Интерлюдия 18 (1/2)
Генри Барроуз, второкурсник факультета Рейвенкло, спешил по коридору в свою башню. Несмотря на то, что мальчик очень торопился, передвигаться у него получалось достаточно медленно. Причиной тому была стопка книг из библиотеки в треть его невеликого роста высотой, поверх которой к тому же еще были навалены исписанные свитки. Свитки от быстрой ходьбы все время так и норовили разъехаться в стороны, поэтому мальчишке приходилось очень часто останавливаться. Поправить, переложить, аккуратно поднять стопку и, нагоняя потерянное время, с удвоенной скоростью рвануть вперед… чтобы через десяток-другой шагов опять резко опустить книги и ловить падающие свитки.
У спешки тоже была причина. Причем гораздо более серьезная, чем у медленной ходьбы — стопка книг, пусть и таких, за которые лет четыреста назад колдуны платили золотом по весу. Парень опаздывал на первое свидание! Точнее, как свидание... Вообще-то это были дополнительные занятия по чарам, но проходили они в первый раз и один на один, в заброшенном классе...
”Линка такая смешная! — с улыбкой вспоминал Генри. — Все время чего-то стесняется… Даже спросить у меня, что ей непонятно… Будто бы в ответ на вопрос я над ней посмеялся, как это всегда делает моя вредная соседка по парте…”
Несмотря на то, что замок сейчас выполнял функцию детско-юношеской школы (то есть собирал у себя юношей и девушек как раз в тот самый возрастной период, когда на лиц противоположного пола начинаешь смотреть совсем по-другому), к сожалению, далеко не всегда Хогвартс по-доброму относился к влюбленным. Так случилось и сейчас: коридоры и лестницы сложились в такую конфигурацию, при которой встреча трех шестнадцатилетних недомагов с таким же недомагом тринадцати лет стала неизбежной.
— Коллошио! — послышалось за спиной сосредоточенного на учебниках и мечтах рейвенкловца.
Тело, направленное на движение, переносит центр тяжести вперед. Наклоняется, делает шаг… А шаг не делается! Приклеенные к полу ноги не позволяют этого сделать! С негромким ахом парнишка летит вперед, рефлекторно еще сильнее прижимая к себе стопку литературы. От удара сжавшегося в страхе тела об пол тяжелые тома разлетаются в стороны. А один, особо зловредный, окованным железом углом мстит в глаз своему неаккуратному носильщику.
— У-у-у! — стонет лежащий на полу и сквозь боль слышит:
— Ха-ха-ха!
— Хо-хо-хо!
— Что разлегся?!
Стеная, Генри кое-как (потому что ноги все еще приклеены к полу) садится на корточки и оборачивается, чтобы ”насладиться” видом надменно смотрящего сверху вниз Малфоя и двух его приятелей: Нотта и Забини.
— Малфой! Ты гад!
— Что ты сказал?
— А ну-ка повтори!
— Хочешь, чтобы он снял с тебя баллы за оскорбление Хогвартса?
— Какое оскорбление?
— Оскорбление старосты, назначенного директором, есть оскорбление самого Хогвартса! — важно произносит Забини.
— Что за ерунда? Такого правила нет! — после паузы на раздумья возмущается рейвенкловец.
— Тогда, минус десять баллов с Рейвенкло за замусоривание коридоров школы.
— Какое ”замусоривание”? Никакого мусора нет…
— Блейз? Тео?
Повинуясь движению волшебной палочки самого смуглого из слизеринцев, свитки на полу один за другим вспухают кокетливым фейерверком и разлетаются в стороны разноцветными конфетти.
— А теперь — есть! Ха-ха-ха!
— Сволочи! Да я… — Барроуз тянется было к своей волшебной палочке, но тут же замирает, как кролик перед удавом, уставившись на кончики направленных на него трех чужих.
— Только попробуй!
— Давай! Рискни!
— Мой отец сотрет твою семью в порошок, жалкий полукровка!
Волшебная палочка поникнув опускается, а ее владелец, пряча в глазах слезу, отворачивается в сторону и начинает собирать книги. Удовлетворенный видом сжавшегося от ужаса младшеклассника, Малфой с командой отправляется дальше.
О чем думал Генри Барроуз, оставленный сидеть приклеенным к полу в одном из коридоров? Наверное, о том, сколько ему сидеть здесь в холоде, пока его не найдет кто-нибудь проходящий мимо? Или что синяк под глазом на первом свидании совсем не сочетается с имиджем героя… А вот с ”затюканным заучкой” — как раз очень хорошо? Или он думал о том, что эссе, написанные на неделю вперед, результат его недавних часов сидения в библиотеке, теперь придется переписывать заново? Наверное, с этим тоже он мог бы смириться, если бы не факт, что красиво оформленное домашнее задание, предназначенное миленькой хаффлпаффке, превратилось в труху вместе со всеми остальными?.. И станет ли Мелани общаться теперь с таким обманщиком, как он?
Как бы там ни было, но рейвенкловец еще раз посмотрел на клочки своей работы и с подсердечной злобой, которая так легко просыпается в этом возрасте, прошипел вслед ушедшим старшеклассникам:
— Сочтемс-с-с-ся, Малфой!
Но Драко Малфой, к счастью ли, к печали ли, этого не услышал. Впрочем, он и не мог услышать, ибо даже и не собирался прислушиваться, чего там шепчут неудачники-полукровки. Староста Слизерина с презрительной миной на лице, за которой скрывалась сильная и искренняя обида на несправедливость этого мира, шел по коридору в направлении ”куда глаза глядят”. За спиной о достаточно интересных вещах болтали приятели (Забини в очередной раз хвастался, с какими красивыми девчонками он отдыхал у знакомых своей матери в Италии этим летом, а Нотт рассказывал, с помощью каких заклинаний можно обмануть магглов и напиться нормального, а не сливочного, эля), но Драко все это сейчас совсем не интересовало. Малфоя поедом ела несвойственная ему тоска.
”Как? — мысленно вопрошал он в потолок коридора. — Вот как можно быть таким неблагодарным? Чью семью прикрыл мой отец от гнева потерявших страх магглолюбцев? Крэбба! Да, не бесплатно… Но все остальные забрали бы не только деньги, но и жизнь! Обоих! Или, как минимум, старого Крэбба, его отца. Долго бы прожил младенец в Лютном? ”Наверное столько, сколько требуется для поиска заказчика на свежие ингредиенты из младенца-мага…” — что-то такое сказал отец тогда, когда я спросил его об этом.
А потом? Кто дал работу старшему Крэббу? Мой отец. Кто обеспечил лекарствами от скоротечной драконьей лихорадки самого Винсента (после смерти дедушки Абраксаса у нас оно всегда есть дома, готовое, в хранилище зелий)? Тоже мы, Малфои. Кому отец читал уроки о политике? Конечно, это был необходимый минимум, чтобы не втравить сына в неприятности, но полукровки за описание политических раскладов отдали бы… Много чего отдали бы! А лекции о важности верности и преданности? Половину которых Крэбб, появившись в Хогвартсе, как-будто каким-то мистическим образом забыл.
”Мы должны держаться все вместе! — не уставал повторять отец. — Пусть это и приносит некоторые временные неудобства, но поодиночке… Поодиночке нас всех, одного за другим, просто сожрут!”
И, что характерно, действительно сжирали. То один, то другой участник войны на неправильной стороне (то есть не на выигравшей стороне; как говорил отец: ”Если победивший и бывает в чем-то немного неправ, то побежденный по определению виноват всегда и во всем”), за спиной которого не нависала грозная тень лорда Малфоя, отправлялся по надуманному обвинению в Азкабан. Или вообще — без суда и следствия бесследно исчезал.
Вон, неужели Винсент такой дурак, что не заметил этого? Как только отец перестал прикрывать, сколько сразу проблем у него появилось?! Оставался бы моим преданным сквайром, спокойно выполнял мои редкие просьбы, ничего такого бы не было! Ни дуэлей, ни нищеты, ни голода (вон как Крэбб стремительно на вольных хлебах похудел)… Неужели я бы не поделился со своими оруженосцами едой?
Как вообще можно быть таким зашоренным? Неужели он не понимает, что все всё видят? И уж его попытки сбросить с плеча руку помощи, которую ему протянули в тяжелый для него момент, — это вообще бесчестие! А с тем, кто не держит своего слова, никто и никогда не будет иметь дел! Даже такой тюфяк, как Лонгботтом, это понимает. Ведь именно такое в нашей среде самое страшное наказание — исторжение из рядов. Нерукопожатность. Будет изгоем, как Уизли…”
Чтобы хоть как-то выпустить пар, Малфой оглянулся и, убедившись в отсутствии соглядатаев, пинком ноги отправил глубже в нишу стоящие в ней декоративные доспехи. Нога, обутая в пошитый мастером ботинок из дорогущей драконьей кожи, отозвалась резкой болью, но на душе отчего-то стало чуть-чуть легче. Наверное, от грохота рассыпавшихся по полу доспехов, минус десять баллов за падение которых он повесил на прибежавшего на шум какого-то мелкого хаффлпаффца.
”…Но что самое противное, все мои попытки вернуть разум этому мордредову тупому Крэббу разбиваются о его невероятную удачливость! Впрочем, если быть настолько удачливым, то и никаких мозгов не надо! Эх, если бы мне везло хотя бы в десять раз меньше!.. Тогда бы не случилось такого, что отец сначала сам поручает мне задание, и сам же потом наказывает за его исполнение!”