«Оковы роз вокруг твоей петли» (1/2)
Венец, что дорог для тебя,
Моим никак не станет,
И только дух твой ото дня
Спасет меня едва ли. </p>
Запах сушеных трав, самых разнообразных веничков, находящихся практически везде, внушает некое спокойствие и даже защищенность, особенно аромат омеги — топленое молоко с ноткой меда, заставляющее хотеть спать как можно сильнее. Множество стеклянных баночек обставлены по всей маленькой, однако достаточно высокой комнате, и книги, от тонких до толстых, таких, которыми можно ударить по голове и заставить издать последний вздох. Каштановые пряди волос спадают на глаза, слегка перекрывая вид на собственную раненную руку, которую уже несколько минут так старательно промывает лекарь, избавляясь от всей грязи, частичек пыли и остатков темно-голубой, уже свернувшейся, крови. Король стоит напротив, держа свою черную накидку и внимательно следя за каждым движением совершаемым в сторону омеги, кусающему свои же вишневые губы, и каждый, даже маленький, звук, издающийся от боли, он перенимает на себя, кислая клюква усиливает и ухудшает всю ситуацию во много раз.
— Ау, — в который раз чуть ли не подскакивает с кровати, но кисть руки твердо держат, не давая дернуться ни на сантиметр.
— А не надо было под меч лезть, сейчас бы тут не сидел, — упрекает лекарь, снова, аккуратными движениями пальцев, втирая какую-то темно-зеленую мазь по открытой ране. — Кто тебя так разукрасил? — интересуется, замечая кровь по всему телу, без ран, но всё же слишком много крови.
— Джин, — строго, заставляя посмотреть в омуты черных глаз. — Перестань задавать вопросы, твоя задача сделать так, чтобы он не умер, — четко и ясно, давая знать, что будет, если ослушаются его слов.
Омега тяжело вздыхает на такое резкое обращение, однако не торопится сдаваться, каждый лекарь стал очень ценен после ужаснейшей войны, а выслушивает такие слова в свою сторону он далеко не впервой. Карамельные глаза внимательно рассматривают омегу перед собой, старательно приводящему в порядок его ладонь. И эти бронзовые волосы, переливающиеся в свете нескольких свечей, эти длинные пальцы рук и легкие движения — всё так напоминает о прошлом, слишком сильно он тревожит раны внутри при этом залечивая снаружи.
— Лекарь должен знать, с чем имеет дело, иначе можно допустить непоправимые ошибки, — продолжая осматривать рваную ладонь. — Ваше Величество, где Вы его подобрали? — переключаясь на Короля, ведь голубая кровь не вселяет ничего хорошего.
— Джин…
— Ваше Величество, не стойте над душой. Уходите, я приведу его позже, — прерывает, зная, что ему точно не скажут, определенно не Король.
— Я никуда не уйду, — заверяет, твердо продолжая стоять на своем месте.
Ещё один глубокий вздох, кажется совсем чуть-чуть и омега разорвет даже Короля, однако он мирно залечивает рану, ничем не выдавая своё внутреннее желание. Тэхëн смотрит на Чонгука, продолжающего держать накидку в руках и самое главное прожигать его своим взглядом, то ли изучая, то ли мысленно убивая, хотя карамельные глаза совершенно ничего не выдают, за исключением спокойствия, скрывающего всю внутреннюю борьбу с самим собой. Длинные ресницы плавно опускаются и поднимаются, ещё немного и закроются, отправившись в страну грёз. Но вдруг по телу проходит дрожь, а в карих глазах искра, ведь руки альфы до сих пор в засохшей темно-голубой крови северян. Воспоминания нахлынывают рекой, затмевая сон, затмевая всё вокруг. Крики в голове отдаются по новой, совершенно не давая сконцентрироваться на тишине вокруг.
— А дел у Королей я смотрю с каждым новым днем всё меньше и меньше, — усмехается с явным упреком в словах. — Не правда ли? Может тебе чаю налить или травки какой-нибудь, чтобы успокоиться? — обеспокоенно, обращаясь к слегка потрепанному омеги. — Он тебя не напугал? — предполагает, стараясь получить хоть слово.
Черные омуты, и так не сводящиеся с омеги, становятся ещё напористее, Чонгук чуть ли не срывается с места, ведь вишневые губы молчат, что-то тщательно обдумывая внутри. Кислая клюква становится сильнее, вбиваясь в альфу, вынуждая не делать необдуманных действий, а довериться и продолжать стоять на месте, сковывая волю своими феромонами.
— Всё в порядке, — искренне, слегка успокаиваясь от аромата молока с мёдом.
— В порядке? — удивленно поднимая брови вверх, стараясь разглядеть причину таких отмазок в слегка покрасневших карих глазах. — Да уж, если сейчас твоё состояние это порядок, то, что же происходит в других случаях я даже боюсь предположить. — вздыхает, в последний раз проводя вязким раствором по ране. — Не стойте столбом, принесите чего-нибудь уже.
— Что ты сказал? — удивленно переспрашивает, не понимая кому адресованы такие слова.
Баночка с мазью остаётся на столе, лекарь берёт хлопковый кусочек ткани и обмокает её в небольшой тазик с водой, стоящий на полу. Тэхён следит за каждым движением, особенно за непредсказуемым альфой, кипящим непонятными эмоциями изнутри.
— Оказывается Короли начинают тупеть, — усмехается, со всей силой выжимая ткань от воды совершенно одной рукой, а Тэхëн уже представляет, как ещё немного и тоже случится с шеей Короля.
— Эй, Ким Сокджин, ты как разг…
— Не кричите, только и умеете пугать своими действиями, — резко, совершенно серьезно прерывая, накрывая рассеченную рану чистой тряпочкой и плотно прижимая сверху. — Лучше уйдите, если собрались продолжать в том же духе, — тише, стараясь не тратить свои нервы попусту.
Альфа переключается на карамельные глаза, отведенные куда-то в сторону, но только не в его. Здоровая рука со всей силой сжимает постель под собой, однако омега не плачет и даже не жалуется на боль, что ему причинили и что терпит сейчас.
— Что принести? — сдаётся, выбирая поражение.
— Мелиса, шалфей, календула, что-нибудь там выберите, — отмазывается, стараясь избавиться от пары лишних глаз и ушей.
— Скоро вернусь, — мягко предупреждает.
Накидка оказывается оставлена рядом с омегой, но даже это действие не заставляет посмотреть на себя, только поджать вишневые губы и молча продолжать терпеть. Черные омуты глаз пристально осматривают лекаря, отчего-то страшно оставлять их вдвоем совершенно наедине, однако ноги идут на выход так, как и просили, ведь нужно давать свободу, хоть и видимую.
Лекарь берет очередной кусочек ткани, на этот раз слегка влажный, и дотрагивается до засохшей крови на лице, пальцами придерживая подбородок. Каждое движение настолько мягкое, настолько легкое и успокаивающее, Тэхён прикрывает веки, концентрируясь исключительно на охлаждающей тряпочки, ощущая каждую шелковистую ниточку, касающуюся грязной кожи. Тёплые пальцы притягивают лицо поближе, омега поднимает уголки губ, замечая, как действуют его прикосновения на уставшего раненного. Но серая ткань становится темно-голубой и серьёзность возвращается в привычное русло, затмевая мимолётный порыв радости.
— Северянин, как попал в руки югу? — прямо спрашивает, ведь теперь они совершенно одни.
Но в ответ тишина, даже ни одного движения со стороны омеги, и только спустя несколько минут до него доходит этот голос мягкий и нежный, очень сильно похожий на запомнившийся когда-то. Веки с длинными ресницами резко открываются и замечают пристальный взгляд кофейных глаз, внимательно рассматривающий его черты лица. Пальцы с влажной тряпочкой останавливаются на бледно-розовой щеке, лекарь видит блеск в карамельных глазах, блеск слез, отражающихся от ярко оранжевого света свечей.