Часть 3 (2/2)

- Но и ты от меня, теперь никуда не денешься.

И это, конечно, больше для красного словца. Что стоит обскуру разлететься и собраться, но вряд ли тот захочет так сделать.

- О чем там было сказано ранее? Пальцы не ниже поясницы? - Геллерт ведёт ладонями от шеи по груди Криденса, через ребра и до поясницы, чуть ниже, сминая ткань чужой рубашки и шеи юношеской касаясь губами.

Разумность, кажется, сейчас присуща Криденсу наименее всего.

Он не знал, может это в нём говорил Обскур, но ему едва ли не хотелось кусаться. И целовал он мужчину взахлёб, всё пытаясь успокоиться, пытаясь выразить это иначе. Потому что его самого это ощущение не иначе, как пожирало.

”Но и ты от меня теперь никуда не денешься”.

Криденс почти захлебывается воздухом на этом моменте, а в бедрах так тянет, что он невольно закусывает губу, вжимаясь острой скулой в висок мужчины. Металл на коже обжигает – возможно оттого, что он заговоренный, возможно от собственной разгоряченной кожи. У мужчины обычно прохладные пальцы, но не сейчас – это чувствуется сквозь тонкую ткань рубашки. Так близко.

Так близко, как ещё никогда и никто. Так близко, словно он никогда не слышал тех запретов, которые внушались Криденсу.

Словно он имел на это право. Это было восхитительное ощущение.

Криденс замирает в его руках.

– Вам можно… где угодно, – выдыхает мальчишка, подставляя шею.

Он себе пока очень смутно представлял, что это значит. Но ему, – о, ему он мог позволить то, что и себе не позволял. Всё, что делал мистер Гриндевальд ощущалось как абсолютно правильное. Кажется, это было похоже на ”доверие”.

”Окропи меня иссопом, и буду чист; омой меня, и буду белее снега.”

- Ты неосторожен в своих словах, Криденс. С ними стоить быть аккуратнее, в них на самом деле самая большая сила. Заклинания, магия, это все происходит с помощью слов. Все самое ужасное и прекрасное в этом мире происходит из-за того, что и как мы говорим, - Гелллерт касается губами кожи на шее Криденса, медленно, никуда не торопясь, - иногда даже не произносим вслух. Но слово имеет силу, Криденс.

Бледные руки не опускаются ниже поясницы младшего из Дамблдоров, все ещё рано. Пока можно наслаждаться тем, как Криденс льнет, как вздрагивает от почти невинных прикосновений. Все его естество, что способно убить в несколько секунд, он сам, способен на это.

Убийца, что обвиняет себя в убийстве. Убийца, что льнет к другому убийце.

Из них получается отличный дуэт.

Короткая белая щетина на лице Геллерта царапает кожу на шее Криденса и в вороте рубашки.

– Я знаю, что я хочу. Возможно, впервые в жизни.

Криденс касается губами чужого виска, пальцы запускает в белые волосы. Податливый, трепетный. Отзывчивый.

Внутри него Обскур неожиданно стихает, словно его никогда не было. Словно затаивается. Словно чего-то ждёт.

Криденс расстёгивает рубашку и проводит пальцами по плечам, открывая их сильнее.

- Если ты знаешь, то мне хочется об этом услышать. Это вызывает у меня интерес. Ты вызываешь у меня интерес. Желания, фантазии, мечты, - Геллерт касается губами кожи, что обнажается под пальцами юноши, - расскажи мне Криденс. А лучше покажи. Хотелось бы наблюдать за тобой. Как ты касаешься себя и где. Даже, если ты сегодня будешь делать это в первый раз.

Пальцы Гриндевальда цепляют рубашку Криденса и вытягивают края из-под плотной ткани брюк и ремня. И в этот раз, ладони ложатся на поясницу без намека на одежду. Только голая кожа.

Криденс распахивает глаза, неверяще взирая на мистера Гриндевальда, и сердце подскакивает куда-то к горлу. Он гасит взгляд, опустив ресницы, и вспыхивает.

”Касаться себя?..”

Спрятать, срочно спрятать лицо, касаясь губами шеи мужчины. Выдохнуть с дрожью в ответ на прикосновение. Собственные пальцы нервно пробегают вдоль спины мужчины, цепляются за ткань одежды.

Мучительно. Восхитительно. И, кажется, невыносимо.

Криденс поспешно стягивает рубашку, полуобнажаясь. Он всё ещё угловат и нелеп, стесняясь себя он пытается вновь ссутулиться, но ловит себя на этом и опускает плечи. И шрамы, узкие и длинные, похожие на те, что он сам оставлял на своих жертвах. Лишь вдоль лопаток – шириной с ленту. От ремня.

- Торопишься, - произносит Геллерт, пальцами тут же находит чужие шрамы на спине.

Длинные, рваные, скорее всего, до сих пор ноют. Сколько же их и как давно. Как давно она начала избивать своего сына. Сколько лет ему было? Семь? Десять? Сколько лет подряд это было, ведь с половину жизни точно.

Геллерт поджимает губы и щурится, словно пытается эти шрамы с кожи снять, что оплетают мальчишку путами, заставляют сводить плечи, опуская голову.

- Ты такой красивый, Криденс, - Гриндевальд поднимает на юношу взгляд, ладонью обнимает за лицо, большим пальцем по губам гладит, - так славно сложен. Такие четкие линии, правильные, изысканные, почти экзотические. Как скулы сочетаются с губами, как горбинка на твоём носу придает тебе шарма. Непростительно красивый юноша.

Криденс слушает затая дыхание.

Никто, ни один человек ещё не называл его красивым. В это почти не верилось, но чёрт возьми, как же хотелось поверить.

Он же не лжёт.

Криденс мягко целует большой палец мужчины, касающийся его губ. Смотрит на мистера Гриндевальда не желая отводить взгляда. Ластится к ладони, облизывает искусанные губы, ненароком задевая языком чужой палец.

– И вы… вы невероятно красивый мужчина, – выдыхает мальчишка, опуская ресницы и мягко улыбаясь, – совершенно необыкновенный.

Шутку про то, что мальчишка явно изначально питал нежные телесные чувства к Персивалю, Геллерт оставляет при себе. Незачем пугать и без того робкого в некоторых моментах.

- Иди, встань перед зеркалом лицом.

Самое забавное в этом было то, что на самом деле мистер Гриндевальд – каким он и был – нравился Криденсу куда сильнее. Парня влекло к чему-то необычному, всегда – а мистер Гриндевальд был совершенно удивительным. И особенно удивительны были его глаза.

Криденс ненавидел смотреть кому-то в глаза. Мэри Лу Бэрбоун внесла в эту особенность огромный вклад, имея обыкновение дергать его за подбородок и кричать: ”смотри прямо, когда с тобой разговаривают!”

Но в том и заключалась вся беда. Мэри Лу не умела разговаривать. Только кричать и осыпать оскорблениями.

Глаза мужчины влекли его настолько, что увидев их в первый раз, там, в Нью-Йорке, Криденс невольно ступил вперёд к их обладателю.

Они завораживали. Но не пугали.

Не задавая вопросов, Криденс встал перед зеркалом и поёжился. Кажется, впервые он видел своё тело – и со стороны оно показалось ещё более странным. А ещё – слишком худым. Он невольно закрылся, складывая руки на груди.

”Вы это называете красивым, мистер Гриндевальд?” – едва не сорвалось у него с языка.

Геллерт неспешно идет за юношей, встаёт прямо за ним. Из-за плеча видна только верхняя часть лица темного мага. Глаза, белесые брови, нос. Губы касаются обнаженного плеча Криденса.

- Не сутулься. У тебя красивые широкие плечи, - белые пальцы Геллерта накрывают живот Криденса и одна из ладоней, медленно поднимается до ребер, кожи касаясь только кончиками пальцев.

Прикосновения к чужой коже заставляют слюну наполнять рот, что приходится громко сглатывать, от желания близкого по ощущениям к гастрономическому удовольствию.

- Широкие плечи и грудная клетка, плавный переход вниз, к животу, где видны скосы мышц.

Геллерт говорит все это Криденсу в затылок, не смотря в зеркало, но повторяя путь своих слов руками.

- Неужели, ты никогда себя не касался, Криденс? Даже тут, когда больше некого бояться? Неужели не разу не опускал пальцев своих ниже ремня своих брюк?

Жадный до прикосновений, Криденс замирает и завороженно наблюдает за чужими пальцами. Почему-то они очень красиво смотрятся на его теле. Бледнее, чем собственная кожа, узкая ладонь, тонкие кости. С приоткрытых губ Криденса срывается дрожащий выдох.

– Никогда, мистер Гриндевальд, – сознается он, и почему-то смущается ещё больше, – Мне слишком часто говорили, что я… грязный, – он коротко дёргает крылом носа, почти скалясь.

Это стоило забыть.

Особенно сейчас.

Собственные ладони накрывают пальцы мужчины, сжимая. Он прижимает к губам чужие ладони почти в благоговейном жесте.

– Вы ведь так не считаете, сэр? – тихо произносит Криденс, чуть оборачиваясь.

- Зачем задавать вопрос, на который будет очевидный ответ, - Геллерт гладит губы Криденса, сначала мягко, едва касаясь, позволяя юноше больше проявлять инициативы самому. Только губы у юноши хоть и сухие, обкусанные, но такие горячие, припухшие, манящие.

Геллерт не отказывает себе в том, чтобы прожать это губы кончиками пальцев, скользнуть глубже, по блестящей и влажной, упругой внутренней части. Осторожно по розовым дёснам и кромке зубов, пока Криденс не откроет рот шире, чтобы можно было коснуться языка, дрожащего, что льнет к пальцам.

Криденс вздрагивает от пробежавших по затылку мурашек и закрывает глаза, едва успев заметить себя в зеркало.

Мимолётно увиденное едва ли не выжигается на сетчатке. Бледные пальцы по раскрасневшимся, влажным губам.

Это было красиво.

Едва заметно прикусить чужие пальцы, скользящие по кромке зубов. Чуть сжать губами, качнуть головой, вбирая пальцы глубже. Вдоль расслабленного, горячего языка – и прижать пальцы к нёбу, тихо застонав, спиной вжимаясь в чужую грудь.

- И почему ты закрываешь глаза? - Геллерт в этот раз смотрит в зеркало, наблюдая. Наслаждаясь тем как язык Криденса скользит между пальцев и тем, как это выглят. Как сжимаются губы и брови жалобно изгибаются, словно он все ещё себя в чем-то винит.

- Я не считаю тебя грязным. Не считаю, что то, что сейчас происходит - грязное. Возможно, после этого, нам придется принять ванну или душ, но подобные взаимодействия всегда оставляют слишком очевидные следы на коже. Одними только запахами.

Геллерт, конечно, уже не так молод. Не так красив, как был в юности и то, как рядом с ним плавится Криденс, несомненно льстит. Даже с учётом того, что мальчишка невинен во всех возможных смыслах. Чистый лист, на котором можно написать что будет по нраву, что будет угодно.

Криденс приподнимает голову и пальцы выскальзывают изо рта.

– Потому что мне нравится, как… ощущается. Как ощущается это, – он нервно облизывает губы и приоткрывает глаза, наблюдая за мужчиной в отражении.

– Но я считаю это красивым, – наконец, произносит Криденс, касаясь чужих пальцев рукой и медленно ведя губами по белой ладони мужчины, вновь прикрывая глаза.

– Я даже начинаю верить в то, что я красив, – на полтона тише произносит парень, целуя запястье Геллерта Гриндевальда.

- Это красиво. Это красиво потому что в этом участвуешь ты. Твои губы на моих ладонях, твой язык между моих пальцев. Твоя голая спина сейчас прижимается к моей груди, Криденс.

Геллерт наговаривает это все юноше, как заклинание.

Он уверен, что Криденс только в самом начале своего пути, что чем старше он будет, тем красивее.

- Тебе пойдут длинные волосы. Их будет удобно держать в кулаке и сжимать в пальцах, - прямо на ухо, почти касаясь его губами.

Криденс выгибается и едва слышно стонет, слепо пальцами нашаривая ворот чужой рубашки и притягивая Гриндевальда ближе.

– Я даже догадываюсь, при каких обстоятельствах вы будете это делать, – сорванно шепчет мальчишка и, облизнув губы, хрипло смеётся, кладя сжатую в собственных пальцах ладонь мужчины на низ своего живота.

Эта чернота имеет что-то общее с обскуром, но она гораздо приятнее. Разливается по телу, распаляет, вызывает дрожь, концентрируясь там же, где сейчас сплетены их руки.

– Это называется ”желанием”? – тихо спрашивает Криденс.

- Вполне возможно, что именно оно. Оно толкает на необдуманные поступки и решения, и так было всегда, - Геллерт тихо смеётся, - сними ремень, Криденс. Только знай, что в этот раз, он окажется просто на полу, как лишний элемент одежды. И больше не коснется твоей кожи, если ты сам об этом меня не попросишь, - темный маг сжимает крепче пальцы юноши.

- Я хочу видеть, Криденс. Всего тебя. Все первые прикосновения и оставить их себе.

Пальцы, предательски непослушные пальцы. Криденс возится с ремнём чуть дольше обычного. Пряжка звенит от падения на пол. Брюки, достаточно свободные, соскальзывают с тонких ног, и Криденс просто выступает из них. Только бельё остаётся на бедрах, но пока Криденс не торопится его снимать.

Что же, что говорят, когда желают другого человека? Словарный запас парня имел пробел в этой области. Он знал слово желать. Даже ”вожделеть”. Но люди же не говорят так, верно?

– Вы же не будете… смотреть безучастно? – произносит Криденс, внимательно глядя на мистера Гриндевальда в зеркальном отражении.

Немного подумав над значением слов ”всего тебя”, Криденс поддевает пальцами ткань трусов и снимает их, оставаясь полностью обнаженным. Он оборачивается к мужчине.

– Вы всё ещё одеты, сэр, – замечает он, чуть склоняя голову вбок.

- Если ты пока не решил, что именно хочешь делать со мной, я, пожалуй, останусь в одежде. Может быть сейчас, может быть на некоторое время. Может быть, до самого конца.

Геллерт не спешит избавиться от тканей на своем теле, в этом есть свой шарм. Когда один полностью обнажен, второй же закрыт. Ощутимое неравенство, к которому тяготеет Гриндевальд во всех смыслах.

- Мне нет нужды сейчас снимать с себя одежду.

Геллерт делает шаг вперёд. Ещё один и ещё один, ладонью надавливая на грудь Криденса, чтобы тот отступал назад, пока голени не почувствую мягкую ткань белья, пока от ощутимого, хоть и осторожного толчка, юноша не приземлится худыми бедрами на кровать.

- В любовании есть тоже свое участие. произведение искусства не обязательно трогать, чтобы понять, несколько оно прекрасно.

Криденс покорно отступает. Шумно дышит, изредка кусая приоткрытые губы.

Он будет только смотреть.

Это снова заставило Криденса зардеться до кончиков волос. Он бы не посмел ослушаться – как говорил мистер Гриндевальд чуть ранее: ”в словах есть магия”.

А в мужчине есть власть.

– Вы хотите, чтобы я… смотрел на вас всё это время? – высказывает он робкое предположение, и от страха – услышать положительный ответ – сердце бьётся как бешеное, и пальцы невольно сжимают собственные плечи.

- Если тебе так сильно захочется ты можешь на меня смотреть. Можешь попросить о прикосновениях. Только все это нужно будет озвучить и придать своему желанию форму.

Геллерт нависает над мальчишкой, коленом раздвигая его бедра и склоняется, целуя. Может, в попытке немного успокоить, может от того, что испуганный Криденс всегда немного приоткрывает рот, чтобы дышать через него.

Какая, в сущности, разница что за причина у поцелуя.

Почти во спасение. Парень обвивает шею мага, узкие бедра сжимают чужое колено. Криденс целует взахлёб, ещё пока не очень умело, больше стараясь поддаваться, пока очередной порыв не захлестнет, почти до укусов.

Пальцами по обнаженной коже на шее, по коротким волосам на затылке – почти таким же коротким, как у него самого.

– Я хочу, чтобы вы касались меня, – шепчет Криденс в губы мужчины.

– Прошу вас. Смотрите на меня, я буду делать всё, что вы захотите, но… не оставайтесь безучастным.

Геллерт ничего не отвечает, снова целует мальчишку, куда глубже, забирая инициативу полностью на себя, пока не услышит стон в собственные губы, пока чужое тело не выгнется на кровати.

Пусть от такого простого, но что молодому парню, что даже никогда не касался себя поцелуй. Почти как секс и дай Мерлин, чтобы в ближайшие пару минут брюки Геллерта не оказались испачканы чужой спермой.

Темный маг улыбается, едва заметно, лукаво, ладонью проводит по телу Криденса, медленно до самых паховых костей.

Криденс вдыхает резко, с едва слышным стонущим призвуком и втягивает и без того впалый живот.

Напряжение в низу живота скручивает нервы, заставляет тело дрожать. Нервными пальцами расстегнуть ворот чужой рубашки, коснуться выступающих ключиц. Так близко. Криденс не касался никого так близко.

Он утыкается носом в чужую шею и жадно вдыхает чужой запах. Приятный, и после их занятий – чуть-чуть отдающий жженым деревом. Не костром – у костра другой оттенок. Жженым, смолистым как сосна. Такого запаха не было там, в Нью-Йорке: город даёт совершенно иные призвуки. И огонь там тоже другой.

- Кажется, мне придется все брать в свои руки, - Геллерт растягивает собственные губы в длинной, кривоватой ухмылке только на одну сторону лица и ловит ладонь Криденса своей. Ведёт ей вдоль тела, как до этого делал, только в этот раз ниже, заставляя юношу коснуться его собственного члена.

Геллерт не особо верит, что это совсем первый раз, но явно Криденс не занимался этим часто. Может быть, изредка. Все ещё, даже запуганные и забитые дети не могут противостоять взрослению и бунтующим мыслям и телесным желаниям.

Криденс закусывает нижнюю губу, неотрывно смотря на мужчину. Пальцы плавно обхватывают собственный член, оказывающийся таким твердым и горячим, что парень вздрагивает.

Нет, у него раньше было подобное. Когда он просыпался со стоящим членом с наступлением пубертата, когда гормоны давали о себе знать.

Но ужас, который бы последовал за возможной мастурбацией, пусть даже призванной лишь снять напряжение, был бы невыносимым. Мэри Лу постаралась максимально наглядно донести до него этот факт. Превентивно, так сказать.

Криденс всхлипывает, касаясь губами шеи мужчины. Он двигается медленно, сжимает пальцы довольно осторожно, но это приятно. Это очень приятно, и одновременно с этим – хочется большего.

Геллерт не убирает своих пальцев с руки Криденса, в этом есть свое удовольствие. Немного направлять, учить, задавать темп, пока парень сам не войдёт во вкус и ему не понадобится чужая помощь. А Криденс распробует, обязательно, что потом каждый вечер будет проводить с руками под одеялом, Геллерт уверен. Если так долго сдерживаться, потом сорвёт со всех оков и темный маг делает всё, чтобы эти кандалы с Криденса снять.

Показать ему не только волшебство в его чистом виде, но и ту магию, что может творить тело. Само с собой, без дополнительных заклинаний.

Когда он так близко – это совсем не страшно. Это даже почти не смущает – особенно вот так, когда чужие пальцы касаются собственных и можно касаться губами кожи мужчины. Шеи, чувствуя отнюдь не спокойный чужой пульс под истонченными от укусов губами. Короткой щетины на лице, что колет эти самые губы. Только целоваться как прежде не получается – губы приоткрываются в исступлении, голодно впиваются в чужие губы, урывками, укусами.

Удовольствие быстро становится невыносимым, пальцы движутся быстрее, тело сковывает дрожь. Сквозь стоны и выдохи – сорванный, зовущий шёпот:

– мистер Гриндевальд… Геллерт… пожалуйста…

Он не знает, что. Но кажется, что сейчас ещё немного, и он сойдёт с ума, или умрёт, или всё вместе, и он ему очень нужен.

Шепот этот бьет по ушам и всему телу сильнее чем огневиски Огдена, что жар растекается от шеи, где минутой назад были губы Криденса и по груди, под ребрами, заливает огнем все лёгкие.

Вся эта интонация, вздрагивающее тело, ноги, что до боли сжимают бедро Геллерта, немного снимают и с него кандалы сдержанности.

Зубы оказываются на тонкой коже шеи Криденса, сжимаясь, когда мальчишка стонет громче.

Язык вжимается в кожу, резцы едва ее не вспарывают, а во рту появляется четкий привкус крови, слабый, но ощутимый, ведь ещё немного и под зубами кожа не выдержит.

– Да… – исступлённо выдыхает мальчишка, выгибающийся в чужих руках. Сперва его словно оглушает на пару секунд, затем – разом боль, удовольствие, пульсация в теле, чернота и всполохи перед глазами.

Он не помнил точно, но кажется он кричал. Он точно не знал, но кажется, он сжимал пальцы на чужом затылке, заставляя вонзать зубы глубже в собственную кожу. Он почти ничего не понимал, но кажется, всё же не перекинулся в Обскура, оставшись самим собой.

Криденс закрывает глаза и убирает руку с члена. Не отдергивает в испуге – просто убирает, даже почти лениво. Пытается отдышаться. Касается губами чужого бледного виска.

– Сэр?..

Геллерт тихо смеётся после того, как все же отстаёт от шеи Криденса, медленно расслабляя челюсти и вынимая из кожи зубы, что оставили глубокие, почти черные следы от себя. Место укуса воспаляется почти сразу, розоватая припухшая кожа, что пройдет, конечно, за пару часов, но сейчас выглядит болезненно.

- Все хорошо, Криденс.

Геллерт мягко отстраняется от парня и садится рядом на кровати, не откладывая себе в удовольствии ещё раз довести мальчишку до алых щек и пальцами скользит по его члену и растирает вязкую сперму по животу.

Жалобно всхлипнув, Криденс заметно вздрагивает и закрывает лицо руками, сдавленно застонав. Мягко, лениво остатки удовольствия прокатываются по нервам. Чужие пальцы словно знают его лучше него самого – и отчего-то это снова смущает. Криденс сжимает бедра, скрещивает острые колени и тихо, хрипловато смеётся.

– Вам понравилось, сэр?

- Это было отлично. Думаю, тебе стоит делать так почаще и радовать мой глаз этим. Тебе очень к лицу удовольствие, Криденс. А теперь иди в душ, сперма чертовски неприятно сохнет на коже, - Геллерт любуется мальчишкой, как тот краснеет, сводит острые колени и пока ещё, почти невинный, радость на лице получается очень светлая.

Криденс встаёт с кровати. Голые ступни словно слегка пружинят, тело ощущается одновременно утомлённо-ленивым и слегка взвинченным.

Он не проводит в ванной комнате много времени. Это не стояние под холодной водой, чтобы успокоиться, пока кто-то (обычно Честити) не начнет настойчиво стучаться, но сейчас он пытался немного прийти в себя под теплой – на этот раз тёплой – водой.

Влажными, босыми ногами по холодному камню и по полированному дереву, ещё мокрый и совершенно обнаженный.

Геллерт отправляет Криденса в ванну и наконец-то может вольготно лечь на кровати.

До конца расстегнуть рубашку и ремень с молнией на брюках, чуть стягивая их вниз, вместе с бельем, высвобождая член, который все ещё не упал и возбуждение стало почти болезненным. Геллерт спускает слюну на свои пальцы и раскатывает вязкое по бархатной коже, оттягивает крайнюю плоть обнажая головку с тихим стоном, откидываясь затылком на подушки.

Криденс, как бы не хотелось обратного, будит в темном маге не только желания использовать его как оружие, но и более простые, очевидные и плотские желания. Слишком податливый, слишком молодой, слишком красивый. Взявший от Аберфорта только лучшие черты внешности и совсем немного остроты и гневливости характера.