Часть 14 «Боль и признание» (1/2)

«Кажется, я люблю его… Я люблю так сильно, что не представляю жизнь без него. Как мне жить без его белоснежной улыбки?! Без его голубых глаз, которые уносят меня в космос, с каждым разом, когда я встречаюсь с ними. Без его рук, длинных пальцев, которые проходят по моему телу каждое утро. Без его тепла и света. Он — моя зависимость. Он — мой наркотик…»

Скрежет двери сбил парня с толку. Ручка дрогнула, образовавши неровную линию на листке бумаги. Из-за двери показалась Рубин. Ее чепчик был слегка помят. Из под него торчали каштановые клочки волос. А передник застрял в щели дверного проема. В руках у неё был горшок с белыми бегониями.

— Арсений просил передать, что ждёт тебя внизу, — протянула она, и не дождавшись ответа, захлопнула дверь носком кожаной туфли.

Парень встрепенулся, выскочил за дверь той же секунды, оставляя свои письма на столе.

Под крыльцом дома, не свеже-выкошенной лужайке, и вправду стоял Арсений. Он ел аффогато из сервизной чашечки, мелкой десертной ложечкой. Услышав нелепые шаги за его спиной, он обернулся. Его взгляд упал на кеды парня — на одном из них, были развязаны шнурки. Арсений поставил чашечку на ступеньку крыльца, а сам подошёл к парню. Медленно опустился, глядя ему в глаза, затем опустил взгляд обратно на кеды. Накрутив на пальцы шнурки, он ловко стал их переплетать между собой. Чёрная макушка мужчины слегка упиралась в бедро юноши. Дразнится.

Парень, не удержавшись, запустил пальцы в его смолистые волосы, зачёсывая назад. Мужчина справившись с его шнурками, провёл рукой по оголенной лодыжке, затем нежно повёл ладонью вверх — по голени. Внезапно Антон почувствовал, как кончик носа коснулся его колена, а вторая рука завела под грубую ткань шорт. Парень зачем-то простонал. Очень тихо. Это больше было похоже на писк, чем на стон, но так завело Попова, что тот провёл языком по его ноге, едва касаясь губами. По всему телу прошлась мелкая дрожь. Антон совсем позабыв, о том, что они находятся прям под домом - где их могут увидеть — вздернул мужчину за волосы и потянул на себя, заставляя подняться. И уткнулся губами об его лоб, нежно зачёсывая пряди волос, свисающих на лицо. Подступившая волна тепла — прошлась по всему телу. Исподлобья Антон наблюдал за нежными, такими манящими устами напротив. Он потянулся, с неразделимым желанием ощутить их по всему телу. И вот всего пару миллиметров разделяет их. Они трутся друг об друга, задевая кончиком носа. Руки изучают — такое родное и тёплое тело, — зажимают бедра, прислоняя к себе все ближе. Его запах — дурманит сознание. Арсений запускает руку в чужие волосы, и склоняя в бок — чтобы не цепляться, — а второй рукой гладит по шее парня. Он целует мокро, нежно, то и дело отрываясь для нового глотка воздуха, но в конце концов все равно оказывается в плену тёплых губ. И ему это кажется таким правильным, что хочется утонуть во всем этом и застрять в моменте до скончания веков.

Где-то внутри чувствуется волна удовольствия, тянущаяся патокой от живота до самого горла, и Попов языком касается нижней губы парня, зализывая его многократные ранки, от того, что тот постоянно кусает ее. Он ведёт подушечками пальцев по его щеке и…

— Что вы творите?

Тело отпустило. Веки дрожат, а ноги подгибаются — становятся совсем ватными.

Они резко обернулись и отпряли друг от друга, ошеломлённо всматриваясь на крыльцо.

Там стоял отец.

В его руках был лист бумаги, который он скомкивал пальцами одной руки. На лице красовалось — недовольство, злость. Его брови хмуро сжимались спазмами на лице. Антон видит вздувшуюся вену на лбу отца, видит лихорадочный блеск в глазах, отстранённый взгляд, словно он не тут, а где-то глубоко внутри, где его ничего не сдерживает и не останавливает. Ощущает его агрессию, понимает, что вплотную стоит к вулкану, который цепляет его лавой и затягивает под обжигающе одеяло.

Он скалится, словно пёс. И от этого устрашающего вида — становится ужасно стыдно и до безумия страшно. Лучше провалиться сейчас под землю, чем остаться под укоризненной паузой такого положения.

—Паш, я все объя… — не успевает объсниться Арсений, как его перебивает до жути охрипший, дрожащий голос.

—Убирайся из моего дома! Сейчас же. — Он оборачивается и уходит.

— Паша, выслушай меня! Это все… — мужчина бежит ща ним вдогонку, но тот лишь обрывает его на полуслове.

—Ты совратил моего сына! Убирайся! Не хочу больше видеть тебя здесь! Не появляйся на мои глаза больше никогда! Что ты хочешь мне объяснить?! Я все прочитал. Мой сын написал тут про все, — он вытянул скомканный лист из-за спины, — про все, что ты с ним вытворял!

Эти слова пронеслись, как лезвие по всему телу, заставляя топиться в своей собственной крови. И ведь как тут оправдаешься?