Разговор по душам (2/2)
— Глупые-глупые! — дразнящим тоном перебил его Мэн Яо, только что язык не показал. — И не надо мне цитировать речь твоего дядюшки, которую он каждый раз читает приглашенным ученикам! Ты сам знаешь, что разумную основу имеет от силы сотая часть ваших правил! Остальное в лучшем случае «Мельницей демонов» по воробьям, а в худшем — жестокая глупость, без которой другие кланы прекрасно обходятся! Ну ладно ваша аскеза, ее практикуют не только у вас, тоже имеет право на существование. Когда принимается добровольно и разумно, а не только потому, что не повезло родиться в Гусу. Но скажи, разве ты не считаешь глупостью запрет на содержание питомцев? Которое твой брат и его муж нарушают, если помнишь! Сколько там у них кроликов, которые «просто живут сами по себе»? Или, может, кто-то думает, что любовь к животным отвлекает от совершенствования духа? Ну-у-у-у… — Мэн Яо отпустил легкий смешок, перестав на минуту вышагивать туда-сюда по беседке перед сидящим на лавке побратимом. — Ну, предположим, станете вы бессмертными или даже вознесетесь и станете небожителями. А не одиноко будет в своем бессмертии или на небесах-то? Ах да, чувствовать одиночество тоже запрещено?
К своему стыду, Лань Сичэнь не смог вспомнить, есть ли такое правило, но утешился тем, что это сон, а во сне разум иногда выкидывает и не такие номера.
— А скажи мне, эргэ, разве ты не считаешь жестоким запрет на чрезмерность горя?
А вот это был удар ниже пояса, очень болезненный и почти подлый. Матушка. Отец. Оба побратима. Гнев поднялся медленной, но неотвратимой жгучей волной, грозя выбросить Сичэня из сна. Просыпаться он пока не хотел, зато очень хотел дослушать, поэтому постарался смирить пробуждающуюся ярость. Пальцы до побелевших костяшек вцепились в край лавки.
— Вот видишь, Лань Сичэнь, — безжалостно продолжил Мэн Яо. — Ты сам понимаешь, сколько горя было в твоей жизни и жизни Ванцзи из-за того, что вы были связаны правилами. И не только вы двое. Из-за того, что Ванцзи считал, что правила — это его жизнь. Ему очень повезло вырваться из этой клетки хотя бы сейчас, а тебе?
— А я глава клана, — слова прозвучали вроде бы твердо, но в них всё равно сквозила тоска и безнадежность.
— Пффф! — фыркнул Мэн Яо. — Цзян Ваньинь тоже глава клана! И отсутствие четырех тысяч правил не помешало ему возродить орден и править им твердой рукой! И хотел бы я посмотреть на того, кто посмеет не считаться с ним. А ты глава клана, но сидишь в затворе, и толку от тебя в нынешнем состоянии тому клану как от речного гуля, несмотря на то, что ты закапываешься в дела с головой!
Как не прискорбно, это было почти правдой. Когда стало ясно, что ни медитации, ни строгий пост, ни музыкальные техники не помогают справиться с горем, Лань Сичэнь решил, что не станет идти по стопам отца и полностью отстраняться от дел Ордена — и нагрузил себя работой. Однако душевная боль порой совершенно не давала сосредоточиться на делах, и Сичэнь несколько раз наделал серьезных ошибок, которые могли аукнуться большими проблемами. К счастью, эти бумаги вовремя попались на глаза Ванцзи, и проблем удалось избежать. Однако с тех пор Сичэня нагружали мелкими внутриорденскими делами из тех, что всегда сыплются, как горох из дырявого мешка, в которых ошибиться было трудно да и нестрашно. Он это знал, но ничего не говорил.
— Увы, ты прав, — горько вздохнул Сичень, — но что же мне делать?
— Просыпаться, эргэ. Я бы мог еще кое-что тебе сказать, но ты не готов это услышать, так что пока тебе этого хватит на подумать. Я уверен, ты что-нибудь обязательно придумаешь, — Мэн Яо подошел-подплыл в волнах тумана совсем близко к побратиму и вдруг невесомо коснулся губами его лба, на котором во сне не оказалось ленты. Лань Сичэнь вздрогнул и вывалился в реальность, хватаясь за лоб рядом с тем местом, на которое пришелся поцелуй.