5 (1/2)

Вольггерт и представить не мог, на какое коварство способна женщина, полюбившая дракона, как собственное не рожденное дитя.

Мавки сентиментальны. Мало кто об этом знает, ведь большую часть они ведут себя, как умалишенные, но в их мертвом нутре искорка души теплится, не позволяя человеческому раствориться совсем.

Да, мужчин русалки недолюбливали, но у них имелись на то основания. Большая часть прежних русалок погибла от рук мужчин, из-за обмана мужчин, по причине отказа мужчин брать на себя ответственность за грехи, совершенные обоюдно. Это в современном мире женщина могла позволить себе любой проступок, и за него не оправдываться, а в былые, темные времена, когда многими важными аспектами жизни в Этостороннем пространстве заправляли наглухо эгоцентричные мужья, дела обстояли иначе.

Мавки приносили много пользы смертным, а «злыми духами» считались потому, что порой соблазнялись, и лакомились плотью. Что ж. Как считали сами мавки, ничего зазорного в этом их увлечении не было. Почему, в конце концов, смертным мужам можно вылавливать их, а потом использовать для своих увеселений, вроде изнасилования, отрезания волос (так мавки теряли свою силу, и становились беспомощными), вскрытия и изучения, сжигая на костре, во имя богов Младшего Пантеона, в общем-то никогда не одобрявших насилие, а русалкам нельзя пожирать плоть этих же безжалостных созданий?..

И все же, не все мужчины были плохими, это русалки признавали. Например, Влад Лизавете очень нравился. Он был мягкий и добрый, спокойный и честный. Как бы Владвена ни старалась его испортить своим воспитанием, он не поддавался, а это тоже кое о чем говорило…

Лизавета, как любая воплощенная нежить, часто путалась в своих чувствах и переживаниях, так что не совсем понимала, любила она Влада или то, что он носил ей мятные леденцы раз в две недели… Но, одно она знала наверняка: позволить дракону погибнуть нельзя, иначе ей станет грустно, а грустить мавка ненавидела!

Закончив содержательный разговор с Вольггертом, оборотнем Храма, она нырнула под воду и по подземным тоннелям, заботливо проложенным для нее Кишкой, и стала пробираться по нему к пещерам. Путь выдался нелегкий. Лазы, ведшие в прудики и реки неподалеку от ее собственного, с каждым месяцем становились все теснее и неудобнее. Двигаться по ним было тяжело.

Мавка наивно полагала, что вина за это лежит на титане или «плавающем», изменяющемся дне, но горькая правда заключалась в том, что продолженные титаном тоннели не могли измениться, просто русалка росла вширь не по дням, а по часам, злоупотребляя закусками.

Вынырнув на поверхность черного и ледяного подземного озера, мавка поспешила выползти на берег. Под потолком приветственно вспыхнуло зеленое пламя, клубившееся на территории всех Подземелий, освещавшее их и предостерегавшее местных от чрезмерной бузы. Тех, кто незаконно, а жили в Подземельях по законам Хеллгредха, вообще ничего не знавшего о праве и порядке, грабили, убивали, насиловали, выковыривали из горных пород камни и самоцветы, посягали на пространственные карманы, вели охоту в чужих пространствах, выбирались в Этостороннее пространство, нарушали сон змия, старались вскрыть врата в Запрещенные Миры, старались развалить Стену и впустить в мир хаос, старались поджечь деревья в Заповедной роще, убивали кладбищенских фей или продавали настоечку на поверхность, или совершали иное непростительное злодеяние, подвергались казни.

Казнь проходила в центральной пещере, размерами превосходившей допустимые воображением границы. Что-то расширяло и увеличивало ее, а магия напитывала силой, так что внутри пещеры царила неповторимая атмосфера, пьянящая и безумная. Так вот, в этой пещере, сразу за ярмаркой, между рощей и ржавыми горками, имелся амфитеатр, перемещенный Хеллгредхом черт знает откуда. Мавка слышала о нем от призраков. В центре амфитеатра стояла гнилая плаха с виселицей, но хранитель никогда и никого не подвешивал в веревку, давно обратившуюся в декоративную труху. Он представлял перед собравшимися преступника, оглашал его преступление и озвучивал приговор. За нестрашные грехи он приговаривал к заключению в низах подземелья, где обитали свирепые духи, наглухо лишенные сострадания, жалости, способности договориться.

За проступки средней тяжести предусматривалась казнь через отрубание головы или кормление людоликих аистов, или других кровожадных тварей, каких в Подземельях хватало испокон веков. Правда, это не всегда срабатывало. Анатомия и сущность некоторых не позволяла им познать всей прелести телесных мук, для них санкция определялась в индивидуальном порядке. Например, то же растерзание, только чертями, платившими Хеллгредху чем-то за возможность проживания в бурлящих складках пещер, где текли подземные кипяточные воды и всегда пахло серой. Черти пожирали души, это всем известно.

За непростительные наказания существа приговаривались к развеиванию.

Магические резервы строились на котлованах катастроф, в мирах, где все летело к чертям. Хранители выбирали точку Конца Всему, зарождающийся ядерный грибок, вырезали его из пространственно-временного контекста до того, как Конец Всему начинался, преобразовали в магию и держали в хранилищах. Остальной мир вокруг этой точки, к сожалению, погибал или распадался на миллиарды осколков, присоединявшихся к другим мирам, в огромной и беспорядочной сколотой сфере. Так образовывались новые пространства, до бесконечности.

Устройство межпространств сложно к пониманию. Говорили, что боги рехнулись именно потому, что понимали, как все работает.

Вместе с пространственно-временным отрезком, уничтожать, ясное дело, приходилось и привязанных к ним сущностей. Таким образом Конец Света не являлся понятием тожественным Концу Всему, где под угрозу ставилась гибель всех смежных миров и пространств, способных подорваться по цепной реакции.

Сущности бесконечно порождали мутации чистой магии, предсказать развитие спасенного мира было просто невозможно, существовала большая вероятность, что если пространство не распадалось и не обновлялось, а сущности скрепляли его своей энергией, Конец Всему не предотвращен, а приостановлен и в любую минуту может рвануть.

Избыток жизни противоречил законам равновесия, правило это Храм и хранители чтили. Более или менее, старались соблюдать. С небольшими поправками, но в целом… Однако, Хеллгредх был совсем из другого теста. Так, как читать он не умел, сводов законов он не знал, и во всех пространствах для него не имелось достаточно весомых авторитетов, он все делал по-своему. Например, сохранял жизнь существам в пределах самой опасной пространственно-временной точки, позволяя им оставаться в своей петле, но продолжать существование закрытое, замороженное, неизменное в старом-новом мире, присоединенном к хранилищам.

Также, как он давал право на жизнь, он оставлял за собой право исключительной смерти для нарушителей. Самые злостные нарушители подвергались развеиванию, уничтожению духа и стиранию с лица мироздания, невозможности ни в каком виде участвовать более в процессах жизни и смерти. Такой окончательной и бесповоротной гибели подвергались только жнецы, и никто больше. Все потому, что жнецы являлись старейшим из всех родов и имели прямое отношение к титанам, как и боги.

Нужно сказать, что даже сущности уничтоженных миров продолжали свое существование в форме частиц, что полностью исключало развеивание.

Тех же, кто провинился наиболее жестоко, он подвергал медленному разрушению. Существо утрачивало себя днями, неделями, месяцами, и все это время раскаивалось о содеянном. Палач же считал это не столько достойным наказанием, сколько наглядным назиданием для прочих. И это работало веками.

Русалка никак не могла связать между собой два образа: Хеллгредха, которого она знала, и монстра, который существовал, но показывался на поверхности личности хранителя настолько редко, что всерьез его бояться не получалось. Тем не менее, дорогу бы мавка переходить такому не стала.

Долго думать о подобном Лиза не желала. Впереди ее ждало тяжелое испытание и именно его преодолением она предпочла забить свою хорошенькую головку.

А именно, ей требовалось доползти до сердца одной из подземных пещерок, откуда раздавались веселые голоса, писки фей, и мерное клокотание портала. Преградой ей становились высокие дубовые бочки, полные малиновой настоечки, излюбленным напитком хранителя. Главным отличием настоечки от другого хмеля являлось то, что в ней искрилась и переливалась всеми цветами радуги пыльца фей, отвечавших за счастье и вдохновение. Тот, кто употреблял настоечку, становился счастливее и безумнее, чем обыкновенно.

Портал и Хеллгредх по достоинству оценили питье, получившееся вследствие случайной трагедии (фея вдохновения решила выпить немного малиновой настоечки, но окосев, упала в бочку, и утонула в ней), и решили повторить эту ошибку уже с намерением запастись веселящим зельем. Фей, разумеется, никто не топил, но те и сами добровольно натрясли в настойку пыльцы. Портал же, со своей стороны, помог хранителю переместиться в архивы Храма (оттуда русалка о нем и знала, она несколько раз слышала историю о великом похождении Хеллгредха за заклинанием преумножения), и украсть оттуда редкий артефакт, способный до бесконечности увеличивать что-либо.

С тех пор, меж бочками стало не протолкнуться. Особенно крупной мавке.

Лизавета не сомневалась, что найдет Хеллгредха именно здесь. Он поселился в этой части своих владений лет сто назад, и с тех пор практически не выходил из запоя.

Горе сделало хранителя несобранным, а настоечка прибавила к общей картине безумия, так что найти с ним общий язык стало непросто, но мавка не собиралась сдаваться. В рукаве у нее имелся козырь: Влад — кое-что, да значил для хранителя, и он не упустит возможности помочь мальчику.

Феи, кружившиеся над деревянными бочками хихикали, следя за тяжелым перемещением русалки, но близко к ней подлетать не решались. Они ее побаивались. Лизавета хмыкнула. Подумаешь, в прошлом сожрала пару-тройку, что теперь, до конца времен друг друга избегать?.. К тому же, поедать кладбищенских фей, дурное дело. Мяса мало, все горькое и жесткое, на зубах скрипит… Потом еще несколько недель за тобой гоняется дух разъяренной малютки, навевая замогильные мысли. Без большой нужды на такое себя не станешь обрекать, а нужды мавка, благодаря порталам на дне пруда, давно не знала. Благодаря ним у нее всегда имелась возможность прикормиться утками в городском парке или каким-нибудь уснувшим на берегу пьяницей. Оставалось надеяться, так оно и будет.

Нет. С феями мавка решительно не собиралась иметь дел… Разве только, если один разочек:

— Хватит смеяться, плутовка. Лучше скажи, где охранник кладбища? — полчаса она убила на поиски, двигаясь, как ей казалось, в нужном направлении, но в Подземельях все всегда противилось естественным законам и порядкам. Эхо веселых голосов, отдававшееся от влажных покатых стен, запутало русалку, водило ее меж бочками кругами. А вот феи наверняка точно знали, куда двигаться. Сверху, оно-то, видно получше.

Пойманная налету мавкой фея застыла в ужасе, глядя на острые, как иглы, зубы русалки. На мелком уродливом личике отразился с поразительной скоростью весь спектр эмоций, доступный не самому вместительному в этом смысле существу. А потом, она потеряла сознание.

Мавка закатила глаза, цокнув языком. Этого еще не хватало! Ну что за нервозность? Потряся фею в кулаке и дождавшись, пока та придет в себя, она повторила свой вопрос.

Фея завопила истошным писклявым голосом. Ну, это уже перебор. Мавка, перебивая писки, прикрикнула:

— Да не буду я тебя есть! Заткнись, Неба ради!

Фея перестала вопить.

— Не будешь?

— Нет.

— Почему?

Вопрос застал мавку врасплох.

Феи народ странный, а еще очень себялюбивый. Между собой они постоянно выясняют, кто из них лучше, красивее, умнее. Это притом, что все кладбищенские малютки уродливы, как чума.

Пока Лиза соображала, как ответить фее, чтобы не задеть ее хрупкое достоинство тем, что на вкус она, скорее всего, как твердая и перевяленная вобла, фея пошла в наступление.

— Ты поедала других фей. Я что, хуже? Слишком стара, да? Вы все предпочитаете молоденьких!

— Эээ…

— Может, тебе кажется, я недостаточно аппетитна? Посмотри, какие у меня мощные, мясистые икры! Не собирается меня есть! Мавка! Всепожирающая тварь! Да ты и лягушек жрешь, а я, получается, хуже какой-то жабы?..

— После таких речей, милочка, я тебя принципиально есть не буду, — прошипела Лиза, отшвыривая фею в сторону. — Сама найду этого непутевого повелителя хаоса.

Сделав кувырок в пространстве, фея пискнула. Она могла бы стать свободной. Страшная участь, которой она так испугалась, ее избежала, но…