Часть 9 (2/2)
— Да не оставит своей милостью Всевышний и да продлит твои годы на тысячу лет! — не зная как еще выразить свое восхищение изливался соловьем.
Базарная площадь огромна, где уж тут найти друг друга. Но среди узких, извилистых улочек, этих почти колодцев, судьба тихо хихикает в сжатую ладонь, потому что Нергиз замечает ту самую накидку своего соглядатая. Он потирает руку, отдающуюся жжением в районе локтя, плотнее надвигает капюшон, кривя щекой, смотрит на мальчишку еще несколько секунд, а потом разворачивается и уходит. «— Не предавайся спешке ни в чем, — наставлял его кода-то учитель в Эндеруне. — И никогда не забывай, что чем больше ты знаешь, тем больше можешь».
В следующие дни разрешал за собой следить, вполне успешно изображая, что ни о чем не подозревает, разбирая беспричинные склоки девиц, устраивая Айше на этаже султанских избранниц. Ее ладонь все еще будто колет, а по коже бродят стайки мурашек. Полячка вызывает в нем мутные и неясные желания, которые не кажутся к месту, не кажутся правильными. И досада, бессильная немощь от того, что сам вынужден наблюдать за чужим счастьем, повисают в воздухе, застывают тяжелыми гирями, придавливают к земле, и стылые горошины становятся такими емкими, тяжкими, грузными. Вдыхать их так сложно, словно давят они на носоглотку, распирают ее изнутри. Он поручает Фатиме ни на миг не оставлять княжну.
Волнения янычар покосили и главного черного евнуха, его некогда устрашающая фигура великана теперь неестественной походкой еле семенила по коридору, вздрагивал и колыхался толстый загривок. Принимая Нергиза, бедолага с трудом поднялся, едва переставляя дрожащие ноги. Уговаривать его позволить себе отдохнуть долго не пришлось.
— Да, ты благоразумен, спокоен и верен, а это величайшие достоинства. Отправляйся скорее, передай, что к приему золота в Большую казну все готово.
— Для меня – это честь, как прикажите… — все также ровно отвечал, сохраняя лицо, где-то глубоко довольный успехом своей хитрости, ловя взором маленькую тень на стене.
Задушенные крики дворцовых птиц врываются через окно. Они раздражали старшего принца, и тот приказал перебить всех до одной. Нергиз вздрагивает от резкого, неожиданного звука. Перо в руке дергается, оставляя кляксу на бумаге. Та расползается жирной черной точкой, жрет пергамент, пачкая собой его первозданную чистоту. Так ненависть марает невинность. Буквы испорчены, с кончика пера капает еще пара капель чернил. Тихо шипит, ругаясь, и комкает лист бумаги, подставляя его под жаркое пламя свечи. Пергамент жалобно скулит в его руках, сворачиваясь в пожухлый, скрипящий комок.
Интриган волею случая задумывается на короткое мгновение, а потом тянется за еще одним чистым листом. Разглаживает его, ставит чернильницу на его верхний правый край, обмакивает в нее перо и начинает писать. Мысль течет легко, будто играючи. Слова соскальзывают с тонкого кончика просто и естественно. Перо движется в руке быстро и уверенно.
Сворачивает письмо в тонкую трубочку и перевязывает красной лентой. Тот, кому адресовано послание, также ни перед чем не остановится и неизбежно столкнется с Нилюфер.
— Что ты делаешь здесь ? О чем вообще думал? — выражение панночки хмурое и озабоченное, когда обнаруживает, что являлась предметом забот неуемного скопца и встречает его подле своей двери.
Девушка замирает, останавливается на краткий миг, плечи ее напрягаются, глаза ее стелят гневом. Пристально вглядывается, изучая укутанный в черное долговязый стан, лицо, с залегшими под глазами синяками, кожу, слишком сильно обтягивающую скулы. И все понятно же без слов. Она позволяет себе эмоции, кусая мякоть собственного рта. Ее пальцы давят на небольшой стол, покрытый витиеватой салфеткой. Волокна змеятся по дереву, застывая причудливыми узорами.
— О тебе… — Айше так резко поворачивается, что кожа на шее натягивается столь неестественно, практически болезненно. Она отбрасывает его руку. Нергиз смотрит на нее. И что-то чумное пляшет по кромке его глаз. Что-то такое забралось за самую грудину. Столь далеко, столь глубоко, столь прочно засело внутри, жрет нутро, отравляет сразу обоих.
Ты переживала. Волновалась. Многого хочешь! Ей бы дернуть плечом, взять свою октаву в разговоре, верную, нужную и правильную. Такую, что странный евнух не восперечит, но вместо этого просто выдыхает:
— Дурак! Ты же ранен.
Комментарии :
1) Немного теологии. Азраил — Ангел смерти. В Коране имя Азраил не упоминается и вместо этого употребляется Маляк аль-маут. Ангел смерти — один из самых близких к Аллаху ангелов. По приказу Аллаха он забирает души умерших. Ангел смерти руководит множеством ангелов, помогающих ему выполнять его функцию.
2) Принц Мехмед – старший сын султана Мурада и Сафие. Родился Мехмед 26 мая 1566 г., когда на престоле империи ещё восседал его прадед Сулейман Великолепный. Это он назовёт своего правнука Мехмедом в память о своём умершем сыне, рождённом его любимой женой Хюррем, и, возможно, в надежде на то, что правнук повторит путь своего далёкого предка, взявшего Константинополь, Мехмеда II Фатиха (Завоевателя). В 17-ти летнем возрасте Мехмед был направлен своим отцом санджак-беем в Манису, где успешно справлялся со своими обязанностями. Говорили, что принц был особенно безжалостен и кровожаден, он повсюду видел соперников и врагов. В 29 лет Мехмед унаследует престол и тут же прикажет казнить 19 (или 21) своих сводных братьев. Его женщинами были известные по «Империи Кесем» Хандан и Халиме.