.

— А может, не надо?

— Надо! Я изначально тебе сказала, что-

— Хорошо. Тогда я напишу.

— Молодец! И ещё! Ты сейчас домой? И сразу за задание?

— А? Нет, я в больницу.

— Что? Так ты пошел в школу больным? Ты осознаешь вообще, какой опасности подверг весь наш класс?!

— Нет, я не болею, я навестить.

— Кого?

— Сестру, — Шингуджи раздраженно выдохнул.

— А она что?

— Болеет.

— Понятно. А чем?

— Болезнью.

— Какой?

— А мне нужно отчитаться?

— …Нет, но было бы вежливо, если бы ты ответил.

— …Серьезно.

— Здоровья ей.

— Спасибо, я ей передам. Мой автобус. До завтра, Омори.

Забавно: как раньше было тяжело взяться за работу для чьих-то нужд, так и сейчас сложно. Что раньше было тяжко даже думать о том, чтобы делать что-то на благо учителей, других учеников, «репутации», что сейчас от одной мысли о начале работы над статьей в издание воротило. Это не противоречило конкретным принципам, но все равно делать ничего не хотелось. Просто нет сил. Силы есть лежать и думать, а на работу — нет. А знаете, даже думать не получается: разум не выдает ничего. Абсолютная пустота в голове. Ненавижу тишину. В мыслях нет ничего совсем, не переживаний, ни радости, ни воспоминаний. Все, что хоть немного проявляется в голове, сразу кажется ненастоящим, как из фильма. «Не Я недавно видел замечтального пушистого кота с красным бантиком на улице, а кто-то другой мне рассказал об этом, а я представил. Не Я упал с лестницы пока нес продукты домой, а потом, стоя у стены и стараясь унять дрожь в ногах, глупо смеялся, а кто-то рассказал мне об этом, а я представил. Но если все, что Я помню — это чужие воспоминания, то где Я́? Есть хоть что-то здесь мое? Я — это что вообще?». Мысли настолько обо всем подряд, что проще сказать ни о чем. Такое состояние часто бывает вечером после тяжёлого дня, когда очень измотаешься и спать валишься. Но сейчас одиннадцать утра, спать рано. Проснулся всего полчаса назад. Уснуть обратно — точно не вариант, потому что засыпать в таком состоянии по непонятной причине очень страшно.

А ещё через двадцать минут надо будет выйти из дома и пойти на сессию психотерапевта.

— Добрый день!

— Здравствуйте!

— Готовы поговорить сегодня?

— Не знаю, если откровенно.

— Хотите поговорить о чем-то конкретном? Выговориться? Обсудить?

— Нет, не думаю.

— Хорошо. Итак, в прошлый раз мы остановились на… На чем, не помните?

— Кажется, на любви?

— Хм… Я помню, мы говорили о ней, но, если не ошибаюсь, где-то в середине сессии. Может, на чем-то другом?

— Может… Ах, да, на образе из шоу.

— Да! Итак, Вы сказали, что разделяете себя в мире и себя в Данганронпе, верно?

— Именно.

— Почему?

— Потому что это для меня — абсолютно разные личности. Позвольте, наверняка Вы меня сейчас не совсем правильно поймёте. У меня точно нет раздвоения личности. На шоу мне навязали определенные черты, которых нет у настоящего меня. Настоящий Я развивался, многое пережил, чтобы стать тем, кем Я являюсь. Я на шоу получил все просто так. Личность на шоу поэтому не имеет ценности.

— То есть, будь Ваша воля — вы бы не действовали в ситуациях так, как действовали там?

— Наверное… Что именно вы имеете в виду?

— Например, роль убийцы.

— Боже, хотите вывести меня на чистосердечное признание в ещё десятке дел? Кхе-хе-хе. Я бы не стал убивать столь опрометчиво и бездумно. Убивать в закрытом пространстве с ограниченным числом людей и надеяться остаться незамеченным наивно.

— Может ли быть такое, что в игре вы тоже осознавали это. Что не получится спастись. И именно поэтому решились на убийства?

— Чтобы увидеться с сестрой, Вы об этом? — медленный глубокий вдох, — В рамках убийственной игры «дух сестры» и так был «со мной».

— По Вашему тону видно, что…хм… Вы не видите такое возможным?

— Ду́ши не могут уживаться в одном теле. Думаю, этого достаточно, чтобы четко дать понять, что дух сестры во мне находиться не может.

— Вы изучали этот вопрос отдельно?

— Знаете, — Корекие вдруг понизил тон, медленно выпрямился и снова глубоко вдохнул. И замолчал. Что-то пробормотал. Опять погрузился в раздумья, — Пожалуй… Пожалуй, так. В общем и целом, мне хотелось иметь надежду на то, что вторая жизнь сестры — реализуемая цель.

— Вам так и не удалось связаться с ее духом?

— Нет.

Тишина.

— А маска?

— Мне просто удобно ходить в маске.

— Хорошо. Вы упомянули поведение на игре. То, что оно отличалось от поведения Вас настоящего.

— Да, именно.

— И отличались Ваши мысли, суждения?

— Да, — сказал это менее уверенно.

— А помните Вашу казнь?

— Как меня сварили заживо?

— Да. И как?

— Что? Оу… Немного неприятно, я бы сказал. Некомфортно даже.

— А после?

— Что «после»? Я не совсем понимаю…

— Ваша встреча с духом сестры-

— А… Я плохо помню. Кажется, мой дух уничтожили?

— Да, и Вы не помните как?