75. Эванс (1/2)

Поттер умел переворачивать с ног на голову не только гостиную, но и целые миры.

Мой, например.</p>

— Держи, — перед тем, как перебраться на свою кровать, Шмэри сунула мне в руки кое-как упакованную коробку. — Говорят, парням на совершеннолетие дарят часы, так чем мы хуже, — наморщила нос Шмэри.

Я сначала подумала, что это браслет, но спустя секунду разглядела крохотный циферблат.

На его изнанке я разглядела едва заметную вязь: «Люблю тебя, Эванс».

Шмэри всегда заканчивала так письма.

Наверное, в ее башке эти строчки тоже навсегда застряли на куске пергамента. Или вот на металле.

— Пришлось пролистать учебник за седьмой курс и выучить заклятие гравировки. Пусть только попробуют не поставить мне на ЖАБА хотя бы «выше ожидаемого».

— Я же говорила, что ты просто ленивая, — поддразнила я, протягивая запястье, чтобы Шмэри застегнула на нем свой подарок. — А на самом деле отличников за пояс заткнешь.

— Это я говорила, — нарочито занудно прогундосила она и предложила: — Скажи это лучше при Маккинон, люблю смотреть, как она зеленеет от злости. Эта дура, между прочим… ну, не эта, а соседняя дура, — Шмэри кивнула на кровать Доркас, — всем рассказывает, что Поттер та-а-ак смотрел на Марлин, пока лечил ее лодыжку, та-а-ак смотрел, что аж чуть не трахнул. Так что ты там поосторожнее, — она заржала, — соперница после бала появилась не только у Дарсилуэлы.

— Я почти уверена, что она Дарсилуиса, — из вредности возразила я, глянула на часы и подумала, что деньги на них наверняка добыты из чужих карманов. Но в моих глазах это делало подарок еще более ценным. — Спасибо, Мэри.

Она склонила голову набок и просто улыбнулась.

Мы обе знали, что я называю ее нормальным именем только по особым случаям. И сегодня без сомнения был такой.

Интересно, в день совершеннолетия все просыпаются с чувством, что абсолютно ничего не изменилось? Я стала на день старше, чем вчера, на этом существенные перемены, пожалуй, заканчивались. А, ну еще теперь у меня были часы. Они мне нравились.

Наверное, причина в том, что по маггловским законам до совершеннолетия мне оставался еще целый год. Вот Шмэри наверняка почувствует разницу, потому что в день семнадцатилетия сможет заколдовать одного из своих братцев, и ей за это ничего не будет. Или будет, если она зайдет слишком далеко. Шмэри может.

Так или иначе, хорошо, когда день рождения в июле.

Проснувшись с утра, я обнаружила на тумбочке конверт от Туни и посылку от мамы. В конверте нашлись двадцать фунтов и приглашение на свадьбу летом. А фунты, я так поняла, на дорогу.

Я зажмурилась, прежде чем открыть приглашение, от всей души надеясь, что она сменила своего Вернона на кого-то другого.

Но чуда не произошло.

— Тебя чего так перекосило? — сонная Шмэри высунулась из-за полога. Она удивительно рано проснулась, учитывая воскресенье.

— Сестра выходит замуж, и я не в восторге от будущего зятя. Я бы на ее месте посмотрела других.

— За того толстяка, что ли? Ты рассказывала. Ну и чего, родит тебе таких же жирных племянников, — захихикала Шмэри. — Или чем там после свадьбы обычно занимаются. Не будь к ней так строга, — меланхолично пропела она и без спроса прочла текст внутри одной из открыток, которые небольшой стопкой лежали рядом с посланиями от мамы и Петуньи, — у нее-то поди нет клуба тайных воздыхателей, как у тебя. — Шмэри, давась смехом, помахала карточкой перед моим носом.

Я вырвала открытку из ее пальцев и увидела довольно милое пожелание без подписи. Почерк был немного детский, из чего я сделала вывод, что писал кто-то из младших. Может быть, на спор или вроде того.

— Вот он вырастет и еще всем покажет, — хихикнула я и, подумав, добавила: — Кем бы он ни был.

— Ага, если до того момента Поттер его не вычислит и не устранит. На всякий случай. От соперников надо избавляться, пока они маленькие. — Шмэри заржала, разбудив Марлин, и с чувством выполненного долга отправилась умываться.

Отложив записку от юного незнакомца, я взяла следующую, но это оказался совершенно чистый лист пергамента.

Вряд ли он попал сюда случайно.

К тому же я узнала этот стиль.

Северус еще на втором курсе изобрел заклинание, заменяющее невидимые чернила, а я, само собой, помнила контрзаклятие.

На листе проступили всего две коротенькие строчки, написанные хорошо знакомым убористым почерком:

«С днем рождения.

Я рад, что ты была в моей жизни».

Я на секунду почувствовала себя сволочью, потому что я-то его не поздравила три недели назад. А еще я впервые с позавчерашнего дня всерьез задумалась, зачем он предупредил нас с Мэри о нападении. Может, Севу и правда не насрать. Все-таки пять лет жизни непросто выбросить из головы. А Шмэри и по сей день считала, что Северус тогда не сказал ничего обидного.

«Мы ведь и есть грязнокровки, — пожимала она плечами. — Снейп просто назвал вещи своими именами. Все как я люблю».

Вот почему Сев подошел к ней, а не ко мне. Я бы его послала, и он об этом знал.

Он умный вообще-то, но в некоторый вещах оказался таким идиотом.

Кое-как проглотив комок, застрявший в горле, я положила записку к маминому письму и взялась за следующий крошечный сверток, аккуратно оформленный и перевязанный лентой с золотым тиснением. Увидев имя отправителя, я прикинула, что золото вполне могло быть настоящим.

«Моя дорогая Лили!

От всей души поздравляю вас с совершеннолетием.

Надеюсь, мой небольшой презент сделает один из ваших дней незабываемым.

Искренне ваш, Гораций Слагхорн».

Меня, если честно, смутило, что он подписался именем, а не «профессор Слагхорн».

Это смахивало на что-то личное.

Глупо, конечно, думать о таком, даже излишне самоуверенно, наверное, но теперь я по закону взрослая, и в случае чего никто не посмеет упрекнуть Горация, что он ко мне подкатывает.

Шмэри я его поздравление решила не показывать.

Иначе будет издеваться до самого выпускного. И после него.

Пока она была в уборной, я рассмотрела флакончик, прилагающийся к поздравлению. Зелье, искрящееся в свете дохлого утреннего солнца, я узнала с первого взгляда. Слагхорн обожал трепаться о Феликсе на уроках, а я каждый раз смотрела на рецепт, и мне становилось плохо от мысли, сколько сил, времени и ингредиентов нужно убить, чтобы его приготовить.

Нужно поблагодарить его завтра. Нет, лучше сегодня, когда увижу в Большом зале.

Но, скорее всего, не на завтраке, подумала я, оглядев почти пустые столы.

То ли народ уже второй день отсыпался после событий бала, то ли мы приперлись слишком рано для воскресенья, но над тарелками сидели человек пятнадцать, не больше. А из преподавателей были лишь Флитвик и Спраут.

— Петтигрю, двинься, — велела Шмэри, хотя свободных мест было полно. Я давно заметила, что Питер — ранняя пташка. Или мне об этом говорил Поттер? — Как там Блэк, не сдох пока?

Это она так заботу проявляла вообще-то.

Не все умеют картинно заламывать руки и рыдать рядом с кроватью больного.

— К среде обещали выписать, — меланхолично сообщил Петтигрю, ковыряя овсянку.

Он смотрелся удивительно одиноко без своих подружек, каждый из которых был минимум на голову выше него.

Я поздоровалась с Фрэнком из аврорского корпуса и села рядом с ним.

Он вполне мог сойти за семикурсника, если бы не аврорская нашивка на рукаве — чего не скажешь о брате Феба, который явился сразу за нами и устроился на скамье напротив.

Французские курицы с любопытством разглядывали его и шушукались.

Дуры. Интересно, они хоть поняли, что это не Фабиан.

Я услышала что-то вроде «спроси его», а потом «нет, ты спроси».

— Да спросите уже вместе, — громко попросил Гидеон по-французски. — Мне самому любопытно, что же такого вы хотите обо мне узнать. — И раскатисто рассмеялся, а француженки кокетливо покраснели.

Да уж, обаяния ему не занимать.

Языком — в смысле французским, а не тем, что во рту — он владел гораздо лучше Феба, поэтому понимания с гостьями достиг еще быстрее. Впрочем, язык во рту тоже вполне мог этому поспособствовать.

К тому моменту, как мы закончили с едой, Гидеон успел договориться с ними «встретиться вечерком» в холле.

— Шустро, — почти покровительственно оценила Шмэри, когда я пересказала ей детали беседы.

Девки свалили, а он вернулся к жареному бекону.

— Привет, брат, — глядя в тарелку, сказал Гидеон, и мы подскочили, потому что Феб появился почти бесшумно.

— Завязывай со своими аврорскими штуками, — полушутя велел Фабиан. — Все и так знают, что ты отличник по тайному выслеживанию. — Тот усмехнулся. — А теперь давай проверим твое умение придумывать на ходу легенду. — Где ты пропадал всю ночь? Ну не коридоры же патрулировал.

— Не-а. Жарил одну давалку из Отдела незаконной селекции, — небрежно ответил Гидеон и глянул на Фрэнка. — И вот на это Уильямсону потребовалось четыре месяца? Серьезно?

— Ты же с ней даже не разговаривал до этого, — Лонгботтом покачал головой со смесью удивления, уважения и зависти на лице.

— Да я и ночью с ней не особо разговаривал, — хмыкнул тот, в несколько глотков осушив стакан сока. — У нее рот был занят.

Гидеон говорил о неизвестной нам девушке презрительно и слегка брезгливо, будто презирал всех женщин этого мира.

И я вспомнила слова Феба о том, что его брата когда-то сломала безответная любовь. Кажется, он нашел способ справиться с этим, но искалеченную душу уже было не починить.

Я только сейчас начала понимать дерьмовое значение этих слов.

Фабиан не хотел становиться таким. Я бы тоже не захотела.

Он привычно поцеловал меня и Шмэри по очереди, прежде чем сесть за стол, а чуть позже, выходя из Большого зала, я сунула руку в карман и нашарила там крохотный кусок пергамента:

«Не ходи смотреть Патронуса».

Почерк был Феба, но я понятия не имела, что это значит.

Я скомкала записку, пока Шмэри не углядела, и украдкой обернулась.

Прюитты хохотали над какой-то шуткой, Фабиан потер глаза, вытирал слезы, выступившие от смеха.

Ближе к обеду гостиная начала наполняться народом, и мы с Мэри свалили наверх. Она предложила сделать по глотку огненного виски в честь праздника.

На обед мы не пошли, перебившись маггловской шоколадкой, подаренной мне Дирком. Я, оказывается, скучала по этому вкусу.

Шмэри сожрала последний кусочек и с удовольствием облизала пальцы, когда в спальню ворвалась Медоуз и принялась азартно рыться в чемодане.

— Что, уже переезжаешь к Боунсу? — привычно съязвила Шмэри. — Не рановато? Вы же еще не успели как следует узнать друг друга.

Я тихо заржала. Дора, кажется, так увлеклась поисками, что не обратила на нее никакого внимания.

— Заклятие применить не пробовала? — сжалилась я.

— Блин, точно, спасибо, Лили, — выпалила та, вынимая палочку, Манящими чарами выудила из чемодана фотографию «Сорви-Гоблинов» с автографом вокалиста и несколько секунд пялилась на нее. Поймав мой недоуменный взгляд, Медоуз затараторила: — Там один из авроров, ну, брат Фабиана, обещал научить всех желающих вызывать Патронуса. Мне нужно самое счастливое воспоминание.

— И твое самое счастливое воспоминание — о том, как ты получила картинку с чьим-то росчерком? — презрительно уточнила Шмэри. — Да-а, унылая у тебя жизнь, Медоуз, ничего не скажешь. Тебе самой-то плакать не хочется?

Когда Дора, гордо фыркнув, хлопнула дверью, Мэри потянулась и встала с кровати.

— А я бы поглядела на Патронуса.

— На Патронуса или на Гидеона? — ехидно уточнила я.

Шмэри поводила языком за щекой, как обычно, и спросила, планирую ли я тащить свою язвительную задницу вниз.

Она же не знала, что я видела косулю Фабиана и оленя Поттера, так что в целом моя потребность посмотреть на чьего-то Патронуса была полностью удовлетворена.

А еще я раздумывала над тем, когда это Феб научился предсказывать события ближайших двух-трех часов.

— Я приду чуть позже, ладно?

— Ссышь? — беззлобно поддела Шмэри.

— Вообще да, писать хочу. Как ты угадала? — засмеялась я и получила подушкой по уху.

Воспользовавшись тем, что наконец-то осталась в спальне одна, я припрятала флакончик Феликса, собрала открытки, открыла ящик и сунула их к рождественскому письму Поттера.

Мы с ним сегодня не виделись, да и вчера он быстро сожрал завтрак, пока остальные оживленно обсуждали события пятницы, и смотался, наказав Ремусу «надеть утку Бродяге на голову» от его имени.

Даже слова не сказал, куда собрался.

«И с чего это ты взяла, Эванс, что Поттер должен перед тобой отчитываться», — пропела Шмэри, скрестив руки и прислонившись к внутренней стороне виска.

Ну да, я-то ему и половины не рассказываю. Как раз той половины, о которой ему знать никак нельзя.

А так хочется иногда. Чтобы перестать уже следить за словами и взглядами.

Впрочем, я сомневалась, что Поттер осведомлен и о другой половине.

Например, он никогда не спрашивал, когда мой день рождения.

Я закрыла ящик, а спустя секунду в дверь поскреблись.

Стук был осторожным, но настойчивым, и я подумала, что мне послышалось. В женских спальнях не принято стучать. Присцилла всегда заходила к нам, открывая дверь чуть ли не пинком, хотя мы никогда не считались близкими подругами. О бесцеремонной Фоули я вообще молчу.

Стук повторился, и я велела заходить. Может, кому-то из младших понадобилась помощь? К нам как-то прибегала второкурсница, перепуганная до смерти видом собственной крови. Шмэри популярно объяснила ей, что такое месячные, и я надеялась, что ее объяснение не нанесло бедняге еще большую психологическую травму.

Дверь отворилась ровно настолько, чтобы мог пройти человек, тут же захлопнулась, и только после этого гость снял с себя Дезиллюминационные чары.

— Феб?

Наверное, я по-идиотски раззявила рот, потому что Фабиан, глядя на меня, широко улыбнулся. Кажется, его позабавило мое искреннее удивление.

— Как ты… как ты это сделал? Как ты смог подняться по нашей лестнице?

Я спохватилась и проверила, достаточно ли одета. Все-таки в спальне мы обычно ходили в чем придется. Иногда вообще в одних трусах.

«Да он видел тебя уже, дура, и даже без трусов вовсе», — оживилась крохотная Шмэри за моим правым глазом.

— Ну, я же волшебник.

Его появление казалось настолько невероятным, что я с подозрением осмотрела его с ног до головы. Феб терпеливо ждал, пока я приду к выводу, что он это он.

Феб выглядел как позавчера, только одет был в обычный свитер и школьные брюки. Смотрелось непривычно. Я поймала себя на мысли, что давным-давно не видела его в футболке, хотя раньше он иногда их носил.

На щеке красовалась едва затянувшаяся рана, как лишний штрих на знакомой картине.

— Я пришел тебя поздравить, — тихо начал Феб, шагнул ко мне и взял за руку. — Не знал, где еще смогу тебя увидеть сегодня наедине. Вечером ты наверняка будешь занята.

— Ты расскажешь мне, как попал сюда? — невоспитанно перебила я, но он вроде бы не обиделся:

— Боишься, что я буду пробираться к вам по ночам и подглядывать, как вы спите с открытыми ртами? — с наигранной таинственностью прошептал Фабиан, и мы оба хихикнули. — Да все просто. После второго нападения мне дали право подниматься в женские спальни. На всякий случай. Если вдруг не будет времени дожидаться преподавателей. Ковингтону, Акерли и Перксу тоже. Минерва, конечно, взяла с меня обещание пользоваться им лишь в экстренных обстоятельствах, но я малодушно счел желание поцеловать тебя в твой день рождения вполне себе неотложной необходимостью.

— Кто-нибудь может зайти, — я потянулась к палочке, но Феб меня опередил, направив свою на дверь, и сказал:

— Это вряд ли. Мой брат внизу в этот самый момент демонстрирует своего Патронуса. Они нескоро освободятся. Гидеон умеет увлечь.

Так вот откуда у Фабиана способности прорицателя, он сам это все устроил.

— Да, я видела сегодня за завтраком, — пробормотала я. — А какой у него Патронус?

— Гепард. Я в детстве тоже такого хотел, — с улыбкой признался Феб. — Нам, кстати, еще нужно посмотреть на твоего, ты помнишь?

Он спрашивал вовсе не про Патронуса. Я же не дура.

Фабиан спрашивал, сможем ли мы встретиться.

Я только сейчас сообразила, что с четверга мы впервые остались вдвоем.

— Нам еще нужно разучить танец, ты помнишь? — перекривила я его интонации.

— А что, разве позавчера ты не нашла мои умения восхитительными? — якобы обеспокоенно спросил Феб, потом стер улыбку с лица так быстро, будто переодел маску. — Ты сказала тогда, что хочешь поцеловать меня.

Я аккуратно провела рукой по его щеке, чтобы не задеть рану, а он, наоборот, перехватил мою ладонь и прижал к порезу.

— Если ты наклонишься, то я, наверное, смогу это сделать.

Фабиан неожиданно обхватил меня за ноги и за поясницу, приподнял над полом, так, что ему приходилось задирать голову, чтобы подставить рот под поцелуй.

Мне показалось, что ему становится мало наших обычных объятий. Что он хочет чувствовать их еще сильнее.

Феб держал меня так легко, будто я ничего не весила.

Я целовала его и думала, что меня ничуть не смущает тот факт, что он вчера жестоко расправился с одной из моих однокурсниц.

Наверное, это неправильно.

Поттер тем вечером говорил, что Фабиан поступил неподобающим образом. Что соперников нужно оглушать или связывать, а не калечить.

Но они-то нас убивают.

Поттеру легко говорить с двадцатью поколениями чистокровных родственников за плечами.

— У меня есть кое-что для тебя. — Феб поставил меня на место, полез в задний карман брюк, вынул оттуда небольшую книжку в мягкой обложке и протянул мне: — Вот, держи. Я поспрашивал своих девчонок и понял, что девушкам на совершеннолетие дарят либо флаконы духов, либо абонементы на посещение салона мадам Флауэр. — Он закатил глаза. — Но мне нравится твой запах, а компаньонки мадам Флауэр не смогут сделать тебя еще красивее, чем ты есть.

Меня царапнуло это его «своих девчонок», но умом я понимала, что Фабиан имеет в виду однокурсниц.

— Я… — я не знала, что надо говорить в таких случаях, все слова казались наигранными и пресными. — Спасибо, Феб. А что это? — с улыбкой добавила я, наскоро пролистав абсолютно чистые страницы.

— Я подумал о том, что когда-нибудь тебе может понадобиться помощь, а меня рядом не будет. Как позавчера.

Фабиан вынул из второго кармана точно такую же тетрадь, раскрыл в самом конце, взял с тумбочки перо, уселся на кровать и что-то написал на одной из последних страниц.

Книжка в моих руках потеплела, а задняя обложка подсветилась бледно-голубым.