Глава 12. (1/2)
— Теперь ему никто не поможет, разве что сам Аллах!
Сбив с сахаром желтки, Гюльбахар выжала туда апельсин и добавила сок, тут же инстинктивно бросив взгляд назад, желая убедиться в том, что их с ученицей никто не подслушивает. От каждого из них можно было ждать подвоха, а открыто выражать сочувствие к опальному евнуху — себе дороже. Конечно, вел себя Нергиз-ага последние месяцы довольно странно, однако прежде его служба не вызывала ни малейших нареканий, верным слугой и доверенным лицом, безмолвно стоял чуть позади своих господ, сложив перед собою руки. Его боялись все карие. Кто в гареме будет тосковать без его зловещей походки? Не полячка же, с которой и дня не могли прожить без ссоры, в самом деле? Пропал, наверное, словно и не было никогда; никто не вспомнит, не оплачет.
Однако, лицо Маргаритки скривилось так, будто она держала во рту ломтик лимона.
— Где он сейчас? — с трудом и чуть хрипло выговорила девушка.
— В темнице, ну крепость Едикуле — мрачная, большая и состоящая круглых поднимающихся высоких башен…
— Он… сознался? — вопрошающая была непоколебима, и, вспорхнув с дивана, и стала нервно расхаживать по комнате, продолжая подозрительно глядеть на бывшую наставницу. — Прошу, ответь, что знаешь, это важно… для меня. Может, вчера, здесь собирались евнухи, они любят сладкое, и как мухи на мед слетаются к тебе. Или кто-то еще из стражи бегал с последними указаниями и случайно обмолвился.
— Для него лучше было бы признаться…так раньше все закончится… — повариха, с прилипшими к шее влажными прядями волос, приложила палец к губам. — Но знаешь агу, норов похуже твоего будет. И хватит, остановись! Иначе из-за твоего языка у нас будут неприятности. Обвиняется в убийстве, моя глупая, бедная девочка, в убийстве! Это — не нашего ума дело.
Давая понять, что разговор окончен, женщина потянула более юную подругу к себе и закрыла за той дверь. В наступившей тишине обе уставились друг на друга.
Княжна заставляла себя не падать духом. Нельзя все время печалиться, нельзя сдаваться. Ведь сказано же, что уныние — один из смертных грехов. И вдруг почему-то исчезают все страхи и сомнения. Она вспоминала его чуть сутулую длинную спину, скрещенные руки, сжатые кулаки. В последнее время пропасть между ними стала еще больше.
Порой уже и сама не понимает, зачем пытается растормошить, пробудить в нём хотя бы одну живую эмоцию. Желваки играют на его скулах, но он всё ещё молчит, потупив взгляд в пол.
Просить прощения за свои слова она тоже не собирается, собственно, как и демонстрировать слабость.
— Просто убирайся!— шипит красавица, спускаясь обратно на подушку головой. Ей нужно отдохнуть.
Нергиз смотрит, нет, не зло, или болезненно истощенно, как в начале, скорее выжидающе, как за партией в шахматы, разворачивается и уходит.
Её фырканье слышно даже у самого выхода из комнаты. Скопец не оборачивается, но замирает в дверном проёме. Пальцы ласкают и повторяют выведенные узоры резьбы на дереве. Склонив голову вниз, он тяжело выдыхает.
Звук хлопнувшей тяжелой двери заставляет дёрнуться на месте. То, что легко с ним не будет, она догадалась ещё при первом знакомстве.
Казалось, Нергиз делает все возможное, чтобы вызвать ее раздражение, но бывали дни, когда становился почти сносным, и что-то тонкое, эфемерное и такое нежданное проскальзывало меж ними, такое, что могло понять тяжкое горе, эту невообразимо мучительную боль собственного падения и плена, как взглянуть этой боли в лицо, проглотить ее и жить дальше. Он, не всегда успешно, старался объяснить ей то, чему научился сам после собственной агонии.
Маргарита по-прежнему ощущала тепло его ладоней на своем лице, дыхание на своей коже, как крепко и осторожно удерживает ее подле себя, поджав ближе локти, видит, как усмехается уголками губ, слабо кивает, словно говоря «всё будет хорошо». И в голове завораживающе, глубоко, едва хрипло, вибрирует голос его, несчастной хочется закрыть свои уши, потому что эти звуки, нотки вибрации, такой притягательной и неожиданной хрипотцы щекочут что-то внутри, перекрывают голос разума, громко приказывающий прекратить это безумие, добрый совет Гюльбахар. Она прислонилась к стене, стараясь взять себя в руки, понимая, что, если найдут ее в таком состоянии, расспросов не избежать.