Глава 1. (2/2)

– А кто такие домовые эльфы?

Суп стремительно исчезает, и кажется что действительно появились силы. На весь тафельшпиц Криденса не хватает – что немудрено при привычке жить впроголодь.

– Простите… всё очень вкусно, но пока что я не могу больше есть, – с грустью сообщает он, – вы проведёте меня?

- Вам лучше остаться тут, сэр, пока Хозяин не спустится! Вы так слабы сэр, Коди беспокоится, что может быть бесполезен, - домовик хлопочет вокруг Криденса, накрывая его пледом, - отдохните, сэр. Коди все уберет и приготовит вам свежие вещи!

Геллерт смотрит как зелье бурлит в нужном цвете, засекая время и наконец-то гасит огонь под котлом. Теперь оно должно настояться и остыть.

Флакон с эликсиром из щупалец растопырника он берет с собой, мальчику внизу сейчас это нужно. Потом, позже, можно будет дать и второе зелье.

Темный маг спускается в общий зал, где видит растерянного эльфа и не менее растерянного Криденса, который пытается быть вежливым, чем вызывает у домовика ужас.

- Домовые эльфы плохо реагируют на благодарность, Криденс. Им нужно давать задания, тогда они ощущают себя полезными и это их главная радость. Коди, ты подготовил спальню?

- Да, Хозяин, все готово! Я перестелил белье и взбил подушки, - домовик спешит к Геллерту, смотрит на него своими огромными глазами и нервно дёргает кончиком носа.

Криденс молча наблюдает за домовиком. При появлении мистера Гриндевальда он поднимает на него глаза, полные растерянности и удивления.

– Мне будет сложно привыкнуть, мистер Гриндевальд, – слабо отвечает он и едва заметно улыбается, - спасибо,– тихо шелестит и добавляет, – я того не стою.

Поникнув на этих словах, он едва сдерживает подступающий к горлу ком.

Он убил Мэри Лу и Честити. Он не знает, что будет с Модести. Их явно будут искать, и всё из-за него. Мэри Лу была права – он приносит одни проблемы. И то, как о нём пекутся сейчас, вызывает непонимание и благодарность с горьким оттенком чувства, что он ничего этого не заслужил.

- К хорошему быстро привыкаешь, Криденс. По крайней мере, я постараюсь, что бы ты наконец-то смог жить так, как тебе положено было по праву рождения, - Геллерт забирает пустой стакан с тележки и наполовину наполняет его эликсиром, - выпей. Это настойка от магических ран. Тебе полегчает и я отведу тебя в твою комнату.

Геллерт улыбается, протягивая стакан Криденсу.

Слабый, истощенный, худой от плохого питания, сгорбленный от постоянно сведенных плеч. И вот этот мальчик, самая большая сила, которой можно обладать в этом мире.

Чистая темная энергия хаоса, которую Геллерт хочет приручить, в которую Геллерт влюблен сильнее чем был в медные, медовые локоны Альбуса в те юные года в Годриковой впадине.

Криденс берет стакан, сжимая его в обеих руках и поднимает глаза на мужчину.

– Кто же я такой, мистер Гриндевальд? – почти шепчет мальчишка, чувствуя как сильно начинает биться сердце.

Сейчас он думает только о том, что он убийца. На самом деле он не так сильно этим шокирован – где-то даже думает, что всё на самом деле справедливо. В конце концов, эти трое заслуживали того, что он с ними сделал.

Болью в виски проникают слова сенатора Шоу. ”Псих”. Ведь только психи не раскаиваются в содеянном. И когда Тьма вырывается на свободу – о, нет, она совершенно точно не раскаивается. Все мысли о ”неправильности” достаются Криденсу.

Сколько он себя помнил, столько же пытался быть идеальным. Подогнать себя по мерке Мэри Лу, подогнать себя под рамки Библии, читаемой ежедневно.

”Не убий”.

”Почитай отца и мать свою”.

”Не ложись…”

Он обрывает себя. Об этом даже думать страшно.

- Ты невероятно чудо, Криденс. Могущественный волшебник, что столько лет сдерживал свою силу и смог выжить. Смог взять над ней контроль. Ты восхитительное создание, Криденс. Ребенок, которого бросили на растерзание миру людей, но я больше не дам тебе вернуться к тем, кто не чета таким как мы, - Геллерт склоняется к мальчишке, - к тем, кто бросает нас. К тем, кто ненавидит нас и то, кто мы на самом деле. Я больше не дам им причинять столько боли тебе, ведь ты не заслужил этих страданий, Криденс.

И снова этот жест. Ладонь накрываюшая острую скулу юноши, только теперь, больше нет надобности в притворстве и чужих руках. Гриндевальд касается кожи своими пальцами.

- Я помогу тебе, Криденс. Если захочешь, я помогу тебе понять и узнать, кто ты такой.

Сперва Криденс старается не встречаться взглядом с мужчиной. Ему очень страшно – страшно, в первую очередь, думать что это такая же ложь, что была там, в подворотнях. Приятные, завлекающие слова, которым Криденс доверял едва ли наполовину.

Неправильно это.

Невозможно стать величайшим волшебником просто коснувшись медальона. Не могло быть всё так просто.

Но наконец он поднимает глаза и встречается взглядом с мистером Гриндевальдом.

– Помогите, – сдавленным шепотом просит Криденс, – пожалуйста, помогите.

И прикрывает веки, утопая в этом прикосновении.

- Сначала тебя надо вылечить. Сначала тебе надо будет набраться сил, нормально питаться, мы уедем отсюда, туда где нас никто не посмеет потревожить, я покажу тебе крепость, я покажу тебе горы, где ты сможешь дать волю своим силам, - Геллерт говорит горячечно, когда мальчишка льнет к руке, закрывая глаза. Наивно, доверчиво.

Он мог попасть в куда худшие руки. Они могли его убить. Могли запереть, покалечить и никто бы не спас, они лишили бы мир чего-то действительно прекрасного в своем безумии и ярости.

Геллерт касается губами волос у виска, пусть и грязных, пусть насквозь пропахших гарью разрушенных стен.

- Выпей, Криденс. И мы пойдем в комнату. Мы пробудем в этом доме лишь несколько дней.

Криденс слушает мужчину с замирающим сердцем.

”Господи, Господи, пусть только это всё наконец-то будет правдой…” – лихорадочно носятся мысли в голове, перебиваемые только биением пульса в висках. Вздрагивает от прикосновения губ. Открывает глаза.

– Да, сэр. – тихо отзывается мальчишка и быстро осушает стакан, чуть морщась.

Если это всё – правда, то он пойдет за ним куда угодно. Только бы этот маг продолжал касаться его. Только бы он смотрел на него без презрения. Только бы больше никогда не слышать фразу ”ты мне не нужен”.

– И вас не пугает то, что я… убийца? – наконец-то сдавленно шепчет Криденс, с мольбой заглядывая в разные глаза Гриндевальда.

- Некоторые люди заслуживают смерти, Криденс. Например те, кто позволяли себе издеваться над тобой. Те, кто избивали тебя за то, что ты такой, какой есть. Те, которые заставили тебя прятаться от самого себя, - Геллерт говорит это, сквозь зубы, раздражение от того, как Мэри Лу обращалась с мальчиком он не собирается скрывать, - есть люди, которые становятся лучше и полезнее, когда они мертвы. Я не боюсь тебя, Криденс. Ни сейчас, ни тогда, когда ты ломал дома и наконец-то дал себе волю, когда я действительно увидел настоящего тебя.

Геллерт облизывает собственные сухие губы, ведь произносит все на одном дыхании.

- Мне нравится, насколько это было по-настоящему красиво. Вся та ярость, что есть в твоей груди, - ладонь темного мага накрывает середину груди Криденса, ровно по кулону, - она не пугает меня. Я восхищаюсь ей.

Криденс внимательно вслушивается в слова мага и, когда тот касается его груди, коротко облизывает дрожащие приоткрытые губы.

Он никогда не думал, что кто-то может назвать это красивым. Со стороны себя Криденс, конечно, не видел, лишь черно-красные всполохи мелькали, когда он распадался в клубы вязкого, осязаемого, жалящего дыма.

На прикосновение отзывается и Тьма, коротко выплеснувшись из груди и на мгновение оплетя пальцы мужчины. Такого Криденс тоже никогда не видел.

”Она его не жалит?”

Он поднимает глаза в немом вопросе, когда тьма снова исчезает в теле. Она была его частью, но вместе с тем как будто обладала собственным разумом. Он слышал её движение под кожей, он чувствовал её настроение. И сейчас она вела себя совсем не так, как обычно.

”Она согласна с ним.”

Гриндевальд на несколько секунд чувствует как между пальцев проникает черная плотная дымка, сжимает, согревает теплом и пропадает обратно. Невиданное ранее ощущение, он никогда не испытывал подобного. Ведь совсем одно, быть темным магом и использовать силу и другое, когда хаос облизывает твои ладони горячим всполохом.

- Меня тоже называют психом. Мне тоже говорят, что я ненормальный. Что стоит быть тише, мягче, что стоит быть незаметней, - Геллерт помогает Криденсу подняться, придерживая за талию и позволяя юноше закинуть руку за плечи взрослого волшебника, - и мне приходилось прятаться. Принимать чужие личины, делать больно тем, кому я не желал этой боли, терять тех, кто был мне дорог, терпеть предательство и боль. Ты знаешь, что такое боль, Криденс. Не та, которая остаётся на теле, но та, что сжирает изнутри, словно снимая кожу и ты остаешься один в этой боли, не понимая, чем ты заслужил такое.

Криденс всё так же весь внимание. И вот теперь он верит. Верит, будь оно всё проклято. О таком нельзя лгать.

И образ мужчины как будто бы раздваивается, так же, как и он сам со своей Тьмой. Вот там, в подворотне, ему лгали. Тот мужчина с фальшивым лицом. Но не этот.

Криденс в полузабытье позволяет себе коснуться пальцами белой щеки мужчины, цепляясь за него крепче. Краем сознания замечает, что он сам больше не отводит глаз, всматриваясь в это бледное лицо. Не испытующе, но со всем вниманием. Это лицо завораживает Криденса.

– Я вам верю. – выдыхает мальчишка, и его плечи вздрагивают.

И это ”я вам верю” кажется прыжком в пропасть.

Они доходят до комнаты, не слишком большой, это гостевая спальня, что станет на несколько дней его комнатой.

В Нурменгарде все будет иначе. Больше пространства и удобства. Там - спокойнее. Там Геллерт знает каждый угол и каждый камень.

- Коди! - раздается от мага.

- Да, хозяин?

- Процеди зелье из моего кабинета и налей в стакан, остальное в флакон. Нам он ещё понадобится.

Домовик кивает, скрываясь из вида.

- Мне больше нет нужды притворяться. Мне больше не надо быть кем-то кроме себя. И тебе - тоже. Я готов, нет, я хочу видеть тебя тем, кто ты есть, Криденс. Никаких секретов или лжи. Никакого больше притворства, никакой покорности и ремней, будь тем, кем ты создан.

Геллерт осторожно опускает юношу на кровать, где рядом лежит свежая одежда.

- Дверь в комнате, это твоя ванная комната. Пользуйся, когда захочешь принять душ, - Геллерт улыбается, - если проголодаешься, зови Коди, он приготовит все, что ты захочешь. И скажет, где я сейчас, если ты решишь меня найти, - маг гладит Криденса по волосам, - хотя я уверен, что ты сможешь и сам, когда окрепнешь. Просто прислушайся к моему подарку. Он связывает нас двоих. Позволяет чувствовать больше.

Криденс присаживается на кровати и, опустив глаза на треугольный медальон, сжимает его в руке. Такое ощущение, словно по металлу бегут маленькие, едва заметные, электрические разряды. Что-то очень похожее.

– Я пока не очень понимаю, что я чувствую, – Криденс поднимает глаза.

– Он как будто покалывает мои пальцы, – и добавляет совершенно невпопад, пожалуйста, останьтесь со мной сейчас. Если можете.

- Научишься со временем. Впереди много всего, что тебе нужно будет показать, рассказать и чему научить, если ты захочешь, - Геллерт забирает у домовика стакан с зельем, - выпей, Криденс. Оно даже не противное на вкус, там есть медовая вода. От него тебе станет значительно легче.

Геллерт смотрит на бинты, пропитавшиеся кровью и качает головой.

- Коди, ещё бинтов и кровоостанавливающее, - произносит Геллерт в пустоту, зная, что эльф услышит этот приказ.

- Тебе надо поменять бинты, Криденс. Эти уже отработали свои несколько часов.

Приняв из рук стакан, Криденс недолго всматривается в зелье, затем выпивает его. Кожа начинает саднить и он невольно морщится, но допивает остатки. От перспективы снятия бинтов, прилипших к телу, Криденс дёргается. Впрочем, воспоминание о недавней непереносимой боли затмевают любые потенциально неприятные ощущения.

– Кто были все эти люди, мистер Гриндевальд?

- В подземке? Это были маги, что защищаю таких как Мэри Лу. Это те, кто говорит, что волшебникам надо скрываться и контролировать свои силы, чтобы не навредить магглам. Что именно волшебники, обладающие силой, должны вести себя тихо и подобострастно, пресмыкаясь перед теми, кто даже не сумеет передвинуть чашку на столе, - Геллерт смачивает рану и бинты на теле Криденса чистой водой, что приносит домовик и мягко ладонью давит на грудь, заставляя юношу лечь на спину, - это те, кто называет таких как ты опасными, таких как я - преступниками и сумасшедшими.

Геллерт осторожно снимает бинты с ран, мягко поводит пальцами и свежие бинты, вымоченные в зелье плывут к нему в руки по воздуху.

- Те, кто благоволит таким как Шоу, закрывая глаза на все оскорбления. Ведь нельзя убивать тех кто слабее. Те, кто слабее, становятся сильнее собираясь в толпы. Уничтожают каждого, кто будет заподозрен в магии, - бинты ложатся на начинающую затягиваться рану, - мы выше них. Мы сильнее них. Так отчего же, отчего нам прятаться? Почему именно мы должны жить в страхе?

Не больно. Он делает это не причиняя боли.

От этого Криденс расслабляется и прикрывает глаза, слушая голос мужчины – чуть вкрадчивый, слегка шепчущий. Этот голос обволакивает и успокаивает. Этот голос созвучен тому, что едва слышно нашёптывает Тьма.

Он словно её приручает.

Криденс не возражает против такого. Все эти годы она защищала его, была единственным что помогало ему выживать. Он её боялся, но он ей доверял.

И поэтому, ещё пока не ощущая себя частью этого нового мира, мира магии, он готов был согласиться с каждым словом Геллерта. Над ним издевались, его называли порочным. Ему говорили, что такой была его мать. Откуда Мэри Лу вообще об этом знает? Разве она её когда-нибудь видела?

Он не знал, как оказался у Вторых Салемцев, слишком был мал. Всё, что он помнил – это бесконечные мучения. Попрание своей природы.

– Мистер Гриндевальд, скажите… почему я такой? – он открывает глаза и снова всматривается в бледное лицо мужчины.

- Какой, Криденс? - Геллерт накладывает повязку, закрепляя. Раны уже не кровоточат, но во избежание возможного открытия, пусть повязка будет хотя бы до утра.

- Не такой как простые люди? Имеющий силу? Или откуда в тебе столько ярости и гнева? Что ты подразумеваешь под ”такой”? Если говорить о том, почему ты маг, то это твоя кровь. Твоя история и твоя настоящая сущность, от которой отказались и бросили тебя твои настоящие родственники. Ты не просто маг, Криденс. Ты из старого рода волшебников и ты не первый обскур, что был в этом роду. Только первого они загубили и смерть ее, на их руках.

Геллерт вспоминает тот день. Вспоминает крики. Вспоминает маленькое бездыханное тело.

- И я больше не допущу такой смерти.

– ”Обскур”? Это вы называете ”обскуром”? – Криденс привстает и внезапно хватает мужчину за запястье, - когда вы искали ребенка, вы говорили, что он умирает. Я оказался не ребенком, – он опускает глаза и тихо добавляет, – и я не думаю, что умру от неё.

Криденс отпускает руку Геллерта Гриндевальда. Глубоко вздыхает. Тьма совершенно спокойна.

”Обскур.” – вертится в голове парня, он пробует это слово и так, и эдак, рассматривает его как новое приобретение. Он слышал, кажется, его уже когда-то. Недавно, краем уха. ”Обскур – от слова ”тёмный, неясный”?” Ещё ему вспоминается камера-обскура. Он хотел когда-нибудь увидеть такую камеру, потому что его завораживали некоторые физические опыты. Ему казалось, что он в них всё равно мало, что смыслит, понимая принцип лишь в общих чертах, но всё же понимая.

Тьма – обскур – даже почти не реагирует на весть о том, что его родственники, некая древняя магическая семья, отказались от него. Только внутри самого Криденса это отзывается глухой тоской. Как будто он просто услышал подтверждение давним догадкам.

- Обскури. Так называют темную силу, что копится в ребенке-волшебнике, которому приходится подавлять эту силу, не давая ей выхода, - Геллерт качает головой, - и с годами эта сила начинает пожирать ребенка, обычно всего несколько лет и ребенок умирает, сгорает изнутри. Редко кто живёт больше десяти лет или может научиться жить в мире со своей силой. Чаще всего случаются хаотичные, спонтанные приступы, что несут под собой бесконтрольное разрушение. Но ты удивительный. Тьма не пожирает тебя, ты словно смог найти с ней общий язык, не отрицая что в тебе есть темная сторона.

Геллерт смотрит на Криденса с нежностью.

- Темных магов боятся, ведь мы не хотим скрываться. Не хотим быть ”правильными” и добрыми. Значит ли это, что в нас отсутствует сочувствие? Что мы не способны на любовь или верность? Что мы не можем быть преданными? Им хочется думать, что именно так. Но вот только они решили убить мальчишку, что не знал, кто он. Без объяснений. Без попытки понять.

”Значит, я совершенно точно не сквиб”. – мелькает в голове Криденса, который всё ещё боялся тех слов мужчины. В слове ”сквиб” теперь для него выражалось всё самое неприятное: отвержение, бесполезность и одновременно с этим – использованность. Сквибы не могут быть обскуриалами.

И от понимания того, что на самом деле с ним сделали; от слов мужчины, от известия, что такие как он обычно умирают – тогда, встречаясь в подворотнях, под личиной мистера Грейвза, мужчина не был настроен на подробные объяснения.

В голове всё начинает вставать на свои места.

Такие как он появляются по всему миру. Их мучают, потому что – он совершенно точно это знал – такая сила появляется только от претерпеваемых мучений. И, что самое несправедливое, она всё равно губит. Маги защищают тех, кто мучает. Маги бросили его.

Тьма начинает колыхаться внутри, по телу пробегает дрожь и глаза Криденса на секунду становятся белыми.

”Мне отмщение, и аз воздам.” – вспоминается строчка из Библии. Вот только в совершенно ином прочтении, нежели в оригинале.

- Теперь, ты, кажется понимаешь, почему я так искал тебя. Почему надо было найти тебя так быстро, как только возможно. Я не хотел ещё одной смерти для того, кто достоин жить больше прочих.

Геллерт смотрит в белые глаза.

- Мне жаль, Криденс, что мне пришлось тебе сказать все то, что я сказал. Я сожалею о том, как мне пришлось с тобой обходиться, - Гриндевальд обеими ладонями обнимает лицо мальчишки, чьи глаза затянула белая пелена, - но иначе, иначе я бы не смог узнать, а они успели бы убить тебя, даже быстрее всей той силы, что тебе приходилось внутри себя сдерживать. И я понимаю, что твое доверие мне придется заслужить вновь.

Как несправедливо.

Как несправедливо – терпеть все эти мучения, годами терпеть побои и унижения, но не иметь возможности отмщения. Мэри Лу повезло, её смерть была быстрой.

Она взлетела под своды деревянного здания, закричала от ужаса и от боли, когда тысяча невидимых лезвий рассекает кожу прицельно, как точные и беспощадные скальпели. Он швырнул её на пол, и она умерла мгновенно. Так, только на несколько секунд ощутив то, что она сама сотворяла с ним годы. Повреждения от Обскура гуманнее, чем побои тяжёлой металлической пряжкой ремня по рукам и спине, изо дня в день. Она ломала ему пальцы. У него болели ребра. Он не мог уснуть по ночам от боли. Честити не делала так, как она – просто разделяла взгляды этой женщины и смотрела на Криденса как на пустое место.

Просто попала под горячую руку.

Сенатор Шоу. Обласканный собственным отцом даже в зрелом возрасте, наследник, велеречивый политик с амбициозными планами. По собственному обогащению и собственному прославлению, конечно же.

И почему-то их жизни дороже, чем его?!

Тьма сгущается, глаза заволакивает белым, ярким – пока кожа словно бы начинает таять в воздухе. Смесь гнева и боли снова пронзают Криденса.

”Неужели я действительно вам нужен?”

И Тьма, сгущаясь, опутывает чужие руки, не причиняя им никакого вреда.

- Я не позволю им больше с тобой такое сделать. Не позволю никому так сильно ранить тебя. Твоя сила это чудесный дар, а не проклятие, - Геллерт знает, что успокоить обскура может только тот, кому он доверяет. Он видел это с Аберфортом, он знал об этом. Темный маг знает, как это работает, он потратил время на изучение обскуров. На поиск того, кто станет его личным обскуром. Черной тьмой, что окутает собой, тьма, что пронесёт его над головами поверженных. Всех тех, кто так его ненавидит.

Каждого, кто хотел закрыть ему рот, каждого кто выпустил удары в Криденса.

- Каждый из них ответит за все то, что сделал. И за то, что не сделал. За то, что они не искали тебя, не помогли, не защитили.

Тьма между пальцев сгущается, становится ощутимой, плотной.

- Я не позволю им, мой мальчик. Я буду рядом с тобой.

Криденс тянет мужчину на себя, отчаянно хватаясь за его шею. Почему-то эти слова, которые должны были успокаивать, причиняют невыносимую боль, вскрывая сердце словно наживую. Это было созвучно ощущениям, которые много лет дарила эта самая тьма – особенно вначале, когда он не мог её контролировать. Она обещала защиту, но делала больно.

Криденсу не привыкать к боли.

Но он плачет, а темные вихри вокруг опутывают сильнее. Тьма заключает мужчину в кольцо, в плотный кокон. Тьма его изучает.

Но не причиняет вреда.

Геллерт не отталкивает, он прижимается своим лбом к лбу Криденса. Приходится буквально улечься на юношу, тот не отпускает и жмется. Болезненный, истощенный, все ещё с трудом верящий в слова. Но пройдет время и он поверит. Обязательно поверит Геллерту так, как тот верит в него. Со всей страстью, всей увлеченностью и вожделением.

Страшная темная сила заключённая в одном юноше обволакивает тело Гриндевальда, забирается под ткань одежды и словно пытается потрогать его сердце, понять, лжет он или нет.

Несколько минут растревоженный, живой мрак вьётся вокруг них. Языками холодного пламени Обскур изучает Геллерта Гриндевальда, касается, обвивает черными змеями – и, наконец, схлынывает обратно. Остаётся только тихо всхлипывающий мальчишка, не пожелавший бы разомкнуть эти объятия ни за какие сокровища мира.

”Я буду рядом с тобой”.

За такое Криденсу и умереть не жалко. Только бы это оказалось правдой – больше ему ничего не нужно.

– Вы обещаете? – тихо спрашивает Криденс, пытаясь унять дрожь в голосе.

- Обещаю. Обещаю, мой мальчик, что я буду с тобой.

Геллерт вытирает слезы Криденса, которые все же стремятся вниз к подбородку.

- Я не оставлю тебя, пока ты сам не решишь оставить меня.

Возможно, это маленькая ложь. Возможно - нет. Нельзя быть точно уверенным в стабильности обскура и что будет дальше. Не сорвётся ли он в один момент, не сбежит ли из-под крыла. Не будет ли одурманен свободой, что откроется ему сейчас.

Геллерт может лишь надеяться, но не может быть уверенным.

- Все будет хорошо, Криденс. Мы обязательно справимся. Мы обязательно им отомстим. Мы будем вместе рука об руку. И гнев наш обрушится на тех, кто посмел сделать нам больно.

Криденс успокаивается.

Ластится под руку мужчины, утыкается носом в шею, словно от кого-то прячась. Всё ещё измождённый, Криденс быстро и незаметно для себя засыпает. Обскур порой всё ещё требовал внушительное количество сил, хотя усилия были прямо пропорциональны прилагаемым усилиям для контроля. Поэтому стихийный разгром Нью-Йорка его вымотал гораздо меньше, чем любое более направленное действие.

А ещё он до сих пор не восстановился. И то, как Геллерт за ним ухаживал, едва ли не разбивало сердце.

В этих попытках вцепиться в него – когда даже Обскур обвивал его руки – было всё на свете.

”Спасибо.” ”Не бросай.” ”Не лги.” ”Пожалуйста, будь рядом.” ”Мне нужна твоя помощь.” ”Мне страшно.”

И где-то, ещё глубже:

”Вы нужны мне”.

Геллерт не уходит из кровати. Остальные дела подождут, он напоил мальчика всеми нужными лекарствами, неплохо было бы и наконец-то поспать самому.

- Коди, - тихо произносит Геллерт, - если что-то будет не то, мы не ждём гостей, разбуди нас сразу.

- Да, Хозяин, - отвечает шепотом эльф, склоняя голову.

Геллерт все года был с ним добр. Никогда не бил, в отличии от прошлого хозяина, всегда давал четкие задания. Коди был верен Геллерту до кончиков своих длинных ушей и готов пожертвовать собой, если придется. Если нужно будет защитить.

Домовик удаляется дальше работать по дому, сделать заготовки для завтрака и обеда, убраться в кабинете Геллерта.

Темный же маг засыпает беспокойным сном, обнимая Криденса, что даже во сне жмется к нему испуганным животным.