Часть 3 (1/2)

Только войдя в замок Криденс понимает, насколько он голоден. Нервные потрясения и занятия магией всё ещё весьма энергозатратны – и учуяв запах еды, парень почувствовал, насколько именно, когда желудок скрутился в тугой узел.

Пожалуй, если он и привык к чему-то достаточно быстро, так это совершенно точно к еде. И нет, он конечно каждый раз пробовал что-то новое едва ли не с благоговением, но ел уже достаточно спокойно, без той быстроты, которая свойственна голодным детям-сиротам в их страхе, что еду отнимут.

Геллерт идёт в общий зал, где накрыт стол, стараниями домовика. Свежие овощи, уже по глубоким тарелкам гуляш, от которого все ещё поднимается пар.

Вино, а вот у тарелки во главе стала, большая кружка портера, что в приглушённом свете столовой кажется черным.

- Присаживайся, оставь пальто на входе.

Сам Геллерт оставляет пальто на ближайшем кресле, зная, что домовик все отнесет на свои места.

Криденс послушно оставляет пальто на входе и робко садится за стол. Голод даёт о себе знать с новой силой.

Он смотрит на еду, но не решается за неё приниматься, пока мужчина не садится за стол и не берет в руки приборы.

Всё оказывается невероятно вкусным; он снова торопится, не то по сиротской привычке, не то от дикого голода, но опустошает тарелку очень быстро и чинно сидит за столом, опустив глаза.

- Криденс, ты больше не у Мэри Лу. Тебе не обязательно опускать глаза и быть ”хорошим” мальчиком. Не обязательно есть быстро и стараясь не создавать шума, - Геллерт посмеивается и отпивает портера, - Коди, налей Криденсу тоже. Ещё добавку и кружку пива, пусть он попробует нормальную еду. Я сомневаюсь, что Мэри разрешала тебе пить хоть что-то кроме воды. Но будь осторожен, темное пиво вкусное и хмельное, пей осторожно, иначе быстро опьянеешь.

Сам темный маг периодически прикладывается к кружке, гуляш ест медленно, смакуя мягкое мясо и нежную картошку, как приправы обжигают рот.

Криденс поднимает глаза с сомнением.

– Пиво, сэр? Я никогда не… – он осекается. Очевидно, что он никогда не пил. Он встряхивает головой и быстро добавляет:

– Не стоит, сэр. Я уже наелся. Правда.

- А выглядит так, словно нет, - Геллерт посмеивается, - но воля твоя. От портера тоже можешь отказаться, не заставляю. Но рекомендую его сыром, если все же захочешь, но лучше всего он с мясом.

Геллер сидит расслабленно на своем стуле, для него это простой приятный вечер.

- Тебе надо хорошо питаться, магия вытягивает много сил, даже если ты прирожденный волшебник. Да и учеба это не самое простое занятие.

Парень смотрит с сомнением. Он действительно наелся, по крайней мере голода более не ощущал.

Но алкоголь? Криденс почти приходит в ужас. Ужас, конечно, внушенный Мэри Лу своим чадам из самых благих побуждений, но Криденс в своё время услышал главное: ”пьяный теряет над собой контроль”. А то, что он опьянеет мгновенно, Криденс не сомневался.

– Простите, – он расслабляет плечи и смотрит чуть исподлобья.

– Я действительно не голоден. По крайней мере на ближайшие пару часов.

- Расслабься, Криденс, - Геллерт делает то, что обычно не позволял себе с лет учебы в Дурмстранге, а именно закатывает глаза, пожимая плечами и отпивает ещё портера из своей массивной кружки.

- Ты можешь делать все то, что тебе нравится и хочется. Или хотя бы попытаться понять, что может нравиться. Книги, это, безусловно хорошо, но стоит иногда просто попытаться наслаждаться жизнью, как она есть. На несколько часов дать себе забыть о всех заботах и получать удовольствие.

– Я просто никогда не пил, мистер Гриндевальд. И пока что мне сложно… – он замялся, – …как бы сказать? Позволить себе это? – Криденс сглатывает комок слюны.

То, что говорит мужчина, разумеется, очень хорошо звучит. Но привычки, буквально вбитые в него пуританскими условиями существования, как будто бы сковывали его по рукам и ногам.

Всё, что ему хотелось попробовать или то, что нравилось, носило оттенок запретного. И решиться требовало времени.

– Очень сложно выбить из себя мысли о греховности, сэр. Даже если сопротивляешься. Они… хорошо вбиваются, – после некоторой паузы отзывается Криденс.

- Тогда бери и делай. Я, конечно, не могу тебя заставить, тебе подобного было достаточно, я могу только предложить. Дальше - весь выбор за тобой, что делать или не делать, - Геллерт посмеивается, - и поверь, поцеловать меня было куда тяжким грехом по сравнению с парочкой глотков темного пива. Так что, если это рассматривать через призму греховности, тебе уже нечего терять.

После слов о поцелуе Криденс заметно краснеет, отводит глаза – пытаясь спрятать непрошеную улыбку – и молча хватает кружку, делая несколько глотков.

Ощущается странно. Плотнее, непохоже на напиток. Он ставит на стол и хмурится, пытаясь понять, как это объяснить для себя.

Ещё напиток покалывал язык. Это было приятно. А ещё – вопреки словам Мэри Лу, он не чувствовал себя пьяным. Ни капли. Да и Геллерт рядом не был похож на её красочные описания. Поэтому он попытался распробовать ещё раз. Не забывая о рекомендации насчёт сыра.

- Геена огненная не развернулась, Христос не проткнул тебя кинжалом, а из бесов у нас один только Коди, но и то, бес он с натяжкой и на Хеллоуин, когда нацепит на голову рога, - Геллерт отпивает и посматривает на юношу, который, кажется, начинает понимать, что хороший портер это действительно вкусно. И не так страшно, как рисовала бы ему бывшая приемная мамаша.

- Есть большая разница между тем чтобы пить и тем, чтобы напиваться. Между тем, чтобы алкоголь добавлял вкус пищи и алкоголем, чтобы забыться и не помнить своего имени. Кружка портрета к мясу или вина к хорошей рыбе не означают напиваться до беспамятства.

Темный маг цепляет кусок сыра с тарелки, после мягко произносит:

- Der Teufel ist nicht so schwarz, wie man ihn malt.

Криденс слушает мужчину внимательно. Вскоре замечает, как под кожей становится тепло.

– Надо будет попробовать с мясом, – он кивает, – Это похоже на хлеб. Ржаной хлеб. Только растворенный в воде.

Криденс внимательно смотрит в кружку, словно убеждаясь, не ошибся ли в чём, вслушивается в смутно знакомые слова и закусывает сыром. В голове начинает слегка шуметь.

– ”Не так страшен чёрт, как его малюют”? – смеет предположить Криденс.

- Оно самое. И первое и второе, - посмеивается Геллерт, наблюдая за юношей, - одной кружки за вечер с тебя будет достаточно. Можешь, конечно, больше, Коди нальет, но я бы не рекомендовал злоупотреблять. Голова на утро болеть не будет, но будет ощущение, что из тебя выжали все соки и воду. И что ты весь как сухостой.

Сам же Геллерт смотрит, как домовик наливает ему ещё одну кружку дополна.

Сегодня хороший вечер. Криденс смог в магию, посох его слушается, с фронтов славные вести, что последователей становится больше. МАКУСА в панике восстанавливают город и пытаются точно всем магглам стереть память. Неразбериха и хаос лучшее время для новых начинаний.

– От новой кружки я точно воздержусь, мистер Гриндевальд. И… не знал, что я, оказывается, могу понимать немецкий. Тоже магия? – помедлив, произносит Криденс.

Допив, он встаёт из-за стола, отвесив легкий поклон – но пройдя пару шагов понимает, что обычная координация движений всё же начала сильно сдавать позиции.

”Должно быть, это и есть опьянение”. Оно не оказывается столь страшным, как его описывала Мэри Лу, но скованность и потеря координации его слегка пугают, и Криденс садится обратно.

– Я ведь говорил, что я ещё никогда не пил, сэр? – его речь совсем немного замедляется, но скорее потому, что он всё так же пытается уловить за хвост остатки контроля.

- Не думаю, что это магия. Вполне возможно, просто слышал и это отложилось в памяти, - темный маг покачивает головой, потом наблюдает за начинающим покачиваться Криденсом, - удивительно, что даже на полный желудок, на тебя так сильно действует не самый крепкий алкоголь. И да, ты говорил. В любом случае, это было и без разговоров очевидно, учитывая твою прошлую жизнь и то, насколько худым ты был и все ещё остаешься. Я бы пошутил, что не в коня корм и для растущего организма тебе требуется много энергии, но хотя бы о твои скулы уже нельзя так сильно порезаться, как это было в Нью-Йорке. Медленно приобретаешь живой вид, Криденс. Или может, лучше, Аурелиус? Как тебе больше по душе, чтобы я тебя называл?

Криденс неверяще проводит пальцами по собственному лицу и смотрит на эти самые пальцы с некоторым сомнением. По лицу не совсем понятно – то ли он не верит, что о вышеназванные скулы можно порезаться, то ли не верит, что он как раз этого не сделал.

– Криденс, – эхом отзывается он.

– Имя ”Аурелиус” кажется мне слишком помпезным. Я не люблю Мэри Лу, но носить имя, данное мне теми, кто меня бросил, и вовсе не хочу.

- Пусть будет Криденс, так нам двоим явно привычнее, - Геллерт отпивает из своей кружки, - хочешь ещё мне что-то сказать или спросить? Поговорить о том что произошло днём? Ещё о чем-то? - темный маг вальяжно и свободно сидит на своем стуле, прямо смотря в глаза Криденсу своими, разноцветными.

Криденс пугается, сразу думая о поцелуе. Но взгляд не отводит – только вздрагивает и, сделав пару вдохов-выдохов, наконец пытается взять себя в руки.

– Днём много чего произошло, сэр, – осторожно начинает он, но потом закрывает глаза, шумно выдыхает и снова взирает прямо на мужчину.

– Вы же всё прекрасно знаете, мистер Гриндевальд. Вы мне нравитесь. Мне нравится проводить с вами время. Вы хороший учитель. – делая небольшие паузы между предложениями произносит Криденс.

”Вы красивый мужчина.” – висит на языке.

- Я люблю получать информацию, а не додумывать или лезть тебе в голову. Зачем, если ты можешь мне все сказать и так, не пытаясь что-то скрыть. Но можешь и скрывать, если тебе так хочется. Я так или иначе узнаю о твоём состоянии, теперь, немного точнее, чем раньше.

Геллерт короткими ногтями почесал подбородок.

- Я рад, что тебе нравятся наши занятия. Ты талантливый и способный ученик, очень настойчивый и упорный. Я бы даже сказал, удивительно упорный с момента, как мы тут основались. Ощущение, что была бы возможность, ты ночевал бы в библиотеке. И мне интересно, это от тяги к знаниям или попытка избегать со мной встреч?

– Мне очень интересна магия, сэр. Особенно в силу того, что мне о ней говорили все эти годы. Знаете, все эти глупости про Сатану и шабаши на Лысой горе. – Криденс фыркает, опускает глаза на кружку, допивает остатки пива и, поставив теперь уже совсем пустую кружку на стол, подпер рукой подбородок.

– Если бы на то была моя воля, сэр, то я бы едва ли избегал вас. В том тесном доме вы, вроде как, со мной даже спали. Это было приятно. А может, мне это показалось. В бреду. Интересно, опьянение похоже на бред? – задал он вопрос в пустоту после неожиданной, даже для себя, отповеди.

- Ну, шабаши и правда бывают, но это больше про женщин и их магию, - Геллерт смотрит на Криденса, едва ли не с умилением.

Тот очаровательно пьян, если не знать, что вот именно он с пару недель назад разнёс четверть города и убил нескольких людей. Замечательный домашний питомец, очень по душе Гриндевальду.

- Не показалось. Но в том доме ты был ранен и я предпочел быть рядом на случай, если тебе станет хуже, - Геллерт допивает свое пиво и ставит пустую кружку на стол.

- Опьянение похоже на немного спутанные, но очень искренние мысли, которые сложно остановить силой воли. Алкоголь притупляет чувство опасности и эту самую волю. Заставляет говорить все, что на уме на самом деле.

– Вы что, специально уговорили меня? – Криденс смотрит на мужчину с укоризной, но на губах появляется слабая улыбка. Он читал обо всяких зельях, которые позволяют выудить из человека любую правду.

Но зачем зелья, когда в его случае сработает нечто куда более тривиальное, правда?

- Возможно. А возможно я просто угостил тебя достойнымнапитком к мясу, вместе с которым трапезу можно считать полноценной. Истинный грех есть гуляш без портера или заменять его на чай, а может и сок. К мясу всегда комплиментарен хороший алкоголь, - Гриндевальд улыбается, лукаво, глядя на юношу.

- Кто знает, что я задумал на самом деле. Может быть, услышать правду. Может быть, просто показать новые вкусы. Может быть, опоить и соблазнить наивного юнца ради забавы собственного тела. Может быть, все вместе. Кто знает, Криденс, кто знает.

– Вы вполне могли бы сделать это без алкоголя. Разве нет?

Это вырывается совершенно естественно, но только минутами позже Криденс осознает, что́ именно он сказал, и густо краснеет.

Если мистер Гриндевальд так шутит – то лучше бы ему не шутить.

- Что именно я мог бы сделать и без алкоголя? - Геллерт вопросительно приподнимает белую, почти незаметную на бледном лице бровь и смотрит на Криденса.

- Видимо, про последнее, о чем я сказал. Как интересно, Криденс. И насколько же глубоки оказываются твои волнения и фантазии? Кажется, по цвету твоего лица, что они не отличаются целомудрием.

– Я совсем ничего об этом не знаю, мистер Гриндевальд. Так что они, скорее, отличаются неумелостью, – ответствует Криденс, стараясь смотреть прямо на собеседника, а у самого сердце стучит так бешено, словно норовит выломать ребра. Тьма внутри него придаёт твёрдости сказанному, позволяет смотреть в глаза. Но Криденс всё ещё безобразно смущён.

– Мне сложно представить себе что-то большее, чем то, что у нас уже было. Но то, что я при этом испытываю, вовсе не похоже на целомудренную благодарность. Мне нужно больше, – наконец, заканчивает она за Криденса, и Криденс ощущает это как волну, ударившую изнутри.

- Как определишься с тем, что тебе нужно, буду рад увидеть у дверей моей спальни, - Геллерт встаёт со стула, треплет мальчишку по щеке.

Тот приобретает особое очарование в моменты, когда внутри него начинает бесноваться обскур. В этом есть свое удовольствие, доводить Криденса до подобной точки кипения. Игра с огнем в полном смысле этого слова, учитывая силу юноши, но Геллерта приятно волнует ощущение опасности от этого. Возможность адреналина, риска и может быть, даже смерти. Нет ничего приятнее, чем иногда напоминать себе о собственной смертности. Очень бодрит.

От подобного жеста Обскур, кажущийся возмущенным, снова берет верх и, сжав пальцами запястье мужчины – черные змеи хаотической магии оплетают руку мужчины – встаёт со стула, оказываясь лицом к лицу с Гриндевальдом.

– Я знаю, чего я хочу, – он щурится и криво усмехается, – отведете?

- А потом вы оба будете избегать ещё меня полгода по всей крепости и делать вид, что ничего не было, - Геллерт смотрит в побелевшие глаза спокойно, когда Криденс не горбится, он выше темного мага и это очень забавно.

- И что же ты хочешь, помимо того, чтобы оказаться в моей спальне? Одно дело изъявить желание, совсем иное, иметь хотя бы приблизительное понятие о том, как это будет. И представления, мой мальчик, могут быть куда разочаровательней действительности, - Геллерт за рубашку тянет Криденса вниз, к себе ближе, словно не чистый хаос перед лицом сейчас, а просто обнаглевший юнец.

– Или, быть может, меня будете избегать вы? – вкрадчиво произносит Обскур и его губы растягиваются ещё шире. Его понимание происходящего было несколько глубже, чем у Криденса – возможно потому, что было достаточно времени для наблюдения. А ещё Обскур привык брать то, что хотел.

И сейчас он хотел. Совершенно точно.

– Поэтому я и не представлял больше, чем было. И я не думаю, что этого недостаточно, – пальцы Обскура ложатся на чужие плечи, проскальзывают по ним, вверх по шее – и ложатся на острую кромку челюсти мужчины, почти такую же острую, как у него самого.

– Остальное предпочту увидеть сам. И ощутить тоже.

- Не уходи от ответа, Криденс и не стоит заговаривать мне зубы, у тебя не получится, даже когда ты в таком состоянии, - Геллерт улыбается, его будоражит это прикосновение и ощущения от него.

- Видимо, тебе придется рассказать это по пути, иначе в спальню я войду один. Ты отправишься в свою. Надеюсь, правила тебе достойно ясны. Не люблю неизвестность, Криденс.

Геллерт увиливает от прикосновения и идёт в сторону выхода из залы, к коридорам, что ведут в сторону уже обжитой части помещений. Где спальни, библиотека, кабинет.

Обскур неожиданно срывается с места и черный вихрь вылетает прочь из зала, долетает до двери в спальню мистера Гриндевальда и останавливается за несколько шагов до входа, снова формируясь в высокую фигуру мальчишки.

– Вы хотите услышать от меня содержание наших фантазий? – усмехается Криденс, и чёрные клубы дыма мимолётно касаются мужчины, всё ещё находящегося в отдалении.

– Боюсь, вы будете разочарованы. Что такого в мыслях о том, чтобы поцеловать вас? Чтобы уснуть рядом с вами, ощущая ваши ладони на обнаженной коже? Ему… – Обскур делает некоторую паузу, – Ему достаточно думать о пальцах, гладящих его спину не ниже поясницы. О большем он не позволяет думать и себе же.

- Довольно скудно, ты прав. Для этого он может завести себе поклонника примерно своего возраста, с которым они будут проводить целомудренные вечера за закрытыми дверьми, - Геллерт приоткрывает дверь в свою спальню, - такое меня не слишком может заинтересовать. Возможно, будь я младше лет на двадцать, ещё бы могло. А сейчас, сейчас вам нечего мне предложить в этом плане кроме юного тела, неопытности и может быть, может быть рвения в своем старании. Это невероятно льстит, конечно же, но это не слишком продуктивно. Обнаружить в середине процесса в своей постели испуганного мальчишку не входит в мой список предпочтений.

Геллерт открывает дверь шире и проходит в спальню.

Чёрные всполохи, плотные и осязаемые, сперва касаются плеч мужчины. Соскальзывают на грудь. Медленно бледнеют и приобретают вид пальцев Криденса.

– Какой интересный взгляд на взаимоотношения юных, мистер Гриндевальд, – слышится над ухом мужчины, и знакомое лицо растягивает губы в улыбке.

– А я, в свою очередь, не думал, что вы окажетесь таким недотрогой.

- Какой есть. Можно сказать, что это воспитание старых лет, - Геллерт едва заметно растягивает губы в тонкой улыбке, - а может быть, я предпочитаю быть осторожным с Дамбдорами, которые до этого, не принесли в мою жизнь ничего, кроме разочарования.

Гриндевальд мягко убирает ладони юноши со своей груди.

- Sei eine Schnecke im Raten, ein Vogel in Taten.*

– Я узнал о том, что я Дамблдор всего несколько часов назад, и последнее, что я хочу сделать в этой связи – растрогаться в полноте родственных чувств, – Криденс выдыхает, дым исчезает и позади мужчины остаётся лишь парень, каков он есть.

– Я не испугаюсь. И никуда не сбегу. Если вы хотите знать, – Криденс закусывает губу, думая о том, что возможно мужчине просто это не нужно, и посему стоит отступить.

Он начинает сомневаться, Обскур мечется внутри него, и Криденс невольно жмурится, пытаясь осадить, в сущности, самого себя.

Прочь, прочь сомнения.

Он не знает, что дальше произносит мистер Гриндевальд. Но почему-то мысль о том, чтобы выйти сейчас прочь, становится совершенно невыносимой. Криденс делает пару шагов вперёд и встаёт перед мужчиной, внимательно всматриваясь в его лицо.

– Никакой лжи, так вы сказали? – он касается бледных скул пальцами, – так вот… к сожалению, у меня нет другой правды, кроме этой, мистер Гриндевальд. – сердце пропускает удар, и Криденс касается губами чужих тонких губ, осторожно и медленно.

Криденс мечется. От Обскура к себе и обратно, снова туда и снова обратно. Спор с самим собой, как у ребенка, перед которым оказался запас сладостей. Съесть все разом, взять немного, спросить разрешения. Получить аллергию, соврать, быть честным и возможно без вкусного.

Это занятно и поучительно.

Геллерт обещал помочь мальчику с контролем и магией, Геллерт держит свое слово и даже сейчас, когда чужие губы касаются его собственных, обучение все ещё продолжается.

Переспать с обскуром, что собрал в себе все запретное, подавленное - просто. Это подросток жадный до внимания, понимания и любви, каким бы оно не было, как бы оно не выражалось, а если телесно - то ещё лучше.

Да только это не интересно. Это слишком легко, можно списать на аффект, подавленную волю. Обскуры мало изучены и черт знает, что они могут делать со своими носителями. Что умеет вся та злость, что копилась годами.

Геллерт заинтересован в Криденсе. С его тьмой внутри, но не в ней в чистом виде. Без носителя столь мощная сила бесполезна. Без тела, без умений, без чувств. Хаос в чистом виде, что не подчиняется никому и ничему, что способен к жизни только в магическом пузыре.

Геллерт касается белыми пальцами затылка Криденса, притягивая к себе ближе, раз тому так хочется. Поцелуй может не требовать продолжения, если верить обскуру. С одного поцелуя не убудет, особенно, когда у Криденса так дрожат губы и кажется, весь он сам. По сути статный, высокий юноша, которому приходится наклоняться ради этого поцелуя, ради того, что бы чужие губы, бледные и сухие, обхватили собственные, чуть припухшие от приправ после ужина с непривычки.

Криденс заметно вздрагивает. Касается чужих плеч пальцами, притягивает ближе. Сердце заходится от ударов, губами к чужим губам – более жадно, более требовательно.

”Только не отпускайте…”

Криденс прижимается ближе и утыкается носом в шею, касаясь губами кожи. Неверяще улыбается. Тихо смеётся.

Дрожаще выдыхает, касаясь губами чужой бледной скулы.

Мужчина кажется ему таким красивым, в отличие от самого себя. Таким восхитительным. Во всём – в манерах, речи, в магии. Невозможно быть равнодушным.

Он и не равнодушен.

– Мистер Гриндевальд… – шепчет Криденс, прикрывая глаза.

- Весь внимание, Криденс, - мягко и спокойно произносит темный маг, не делая шагов навстречу парню, но и не отталкивая. Позволяя тому касаться, где сейчас захочется.

Лучше всего приручать обиженных зверей, давая им сначала кров и еду и только потом, давать нюхать свою ладонь. После этого, может быть, зверя можно будет погладить. Тут нельзя торопиться и нужно быть осторожнее и Геллерт - осторожен.

Слишком быстрые и резкие чувства не принесли в его жизни ничего кроме боли и разочарования, нанесли такую рану, что все ещё, спустя много лет, болит и даёт о себе знать.

Гриндевальд дал себе слово не повторять этой ошибки. Не сближаться быстро, проверять на прочность намерений и доверия, снова и снова. И пусть это выматывает, пусть это оставляет постель холодной, это лучше чем разочарование, от которого ноет под ребрами.

На какое-то время Криденс теряет все слова, которые, как казалось, только секунду назад переполняли его красноречием. Пальцы медленно обводят острые углы челюсти, касаются впалых щек мужчины. Затаив дыхание, Криденс любуется.

Коснувшись лбом чужого лба он прикрывает глаза.\

– Я всё время… я всё время говорю о том, как вы нужны мне. Но нужен ли я вам? – тихо произносит Криденс и шумно выдыхает. Слабо и коротко смеётся.

– Нет, я помню, сэр. Помню, что вы говорили обо мне. Просто… – Криденс глубоко вдыхает и шепчет:

– Я восхищаюсь вами. Я не избегаю вас, наоборот, я бы… хотел проводить с вами больше времени. Если бы вы захотели. Я пытаюсь отвлечься за книгами, но перед сном эти мысли меня одолевают. Я ничего не делал, я просто думал о вас. Я хотел относиться к вам просто как к учителю. Но не могу, – последние три слова он произносит совсем тихо, на выдохе, в губы. И собственная смелость, и чужая близость вызывают в теле совершенно особенную дрожь, мурашки вдоль хребта. Такое нельзя было позволить самому себе. Отчасти потому, что страшно. Мечтать Криденс давно разучился и попросту этого не любил – слишком неприятно потом было сталкиваться с реальностью. Легче и приятнее было думать о том, что уже было.

Но когда вот так, близко; когда только что целовал его. Когда можно касаться – ведь можно же? – и провести руками по чужим волосам, а губами коснуться губ… ведь можно, правда?

- Если ты ни о чем не спросишь, ничего не будет. Если ты ни о чем не попросишь, ничего не произойдёт. Чтение мыслей не моя сильная сторона, да и я предпочитаю иные способы добычи информации из окружающих меня людей, - Геллерт усмехается горько, - я полез ради тебя под чужие заклятья, перевез тебя в свою крепость и нарушил, один только Мерлин знает, сколько законов магического мира, сам лично варил зелья, чтобы ты был в порядке и теперь ты задаешь вопрос, нужен ли ты мне? Мне было бы легче переспать с темной частью тебя, Криденс. С той, что обнимает жадно мои пальцы и лезет черными щупальцами под рубашку, не спрашивая. Было бы проще, без лишних вопросов, но видишь ли, передо мной сейчас стоит робкий черноглазый парень, а не белоглазое отражение чистого хаоса.

Геллерт прикрывает собственные глаза и чуть поддается под чужие пальцы на своей скуле.

- Ответ из этого получишь сам.

Обскур внутри от этих слов невольно встаёт на дыбы, но быстро успокаивается.

Это было бы действительно слишком просто. Обскур, как бы им ни восхищался мистер Гриндевальд – а Криденс помнил о том, что он восхищался, и сам Обскур это тоже прекрасно помнил – был бы слишком лёгким приобретением.

Обскур уже был тем, кем можно было управлять. Он бы с лёгкостью кинулся на любого, на кого бы указал мистер Гриндевальд. Он бы сделал всё, что позволило бы ему нарушить ещё один запрет.

Криденс с трудом нарушал годами вбиваемые запреты. Только если для этого не существовало достаточно серьезной причины.

Геллерт Гриндевальд был очень, очень серьёзной причиной.

– Вы сделали для меня то, о чём я бы не смог и помыслить, – Криденс касается пальцами чужой руки и подносит её к губам, касаясь ладони.

Если это грех, как говорила Мэри Лу, то он грешен – и будет ещё более грешен.

Потому что после этого он притягивает к себе мужчину рывком. Вся неловкость уходит, разве что всё так же невыносимо колотится сердце. Целовать, изломанно и жадно, пальцами касаясь чужого лица, ногтями скребясь по ткани одежды, там, между лопаток.

И это уже совсем не Обскур.

- Тише, тише, у нас есть хоть и не все время мира, но достаточно, чтобы ты не кусал меня за губы, словно пытаясь сожрать. Тише, Криденс, мягче. Не порть себе ощущения, - Геллерт посмеивается в губы парня, ловит его за лицо ладонями, - не переставай быть таким же жадным, но будь разумным. Получай удовольствие, а не выдирай его из меня клочьями, это ни к чему. Я тут. В комнате. С тобой. Никуда не денусь.

Один простой жест пальцами и тяжёлая дверь в спальню с глухим басовым звуком закрывается, щелкает металлом старый и верный замок.