Часть I. Глава 1. «Жертвенник» (2/2)

Причуды старых устоев до сих пор работали в нынешнем мире, поражая своей окаменелостью. Как та картина: вроде уже давно не нравится, но перевешивать лень.

Аристократия чаще всего создавала брачные договоры между семьями в старину, где описывалось: кто из детей с кем вступит в брак ещё до их рождения. Гермиона, читая оригиналы таких договоров между Блэками и другими семьями в библиотеке Сириуса, понимала, что явно не на любви такой брак был построен и случаи «прогулок на стороне» имели место быть. А раз такое дело — вот и грязнокровка пожаловал в волшебный мир, фамилия же по матери — магловская, потому что горе-отец потерялся, а проводить тест на наследие никому не нужно.

Был ещё другой вариант со сквибами. И это было самым интересным. Самым волнующим, потому что меняло в корне все.

Видимо, магия накапливалась и спустя два-три поколения пробуждалась полностью в младенцах, чьи родители абсолютно не магические. Отследить же род можно только по тесту на наследственность в Гринготтсе у гоблинов за очень крупную сумму. Гермиона понимала, что так называемые грязнокровки — потомки чистокровных, которые избавились от бракованных родственников, скинув их в мир маглов, как ненужный хлам.

Так же в ее исследовании немалую роль играли дети, родившиеся от союза чистокровных и маглов или маглорожденных волшебников. Они были самыми сильными: даже в школе Гермиона это заметила, как чистокровные своей магией на их фоне не блистали совсем. Гойл и Кребб напоминали тупоголовых увальней, путающих лево и право, Невилл, да простит он Гермиону, если узнает ее мысли, почти все заклинания выполнял с сотой попытки, а Паркинсон как-то прямо и сказала, что махать палочкой — удел мужчин, и ей это не интересно, ну тут Гермиона просто о ней вспомнила.

Дерзкая слизеринка ей всегда нравилась своей прямотой.

И что же получалось: только Малфой проявлял более-менее хорошие магические таланты и успехи в зельеварении; Забини, ввиду того, что был родом не из Британии, следовательно его кровь не смешивалась между близкими родственниками. А Нотт… он был силен магически, умен и теперь ещё и опасен; его мать была уроженкой Новой Зеландии, как гриффиндорка подслушала однажды, и переехала с семьёй в Британию в юном возрасте, что тоже говорило о новой крови в роду Ноттов. Она была «свежей» чистокровной, только во втором поколении, ее дед был маглорожденным, которому удалось заполучить руку чистокровной леди, что и дало их семье право на такое звание. И хотя в Британии ее могли презирать за кровь, Таддеус Нотт все равно на ней женился.

И, конечно, не стоило забывать о главном примере. Сам Темный Лорд был полукровкой, рожденный от союза Меропы Гонт, которая по магическим способностям была почти сквибом, а ее лицо напоминало горного тролля, и красавца Тома Реддла-Старшего — абсолютно здорового физически и с внешностью очень и очень примечательной. Гермиона даже посочувствовала бедняжке Меропе. У этой женщины не было никаких шансов обратить на себя внимание красавца Реддла, но насиловать его с помощью зелья считала отвратительным.

Что посеешь, то и пожнешь. Ее больная любовь сотворила настоящее чудовище, носящее имя Том Марволо Реддл. Исходя из рассказов Гарри о нем из воспоминаний Дамблдора и того, что он видел на втором курсе из воспоминаний «дневника», Гермиона сделала вывод: что мальчик в детстве точно мог страдать от каких-то проблем с личностью, потому что то, как он себя вел и общался, наводило на мысль, что психически здоров ребенок точно не был. Возможно, у него была легкая форма детской психопатии, которую он смог перерасти, или которая переросла в нечто похуже… В Хогвартсе же он был старостой, которому верили и которого уважали, с самыми высокими оценками по всем предметам. Том Реддл собрал вокруг себя, будучи сиротой, — Гермиона уверена, что он запугал бывших обидчиков парселтангом — все сливки Слизерина, обещая им новую жизнь. Он представлял из себя типичного нарцисса, любящего поговорить и рассказать о своем блестящем плане и какие все вокруг глупые, вот только Гарри все равно разрушил его «идеальный» план с Тайной комнатой. Складывалось ощущение, что Реддл собрал в себе все то, что Гермиона в людях ненавидела: он врал, втирался в доверие, убивал и использовал в своих целях, идя по головам, а теперь еще издевался над ней во снах, развращая. Все Пожиратели смерти были так преданны ему, чего Гермиона искренне не понимала: почему? Что он такого для них сделал? Откуда столько обожания и раболепия?

Она поморщилась и перевернула страницу своих писаний, думы о Реддле вызывали у нее мигрень и боли в кишечнике, и она обвела обычной шариковой ручкой другое не менее важное для ее проекта имя.

Великий Альбус Дамблдор был полукровкой, с матерью Кендрой — по слухам — маглорожденной, и которая очень этого стеснялась, стараясь всячески скрыть. Да и заперли они маленькую Ариану в доме не просто так, а потому что не хотели, чтобы в магическом обществе узнали, что у них в семье родился сквиб.

Да даже Гарри — полукровка в тринадцать лет показывал немыслимые запасы магической энергии, отогнав полчище дементоров! И сколько таких примеров еще по всему миру, а теперь их — маглорожденных — хотели просто выкинуть из их законного пристанища, очернив с головы до пят.

Магия принадлежала Гермионе так же, как и им — чистокровным, и ее прадед, отрезанный от семьи из Франции, прямое тому доказательство. Его фамилия была Фрессон, но, женившись на девушке-эмигрантке Грейнджер, он сменил фамилию на ее, что было очень странно для того времени.

Фрессоны и по сей день уважаемы во Франции, они отличались острым умом и своими открытиями в области нумерологии и зельеварении. Именно по их книгам — а они были французами — обучали в Хогвартсе, и именно поэтому Гермиона как-то дома, летом, развалившись в кресле и поедая домашнее печенье, увлеченно читала учебник, пока мама ей не сказала, что, какое же совпадение, дочка, ведь у твоего прадедушки со стороны папы была такая же фамилия.

Гермиона начала искать… И то, что она обнаружила, заставило ее полностью онеметь. Семья Фрессонов выделялась густыми непослушными кудрями, худобой, невысоким ростом и упертым характером, судя по их дебатам во Французском Министерстве магии на собраниях, которые она смогла откопать.

Гермиона была точной копией отца, который всегда выглядел моложе своих лет, но стоило ему открыть рот, как эффект его миловидной внешности сразу пропадал. Они были все очень похожи, как и его дед, как и его прадед. Она была точной копией своего прадедушки, и поняла, что ее предок — отрезанный из семьи сквиб или изгнанный волшебник, влюбившийся в магла, потому что сходство было поразительным. Но отсутствие у ее дедушки магии, как и у отца, все же говорило о том, что прадед являлся «бракованным» сквибом, которого удалили из семьи.

Отыскав колдографии ныне живущих Фрессонов, Гермиона была уверена на девяносто девять процентов в своей теории. Потому что на нее смотрели ее светло-карие глаза, но с более желтым отливом, как у дикой птицы, и бледное лицо с непослушной копной кудряшек, — лицо ныне известного зельевара, Николя Фрессона. Оставалось лишь провести тест на наследство и забить гвоздь в гроб старых устоев.

Вот будет Малфой смеяться, если Гермиона все же выживет и сможет об этом рассказать. Но даже если бы тест показал, что она не родственница Фрессонов, существовал запасной вариант, который можно было использовать в любом случае.

Ритуал на обнаружение магии в крови. Это был сложный ритуал, описанный в книге пятнадцатого века, название которой Гермиона не хотела даже читать лишний раз: настолько мерзкое было как само название, так и описанные в нем методы возвращения тела после создания крестража, сами крестражи, создание двойников на случай хвори из чужих тел и клонирование сердец, печени, селезенки, костей… Гермиона задрожала. Но именно этот ритуал точно показывал и доказывал, что магия — энергия, которая струится по ее крови, и Гермиона сама ее излучает и создает, а не крадет у кого бы то ни было.

Как же другие волшебники не догадались провести подобные исследования? Она улыбнулась, рисуя на полях восклицательный знак.

Пройдет несколько десятков лет и весь род чистокровных волшебников просто вымрет, если они продолжат поощрять инбридинг между братьями и сестрами под гнетом нового закона о чистоте крови, потому что выбора просто не останется. Гермиона уже слышала ранее про мертвых детей, которых пытались скрыть. Напрасно. Такое чувство, будто волшебный мир не знал о таких вещах, как УЗИ и синдром Дауна.

«Любишь разгадывать загадки? Мои тебе придутся по вкусу».

Гермиона вздрогнула, панически очерчивая глазами палатку. Снова этот голос, — и если в первый раз она могла все списать на похмелье и мигрень, то второй уже точно ей не показался.

Гарри снаружи жарил сосиски на костре. Она была в абсолютной тишине, но отчётливо слышала голос — приятный, урчащий, будто у уха. Знакомый голос.

Реддл, этот мерзавец… Гермиона вспыхнула от злости. Раньше он только во сне мог творить свои бесчинства с ее драгоценным разумом, теперь и днем от него покоя не будет?

«Ты интересная, не могу ждать, пока ты заснешь».

Грейнджер закатила глаза.

— Радуйся, пока можешь, — зашептала она, — скоро мы тебя уничтожим.

«С нетерпением жду этого момента, маленькая львица».

— Прекрати давать мне ужасные прозвища, — Гермиона спрятала нервную улыбку в рукаве свитера. У Реддла был какой-то фетиш на странные клички, отчего она всегда покрывалась мурашками.

Грейнджер прикрыла глаза и поняла, что совершенно не хочет сейчас работать над проектом, и убрала пергамент с книгами в сумочку. Нужно отвлечься. Поднявшись с места, она посмотрела на еду, что у них осталась, и тяжело вздохнула.

— Гарри! — Гермиона окликнула друга и тот вошел, неловко улыбаясь и держа дымящиеся и чуть подгоревшие сосиски в чайничке. — Я думаю, что мне пора за продуктами.

Поттер взглянул на их скудные запасы и кивнул, откусывая от сосиски и тут же матерясь — обжегся.

Гермиона залечила его ожог на языке, и они оба громко захохотали, смотря друг на друга.

— Я не брошу тебя, — подумала она и быстро обняла его, выпорхнув из палатки, — обещаю, — сама себе.

Аппарация привела ее в небольшую деревушку на окраине Шотландии со старыми накрененными к земле крышами, но здесь у местных можно было купить овощи, яйца, молоко и свежий хлеб без боязни, что ее могут узнать и словить егеря.

«Крадешься, как мышка».

— Замолчи, — сказала та и огляделась.

Девушка подошла к открытому сараю и постучала по старой дверце — тишина. Простояв еще несколько секунд, она решила войти внутрь, — всегда можно было украсть еду, а деньги оставить рядом; и уже складывая еще теплые яички в корзинку в прекрасной компании куриц-наседок, ее ударили из-за спины чем-то тяжелым.

— Вор! — закричал юный голос и Гермиона приложила ладонь к пульсирующей голове, пальцы нащупали нечто горячее — ей рассекли голову, боль прошлась по телу судорогой.

— Нет, я… — ее затошнило, голова нещадно пульсировала.

«Останови кровь!»

Гермиона нащупала палочку во внутреннем кармане джинсовой куртки и хотела залечить рану, но ее резко схватили за волосы и перевернули на спину, не дав совершить задуманное. Она чувствовала, как волосы и шея стремительно намокают от горячей жидкости. Тут же по ребрам прилетело настолько сильно, что итак ослабленная от недоедания и похмелья девушка еле могла сделать вдох. Еще один удар острым сапогом, подметила она, теряя ориентацию, — и еще один по голове… прямо по ране, — глаза закатились. Последнее, о чем подумала Грейнджер, что Гарри сойдет с ума от беспокойства.

***</p>

Гермиона приходила в себя медленно. Она ощутила, как теплые пальцы надавили ей на подбородок, заставляя рот приоткрыться, и как сладковатое зелье — на вкус «заживления» — вливается спасительной прохладой в сухое горло.

— Гарри, я… прости… — Гермиона открыла глаза и тут же закрыла их из-за яркого освещения.

Положив пальцы на веки, она с силой потерла их и попыталась снова. Перед ней сидел совсем не Гарри и даже не Рон.

На нее смотрел ее худший кошмар: молодой человек, Том Реддл из медальона довольно улыбался и массировал ее горло.

— Доброе утро, мисс Грейнджер.