Часть 14 «Боль и признание» (2/2)

—Он ведь еще совсем ребёнок! Как ты мог? — Его голос звучал так отрезвляюще в этой тишине.

— Твой сын сам хотел этого!

— Мой сын — не жалкий гей, вроде тебя! И он никогда им не был. Он просто поддался твоему влиянию. И он женится на Оливии Смит! А ты убирайся!

Что-то кольнуло где-то глубоко внутри. «Он женится…», — набатом пронеслось в голове на повторе. А тот продолжил сыпать - гневающим баритоном — провоцирующие фразы:

— Мой сын просто слабак. Поддался твоим провокациям. Он не как я. Мне удалось избавиться от этого гнетущего влияния!

И тут его осенило.

—Влияния? — дрожащим голосом переспросил мужчина, остановившись у порога дома.

—Ты соблазнял меня! Ты вечно вытворял что-то в нашей юности, и приковывал тем к себе внимание. Я сумел сдержаться, а он нет. Ты просто жалок, Арсений!

«Сдержаться…» Теперь-то все встало на свои места.

—Да, я любил тебя, но никогда не пытался тебя соблазнить! Ты просто так оправдываешься перед самим собой! Я наоборот боялся тебе об этом сказать. Думал, что ты не так это воспримешь.

—И правильно делал. Я не потерплю пидоров в своём доме!

—Да? А раз ты не «пидор», — он показал в воздухе кавычки, — то почему же ты тогда сдерживался? Как ты это объяснишь?

—Да потому что это ты, Арсений. Ты просто портишь людям жизнь! Люди подавлются твоему влиянию, и поэтому такое случается, — в его голове слышна дрожь и сплошные оправдания.

— Может ты бы просто признал это, а не прятался за маской гетеросексуала, со своей прекрасной женой и сыном «не геем», — и снова эти кавычки всплыли в воздухе, — и кто теперь из нас жалок?

— Ты любил моего отца? — встрял посреди разговора Антон, обращаясь к Попову. Его глаза были мокрые, ресницы слиплись, а по щеке текла холодная, отрезвляющая слеза. — И ничего не сказал?!

А Арсений понимает почему не сказал. Его бы и не поняли. Его бы не простили.

У парня в голове шум. Что-то больно бьет под дых. Он просто разворачивается и убегает. Просто куда глядят глаза. Подальше. Подальше от них. Скрыться от пристально взгляда. Ветер обдувает его лицо. А слёзы текут рекой. Он опомнился только, когда оказался на пустынном поле. Он сел среди полевых цветов, на пригорке. Зарылся по плечи в густой заросли, уткнувшись в колени, и заплакал. Так горько и молебно, пытаясь унять дрожь.