74-а. Эванс (1/2)

Шмэри все поняла про нас.

И про меня, и про Феба.

Это я виновата.

Когда Фабиан обнял нас, я машинально прижалась к нему, как делала каждый день в Выручай-комнате, и что-то в моем лице нас выдало.

Или в лице Феба, не знаю.

Последние полчаса мне казалось, что из груди вырвали ребро, воткнули в живот и пару раз провернули, наматывая на него кишки.

Это же насколько бесчувственной нужно быть, чтобы сохранить равнодушный вид.

Я не смогла. А Шмэри этого оказалось достаточно.

Она смотрела на меня с превосходством всю субботу, но ничего не говорила.

Только к ночи спросила так запросто и так устало, будто речь шла об очередном эссе по травологии:

— Как у тебя получается любить двоих, Эванс?

— О чем ты?

Она завалилась на кровать рядом со мной и, глядя в потолок, тихо сказала:

— Я тоже так хочу. Блэк чуть не сдох вчера, а я все равно не чувствую к нему того же, что к Фабиану. Хотя он мне нравится. Я даже переживала за него целых пять минут, когда увидела всю эту кровищу. Или четыре.

Она впервые вот так открыто призналась, что любит Феба.

И что хочет так же любить Блэка.

Ей это, наверное, казалось увлекательным. Любить двоих. Как трахаться с двумя. Она думала, это одно и то же.

Мне стало совсем паршиво: раньше Шмэри отнекивалась, но видимо вчерашний день пробил брешь во многих стенах, не только в моей.

— Хватит, Шмэри. — Кроме нас, в спальне никого не было, и я позволила себе повысить голос. А вот это гадкое чувство в груди подхлестнуло злость. Я повернула к ней голову и ехидно ухмыльнулась: — Ты сама-то хоть знаешь, как определить, где любовь, а где нет?

Шмэри может считать себя сколь угодно умной, но у меня за плечами одиннадцать лет жизни с Туни и мамой, не считая полдюжины летних месяцев. Я знаю, как ловить на слове и заговаривать зубы. А в разведении демагогии мне вообще нет равных.

Она с трудом сглотнула и деревянным голосом произнесла:

— Вчера, когда Прюитт нашел меня, и на нас набросились трое, луч Авады пролетел в полудюйме от него. Он же зеленый, да? Я где-то читала, что только у Авады зеленый луч.

Это правда. И кто-то из предшественников Трэдуэлла рассказывал.

Шмэри смотрела в сторону.

— Я представила, что было бы, попади этот луч в Фабиана. — Она перевела взгляд на меня и скривила рот, будто улыбнулась. — Я даже успела подумать, пусть лучше попадет в меня. А когда он пролетел мимо, и Прюитт одолел того мудака — я все поняла.

В который раз я убедилась, что Шмэри на дюжину лет старше меня.

Она смогла сказать словами то, о чем я вчера сама думала.

— Значит, чья жизнь тебе дороже собственной — того и любишь?

— А что, неправдоподобно звучит? — Шмэри снова стала собой и ехидно улыбнулась. — По мне, так это самый верный способ узнать. Я вчера смотрела на Блэка и пыталась представить, насколько хреново мне будет, если он все-таки помрет. Сечешь, о чем я?

Я просекла. Шмэри таким образом доперла, что к Блэку она не чувствует того же, что к Фебу.

— Если так подумать, то я люблю не двоих, а троих. — Я попыталась отшутиться — хотя это и чистая правда, но это не сработало.

Шмэри присвистнула и якобы возмущенно произнесла:

— Да ты гулящая, Эванс.

Я пихнула ее локтем побольнее.

— Трое? — она перевернулась на бок. — Ты меня заинтриговала. Ну, с первым все понятно. У тебя на лбу написано, что ты запала на Поттера.

Я демонстративно схватила с тумбочки зеркало, рассмотрела свой лоб, потерла пальцем и нагло спросила:

— Где? Там нет ничего.

— Да ну? — Шмэри приподнялась на локте и пристально поглядела на меня. — Тогда посмотри мне в глаза и скажи: «Я не люблю Поттера. Мне насрать на Поттера. Я ничего не чувствую к Поттеру и не сохну по нему с пятого курса». Любая вариация сойдет, Эванс.

Ни одна из этих вариаций мне не подходила.

Потому что вчера я смотрела на Джеймса, и огромная куча вранья от пола до потолка — того самого, что я наврала самой себе за пару лет — угрожающе пошатнулась.

В прошлом году я почти убедила себя, что Поттер мне просто слегка нравится. И что это скоро пройдет.

Я знала, что могу выбрать любого из той дюжины парней, которые давали понять, что хотят со мной встречаться. Или из другой дюжины, которые хотели, но молчали.

Поттер никогда не говорил, что хочет встречаться.

Он всегда приглашал «на прогулку».

Я понимала, что это означает.

Уиспер две недели по всем женским туалетам в восторженных красках описывала, как он выебал ее в рот на первом свидании.

Или эта дура сама у него отсосала, не знаю.

Многие считают, что сделать минет ловцу — это почетно. Можно подумать, он снитч членом ловит. Впрочем, остальные игроки тоже подходят. Вот поэтому многие парни и стремятся попасть в команду, а не потому, что сгорают от желания морозить задницу на тренировках.

Словом, я не собиралась гулять с Поттером. И признавать, что он мне нравится, — тоже.

Когда Уиспер ему надоела, он ее бросил, и после этого мы две недели слушали по всем женским туалетам, как ей плохо, и как она страдает.

По большей части, это было картинное нытье, и уже через месяц Аманда начала верещать про очередного несчастного, который клюнул на ее глупо приоткрытый рот.

Блэк был в восторге, кстати. Он так бурно выражал свою радость по поводу этого разрыва, что это начинало казаться неприличным. Всем, кроме Блэка.

Благодаря его паршивым шуточкам, над Амандой ржала вся школа.

Ей повезло, что она туповатая. Скорее всего, она даже не заметила, что над ней ржут. Ходила как ни в чем не бывало, трясла сиськами и надувала без того огромные губы.

Поттер оставался наглым и все так же считал себя всегда правым и во всем лучшим. Оставив в покое Уиспер, он начал подкатывать к Элизабет Шонненфилд с седьмого.

И ко мне. День к ней, день — ко мне. Будто ждал, где повезет быстрее.

А я именно в те дни начала копить ту самую кучу самовранья.

Иногда меня подмывало согласиться, но я не хотела сосать на первом свидании. Вернее, я не умела. И не собиралась демонстрировать это Поттеру. Я не умирала от желания стать посмешищем стараниями Блэка.

Я согласилась пойти с Дэннисом в Хогсмид, потому что Поттер к весне перестал понимать отказы.

Он не давал мне прохода, как будто твердо решил выебать меня к началу СОВ.

И я едва сдерживалась, чтобы ему не позволить.

Мне казалось, что я смогу спрятаться за Дэнниса, который и правда мне слегка нравился.

А еще Дэннис был последовательным, спокойным и чутким.

«Предсказуемым, нудным и безвольным», сказала бы Шмэри.

Он умел нежно держать за руку, аккуратно целовался и не намекал при каждом удобном случае, что хочет засунуть в меня член.

Как потом оказалось — совсем не мой тип.

Я не успела попросить у него прощения за то, что потащила за собой — под завалы самообмана.

Впрочем, в последние дни жизни Дэнниса я начала понимать, что у него собственных завалов подобного рода — предостаточно. Что он в конечном итоге тоже только и ждал, когда сможет залезть ко мне в трусы. Его даже не смущал тот факт, что я трахаюсь с Поттером.

Поттер хотя бы не скрывал своих намерений.

Не удивлюсь, если Шмэри еще на пятом курсе начала догадываться о нем.

Она и сейчас была уверена в своей правоте, поэтому все это время — все три минуты, что я молчала — не торопила меня с ответом и только снисходительно улыбалась, как старосты улыбаются новеньким первого сентября.

— Почему ты не хочешь произносить вслух, что запала на Поттера?

Потому что, как только произнесу, пути назад не будет.

Мне придется признать, что я лицемерное дерьмо.

Что в тот момент, когда я кричала после экзамена по защите, будто меня от него тошнит, я хотела, чтобы он меня засосал. Как эту дуру Уиспер с пя… тогда еще с четвертого.

Я знала, что, стоит мне заговорить с ним, Поттер снова будет лезть со своим настойчивым предложением «погулять».

И меня было два варианта: обреченно закатив глаза, заключить с ним сделку, мол, ты не трогаешь Сева, а я иду с тобой на прогулку — либо с отвращением на физиономии отказаться.

Я выбрала второй. Скорее по привычке.

Незадолго до того дня я нагло врала в лицо Северусу, называя Поттера безмозглым позером. Вообще он и был позером, только мне этот факт не стоял поперек горла.

Я знала, что он вытащил Сева с того света, когда тот чуть не наткнулся на Ремуса в полнолуние — а это если не смерть, то гораздо хуже.

Я даже не поверила сначала Доркас — она как всегда узнала обо всем первой, хоть и без подробностей про Люпина — и переспросила, точно ли это был Поттер.

Оказалось, что да.

Я тогда весь экзамен пялилась то на спину Поттера, то на спину Сева и старалась понять, как один из этих идиотов мог рисковать собой, спасая другого. Они же терпеть друг друга не могут.

Чуть трансфигурацию не завалила из-за этого.

Тогда та самая высоченная куча вранья покачнулась впервые.

И через несколько дней я поперлась к этой сраной березе не столько из-за Сева, сколько для того, чтобы напомнить Поттеру о своем существовании.

Потому что накануне видела его с Амандой, хотя они давно расстались к тому моменту.

Поттер — в моих тупых фантазиях — после моего пренебрежительного отказа должен был продолжать меня уговаривать, как делал обычно, но все пошло не так.

Он на пару с Блэком был увлечен втаптыванием Сева в грязь, а мне ответил скорее для порядка.

И я психанула. Зачем, спрашивается, Поттер приставал ко мне все это время, если такой подходящий момент не использовал, чтобы все-таки добиться своего.

Шмэри, когда я поднялась на ноги и начала обуваться, советовала мне прижать задницу и не вмешиваться. После того случая я пообещала себе впредь всегда слушать Шмэри.

Я никогда не умела, как она, прямо говорить парню, что согласна с ним потрахаться.

В поезде мы с Поттером опять посрались, и с языка сорвалось, что на платформе меня будет ждать Рич, а Поттер может сколь угодно долго и от всей души дрочить на свою Уиспер. Рич и правда меня ждал, но в маггловской части, там, где Поттеру не было нужды появляться.

Поттер взбесился тогда.