94. Эванс (2/2)

— Что?

Какие же мы тупые. Очевидно же. Ни в каких полях Блэк не пропадает. Где Блэк и где поля.

— Их же куча, — упрямо проговорил Джеймс, хотя я и не думала его упрекать и вообще уже едва слушала. — Станций в смысле. Вот ты помнишь все наизусть?

— Даже Шмэри не помнит, я думаю. — В горле пересохло. — Дай-ка карту. Я поняла, где будет ждать нас Блэк в понедельник. Вот, — я ткнула в одну из крохотных эмблемок метро.

Он схватил карту и приблизил к глазам, потом широко ухмыльнулся и посмотрел на меня:

— Саутфилдс. Ну точно же. Я убью этого мудилу, — радостно пообещал Джеймс и отбросил карту в сторону. — Не мог по-человечески написать. Это в Ричмонде, Бродяга любит тот район, все сходится. Гениально, Эванс. Слышала, Грязнуля, скоро ты познакомишься с Бродягой, — он повертел головой по сторонам. — Его сердце правда занято другой кошкой, но… Где она?

Я тоже огляделась и не обнаружила никого, кроме нас двоих. Бумажный огрызок сиротливо валялся под столом. На зов Грязнуля не откликнулась.

— Она забрела сюда, потому что оголодала…

— Думаешь, поела и ушла? Так не делают воспитанные кошки, — уже громче сказал Джеймс в пустоту, будто та могла услышать и смутиться из-за собственной невежественности. — Эй, красотка, ты где? — он заглянул во все углы, пошарил под старым диваном и кособоким комодом, но безуспешно. Жаль, что Манящие чары не работают для живых существ. Джеймс с досадой выдохнул и почесал палочкой в затылке: — Там такие лужи, по колено, запросто захлебнется. Жди здесь, я найду ее. Я быстро.

— Я пойду с тобой. Ну что? — воскликнула я, не позволив ему открыть рот и запретить. — Чем быстрее найдем, тем меньше у нее будет шансов забрести далеко.

Лужи и правда были глубокие: следы ботинок в подтаявшем рыхлом снегу превращались в небольшие лунки и быстро заполнялись водой. Для котенка размером с варежку — целый пруд.

Мы разошлись в разные стороны, я пыталась испарить снег, чтобы проложить себе путь, но ничего не вышло, его было слишком много.

Приближался март, прошлой ночью потеплело, и за целый день комья снега превратились в хлюпающую под ногами кашу, которую сверху щедро поливали, как вареньем, смесью снега и дождя. Ветер все никак не успокаивался, я покачнулась от очередного порыва и пообещала себе больше жрать. Если когда-нибудь мы вернемся в Хогвартс и будет что жрать, конечно.

Люмос на конце палочки подрагивал, как пламя свечи, моя собственная тень плясала вокруг, прыгая с одного оплывшего сугроба на другой, а на крыше что-то постукивало. Ближайшие огни на соседней улице казались далекими, почти ненастоящими.

— Эванс, нашел!

Я крутанулась на месте и, неловко переступив с ноги на ногу, провалилась в снег.

— Ты уверена, что мы хотим такую вредную кошку, а? — ворчливо спросил Джеймс, появляясь из-за угла дома с Грязнулей в руках. — Еле выловил, барахталась в грязи у дороги. — Он осмотрел меня и ухмыльнулся: — Хотя я начинаю понимать, в кого она такая. — Свободной рукой Джеймс помог мне выбраться, и мы вернулись в дом.

Скинув мантию, он взмахнул палочкой, и на полу закружилась, постепенно замедляясь и останавливаясь, небольшая миска.

— Я слышал, что животным надо понимать, где их будет ждать еда, они так быстрее привыкают к новому дому.

Джеймс посадил Грязнулю рядом с миской, та настороженно принюхалась и тихо пискнула.

— Думаешь, мы здесь надолго?

Я и сама это знала. Вряд ли министр так быстро передумает, и нас оставят в покое. Я вдруг поняла, что жутко скучаю по школьной спальне, по своей тумбочке и хламу, которым она была набита.

— Думаю, что нам придется какое-то время скрываться, — Джеймс выпрямился и вытер ладони о брюки. Я тоже сбросила мантию, оставаясь в юбке и в его футболке. — У нас пока нет выбора. Если вернуться в школу, тебе придется прятаться в замке, а там подходящих мест не так много. Какая-нибудь Выручай-комната если только. — Я почти не удивилась, что Джеймс про нее знает. — Если вернуться и не прятаться, тебя мгновенно схватят, так что лучше уж здесь. Я буду учить тебя трансфигурации и заклинаниям, чтобы ты не отстала от курса. А ты меня — зельям. Защиту будем практиковать вместе, а остальные предметы ерундовые; чтобы сдать экзамены, достаточно прочесть пару раз учебники. Все нужные книги у меня с собой. — Джеймс говорил уверенно, будто не один час раздумывал над этим. — В крайнем случае, попрошу помощи у мамы, она велела обращаться, если что. Она нормальная, — добавил он, с вызовом глянув на меня, будто я обвиняла миссис Поттер в ненависти к магглам. — В смысле, не такая, как у Бродяги.

— Скучаешь по нему?

Они с Блэком были неразлучны все шесть лет. Примерно как мы с Мэри. Я чуяла, как Джеймсу не терпится прямо сейчас помчаться в Лондон, чтобы встретиться с ним, а не ждать понедельника.

— Не так, как должен был бы, — дернув уголком рта, загадочно ответил он. — Ты, наверное, откажешься обсуждать прошлогодний матч «Паддлмир Юнайтед», но у тебя есть куча других преимуществ, о каких Бродяга может только мечтать. И я сейчас не о владении французским, ты же понимаешь, — Джеймс заржал.

— Ну да, потому что французским Бродяга владеет намного лучше меня.

Я намеренно назвала так Блэка, мне показалось это забавным.

Я догадывалась, о каких преимуществах идет речь. Джеймс прищурился, почесав бровь. До этого он стоял, сунув руки в карманы. Ветер кидался на дверь, заставляя ее поскрипывать, а потом мчался вокруг дома, чтобы постучать в окно.

Так захотелось разжечь камин посильнее, забраться в кровать и выбраться оттуда только послезавтра утром, когда пора будет аппарировать в Лондон.

— Кажется, нам надо скоротать как-то целый день, — осторожно заговорил Джеймс, когда я шагнула к нему. — С ногой ведь уже все хорошо? Можем пройтись завтра до центральной площади под мантией или довести твою пятиступенчатую трансфигурацию до совершенства.

— Да, можем, — легко согласилась я, взялась за его верхнюю пуговицу и расстегнула.

Он замер, кадык дернулся. Я принялась за вторую, а следом — за третью. Джеймс все еще держал руки в карманах, как будто наблюдал, как далеко я зайду. Я собиралась зайти дальше самой нижней пуговицы. А для этого придется расстегнуть ремень.

Джеймс закусил нижнюю губу и жадно усмехнулся, когда я потянула его из петли. Руки в карманах сжались в кулаки. Справившись с молнией на брюках, я вернулась в оставшимся пуговицам рубашки, и Джеймс нетерпеливо вздохнул.

— Интересно, а Грязнуля уже достаточно взрослая? Не нужно выставить ее за дверь? — пробормотал он, быстро избавляясь от рубашки и рывком прижимая меня к себе. Пожалуй, камин разжигать не обязательно, Джеймс и так горячий.

— Чтобы она опять попыталась свалить? Пусть привыкает.

Пока мы целовались, он беспорядочно перебирал руками, чуть задирая мне футболку, но так и не снял ее. Я запустила ладони за пояс брюк и попыталась их чуть спустить вместе с трусами, но побоялась ненароком задеть там что-нибудь, зацепиться за член, например, и сделать Джеймсу больно.

Шмэри в моей башке закатила глаза и скорчила физиономию, которая всегда означала одно и то же: ты тупая, Эванс.

Джеймс сам спустил их и сел на софу, которая выглядела так, будто на ней умерли четверо предыдущих владельцев.

Без него сразу стало зябко. Я пристроилась перед ним на коленях и попыталась согреть руки о его бедра, прежде чем коснуться члена, но Джеймс уже провел по нему несколько раз ладонью вверх-вниз и направил так, чтобы я могла взять в рот.

Пожалуй, без рук даже удобнее. Я зачем-то представила, как мы сейчас смотримся со стороны. Да вот хотя бы с точки зрения Грязнули. Кошмарно, наверное. Оливер, мой друг из начальной школы, однажды рассказал, как застал родителей за этим делом. Мы тогда еще не до конца понимали, что да как, и весь день думали, зачем его мама облизывала письку отца. Пришли к выводу, что она у него болела.

А теперь я ее прекрасно понимала.

И Оливер, думаю, тоже. Мы не виделись с ним с тех пор, когда закончили начальную школу Коукворта, но, скорее всего, он вырос и пристроил свою письку к чьему-нибудь умелому рту.

Может, вдали от Шмэри мне хотелось быть похожей на нее.

А может, тебе самой нравятся мужские члены, пробурчал кто-то ее голосом.

Мне нравится один конкретный член — этот. Мне нравится доставлять Джеймсу удовольствие. Он, кажется, говорил что-то и тяжело дышал, но я почти ничего не разобрала.

Вот член Ричарда был обычным, не скажу, что противным, но второй раз я у него сосала, только чтобы удостовериться, что запомнила все верно с первого раза.

Он мне не нравился. Просто член и просто Рич. Обычный.

Наверное, чтобы нравился член, должен нравиться его обладатель. А скорее — не просто нравиться.

Джеймс в какой-то момент сжал мои волосы, которые придерживал, и несколько раз толкнулся в рот сам. Мне показалось, что я задохнусь, но зато стало понятно, что имела в виду Шмэри, когда говорила про «заглатывать глубже». Так вот, значит, как ему по душе.

Ага, а тебе до совершенства еще стараться и стараться, Эванс, хихикнула ненастоящая Шмэри.

За окном что-то грохнулось: наверное, очередным порывом ветра оторвало кусок черепицы с крыши.

Между ног было так горячо и болезненно-неловко, что хотелось сунуть туда руку. И я сунула. Я ведь уже делала так. Все так делают, даже Броклхерст, которую с души воротит от парней. Особенно Броклхерст, я уверена.

Джеймс быстро обнаружил, что я убрала пальцы с его бедра, и увидел, куда именно я их дела.

— У тебя там уже все нормально, да?

— Там и до этого все было нормально, — поддразнила я, облизав головку и глянув на него.

— Я, конечно, понимаю, что так положено, но открытое кровотечение я бы не назвал нормальным, — нагло улыбнулся Джеймс, помогая мне встать и поднимаясь вместе со мной. Он щурил глаза и походил сейчас на взъерошенную птицу.

Джеймс порылся во внутреннем кармане мантии, валявшейся неподалеку, и зашуршал упаковкой презерватива. Наверное, самое время снимать трусы. Но я стояла и пялилась, как покачивается его член при ходьбе. Опомнилась, когда Джеймс оказался рядом и начал меня раздевать.

Грязнуля громко мяукнула. Дверь скрипнула.

Джеймс, ругнувшись, кое-как справился с лифчиком, провел пятерней по лицу и на выдохе сказал:

— Надо же, а на четвертом курсе я, честное слово, не верил, что они вырастут.

— Ну, я тоже не думала, что ты так вымахаешь, — заржала я, снимая юбку и трусы. — Как вы это делаете вообще?

— Но так ведь лучше, да? — ухмыльнулся Джеймс, возвращаясь на диван и усаживаясь так же, как несколько минут назад.

Я, опираясь на его плечи, забралась сверху, помогла ему вставить и опустилась до упора. Джеймс обхватил меня руками, заработал бедрами и губами коснулся груди, потом снова, в другом месте, и еще раз. Затем поднялся выше, к шее. Было щекотно и приятно, захотелось зажмуриться и поцеловать его в ответ.

Я так и сделала. Как же мне понравилось целовать его плечи; кожа оказалась соленой от пота и горячей, мышцы крепкими, будто я касалась ртом нагретой на солнце статуи. Только живой, с мощно бьющимся сердцем.

Джеймсу, кажется, тоже понравилось. Он застонал, когда я лизнула чуть ниже уха, остановился и замер на секунду. Снег забарабанил в окно с такой силой, будто был градом.

Я представила, как стекло лопнет под напором ледяного шквала и нас завалит — вернее затопит — по самый потолок. Но даже это не заставит нас прерваться.

— Как тебе идея повторить в кровати? — выдохнул Джеймс, выебав меня так, что я чуть не описалась. Даже не успела зажать себе рот. — Хочу трахать тебя до самой весны, — прошептал он, глядя то на мои губы, то мне в глаза.

— А дальше?

— И дальше. До тех пор, пока это дерьмо не закончится. Хотя нет, погоди. Лучше — пока у меня встает.

Может, парни так в любви признаются? Ну, такие гордые и упрямые парни, как Джеймс. Мне очень хотелось услышать, что я ему не надоем.

— А когда перестанет?

— Надеюсь, я не доживу до этого, — заржал он и погладил большим пальцем мой сосок. — Давай ты все-таки будешь ходить голой, а? Зачем скрывать, если под одеждой все такое симпатичное.

Как у них все-таки все сложно. Встает, не встает. И они еще называют непредсказуемыми нас.

Я украдкой зевнула, пока Джеймс вертел головой в поисках Грязнули.

Она нашлась около миски и выглядела так, будто недовольна отсутствием еды в ней.

Судя по всему, Грязнулю ничуть не смутил ни минет, ни мои крики.

— Разве нам не нужно быть готовыми к нападению? Вряд ли мои сиськи настолько впечатлят министерских, что они передумают меня арестовывать.

— А я на что? Если явятся Пожиратели, я их задержу, и у тебя будет пара минут, чтобы одеться и смыться.

— Я никуда не пойду без тебя, — вырвалось у меня, и я поняла, что сказала правду. Джеймс ошеломленно уставился на меня и неуверенно ухмыльнулся.

— Не говори глупостей, Эванс, — строго велел он, глубоко вздохнул и переместил руку на мою задницу. — Так, я думал, это очевидно, но, выходит, лучше повторить. — Джеймс свел брови и пристально посмотрел на меня. — Если на нас нападут, ты любой ценой должна уходить, поняла, Эванс? Мне ничего не сделают, ну заберут на пару часов в министерство, и я скажу, что знать тебя не знаю. А если нас поймают вдвоем, дела наши будут гораздо хуже.

Я ничего не ответила. Пусть думает, что удалось меня убедить. Про тот указ… какой там у него номер… он, разумеется, якобы забыл. И про январское заседание Визенгамота. С Джеймсом бесполезно спорить. Хотя, стоит признать, какая-то логика в его словах есть.

Но я останусь при своем мнении.

Какой смысл бежать, если с Джеймсом что-то случится.