Со вторника на среду (1/2)

Чарли облегченно выдыхает, когда подмечает цифры на доме, совпадающие с адресом, сказанным Харгроувом. Тормозит напротив, ближе к рулю наклоняется и почти ложится на него, уперевшись лбом. Руки потряхивает, большим пальцем левой давит на правую ладонь, потирает, но дрожь не спадает, а кровь в ушах глушит голоса из приёмника — второй раз она водит машину и первый на такие расстояния. Поднимает взгляд на зеркало, Билли в отражении спит, кажется, слишком крепко, склонив голову себе на плечо, мерно сопит, приоткрыв рот. Чарли впервые за два месяца их стычек и словесных перепалок видит его таким спокойным, расслабленным, и радуется, что он не может ощутить ее железной струной натянутого до звона напряжения, иначе подъебов она не избежала бы.

Под злорадное хихиканье жизнь продолжает пересекать их с Харгроувом линии, закольцовывая непроходимым лабиринтом событий — на этой вечеринке появляться она не должна была, не собиралась даже. Хэллоуин начинался и заканчивался для Чарли несколькими украшениями гостиной и жменькой конфет, что трясущими руками сгребала ей соседка. В планах было пересмотреть Кошмары, взятые напрокат два дня назад, и лечь спать после двенадцати, но угораздило ее ответить на звонок. Чертов Джейсон, именуемый иначе как предатель за его дружбу с Харгроувом, разрывал ей телефон на протяжении получаса, уговаривая пойти с ним на вечеринку. Отказы он слушать не хотел, ставя поперёк непробиваемое желание провести время с любимой (и единственной) кузиной, приехал к восьми часам, настоял на парных костюмах и кинул ее, стоило им зайти в дом, увешанный туалетной бумагой, сверкающим дождиком и искусственными приведениями вместе с бутафорскими отрубленными конечностями.

К подобным ветреным поступкам братца и наплевательскому отношению Чарли привыкла уже лет десять как, она знает, что он ее все равно любит, по-своему, такой любовью, когда через раз здороваются и два раза в неделю о делах интересуются, и она старается отвечать тем же, но стоит ли вообще говорить о том, что с появлением в его жизни Харгроува, Джейсон положил такой огромный увесистый болт на всё и на всех? Лекции о дурных компаниях Чарли читать ему не собиралась, она старалась глушить волнения о брате, убеждая себя тем, что детская беззаботность и наивность переросла во взрослую серьезность и ответственность и что Джейсон хорошенько так это осознаёт, но на деле сложно было сказать, кто на кого хуже влиял, а закравшаяся в районе солнечного сплетения обида иногда зудела сильновато и выбешивала особенно, когда Джейсон мнил себя послом-переговорщиком с неисчерпаемыми попытками примерить друга почти лучшего с сестричкой почти любимой. Тогда вопрос, ответ на который и сам Джейсон дать не был в силах, вставал ребром — нахуя? Чарли однажды спросила. Миром там и не пахло, скорее воняло нескрываемым обоюдным отвращением и невысказанными претензиями. Выворачивая на улицу, где поселилась семья Харгроувов, до Чарли дошла истинная причина такого внимания к ее персоне со стороны кузена и смешно стало от того, как Джейсон бы обрадовался, узнай о происходящем тогда на кухне и сейчас в машине. Чарли пьёт редко и старается не увлекаться, но сейчас бы полный стакан того пойла с вечеринки опрокинула без раздумий лишних.

Крутит ручку и радио, что служило ей односторонним собеседником, выключается, через приоткрытые окна тянется густая тишина. Чарли отстёгивает ремни безопасности, развязывает узел хитона, отбрасывает мешающуюся простынь на заднее сиденье и выходит из машины старательно тихо и медленно. Глубокий вдох полной грудью царапает холодом лёгкие. Непроглядная синева ночи окутывает крыши, скрывая звёзды и кроны деревьев. Чарли вглядывается в окна дома Харгроувов — никаких жалюзи или примитивных занавесок, скрывающих суету семейной жизни за стёклами, свет не горит, и темнота комнат кажется пустотой. Билли ворочается и бубнит под нос что-то неразборчивое и полузабвенное. Чарли отвлекается на него. Обходит машину и дёргает ручку дверцы с пассажирской стороны. Толкает Билли в плечо один раз, второй, на третий и самый сильный удар он просыпается слишком резко, неожиданно и Чарли ударяется головой о низкий потолок. Билли смотрит на нее, вглядывается в силуэт, стараясь концентрироваться на одной точке, моргает несколько раз и протирает глаза костяшками пальцев указательных. Чарли шипит и трёт затылок, вылезая обратно на улицу.

— Давай, на выход, — она, сама не знает зачем, шепотом слова произносит, будто бы спящие дома разбудить боится. Билли кивает. Его шатает даже сидя, Чарли отходит в сторону, придерживает дверь и Харгроув вываливается на свежий воздух улицы. Ровняется лицом с Чарли, сонное непонимание отражается в его расширенных донельзя зрачках.

— Хватит пялиться, отойди, — она не ждёт, отталкивает в сторону и захлопывает дверцу нарочито громко, отчего Билли морщится, снова трёт лицо и кутается в куртку, подрагивая то ли от холода, то ли от похмелья. Чарли цокает, убирает его руки и дёргает за бегунок замка, застегивая кожанку Билли под горло, сдерживая себя, чтобы не прищемить ему кожу у горла, — А я думала, ты умеешь пить.

Харгроув на неё не смотрит, прислоняется к машине и наклоняется, оперевшись ладонями о колени. Мир вертится вокруг него, как после херовой карусели, сознание плавится под вернувшимся пьяным дурманом, а голова сейчас лопнет на сотни кровавых осколков.

— Если тебя укачало, то я лучше отойду.

Билли фыркает — всё, на что сил остаётся. Чарли вздыхает, но не отходит, наоборот ближе подступает и, нагнувшись, хитрым прищуром вглядывается в темноту его глаз и вопросительно гнёт бровь.

— Сам дойдёшь?

В ответ она получает кивок. Билли выпрямляется, отталкивается от машины, а Чарли шагает назад, скрестив руки на груди, и наблюдает, как он пошатываясь, ссутулив плечи, плетется в сторону к дому, едва поднимая и переставляя ноги в тяжёлых ботинках, пока не исчезает в тени соседского зелёного куста с характерным шелестом листвы.

— Еб твою налево, Харгроув. Живой? — Чарли подскакивает к развалившемуся на газоне Билли, тот не отвечает, стонет от ушибов и переворачивается на бок, а Чарли садится на корточки возле него и взглядом беглым осматривает, натыкается на красное пятно, частично скрытое за воротником, который отодвигает, чтобы получше, насколько в темени это возможно, рассмотреть, проводит пальцем большим по шее Билли, — Не пойму, это кровь?

— Не, засос, — Билли хрипит и руку ее холодную от себя отпихивает, Чарли фукает, нос морщит и брезгливо ладонь о юбку вытирает, Билли на ее действия усмехается и взгляд ее своим поймать пытается, — Ханжа.

— Сейчас брошу тебя здесь и сам ползти будешь, если шею ещё где не свернёшь, — Чарли хочется глаза закатить так, чтобы не выкатились они уже никогда, но, несмотря на снижающийся уровень терпения в крови, протягивает ему ладонь и Билли не отмахивается, правда, с полминуты тупо смотрит, но принимает, мертвой хваткой берётся, и Чарли сначала встаёт сама, а после, расставив ноги с опорой на левую, тянет вес его тела на себя. Билли не без своей помощи от земли подрывается резко, чуть спотыкается, но удерживается и кончиком носа касается носа Чарли, та тут же отходит ещё на шаг и ладони их расцепляет.

— Зачем возишься со мной?

Чарли, если честно, схожий вопрос в своей голове игнорировать пыталась и сейчас он ощущается приставленным ко лбу дулом пистолета, только на курок нажми. Она три года посещала кружок дебатов, отточенная импровизация быстрых и колких ответов вышла побочным эффектом, но сейчас он выветрился из крови вместе с остатками выпитой бутылки пива часами ранее. Хочется сбросить всю вину на нее и подхваченное праздничное настроение, но эта зараза в лице Харгроува ей не поверит и скрытый смысл в любой сказанной шутке искать продолжит, докапываться будет и доказывать, что дело в другом, потому что живет с мыслью о том, как мир вертится только благодаря его существованию и других причин на то нет, а им ещё наказание отбывать, и переводить это в словесную пытку и давление от повисшего вопроса у Чарли желания никакого нет, спасает ее только плохо соображающий сейчас от алкоголя разум Билли.

— Вид у тебя жалкий, как у щенка в коробке, а я человек добросердечный, не смогла мимо пройти. Знаешь, иногда полезно побыть хорошим, тебе тоже стоит попробовать, вдруг втянешься, перестанешь людям велосипеды переезжать.

— Ты знаешь, — он тыкает пальцем в неё, — что первая это начала.

И Чарли глубоко вздыхает — Билли кажется удовлетворённым от ее на ходу соображенного ответа и считывает ее вдох больше раздражённым, нежели нервным. Она берет его под локоть и перекидывает руку его через свою шею, приобнимает за талию — в точности повторяет их позу ухода с вечеринки, только теперь надо в дом войти. Идут неспешно, Чарли концентрирует внимание на шагах, смотрит под ноги и подпихивает Билли, когда тот вес тела на неё перебросить хочет, подводит их к входной двери и чувствует, как Харгроув замирает.

— Нет, так нельзя.

— Да, я тоже думаю, что тебе стоит начать с извинения и плавно перейти на благодарности. В письменной форме тоже принимается, но, если писать не умеешь, на диктофон сойдёт.

— Нельзя через дверь, — Билли, буквально, на глазах трезвеет, игнорирует ее подъёб и пятится назад, утаскивая прицепом Алвин, они почти падают со ступеней крыльца, на которые так старательно пытались подняться с одной ноги. Билли вырывается из ее, назовем их, объятий, и поворачивается к ней лицом, когда они вновь оказываются на каменной дорожке.

— А раньше сказать не вариант было? Зря время тратили. Боже, Харгроув, я, блять, уже жалею, что ввязалась в это, лучше бы я вообще туда не приходила! — Чарли не собирается останавливаться, тон голоса повышает, но Билли ладонью ей рот прикрывает и Алвин видит в его глазах то, чего раньше не было или не замечалось. Растерянность, переливающаяся в страх, смешивающаяся с тревогой, покрытой сверху налетом нарастающей паники.