73. Эванс (2/2)

Или она просто хочет позлить Медоуз?

Наплевав в душу каждой из нас — мне совсем чуть-чуть, и на том спасибо, — Шмэри с чувством выполненного долга закрылась в уборной, а я потянулась к вешалке, где в чехле, и на всякий случай под защитным заклятием, висело мое бальное платье.

Не знаю, сколько Присцилла с Изабеллой заплатили Маргарет и ее тетушке, но наряды, которые те помогли добыть, выглядели потрясающе.

У магглов таких не делали.

Я, когда забирала из соседней спальни свое, видела платья Присциллы, Кэндис и слизеринок. Фасон у них оказался схожий, только цвета и некоторые детали отличались.

Корсет, напичканный заклятиями, был сшит из одной только ткани и поддерживал грудь без всяких металлических пластин. Он заканчивался почти невесомой гладкой юбкой в пол. Неброско украшенный крошечными камнями, которые подозрительно смахивали на драгоценные, корсет оставлял открытыми плечи, но, к счастью, не выставлял на всеобщее обозрение сиськи. Правда визуально увеличивал их раза в полтора.

Одна из маминых подруг утверждала, что мне идет бледно-зеленый. Однажды ее понесло в пространные рассуждения об оттенках, они с мамой вытащили меня из комнаты, поставили на кухне, из сумки появился каталог шмоток из чьей-то там последней коллекции, и следующие полчаса моей жизни я потратила, слушая, какой цвет в моем случае лучше — мятный или нефритовый.

Однако я не могла не признать, что эта самая подруга давала дельные советы: мама всегда выглядела великолепно, следуя им.

От нее я узнала, что к яркому платью лучше подбирать пастельных цветов накидку. Интересно, вот это платье — оно какое? Папа сказал бы, что светло-зеленое. Не знаю, считается ли оно ярким, но с новой мантией вроде неплохо смотрится. В журнале этот цвет обозначался как «серый жемчуг», но я так и не догнала, чем он отличается от простого серого и «серебристо-серого».

Вот Маккинон назвала бы не меньше пяти отличий, но она все еще злобно поглядывала на меня, будто все же считала, что Шмэри узнала ее секрет от Поттера не без моего участия.

А я, между прочим, до сих пор понятия не имела, о чем речь.

— Помочь? — Шмэри вернулась из уборной с мокрыми волосами и взглядом указала на шмотки.

Кажется, она смыла с себя всю вредность и снова превратилась в мою единственную подругу.

— Я только душ приму, ладно? Помощь с корсетом мне точно понадобится. Не убейте друг друга, пожалуйста, — беззвучно добавила я, скорчив подходящую рожу.

Во всех трех ваннах старост образовалась очередь, потому что все хотели помыться перед балом. Еще и друзей с собой притащили. У самой популярной — той, что находилась на пятом этаже, толпились в основном девки, вторую оккупировали парни. Они справедливо решили, что огромный бассейн может вместить не одного и даже не двух человек, поэтому очередной желающий просто стучался, ему открывали, и он попадал внутрь.

Вышедший оттуда Голдстейн липко улыбнулся и сказал, что меня они пустят без очереди, правда сами останутся тоже. Я почуяла резкий запах отвратительно дорогой туалетной воды.

Пришлось валить в третью, где мне, наконец, повезло.

Когда я вернулась, намотав полотенце на волосы, Маккинон рисовала лицо Доркас.

Я с досадой вспомнила, что мне сегодня тоже придется накраситься, иначе буду бледно смотреться на сцене.

Но я не опущусь до синяков в пол-лица вместо глаз, которые сейчас изображала Марлин, и ярко-лиловой помады «в тон мантии» Медоуз.

Причем это было пожелание самой Доры, потому что себя Маккинон никогда не уродовала, а значит, умела делать нормальный макияж.

Сейчас Доркас рассматривала себя в зеркальце и командовала, где еще добавить тушь погуще.

— Так ты идешь? — без предисловий спросила я у Шмэри.

Та презрительно покосилась на девок — из чего я сделала вывод, что молча они в мое отсутствие не сидели — и кивнула.

— Одолжишь мне свою старую мантию? — для порядка спросила она и, не дождавшись ответа, полезла в мой чемодан.

Я глубоко вздохнула и постаралась сказать как можно более непринужденно:

— У меня есть еще одна. Я не знала, какого оттенка будет платье, поэтому заказала две. А раз ты все-таки решила идти, будет преступлением оставить ее пылиться здесь.

Я врала довольно бодро и складно, но по глазам Шмэри видела, что она мне не верит.

— А то, что она на три дюйма короче, чем нужно — счастливая случайность? — сунув мне под нос бирку, хмыкнула Шмэри.

Ничего от нее не скроется.

Но она ведь не знала, как сильно я поднаторела в искусстве вранья за последний месяц.

— Я же тебе говорила, что не умею заказывать без примерки, — я пожала плечами и даже не подумала отвести взгляд.

Она целую минуту пялилась на меня, потом на серо-голубую атласную мантию у себя в руках, потом на свою, которая на самом деле была маггловским карнавальным костюмом, и, отвернувшись к кровати, сказала:

— Да пошла ты, Эванс, за дуру меня не держи. Какого хрена тебе не плевать.

Мне показалось, что ее голос дрожит.

— Потому что у меня нет никого ближе тебя, — я попыталась развернуть ее обратно, но Шмэри дернула плечом и сбросила мою руку. — Потому что ты мне как сестра. — Я помолчала, а после постаралась сказать как можно легче: — Гораций обещал кучу фотографов, а у нас с тобой всего одна совместная фотография за пять с половиной лет. Надо это исправить. Я попрошу отдать одного в мое личное распоряжение. Слагхорн мне не откажет.

— С условием, что получит копии фотографий, — ехидно ввернула Шмэри, незаметно — как ей казалось — вытирая глаза.

— Да хоть бы и так. Может, когда-нибудь покажет их моим детям. Вдруг я к тому моменту стану ворчливой занудой. Вот пусть узнают, что я не всегда такой была.

— А ты уверена, что твои дети будут достаточно умными, чтобы попасть в клуб Слизней? — поддразнила Шмэри, показав язык.

— Заткнись.