Глава 2. «Ворон, Чаша и Гидра» (1/2)
Глава 2. «Ворон, Чаша и Гидра»
</p>
«Когда ты заглядываешь в бездну, сама бездна заглядывает в тебя». </p>
Фридрих Ницше</p>
</p>
Гермиона в смятении уставилась на Реддла и набрала в легкие побольше воздуха, хотелось истерично закричать и выбежать за дверь; все ее рефлексы кричали — беги, идиотка, спасайся, но рациональная часть мозга остановила девушку от подступающей истерики — она просто спит, не иначе. Мужчина снова прокрался в ее сны, потому что она потеряла сознание и…
— Нет, — Том растянул губы в приятной глазу улыбке и медленно склонил голову набок, добавляя: — Вы не спите, ведь сознание не может придумать новую обстановку, а в этой комнате вы никогда не были, мисс Грейнджер, — голос-мёд растекся по ее слуховым нервам.
Гермиона огляделась, подмечая, что захудалой деревушкой или их палаткой даже отдаленно не пахло. Она была в каком-то богато украшенном доме, судя по старинным гобеленам на стенах и мебели из дерева. Девушка лежала на огромной двуспальной кровати с балдахином, укрытая теплым одеялом. Раздавался аромат сирени, который ей никогда не нравился. Опустив глаза вниз, она поняла, что переодета в белую шелковую и очень короткую ночную рубашку, ужас… Она провела пальцами по ткани и закрыла глаза. Так же Гермиона на ощупь поняла, что на ней было такое же шелковое, но не ее белье. Все ее вещи исчезли: сумочки нигде не было, а палочку, видимо, она или потеряла или ее уже сломали — одно зло из двух. Ужас вперемешку с яростью охватили ее. Как она могла попасться так легко и тупо?
— Где я? — Реддл молчал. — Как ты выбрался из медальона? — прохрипела Гермиона и убрала́ его руку от своего горла. — Не смей меня трогать! Что происходит? Где Гарри? Где я? Ты чертов ублюдок, Реддл! Отвечай сейчас же!
Мужчина прикрыл веки и встал с постели, отходя на шаг. Радужки его потемнели, но испуганная Гермиона боялась на него даже взглянуть.
— На этот раз я прощу тебе твое невежество, — оживший крестраж сверкнул серыми, как сталь, глазами, и перешел на «ты», видимо, растеряв к ней всякого рода уважение, — но поаккуратней с языком — его можно легко лишиться, — он отвернулся от нее и посмотрел в окно, заставляя то приоткрыться, чтобы впустить свежий прохладный воздух. — Я знаю, что у тебя много вопросов в голове, но сейчас придут гости, и мы все обсудим. Оденься, — он кивнул на халат, который лежал на кровати в ее ногах, — быстрее!
Гермиона вздрогнула и медленно встала с постели. Ноги утонули в пушистом ковре. Она с опаской схватила халат дрожащими руками и прикрылась им. Ночная рубашка была чересчур откровенна, — такие любила носить Лаванда, щеголяя в неглиже по их спальне, а Гермиона в такие моменты старалась не смотреть на ее округлости, невольно подмечая, что на ней такая одежда не смотрелась бы столь аппетитно.
— Отвернись, — рыкнула Гермиона, стесняясь своей фигуры и прикрывая халатом глубокое декольте на груди.
Риддл стоял и без улыбки, внимательно, будто она экспонат в музее, смотрел на её тело, замечая и торчащие ключицы и то, что ночная рубашка облепляла ее ребра и еле заметную грудь, подчеркивая сильную худобу девушки. Он нахмурил брови, но по его лицу ничего нельзя было понять; да и Гермиона не хотела на него смотреть, ведь стыд сразу накрывал ее.
Реддл был идентичен ее фантазиям. Такой же, как и в ее снах — высокий, статный и чертовски… красивый.
Да, Гермиона с болью, но признавала, что Темный Лорд в молодости действительно был несправедливо красив.
И как такой красивый человек мог совершать столь ужасные поступки… она сразу же вспомнила о Нотте и убийстве ее любимого профессора, а так же о постоянных смертях, новости о которых они жадно ловили с Роном по радио: почти в каждом налете среди нападавших звучало его имя. Губы гриффиндорки задрожали. Реддл — чудовище и его красота лишь красивая оболочка, как у ядовитых растений в джунглях.
Их глаза встретились, когда она подумала о том, что Реддл моральный урод и должен гореть в аду за все свои деяния, если такое место есть, а оно обязательно есть. На что крестраж ей тут же улыбнулся, как мальчишка, и зачесал назад свои волнистые волосы, наклоняя голову. Гермиона с ужасом поняла, что нельзя смотреть ему в глаза, ведь он потрясающий легилимент. Наверное, он услышал то, о чем она думала, поэтому так взглянул на нее. Ей хотелось укрыться с головой одеялом и не чувствовать на себе его тяжелый взгляд. Складывалось ощущение, что она животное в клетке, а он пришел, чтобы понаблюдать за ней.
Спустя пару секунд игр в гляделки, когда Гермиона отвела взгляд на его острый кадык, Реддл все же отвернулся от нее и с наигранным интересом начал рассматривать пустую раму от картины: ее обитатель скрылся, оставляя лишь пустой луг и удочку у пруда.
Быстро завязывая тончайший халат на талии, который тоже ничего особо не скрывал, Гермиона вернулась на кровать, вздернула подбородок и пригладила волосы, пальцами нащупывая полное отсутствие раны на голове и шума в ушах, присущего сотрясению мозга. Ее вылечили, так странно… чувствовала она себя неплохо, напротив — лучше, чем предыдущие месяцы, будто груз с ее плеч отобрали, освобождая. Но тревога никуда не исчезла, наравне со страхом за свое будущее. Гермиона понимала, что происходящее очень и очень скверно, ведь живой крестраж это настоящая проблема для нее и Гарри.
И только она подумала о том, что за гостей они с Реддлом ждут, как дверь отворилась и в комнату ввалился румяный Гарри, сразу бросаясь к ней и опрокидывая на кровать.
— Гермиона! Ты очнулась, — он прижал ее к себе со всей силы, ребра захрустели. — Я так испугался, когда ты не вернулась через час, как обычно и я… я… как же хорошо, что ты цела.
— Гарри, — Гермиона чуть сместилась в его объятьях и зашептала на ухо, — что происходит, черт возьми?
— Мисс Грейнджер, — и Гермиона почувствовала, как от этого шипящего голоса все волоски на теле встали дыбом, — как же хорошо, что вы наконец-то пришли в себя. Мальчишка о́чень скучал по вам.
Гермиона приподнялась и выглянула из-за плеча Поттера, сразу же сжимаясь от страха. Это конец для них. Рядом с молодым и красивым Реддлом стоял высокий Волан-де-Морт с алыми глазами, поигрывая тисовой палочкой.
Девушка медленно отодвинулась от друга и сжала одеяло между пальцев до боли. К горлу подступила тошнота. Они мертвецы. Стопроцентные.
— Гарри, — она пискнула и поразилась, что вообще смогла что-то сказать, — почему…
Шестеренки с невероятной скоростью крутились в голове. Она жива и не умерла от удара, Реддл выбрался из крестража и теперь она вместе с Гарри, кстати, живым, невредимым и более-менее спокойным, находились в одном доме с Темным Лордом, от которого они скрывались уже более полугода.
И они до сих пор живы.
Оба.
Гермиона открыла рот, но сразу его неловко захлопнула, посмотрев на Поттера. Он выглядел хорошо, от него пахло чистотой и пирогом с патокой. Их помыли, накормили и убивать, видимо, пока не собирались.
Но это «пока».
Реддл сделал шаг вперед первым и наколдовал два кресла: для себя и своей более старшей версии. Гермиона шокировано уставилась на свою палочку в его длинных пальцах, которая слушалась мужчину беспрекословно. Двое волшебников сели в кресла с почти идентичной грацией и посмотрели на сжавшихся на кровати гриффиндорцев. Хотя нет, Гарри сидел с абсолютным спокойствием на лице, от страха сжалась в комочек лишь Гермиона.
— Я крестраж, Гермиона, — прошептал Гарри, и девушка прикусила губу. — И Дамблдор об этом знал с самого начала. Я разговаривал со Снейпом, он… показал мне некоторые воспоминания… и… это ужасно. Он отправил Волан-де-Морта к моим родителям из-за пророчества…
Она догадывалась, но не хотела в это верить. Упрямо отказывалась, обещая себе найти способы исправить все это, вытащить из Гарри кусок темной магии, очистить его душу, потому что не верила, что этот Гарри, ее добрый, смелый Гарри может быть на самом деле кусочком Тома Реддла даже номинально, но вот теперь они здесь…
— Судя по взгляду мисс Грейнджер, для нее это не новость, — Волан-де-Морт растянул безгубый рот в улыбке, — я прав? — он расхохотался, смех напоминал шипение.
Гермиона задрожала и медленно кивнула, с горечью смотря другу в глаза. Она хотела рассказать ему эту теорию, но позже, только когда сама убедится в ней окончательно.
— Проблема в том, что теперь не ясно: две ли личности обитает в Поттере или только одна — моя? — на секунду его зрачки замерли на Гарри. — Потому что кусок души при создании крестража может влиться только в неодушевленный объект. Исключения — специальный обряд с живым телом будущего крестража для сохранения его разума, как я сделал с Нагайной, — он вновь застыл, смотря на Поттера, будто читая его мысли в этот момент. — Труп младенца Поттеров, например, весьма пришелся по вкусу моей сущности в качестве сосуда, — он многозначительно посмотрел на парня, а потом перевел мутно-серые, уже не алые, глаза на девушку. — Вы прекрасно знаете это, мисс Грейнджер, вы то́же об этом думали. Проверить — правда это или нет, возможно лишь с помощью убийственного проклятия от моей руки. Но, в любом случае, Поттер непроизвольный носитель моей души, и я даю ему возможность жить! Разве я не благочести́в?
— Хотите сказать, — Гермиона едва сдерживала слезы, — что настоящий Гарри Поттер может быть мертв уже давно… и всё, — она задрожала еще сильнее, буквально трясясь на кровати, — и всё, что мы имеем — лишь ваша душа, которая прикрепилась к мертвому младенцу… и вдохнула в него жизнь? Мерлин, нет, так не бывает… — всхлип, — это невозможно, он не такой, как вы! Он не больной на голову урод! Он нормальный! Я не верю вам!
Гермиона застыла в стазисе — все ее тело сначала поглотило языками пламени, а потом обволокло прохладой, пока она не ощутила невидимые пальцы в груди. Она пока не могла понять, что за невербальное заклятие ее поразило.
Грейнджер чувствовала, что слышит только собственное сердцебиение, которое с каждой секундой становилось все медленнее и медленнее и… вот оно!
Холодные пальцы на ее сердце, будто поглаживали надрывно бьющийся орган, медленно сжимая в тисках, как птичку. Он убьет ее. Точно убьет. Это было заклятие остановки сердца, чтобы мучить свою жертву — она читала о нем на пятом курсе в темноте запретной секции. Эту пытку отличало то, что волшебник может полностью контролировать приток крови, в прямом смысле держа сердце в своих руках. И если он сожмет сильнее нужного, то просто раздавит его.
Какая интересная смерть ее ждала. Прекрасная. Она посмотрела на Гарри в последний раз, видя обреченность в его красивых зеленых глазах и трепет перед столь страшным заклятием, и следом поймала взгляд Реддла, что смотрел на нее с улыбкой. Урод.
Резко ее отпустило, и она схватилась за грудь, ощущая, что все исчезло. Никто больше не трогал ее сердце, не сжимал в тисках ее жизнь, в любой момент обрывая судьбу. Но страх хлопьями, как падающий снег, оседал на ее теле. Волан-де-Морт был сумасшедшим.
— Девчонка, — Волан-де-Морт зарычал и сжал подлокотник кресла длинными пальцами с изогнутыми желтыми ногтями, — ты ничего не знаешь обо мне, чтобы так говорить. Ты, — он зашипел, как змея, срываясь на парселтанг, — тупая сука! Еще одно лишнее слово и я убью тебя, а затем убью Поттера, и помещу свой крестраж в красивый вазон из ваших сплетенных костей! Поняла меня?
Гермиона прикусила язык, чтобы не послать его к черту и закрыла глаза.
— Да, — представила, что говорит это кому угодно, но не ему.
— Да, мой Лорд, грязнокровка! — рыкнул он, посылая в нее Круциатус.
Она громко закричала внутри себя от невыносимой боли, разрывающей ее душу на мелкие куски; на деле не в силах выдавить не звука, мечась по кровати и разрываясь ногтями одеяло. Было так больно, будто ее тело рвали голодные псы, кусали пчёлы, целясь жалами в глазные яблоки, ногти на ногах и руках вырывались с корнем раз за разом, снова и снова, внутренности обливались серной кислотой, зашивались толстыми нитями и экзекуция повторялась вновь, а вся кожа горела пламенем. Гермиона прикусила язык и молчала, не зная, откуда только взялась эта особая вера — он не должен услышать ее крики вслух и наслаждаться ими. Ни в коем случае.
Внезапно все закончилось, и она захныкала, как дитя, обнимая дрожащее тело руками и закрывая ими голову в защитном жесте. Одежда ее была вся мокрая от пота, тело пробило дрожью, как при обморожении.
— Скажи, как следует. Быстро! — Волан-де-морт часто дышал, искря магией.
— Да, мой Лорд, — сказала Гермиона с ненавистью хриплым голосом и закашляла от привкуса крови из прокушенного языка; голову она так и не подняла, пытаясь прийти в себя.
— Пятнадцать секунд, — резюмировал Реддл, — и ни одной телесной жидкости на свежих простынях. Высокий болевой порог, так даже интереснее.
— Какая послушная, — усмехнулся змеелицый, — твое сердце так хорошо лежало в моей ладони, а крики внутри твоей головы были, как песня, — его шипящий голос поглотил ее — как он услышал ее крики? Легилименция? — Открой глаза, подними голову и посмотри на своего Лорда, девочка, — введя будто в транс и заставляя открыть глаза.
И как только она открыла свои слезящиеся глаза — пропала в цветке киновари, окрасившей его радужки. Он проник в ее разум, — было чертовски больно, и Гермиона поняла, что он увидел все: поиск крестражей, то, что они узнали о нем за все время скитаний, все их планы.
Увидел ее рукописи про кровь и ее крики в снах с крестражем; ее первый поцелуй с Ноттом и подготовку к Святочному балу; ее родителей — то, что она стерла им память, и ее слезы за Гарри.
И Гарри, Гарри, Гарри. Абсолютно во всех ее мыслях… везде был Гарри, в каждой из полок ее библиотеки разума. Волан-де-Морт смотрел каждую «полочку» и каждую «книгу», каждую «страничку», начиная с их первой встречи в купе́ поезда, заканчивая недавней попойкой и глупой клятвой. Но он не останавливался.
Он смотрел все: ее первый выпавший зуб, первое прочтенное слово, первая пятерка в школе, первое «грязнокровка» от Малфоя, первые слезы…
А затем снова вернулся к ее снам с Реддлом — смотрел, какой магии он ее обучал, видел ее смех и улыбку от того, что у нее получалось с первой попытки — во сне. Прокручивал раз за разом ее стоны и слезы, когда она брыкалась и хотела уползти от жаждущих ее тела рук.
Он вышел из ее мыслей, и Гермиона могла понять, что он был крайне доволен увиденным, судя по его острой улыбке и горящему взгляду.