Часть 5 (2/2)
Мужчина кивнул.
— Если слишком остро, лучше не доедай. Желудок разболится.
Дазай рассмеялся. Сакуноске глянул на него вопросительно.
— Сразу понятно, что вы заботитесь о детях.
— Да, пожалуй.
— Как давно Вы опекаете их?
— Около трёх лет, — мужчине не пришлось долго вспоминать, потому что он слишком хорошо помнил те страшные восемьдесят восемь дней и ночей, когда звуки выстрелов не стихали, а лужи крови на улицах не просыхали.
Все пятеро детей потеряли своих родителей в ходе Войны Драконьих Голов, при чём далеко не все из них были детьми бандитов. Кому-то просто не посчастливилось оказаться не в том месте не в то время. Ода на тот момент уже завершил карьеру наёмного убийцы, поэтому чудом остался лишь наблюдателем этих кровавых событий. Судьбы таких детей, как Коске, Кацуми, Юу, Шинджи и Сакура, были слишком мелкими в игре огромного количества вооруженных организаций. Многие из них, если выжили, пополнили ряды беспризорников — будущих грабителей, наркоманов и убийц. Впрочем, участь детей, попавших в сиротские приюты, тоже была незавидной: Йокогаме было тяжело восстанавливать криминальные районы. Многие из них так и не оправились, погрязнув в голоде и нищете, в связи с чем спонсирование любых государственных учреждений в них было урезано до минимума, а частные предприниматели бежали оттуда, как крысы с тонущего корабля. Так и получалось: приютские сироты отличались от уличных лишь наличием крыши над головой.
— Почему Вы решились на такой серьезный поступок? Вы ведь были очень молоды…
В голове Дазая зрело подозрение, что взятая Одой опека над детьми была попыткой искупить прошлые грехи. Но какие?
Мужчина молчал.
— Простите, должно быть это слишком личное. Вы можете не отвечать, — Дазай стал внимательно всматриваться в профиль учителя.
Одасаку вдруг повернулся. В его взгляде впервые отчётливо читалось сомнение.
«Рассказывать ему правду небезопасно по двум причинам. Во-первых, в криминальных кругах ещё остались люди, помнящие меня как наёмного убийцу. А во-вторых, Дазай далеко не глуп, так что без труда сможет сопоставить факты и докопаться до истины. Как его учителю, это не то что не сыграет мне на руку, а лишь разрушит репутацию. Тем не менее, должно же быть что-то, чем я могу с ним поделиться…»
— Пожалуй, ответ на этот сложный вопрос кроется в самом простом: таков мой выбор — быть на стороне тех, кто спасает людей. Тогда я начинал новую жизнь и, встретив пятерых сирот, просто не мог позволить им вкусить такую же, как моя прежняя.
Дазаю пока было сложно представить, о чем именно говорил Сакуноске, но, что было странно, он чувствовал необъяснимую душевную близость с ним, сидящим напротив. Казалось, Одасаку действительно сможет понять его, в отличие от сотен людей, с которыми он когда-либо разговаривал. Но мысль о том, насколько иначе могла бы сложиться его жизнь, встреться ему на пути несколько лет назад кто-нибудь вроде Одасаку, по-настоящему испугала его.
— Как хорошо, что Вы стали учителем, Одасаку-сан, — с грустью заключил юноша. — Детям, которых Вы воспитываете, очень повезло.
Ода ясно читал в этом: «я бы тоже хотел, чтобы мне повезло». Дазай, сидящий перед ним, не был хулиганом, заядлым прогульщиком, несносным подростком. Дазай просто был человеком, ищущим понимания. Одиноким, изломанным, с руками, перепачканными чужой кровью, с тщательно скрытыми шрамами по всему телу, глубоко и давно заблудившимся, но человеком, ищущим то же самое, что и все остальные.
— Спасибо, — отвечает Сакуноске.
И Осаму понимает, что это «спасибо» гораздо больше и глубже, чем «спасибо за похвалу». Это благодарность за доверие и обещание никогда его не разрушить. Дазай чувствует себя утопающим, которому протянули соломину.