Глава 8 (2/2)

Не отнимая руки от его лба, Маргарита долго и пристально разглядывала Нергиза, потом, вздохнув, отошла, теперь она могла заняться собой — опустила взгляд и испустила огорченный вздох, ее некогда нарядное синее платье-путинка полностью изорвалось и измазалось в грязи, рукава превратились в негодные дранные лохмотья, что лоскутами свисали с предплечий. Она недовольно поморщилась, собирая растрепавшиеся волосы в косу,и, смочив тряпку в теплой воде, принялась оттирать пятна.

Определенно, могла бы гордиться собой, но пребывала в полусне, не зная, кончился ее сон или продолжается. Рано или поздно, обещало взойти солнце, но у полячки было ощущение, будто ее окутывает темнота. Девушка навсегда лишилась свободы, где-то сейчас отходит в Европу корабль, а она останется в плену.

Хатун жмурится и открывает глаза. И будто бы ничего не произошло. Не было этих ужасных, словно в живую увиденных, событий. Не было горьких, слишком понимающих, взглядов, ударами под дых отрывающих от всего, к чему стремился, во что верил.

Где-то рядом мелькает движение, Нергиз очнулся, приподнимаясь на локте, действительность и кошмарные видения тесно переплетались в его сознании, а потому взор заострился, он вскинул брови в немом вопросе, но при попытке заговорить сильно закашлялся. Вместо салфетки у прелестницы появился кубок, который она поспешила поднести к его устам. Из гордости он потянулся к кубку и неуклюже накрыл ее пальцы своими, чтобы тут же одернуть, как будто не был уверен в том, что не спит. Маргаритка вздрогнула от неожиданности и сама зарделась.

Задыхающийся и изнуренный откинулся на подушки, кивком головы поблагодарив девушку.

— Ты выглядишь… живым, ага! — тонкие брови насупились, оглядывая далеко не лучшее положение евнуха. — Поздравляю.

— Я знаю… Спасибо! — тихо согласился он. — Я всем обязан тебе. Если бы ты не была рядом и не выхаживала меня…

Она отворачивается, убегая от этого точеного лица напротив, от ужасных острых скул, от холодного неприятного взгляда, который, оказывается может быть мягче. Мягче в свете почти прогоревших свеч. Мягче от робких прикосновений золотой девчонки с Севера. Мягче от правдивых, но не таких, как раньше злых слов.

— Я только расплачивалась по старым долгам, вот и все…— княжна обхватила себя за плечи, все еще стоя к нему спиной.

За пределами скромного убежища все стихло. Их не преследовали, не разыскивали, никто не объявлял злодеями и предателями, можно было постараться вернуться. Да и мало ли кого убили в эту ночь ? Янычары мародерствовали, грабили дома и оскорбляли граждан, другие охотились на слуг государя.

Нергиз осторожно потянулся, замер с гримасой боли, но все равно поднялся и сделал два неуверенных шага. Он отвечал за них обоих и не мог подвести. Торопливо негнущимися и какими-то восковыми, желтыми перстами застегнул пуговицы, завязал кушак, и набросил плащ. Развернувшись, когда подал знак, что готов, панночка тихо фыркнула, ходячий кошмар гарема снова выглядел привычно: мрачно и неприветливо. Шипя на своем родном языке все что про это думает, Маргарита приладилась с другой стороны.

Ей и раньше доводилось слышать о жестокой борьбе среди османской знати, представители которой без конца спорили друг с другом. Сначала они вместе плели заговор, чтобы избавиться от великого везира. Вскоре после этого оба уже плели заговоры друг против друга. Но, теперь, подстрекая армию к восстанию, этот кто-то явно претендовал на власть, хитрец не желал пачкать руки, поскольку главный пункт заговора — свержение султана — оставил обдумывать другим, к тому же это опасно, а потому себе отвел роль наблюдателя и даже придумал, как можно остаться «невиновным» даже в случае провала дела. Все верно, можно всех расставить по местам, можно даже руководить, но всегда нужно иметь объяснение своих действий на случай неудачи.

— А вторая королева ? Нилюфер? — продолжала любопытствовать Маргарита.

— Нилюфер — вряд ли… — отзывался ее спутник. — Просто ты юна и… красива…

Его объяснение вызвало в груди неприятный укол, вмиг сменив теоретические рассуждения на кромешное угрюмое молчание. Где-то глубоко они оба понимали, что приближение этого дня и этого неловкого признания необратимо, но никто не хотел первым заявить, что этот миг уже наступил.

— Как твое имя? Твое настоящее имя ? — обратилась к нему, и если бы умел искусно сдерживать собственные эмоции, Нергиз бы вздрогнул всем телом.

В ответ досадно поджал губы, нервно сглатывая. У каждого человека имеются уязвимые места. Несмотря на скупость внешних проявлений, нутром девушка ощущала нервное ожесточение, в каком он пребывал, стоя перед ней открытым, полностью показав свои слабости. Она понимала, как сложно это ему дается, и не следовало настаивать на большем.

Комментарии :

1) Я думаю, все понимают, насколько неудачным был план побега Маргариты. Представьте себе гаремную красавицу одну на улице Стамбула. В те времена женщина могла появиться только в сопровождении отца, брата, мужа или господина.

2) Некоторые штрихи об османской моде. Мужчины, независимо от статуса и сословия, надевали широкие штаны, рубаху, кафтан, камзол или куртку. Также добавлялись верхний кафтан и кушак. Одежды различались только тканями и отделкой. Штаны надевались на голое тело и подпоясывались. Позднее появился их укороченный вариант до колен, который носили турецкие военные. Поверх штанов обязательно носили рубаху с длинным рукавом, которая обычно изготавливалась из шелка или хлопчатобумажной ткани. Кафтаны тоже были длинными, их подол иногда подворачивали и закрепляли на поясе.

Самой примечательной частью турецкого костюма был головной убор — «тюрбан». Тюрбан состоял из двух частей — колпака различной величины и формы и длинного куска тонкого мягкого шелка или муслина. Колпак, как предписано у мусульман, был красным, а сам тюрбан — белым. Только эмир носил зеленый тюрбан (цвет знамени Магомета).

Тюрбан украшали драгоценными камнями, жемчугом, перьями. Количество перьев было строго определено. В XVI в. султан носил на своем тюрбане три пера, усыпанные бриллиантами; у великого визиря было два пера, а у других сановников — по одному Мужчины брили голову или носили короткие стрижки. Мужчины носили также бороды, бритье, как в Европе, не было распространено. Последнее, как мы понимаем, в виду физиологических причин, к евнухам не относилось.