Глава 1. (1/2)

Ремень.

Ремень дёргается как змея – прочь от Мэри Лу Бэрбоун, моментально изменившейся в лице.

Что это? Страх?

Черный, холодный туман обскура, которым становится Криденс, почти незаметен в темном углу деревянного здания, где квартируется Второй Салем, детище параноидальной святоши Мэри Лу Бэрбоун.

Только так. Выплевывая с ненавистью: Мэри. Лу. Бэрбоун.

”Ты права. Ты не моя мама.”

Ремень отскакивает и, как всё та же змея в прыжке, набрасывается и хлещет Мэри Лу, ищущую глазами Криденса и с ужасом понимающую, что он куда-то исчез.

А потом тьма становится непроглядной.

– Помогите… – Криденс плачет, завидя знакомую фигуру, появившуюся – как и было обещано – после прикосновения к медальону. Злость схлынула так же, как и появилась, словно жила отдельно. Сейчас оставались только боль и страх. И почему-то сейчас Криденс чувствовал себя невероятно уродливым и жалким.

Ребёнок. Он снова о ребёнке, этот мужчина, который всё это время залечивал его раны. Он снова о чёртовом ребенке. Может, он обманул Криденса, говоря о том, что у него было видение?

Может, он всё время только обманывал?

Злость снова поднимается на поверхность.

Неважно, обманывал он его до этого просто из желания поиздеваться – Криденсу не впервой, он давно перестал задаваться вопросом ”зачем они это делают?”, и недавний выпад младшего Шоу в редакции только сильнее убедил его в ответе: ”просто потому, что они этого хотят”. Неважно, что возможно он хотел чего-то от Модести – испуганной, маленькой Модести, которую Криденс наверное больше никогда не увидит.

Потому что она стала свидетельницей ужаса. Маленькая девочка, которая пыталась защитить его считанные минуты назад, теперь боялась. И от этого почему-то было больнее всего. Она, должно быть, убежала в тот дом…

Возможно, вообще всё было ложью. А ему, словно в насмешку, эта сумасшедшая протестантка дала это имя. ”Вера”, Мэри Лу?

И когда мистер Грейвз отвешивает ему пощёчину, Криденс лишь со скорбью думает, каким он был глупым всё это время.

Особенно взрезает память этот момент несколько часов назад. Кусок тепла. Кусок металла на шее. Не распятие, впервые в жизни. И прикосновение. Так близко.

Мистер Грейвз мог бы даже не говорить это своё обещание. Что Криденс, якобы, тут же станет одним из величайших волшебников всех времён. Это глупо, это звучит бесконечно глупо, внутренняя тьма тогда всколыхнулась с шипением: ”за какого глупца ты нас принимаешь?”, но Криденс сдержал её даже без особых усилий.

Лишь бы эти объятия продлились ещё хотя бы пару секунд.

”Ты сквиб, Криденс.”

”Ты необучаем.”

”Ты мне не нужен.”

Тьма злопамятна.

Тьма слишком злопамятна.

Тьма заставляет остановиться и прислушаться. Где-то там, в другом конце коридора, Грейвз пытается успокоить напуганную Модести. Тьма со злорадством отмечает, что кажется мистер Грейвз начал терять терпение и понимание происходящего.

Он не хочет навредить названной сестре даже сейчас. Она ни в чём не виновата. И в недальновидности мужчины – тоже.

Но с новым витком боли тьма, ещё не вышедшая на поверхность, обрушивается на здание, ломая прицельно стену за стеной.

Он всё ещё плачет.

– Ты можешь контролировать это, Криденс?.. – это не совсем вопрос, это позднее осознание, это почти похоже на… восхищение?

Да. Очень похоже.

И от этого тьма пульсирует и рвётся наружу с неистовой силой.

– Вот только не хочу, мистер Грейвз. – отзывается Тьма голосом Криденса и, взвившись наверх, разлетается, обрушивая ярость на сонный Нью-Йорк.

”Не хочу”

Геллерта окатывает горячей волной с головы до ног, когда черная тьма взвивается перед ним. Истинная красота, истинная сила.

”Мне не хотелось обижать тебя, мой мальчик, но я должен был убедиться в своих догадках”

Криденс крушит город, но внутри этой черной силы, внутри первозданного хаоса, все ещё есть медальон и Геллерт знает, куда идти. Знает, куда бежать, забыв про возможность аппарировать. Он любуется, как ломаются стены и дороги, как испуганно визжат магглы, Мерлин бы их подрал.

Восхитительная красота истинной силы одного юноши, который не должен был выжить.

- Насколько же ты силен, Криденс. Как ты красив в своей ярости.

Геллерт смотрит на всю темную мощь и едва дышит, от восторга, что перехватывает горло, что заставляет под ребрами все сжиматься в раскалённую пружину.

Отвлекают, его отвлекают от любования. Ньют, Тина, магглы. К черту их, к черту всех, вниз в подземку, больше не скрываясь. Пользуясь магией так, как и должно было всегда. Не прячась от людей, не скрываясь подобно крысе или домашнему вредителю, не в темноте, а прямо посреди улицы.

Вниз, туда куда зовет кулон, что видит на собственной шее, такой же он дал и Криденсу.

Платформа, и тишина. Лишь сдавленное дыхание и снова, снова испуганный мальчишка.

- Прости меня, Криденс. Прости, что я был так жесток, прости за это. Мне надо было точно убедиться, что это ты, что ты тот, кого я так искал, ты тот особенный ребенок, но такие как ты, они не должны жить так долго, ты невероятно особенный, - Геллерт медленно идёт в сторону Бэрбоуна, - но я не мог узнать это иначе, мне больно, что мне пришлось быть с тобой таким.

Геллерт разводит руки в стороны, открываясь юноше всем собой.

Но чертов Ньют. Чертова Тина. Их голоса мешают ему, перебивают, отвлекают на себя внимание.

Проскользив по стенам и потолку плотным черным туманом, Криденс медленно начинает собираться в более узнаваемую форму. Среди черноты всё ещё видны редкие всполохи красного, напоминающие одновременно молнии и вулканическую магму, разрывающую черную застывшую породу.

Его трясёт. Он сжимается, ссутуливается и отшатнувшись от мужчины едва не падает – несмотря на то, что их всё ещё разделяли несколько метров.

”Такие не должны жить”.

Он это уже слышал. От всё той же Мэри Лу; все эти ”такие как ты не должны жить”, вместе со словами о ”глубокой порочности его матери”, которой он не мог помнить даже если бы захотел. Все эти речи про ”противоестественное”.

Почему же, когда он пытался жить так, как ”естественно”, он ощущал себя хуже, чем в одиночной камере?

Криденсу было с чем сравнить. До того, как она стала его бить, она часто запирала его наверху, в каморке. Модести тогда ещё не было, она даже не родилась, и много часов Криденс сидел в маленькой пыльной тюрьме, даже без той скудной еды, которой кормили Вторых Салемцев. Совершенно один.

Что будет с Модести? Ему остаётся только надеяться на лучшее, короткой вспышкой этой самой надежды на краю сознания.

Криденс слышит знакомые голоса и снова вздрагивает, отшатываясь уже в сторону.

– Вы лжец! – сквозь слёзы кричит Криденс и закрывает лицо руками, снова взвиваясь к потолку черными вихрями.

”Я вам верил.” – бессильно повторяет мальчишка про себя ранее сказанные слова. ”Я думал, вы другой. Я думал…”

”И тотчас попадешь в число величайших волшебников…” – проносится в воспоминаниях Криденса, вызывая ещё один горький укол в сердце.

”Как же вы не понимаете? Мне не нужно быть величайшим волшебником, мистер Грейвз. Совсем не нужно.”

- Мне пришлось врать, Криденс. Я не мог быть уверен. Ты говорил мне что не знаешь, где и кто этот ребенок, но ты знал. А я, я лишь мог догадываться, я лишь мог подозревать, ведь ты не верил мне все это время, - Геллерт идет, все равно идёт вперёд, - но я не боюсь тебя, Криденс. Я восхищаюсь тобой, тем кто ты есть и что ты есть. Всей этой силой, что так прекрасна.

Геллерт смотрит завороженно, не моргая, что пропускает момент, когда в подземке появляются министерские крысы, все до единой. Мерзкие, пресмыкающиеся, похоронившие свою честь и достоинство в попытке быть незаметными, в желании жить мирно. Они хуже, куда хуже магглов, их кровь грязнее дна Ямуны, им никогда не отмыться, как и ей больше никогда не стать священной.

Они отвлекают, отвлекают от его мальчика, отвлекают от его сокровища, но Ньют делает так, что больше нет нужды притворяться. Нет необходимости носить эти черные волосы и тяжёлый взгляд.

И к лучшему. Пусть будет так. Размен в чистую, один обскур на одного Гриндевальда, больше никаких секретов.

- Никаких секретов, Криденс, - голос звучит громогласно, перебивая голоса остальных, - теперь я вижу тебя таким какой ты есть на самом деле и вот я, который был на самом деле все это время.

Люди, люди, слишком много людей. Что им всем от него надо? Страх так и оставляет его в половинчатом положении; ещё не Криденс, уже не Обскур. Из закрывающейся ото всех в отчаянном жесте фигуры к потолку летят черные потоки и струятся как бесконечный дым. Он открывает глаза.

Перед собой он видит совершенно другого человека. Волосы белы, как снег, белоснежная кожа и один глаз, почему-то тоже белый.

Он теряется, всполохи черного дыма замирают. Слёзы застывают на щеках и Криденс невольно делает шаг вперёд, умоляюще глядя на этого человека.

”Пожалуйста. Пусть это будет правдой. Пожалуйста.”

Это обращение неизвестно кому. Как последняя молитва.

И первые палочки авроров белым светом пронзают черный столб тьмы, заставляя упасть на колени и закричать от прожигающей насквозь боли.

Геллерт бежит к нему. К своему чуду, не чудовищу. К этому мальчишке, что складывается надвое и кричит так, что вот-вот и лопнут барабанные перепонки. И в этот раз нет разумности, нет отчета своим действиям, есть только ярость и желание забрать. Присвоить. Сделать только своим.

Так вожделеют драгоценные камни и произведения искусства.

Криденс и есть, произведение искусства. Искусства эволюции, идеальное создание, вместилище такой силы, что может разрушить мир, но до сего дня разрушала только себя.

- Держись крепко и не отпускай меня.

Последние слова, перед тем как единым порывом обнять Криденса и перенести отсюда, в одну из своих квартир, одно из десятков мест, где может быть безопасно на некоторое время.

Пространство сжимает их в единое целое, сдавливает с двух сторон прессом, иначе трансгрессия невозможна, но это такие мелочи.

Всего лишь сбивается дыхание и немного сводит мышцы. Ничтожная цена, чтобы украсть у всех свою главную ценность.

Гриндевальд обнимает ладонями лицо Криденса.

- Посмотри на меня. Посмотри на меня настоящего. Больше никакой лжи, Криденс, я обещаю. Я никогда не посмею тебе лгать, если ты ответишь мне этим же.

Криденс повинуется. И боль исчезает.

Но тело жжёт. Боль, причиненная Обскуру выплавляется на коже в виде саднящих ран, которые ощущаются сущей мелочью в сравнении с тем, что только что происходило. Его всё ещё трясёт, он не смеет поднять глаза и кажется совершенно безвольным. И очень усталым.

Наконец, он отзывается и медленно поднимает глаза, снова сталкиваясь с этой причудливой особенностью мужчины. Тёмный глаз выглядит ещё ярче в этой белизне.

– Я не умею лгать, сэр. – слабо усмехается Криденс.

– И я думал, вы меня вычислите гораздо раньше.

Ноги едва держат, Криденс невольно хватается за чужие плечи и лицо искажается гримасой боли, когда все раны, нанесённые Обскуру, в полной мере проявляются на коже, пропитывая ткань рубашки кровью.

– Кто же вы, сэр?.. – слабея, выдыхает мальчишка, отчаянно цепляясь за плечи этого знакомого и одновременно чужого мужчины.

- Я мог лишь предполагать. Я просил помощи, я надеялся, что смогу вызывать твое доверие. Ты становился сильнее, но мне пришлось, пришлось быть с тобой жестоким, но не этого я хотел, - Геллерт гладит парня ладонями по лицу, - меня зовут Геллерт. Геллерт Гриндевальд.

Темный маг скользит взглядом по крови, что появляется на ткани. Даже через темную и плотную становится заметно, что эти раны просто так не затянутся.

Геллер едва слышно что-то произносит, ладонями проводит над ранами.

- Боль уйдет, но тебе нужно будет лечение. Тут не безопасно. Тебе придется потерпеть ещё немного, Криденс. И я смогу помочь. Держись крепче, это будет непросто.

Геллерт прижимает к себе Криденса. Город ангелов далеко, в одиночку туда отправится легче, проще, почти без последствий. Но вдвоем, когда парень так истощен, это будет опаснее.

Только у них нет выбора. Оставаться тут ещё хуже.

Мальчику нужен отдых и лечение. И вот тогда, тогда можно будет уехать.

Наконец-то покинуть этот континент и быть там, где можно больше не прятаться.

Криденс слабо кивает и прижимается сильнее, когда тело совершенно перестаёт слушаться, а ноги – держать. На руки, отчаянно цепляющиеся за чужие плечи, одна надежда. Он обхватывает руками шею мужчины.

Как иронично было назвать его Криденсом. Как причудливо сплетались воедино всесокрушающее доверие и глодающий каждую секунду изнутри червь неверия. Криденс по-настоящему, наверное, не доверял даже Модести – единственному человеку в мире, к которому он испытывал теплые, родственные чувства. Если бы верил – рассказал бы о том, кто он такой. О мистере Грейвзе – а, впрочем, был ли он всё это время, мистер Грейвз?

Не было.

Если бы он хоть кому-то в жизни верил в достаточной степени…

Если бы вообще было кому доверять.

Он старается держаться. Криденс не знает, к каким методам могут прибегать маги для поиска кого бы то ни было, но уверен – их будут искать. И поэтому надо попытаться, не терять сознание, не разомкнуть руки. Остальное дело привычное – чуть быстрее, чем передвижения в обличье Обскура. Только держаться.

Почему-то тьма внутри не реагирует на слова мистера Гриндевальда резкими всполохами с тех пор, как он увидел эти завораживающие, разные глаза.

***

Небольшое частное поместье, вдалеке от шумного города. Пустое, но все так же, сверкающее чистотой.

Геллерт не покупает эльфов как рабов, он селит их в свои дома и платит жалование.

Эльфийская магия может быть сильнее чем вся иная. Благосклонные эльфы, что верно служат - приятное подспорье в любое время. Он позволяет им жить, тратить деньги, и требует с них выполнять обязанности по дому. Он выкупал этих эльфов у обнищавших аристократов, всего лишь одна магическая дарственная и домовик готов служить тебе до смерти.

Геллерт осторожно опускает Криденса на диван, что пачкается кровью, ткань пропитывается плотно.

Домовик возникает из ниоткуда, несёт бинты и зелья для остановки кровотечения.

Магические раны не вылечить простым заклинанием, придется поработать.

- Подготовь мне кабинет и все для зельеварения.

- Сию секунду, мистер Гриндевальд, - эльф исчезает с того места где был, Геллерт же расстёгивает рубашку Криденса, без вопросов или разрешения, осматривает раны и качает головой. Зелье на бинты, бинты на раны, темный маг занимаемся этим лично.

- Коди принесет тебе отвар для сна и восстановления, тебе надо отдохнуть, мой мальчик, - Геллерт поднимает взгляд на Криденса, что выглядит слишком измотанным. Раны, две трансгрессии, это слишком даже даже для очень сильного мага.

- Мне нужно приготовить тебе лекарство, я обещаю, ты поправишься. Ты поправишься и нас никто больше не найдет, пока мы этого не захотим.

Коди, нелепый, лопоухий, замотанный в простыню несёт большую кружку с сонным отваром.

- Выпейте, мистер... Коди сделал это для Вас, чтобы раны больше не беспокоили, Коди позаботится о вас, пока хозяин работает, не беспокойтесь мистер Криденс, Коди не навредит! Гости хозяина важны для Коди!

Криденс, уложенный на постель, слабо кивает на речи Гриндевальда. Измученно улыбается, глядя на доселе неведомое, но почему-то смутно знакомое существо. Как дежавю – кажется, он таких когда-то видел, но явно не раньше, чем в прошлой жизни.

– Спасибо, мистер… Коди.

Криденс улыбается едва-едва, сил почти не осталось, и даже держаться на одной руке и пить что-то кажется сущим мучением, когда собственное тело едва держится в положении, отличном от строго горизонтального.

Оставив немного отвара на дне, когда понял, что больше совершенно не способен держаться, Бэрбоун обрушивается на кровать и тут же смыкает веки, через считанные минуты проваливаясь в глубокий сон без сновидений. И никакая боль больше его не беспокоит.

Геллерт уходит в кабинет, открывает шкаф с ингредиентами, ищет настойку из щупалец растопырника, она поможет снизить боль и быстро заживляет раны. Ее понадобится больше, придется отправить Коди за пополнением запасов.

Щупальца лежат в почти прозрачной в своей чистоте настойке, но этого будет мало. Криденс обскур, простые зелья могут помочь не так хорошо, как на обычном волшебнике.

Темный маг возвращается обратно к своим запасам.

- Слизь книжного червя, слизь книжного червя, ВОТ ТЫ ГДЕ! - небольшой флакон притаился в глубине полки, - так, кровь саламандры, шипы крылатки, - маг роется в полках, - сколько лет не варил зелья, кто бы знал, что мне пригодится школьный курс, - волшебник на память набирает все остальные ингредиенты и отходит к котлу.

Отвар не самый простой, хотя скорее, слишком нудный в приготовлении, нужно внимательно следить за цветом зелья и добавлять ингредиенты только в определенной последовательности.

- Коди!

- Да, мистер Гриндевальд?

- Мне нужна свежая кора волшебной рябины, собери и принеси. И кофе. Свари мне кофе.

- Будет сделано, мистер Гриндевальд.

- Постарайся не конфликтовать с лечурками, возьми для них мокриц.

- Хорошо, мистер Гриндевальд.

Коди удаляется, пока Геллерт наблюдает из окна за происходящим внизу. Он не стал избавляться от старого сада, где есть и древнее дерево рябины. Это поместье было хорошим приобретением у одного умирающего аптекаря.

Безболезненная смерть в обмен на старый дом.

Криденс просыпается спустя несколько часов. Всё ещё довольно разбитый, но управляться с телом уже гораздо легче – свинцовая тяжесть прошла. Но с постели не встаёт – приподнявшись на локтях он ощущает лёгкое головокружение и видит мелкие пятна перед глазами.

Очень хочется пить. Пересохшее горло по ощущениям похоже на растрескавшуюся под палящим солнцем глину. По крайней мере на ум Криденсу упорно идёт этот образ. Яркое солнце, которое он не любил, и сухая глина, рассыпающаяся в пыль от прикосновения.

Он допивает остатки настоя, но горло всё ещё саднит. Этого слишком мало.

– Кто-нибудь… пожалуйста, дайте воды, – слабым голосом зовёт Криденс.

- Сейчас, мистер Криденс, Коди специально сделал для вас зелёного чаю с мятой, мистер! - домовик шлёпает босыми ногами по полу и катит перед собой тележку бесшумно, там помимо заварника, где тарелка со сливочным луковым супом и тафельшпиц, - хозяин не сказал ничего про вкусы своего гостя и Коди взял смелость приготовить для мистера Криденса ужин, - домовик останавливается перед диваном, - Коди может помочь мистеру Криденсу пройти в его спальню!

Геллерт, тем временем, внимательно следит за зельем, не переставая его помешивать все это время, с того момента, как в руках оказалась кора рябины.

Этот отвар требует слишком большой внимательности, хоть и кажется простым.

Изредка темный маг отходит к своему столу отпить кофе и возвращается обратно.

Кулон на собственной шее колко отзывается на коже.

Его мальчик очнулся.

Криденс отпивает чай и таращится на домовика во все глаза.

– Моя… спальня?

Нет, конечно у Вторых Салемцев он имел какой-никакой, но свой угол. Тем более, по воззрениям Мэри Лу, Криденс всё ещё принадлежит к мужской половине человечества, и селить его с девочками было негоже.

Но чтобы ему так сразу выделили спальню? Как минимум это звучало очень великодушно.

Перестав, наконец, таращиться как сыч, Криденс допивает чай и садится на край кровати. Попытка встать не увенчалась особым успехом – нет, он всё-таки встал, но заметно пошатнулся, а перед глазами сгустилась тьма.

– Пожалуй, мне действительно нужна будет помощь… мистер Коди, – выдыхает Криденс и садится обратно.

В вертикальном положении тело кажется несколько тяжелее обычного.

Наверное, сперва стоило поесть – возникает мысль в его голове. Криденс притягивает к себе тележку и берёт ложку. Руки неприятно потрясывает, но с задачей они всё же справляются, и Криденс понимает, пробуя суп, как был голоден всё это время.

- Нет-нет, сэр, никакого мистер! Коди, просто Коди, Коди домовой эльф мистера Гриндевальда! - домовик почти в ужасе реагирует на такое вежливое обращение к себе, - если гостям Хозяина понадобится помощь, они просто могут позвать Коди и он придет сразу же!

Домовик, замечая, как сложно всё даётся гостю, двигает к нему тележку ближе.

- Просто скажите Коди чего вам хочется и Коди сделает все, что в его силах, сэр!

Геллерт порывается спуститься вниз, в гостиную, к Криденсу, но зелье не терпит таких поступков и приходится оставаться наверху, пока зелье не станет бирюзовым и тогда его можно будет оставить остывать

– Хорошо, ми… кхм. Коди, – кивает Криденс и мягко улыбается.