~24~ (1/2)
Leah Nobel — Not Ready to Say Goodbye
Zevia — why am i live
Aaryan Shan — Dissociation
The EverLove — Make Me Believe
Zoe Wees — Control
ADONA — Can Anybody Hear Me
gavn! — crazy
Jon Howard — In the Air Tonight
SVRCINA — Meet Me on the Battlefield
sød ven — comatose
Isak Danielson — Ending
Unions — Forgive
Sandeul — I Feel You
Aoi Teshima — Young And Beautiful
nilu — Steady Now </p>
После того, как за поверженным потоком фальсифицированных доказательств Чимином закрывается дверь, в зале заседания наступает устрашающая и звенящая тишина. <span class="footnote" id="fn_31402729_0"></span> Это холодное безмолвие в таком огромном пространстве пугает намного сильнее, чем отчаянные и душераздирающие крики мольбы от растерянного и несчастного отца, которые были слышны ещё минуту назад. Целый спектр астенических эмоций накрывает Чонгука в одну секунду, когда приходит это страшное окончательное осознание того, что дальнейшее рассмотрение дела будет без него.
Это действие судьи абсолютно законное, но на его взгляд совершенно несправедливое. Только идиот бы не заметил, что на эмоции Пака нагло и откровенно выводили намеренно с самым невероятным хладнокровием. И теперь он находился в отчаянии совсем один за дверью этого помещения. С самой первой секунды слушания его привычно стойкая выдержка трещала по швам, и в какой-то момент она окончательно сломалась. Недопустимо было его винить за случившееся, хотя бы потому что каждая импульсивная вспышка оправдана тем, что он совсем не ожидал получить безжалостную атаку такой мерзкой ложью. Никто не ожидал. Несмотря на то, что он и Адам готовились ко всему, всё равно один из них оказался не готов к этому сражению. Поразительно просто с какой лёгкостью его втоптали в грязь, имея при этом на руках настолько ничтожные аргументы.
Чонгук медленно обводит людей по обе стороны от себя свирепым взглядом и напряжённо хмурится, гадая, что же будет дальше. По лицам некоторых из них он ясно видит, что они прекрасно понимают на самом деле, что каждое его слово абсолютно искреннее, но кроме двоих его близких никто не хочет по непонятным причинам принимать их во внимание. Представители органов опеки встревоженно переглядываются между собой, судья Коллинз глубоко, но абсолютно спокойно вздыхает, Айронс самодовольно улыбается, словно только что отправил за решётку самого опасного преступника, а Хизер отрешённым и пустым взглядом смотрит перед собой, как будто не она своим бездействием, возможно, сломала сразу две невинные жизни.
Квотербек шумно выдыхает, опуская глаза, и смотрит на пустой стул перед собой, внутренне невыносимо негодуя от всего происходящего. Он в данный момент испытывает лишь одно нестерпимое и порывистое желание — уйти вслед за Чимином, потому что эти люди для него теперь омерзительны. Ему до тошнотворного кома в глотке отвратительно осознавать, что одни довели Пака до подобного состояния, когда он сорвался впервые спустя столько лет, а другие — молча на это всё смотрели и даже не пытались предотвратить. И самое ужасное, что все они в той или иной степени являются представителями защиты законных прав, от этого находиться с ними в одном помещении сродни измене самому себе.
В подобной ситуации Чон абсолютно не мог ничего сделать, и это бессилие раздражало ещё вдвое больше, чем вся ситуация в целом. Не в его силах было встать и защищать Чимина или просто эмоционально высказаться, но невероятно сильно хотелось этого; он не мог взять и заткнуть рот этому наглому и напыщенному адвокату, хоть тот того и заслуживал. Ничего он не мог из того, что повлияло бы в лучшую сторону на мнение суда или опеки, они смотрели и слушали с особенным вниманием только лишь одного человека, и это был совсем не Пак — главное действующее лицо в деле, а Айронс. Каким-то странным образом преимущественное положение оказалось в его руках, он хитро вывернул всё в пользу своей клиентки. Но единственное, что было в силах квотербека — поддержать того, кому это больше всего необходимо. Парень необдуманно порывается встать, но Тэхён резко хватает его за предплечье, мягко удерживая на месте.
— Спятил? Сиди, — шепчет он с явным упрёком.
— Я должен пойти. Ему нужен кто-то из нас прямо сейчас, ты же видел его состояние, — настаивает Чонгук, бросив на него хмурый взгляд.
— Видел, — отвечает Ким, недовольно вздыхая. — Но это сейчас не самое важное. Мы должны дождаться окончания слушания ради него же.
— Ты что, шутишь? Не самое важное?
— Мы должны сидеть и слушать каждое чёртово слово, потому что вся ситуация пахнет каким-то дерьмом, — говорит Тэ и уничтожительно смотрит на адвоката Хизер. — Мне это всё не нравится. Они все играют против него.
— Для этого достаточно тебя, а я пойду к нему. Кто-то должен сказать ему, что всё будет хорошо, даже если это не так, — не унимается Чон. — Я не могу сидеть просто бездействуя.
— Не тупи, квотербек. Через несколько минут сюда приведут Мэй.
— И что? — недоумённо интересуется парень.
— Если она заметит, что нет её отца, то сильно встревожится, но наше присутствие поможет ей успокоиться. А если не будет его и тебя одновременно, она сразу же поймёт, что с ним что-то не так. Ты недостаточно высоко ценишь её проницательность, судя по всему. Она знает, что ты тот, кто способен положительно влиять на него. Знает, как проходит судебный процесс и знает, что для него это очень большое испытание. Если не будет вас двоих, то она будет точно знать и то, что он явно не в порядке. Это выведет её из равновесия, а она и без того испытывает сильный стресс. Давай не будем усугублять эту ситуацию ради неё. Сиди до конца заседания и по возможности веди себя спокойно, когда она будет здесь, — поясняет Тэхён, внимательно наблюдая за судьёй, который о чём-то шёпотом переговаривается с приставом.
— Но если он натворит что-то? — паникует Чонгук, бросая встревоженный взгляд на выход, пока его сердце разрывается от сочувствия.
— Он уже натворил, — отвечает Ким, поворачиваясь к нему, и глубоко вздыхает. — Послушай, он ведь не совсем идиот. Да, он сильно облажался. Никто из нас не ожидал, что он так сломается под натиском своих эмоций. Подобное поведение в суде для него всегда было недопустимо, но речь сейчас идёт о Мэй, поэтому он знает, что нужно остановиться, пока не стало ещё хуже. Чимин возьмёт себя в руки и будет терпеливо ждать. Думаю, он уже очень пожалел о случившемся.
— Ладно, — смиренно шепчет квотербек и легко кивает. — Но разве они имеют право рассматривать дело дальше без него? Это ведь его дочь.
— Суды в нашей стране не декларативно, а фактически — полноценная ветвь власти, за такое поведение, что он продемонстрировал, ему не только могли штраф приписать или выгнать, а и пригрозить лишением лицензии, что намного хуже, — тихо встревает Кэффри, не отрывая взгляда от бумаг на столе и быстро что-то записывая. — Всё по закону.
— И они не должны перенести заседание или что-то в этом роде? — удивляется Ким, хмурясь.
— Формально его интересы представляю я, так что в этом нет необходимости. Да, это не лучшее для нас положение вещей, но защита прав может осуществляться без его присутствия, ведь свои показания он уже озвучил.
— Это же несправедливо, — тихо говорит Чонгук, разочарованно вздыхая. — Он должен слышать всё от начала и до конца.
— У нас нет выбора. Нужно каким-то образом пытаться спасти ситуацию, которая неожиданно повернулась совсем не в нашу пользу. Буду стараться, — с уверенностью произносит Адам.
— Все эти обвинения в его адрес абсолютно глупые. Это разве вообще допустимые доказательства? Всё у них строится на показаниях Хизер, которые по сути ничем весомым не подтверждены. Чимин прав, — говорит Тэхён, переглядываясь с Чонгуком.
— Да, в этом есть доля истины. Только суду и другим участникам процесса, похоже, этих снимков оказалось вполне достаточно. К сожалению, в совокупности с его поведением вся картинка вполне себе хорошо сложилась, — говорит Кэффри, выпрямляя плечи. — Они звучат убедительно.
— Да, потому что Коллинз не принимал его слова во внимание, как будто намеренно. Эти фотографии явная провокация, а видео и вовсе одиннадцатилетней давности, но он даже никак не пытался поднять вопрос их актуальности или подлинности. Он же просто откровенно позволял этому Айронсу топить его, а после ещё и помог от него избавиться, применив свои полномочия. Это всё… странно, — не унимается парень, качая головой. — Вы же тоже об этом подумали?
— Да, и мне показалось подозрительным всё это, — соглашается квотербек и кивает.
— Ты субъективен. Да, судья работал не совсем гладко, но в определённые моменты он действительно мешал Айронсу вести слушание, например, принимал мои протесты. Не спеши пока с выводами.
— Ага, — фыркает с усмешкой Тэхён и закатывает глаза. — Он же не может играть так открыто против Чимина, это вызовет ещё больше подозрений. Может я и субьективен, но задницей чувствую, что никому здесь нельзя доверять.
Он озадаченно смотрит на Чонгука, читая в его в глазах понимание и согласие с данной позицией, а затем судья Коллинз привлекает всеобщее внимание лёгким покашливанием, когда наконец-то внеплановый перерыв на несколько минут заканчивается. Парни сразу же прекращают свои размышления вслух и поворачиваются лицом к нему. Мужчина неторопливо обводит всех оставшихся долгим и изучающим взглядом, словно оценивая сложившуюся ситуацию, а после легко кивает каким-то своим умозаключениям. <span class="footnote" id="fn_31402729_1"></span>
— Прошу прощения за небольшую заминку. Так как мистер Пак проявил прямое неуважение в присутствии председательствующего судьи, в моей компетенции наложить на него соответствующие санкции. Его недопустимое поведение несло ущерб для отправления правосудия, поэтому я принял решение отстранить его до конца сегодняшнего заседания. С вынесенным решением он, разумеется, будет ознакомлен. Мы пригласим его на вынесение вердикта, — говорит он ровным и монотонным голосом, а потом берёт в руки документы. — Продолжим слушание.
Все отвратительные и лживые слова, что продолжает повторять снова и снова Айронс о Чимине, квотербек старается игнорировать, прикрыв от раздражения веки с тяжёлым выдохом. Он сидит напряжённый до предела, словно единственная струна на гитаре, и боится, что его выгонят следующим, ведь находится в одном крошечном шаге от того, чтобы встать и выкрикнуть, чтобы этот чёртов адвокат закрыл свой поганый рот. Его спасает от этого только исключительная выдержка, выработанная годами среди лицемерных людей. Столько раз ему приходится с усилием подавлять в себе порывы повести себя необдуманно и импульсивно, но ему удаётся сохранять рассудок. Он искренне рад, что Пак этого всего больше не слышит, потому что точно не смог бы держать себя под контролем так долго. В какой-то момент этот напыщенный придурок в дорогом костюмчике решает, что имеет право уже прямым текстом нагло и безнаказанно обвинять его в нападении на Хизер, будто это уже безоговорочно доказано решением суда. И хоть Адам раз за разом выдвигает протесты, очевидно, что тот всё равно чувствует подозрительную уверенность в себе и своём преимущественном положении и точно не собирается заканчивать этот глупый цирк.
Тэхён тоже явно с трудом держится, закипая с каждой секундой всё сильнее и сильнее. Он уже даже не контролирует тихий поток язвительных комментариев в ответ на душещипательную речь о том, что Чимин представляет потенциальную опасность не только для беззащитного ребёнка, но и для общества в целом. Уму непостижимо, но они так и продолжают развивать данную тему, словно здесь рассматривается его личное преступление, а не право на опеку. Чон замечает, что друг с силой сжимает кулаки и нервно дёргает ногой даже от звука голоса Айронса, настолько его злость была уже сильна. Очевидно, им обоим больно слышать всё это о самом близком их человеке. Но, к счастью, эта моральная пытка заканчивается через пять минут от силы. После ещё одного лживого выступления адвоката и предоставления каких-то липовых справок, Коллинз настоятельно просит у всех полной тишины и покоя, потому что в зал наконец-то приглашают Мэй. Её дача показаний будет короткой, но она имеет очень важное значение во всём деле. Возможно, именно ей удастся повернуть их так идеально складывающуюся линию обвинения совсем в другую сторону, главное — чтобы ей не мешали говорить.
Чонгук невольно задерживает дыхание от волнения и мягко вытирает вспотевшие вдруг ладони о ткань штанов. Он нервничает, потому что никто не знает, как будет вести себя малышка. Никому не известно, что именно творится у неё в голове во всей этой страшной для её сердца ситуации и что конкретно она будет говорить, но его успокаивает лишь то, что он абсолютно уверен в том, что она непременно прислушается к его совету и будет придерживаться правильной стороны.
Спустя несколько напряжённых секунд под глухие и неуверенные стуки подошвы малиновых конверсов о деревянный пол маленький свидетель выходит в сопровождении. Какая-то женщина лет сорока следует позади неё в нескольких шагах, а Мэй неторопливо пересекает зал, сразу же разглядывая всех людей и оценивая их, как потенциальных врагов. Её большие и всегда добрые глаза сейчас полны грусти, как никогда прежде. Она встревожена, напугана и ожидаемо пытается найти поддержку в лице отца, но не находит. В её взгляде моментально вспыхивает откровенная паника в ту же секунду, когда она сталкивается с пустотой вокруг. Девочка вертит головой по сторонам в поисках своей безопасной зоны, но, к сожалению, терпит поражение в этой попытке утешить себя. Психолог, замечая её внезапную тревогу, бережно кладёт ладони на её плечи, а затем что-то говорит на ухо. Похоже, она пытается её утешить и подарить словесный комфорт, потому что в ответ на это малышка согласно кивает и фокусирует внимание только на ней. Так как ей будут задавать вопросы прямо на официальном судебном слушании, то по закону суд обязан делать это только в присутствии специалиста, и судя по её нервному состоянию это действительно просто необходимая мера, чтобы обезопасить в случае непредвиденных проблем.
Когда внеплановая паника благодаря правильной поддержке со стороны отступает, они направляются к скамейке, где обычно сидят присяжные, и располагаются там в центре неё. Мэй выглядит такой невероятно беззащитной и невозможно хрупкой среди всех этих людей, познавших жизнь со всех сторон. Они все откровенно пялятся на неё, словно на какую-то непонятную диковинку, разглядывают, оценивают, но точно не воспринимают всерьёз. Для них её присутствие лишь необходимая формальность, а не важный поворот в деле. Остаётся только надеяться на то, что её голос будет действительно услышан хотя бы кем-то в этом месте, потому что, по сути, он имеет самое важное значение.
Невооружённым взглядом заметно, как она отчаянно борется с различными эмоциями одновременно, осознавая, что в зале суда и вправду нет самого родного для неё человека, опору в котором она планировала получить. Она тихо выдыхает с разочарованием, а потом поджимает губы и поднимает голову, чтобы вновь осмотреться. Каждого присутствующего её серые глаза решительно и пристально сканируют, а на лице появляется искреннее недоумение, когда она рассматривает пустой стул рядом с Адамом. В ту же секунду она пытается сначала сама проанализировать и понять логически, куда же мог деться её отец, но не находя правильный ответ, ищет его у того, кому больше всех здесь доверяет. Девочка метает на Тэхёна вопросительный и одновременно испуганный взгляд, а он только робко улыбается уголком губ в ответ, стараясь без слов дать ей понять, что всё в порядке.
Для неё его тёплая и родная полуулыбка служит заверением того, что серьёзно беспокоиться не стоит. Если так сложилось, то, возможно, в этом есть какая-то необходимость? Мэй переводит любопытный и задумчивый взгляд на Чонгука, а затем смотрит на него так мягко и абсолютно благодарно. В момент, когда она находит его рядом в подобный сложный час, почему-то в её колотящемся от напряжения и страха сердце что-то приятно шевелится. Её душа сама собой отзывается добром в ответ на этот шаг по отношению к ней. Может быть, этот парень пришёл сюда только ради её отца, но ей отчего-то хочется верить, что для этого есть и ряд других весомых причин. Эта странная мысль о том, что его присутствие для неё оказывается важно, вгоняет её в секундный ступор, поэтому она хмурится и после смущённо отводит глаза. Не стоит показывать ему сейчас свою странную уязвимость.
Когда тишина в зале заседания слишком затягивается из-за растерянности малышки, женщина-психолог мягко поглаживает её по плечу и вопросительно выгибает бровь, тем самым немо интересуясь, готова ли она начать? Девочка глубоко вздыхает и коротко кивает, понимая, что отступать уже совсем глупо. Возраст, с которого ребёнка можно привлечь к допросу, законом совершенно не ограничен. Логично только, что свидетель должен обладать хорошей речью и уметь рассуждать. Суд в свою очередь непременно учитывает все специфические черты детской психики, которые могут напрямую или косвенно оказать влияние на достоверность и правильность ответов. И обычно, если в показаниях нет крайней необходимости, то никто не привлекает несовершеннолетних. Но несмотря на то, что вся эта ситуация может усугубить эмоциональное состояние Мэй, ведь она и без того травмированный ребёнок, её слова имеют важное значение.
Она знала, что от её мнения мог измениться ход всего слушания, а ответы на различные вопросы были способны пролить свет на историю её так и не состоявшейся семьи, поэтому и готова была начать. Отец ей сказал, что она имела право осознанного выбора, который точно будет учитываться, а значит — нужно высказать его. <span class="footnote" id="fn_31402729_2"></span>
— Мистер Пак временно покинул заседание, поэтому для того, чтобы задать вопросы его несовершеннолетней дочери нам необходимо присутствие не только психолога, но и её родственников первой степени. Насколько я понимаю, таковых нет, раз мы не берём в расчёт мисс Смит, но в зале присутствует её крёстный отец. Верно? — интересуется Коллинз, деловито поправляя очки указательным пальцем.
— Ким Тэхён, — отвечает парень, медленно поднимаясь с места и кивая, — да, Ваша честь. Я здесь.
— Официально её права будут представлять господин Кэффри и психолог службы опеки и попечительства миссис Уотс, а вы можете вмешаться, если посчитаете, что какие-то вопросы или какие-либо другие факторы негативно сказываются на её состоянии.
— Хорошо, благодарю.
— Вы имеете право незамедлительно оповестить меня о желании остановить допрос девочки, и я прислушаюсь. Вам всё понятно?
— Да, разумеется.
— Хорошо, тогда продолжим, — говорит мужчина, медленно переводя добрый взгляд над стёклами очков на малышку. — Мэй, тебе десять лет, верно?
— Да, — спокойно отвечает она и легко кивает, даже не взглянув на него.
— Твоё слово имеет важное значение в слушании по опеке. Учёт мнения ребёнка, достигшего возраста десяти лет, обязателен, за исключением случаев, когда это противоречит его интересам, вот почему ты здесь. Меня зовут Трэй Коллинз, и я здесь защищаю твои права. Не волнуйся, пожалуйста, и ничего не бойся, просто спокойно отвечай на наши вопросы. Их будет немного, мы тебя не задержим надолго. Хорошо?
— Хорошо, — говорит девочка, задумчиво глядя на пустой стул, где до этого сидел её отец.
Внутри неё всё неприятно сжимается по совершенно непонятным причинам, когда в центр зала выходит молодой мужчина в идеально отглаженном сером костюме, с тонким чёрным галстуком и в белоснежной рубашке, держа руки в замке за спиной. Он с любопытством смотрит на неё, и она не уступает в этом маленьком поединке. Её совершенно не пугает его настойчивость и уверенность, скорее, просто моментально раздражает. Уже заведомо ей что-то в нём не нравится, ведь какое-то странное предчувствие подсказывает, что из-за этого человека у них могут быть большие проблемы или они уже есть. Его рабочее место находится рядом с Хизер, поэтому не очень сложно догадаться, что его задача — выступать против них.
— Я — Ник Айронс, — говорит приветливо мужчина, останавливаясь напротив неё и вежливо кивая, малышка в ответ обводит его любопытным взглядом с головы до ног и пренебрежительно хмыкает. Он ей по внутренним ощущениям совсем не импонирует, поэтому она безразлично отворачивается. — Сегодня я представляю интересы твоей мамы. Расскажи, пожалуйста, какие у тебя с ней сейчас отношения?
— Степень близости отношений можно оценить только тогда, когда люди регулярно общаются. Я виделась с ней дважды в своей жизни, в моём понимании это нельзя назвать вообще какими-то отношениями, — говорит Мэй, глядя на него вновь, но уже как на тупицу, а Чонгук едва прячет насмешливую улыбку из-за этого, поражаясь её смелости.
— Хорошо, — сконфуженно произносит Ник, бросая недоумённый взгляд на Хиз. — А как прошли эти две встречи с ней?
— Нормально, — отвечает она, безразлично пожимая плечами.
— Нормально? И всё?
— Да. Не могу сказать, что плохо, но и не было чего-то слишком хорошего.
— Вам удалось поговорить в спокойной обстановке? — интересуется мужчина, медленно расхаживая из стороны в сторону, как будто раскачивающийся маятник, чем первоклассно действует на нервы всем присутствующим. — Тебе было комфортно рядом с ней?
— Да. Всё прошло неплохо, но очень неловко. Наверное, это нормально, когда люди мало знакомы.
— А твой отец не препятствовал этому общению?
— Нет.
— Совсем? Ты уверена? То есть он спокойно отреагировал на твоё желание с ней увидеться? — интересуется он.
— Ваша честь, я протестую, — тут же вмешивается Адам, поднимаясь с места. — Подобная постановка в данном случае может восприниматься как давление на свидетеля, я не могу оставить это без внимания. Не стоит внушать ребёнку своё субъективное мнение подобным психологическим крючком.
— Согласен. Постарайтесь обойтись без наводящих вопросов, господин Айронс, — отвечает судья, обращаясь к нему. — Вы должны понимать, что работать с ребёнком необходимо с особой деликатностью.
— Да, Ваша честь, — сдаётся без боя он и медленно кивает. — Но я всё же повторюсь. Мэй, твой отец спокойно отреагировал на просьбу о встрече с мамой?
— Ему далось это решение трудно, но он мудрый и здравомыслящий человек. Хотите знать, легко ли папочка это принял? Нет, и он имел на это право. Но он меня отпустил, понимая, что это важно для меня. Я была там с Тэхёном, — поясняет малышка, взволнованно теребя край платья.
— Значит, одну он тебя всё же не отпустил? — уточняет адвокат с такой явной вспыхнувшей надеждой в голосе на то, чтобы зацепиться за эту информацию, что её неприятно передёргивает.
— Мне десять лет, сэр, — с усмешкой отвечает Мэй, закатив глаза в точности как и её отец. — Ни один благоразумный родитель не отпустит своего ребёнка к незнакомому человеку без сопровождения. Он отправил меня туда с членом нашей семьи, которому абсолютно доверяет.
— И насколько я знаю, ты довольно часто остаёшься с ним.
— Да, а разве это плохо? — удивляется она, выгнув брови. — Я чувствую себя с ним спокойно.
— Нет, что ты, но я хочу понять причину этой сложившейся динамики, — говорит Ник, задумчиво хмыкнув. — Может, это потому что твой отец редко бывает дома по вечерам в последнее время из-за своего нового любовного увлечения?
— Так мистер Пак теперь ещё и является неблагочестивым человеком? Вы продолжаете строить свои субъективные предположения об образе моего клиента, задавая такие недопустимые вопросы его десятилетнему ребёнку? Вы, должно быть, бредите, мистер Айронс? — спрашивает Кэффри и тихо смеётся, а затем виновато поднимает руки и замолкает. — Прошу прощения, Ваша честь, но подобное поведение выглядит отчаянно.
— Мой папа просто иногда допоздна работает, — резко отвечает девочка, грозно хмурясь. — В этом нет ничего странного. У него серьёзная работа, вам ли не знать об этом.
— Ну, разумеется. Или, может быть, дело в том, что ему необходимо это для того, чтобы проводить время с тем, кто тебе не очень нравится? — спрашивает мужчина, нагло улыбаясь.
— Вы это намекаете на Чонгука? — спрашивает она, бросая быстрый взгляд на квотербека и складывая руки на груди, а затем мягко смеётся, будто он сказал самую большую чушь на свете. — Глупости.
— Заметь, ты сразу поняла, о ком я говорю. Так он действительно с ним часто видится, жертвуя временем с тобой?
— Вот же придурок, — едва слышно шепчет она и недовольно выдыхает.
— Протестую! Сторона обвинения вновь давит на свидетеля своими предположениями. Это только необоснованные и субьективные домыслы, а не аргументы, — говорит Адам, отрицательно качая головой.
— Принимается, — соглашается Коллинз и уверенно ударяет молотком.
— Я всё же отвечу, — говорит Мэй, недовольным взглядом испепеляя адвоката, стоящего напротив неё. — Можно?
— Безусловно, — отвечает судья и кивает.
— Я не могу знать, где именно проводит своё время мой отец и с кем, но доверяю его словам. Он не жертвует мной во имя личной жизни, если вы клоните к этому, а судя по вашему тону, именно это вы и хотите всем сказать. Простите, но вам что-то известно о понятии «личное пространство»? Мы вот соблюдаем его определённые границы и это помогает нам уважать друг друга, лучше понимать и слышать. Я не лезу в ту часть «личного», где он пытается выстроить отношения с мужчиной, который ему симпатичен. Он заслуживает права на это, а детям не всё нужно знать, — уверенно парирует девочка, нагло ухмыльнувшись. — Но это не значит, что я не понимаю, о чём вы ведёте речь. Мне многое известно об их отношениях.
Ник, явно не ожидая подобной холодной отдачи от ребёнка, нервно переглядывается с Хизер. Его ставит в ступор на секунду её ответ, ведь он предполагал, что сможет так же легко жонглировать её настроением, как это делал с её отцом несколько минут назад, но к его сожалению, Мэй совсем не простая девочка. Она умеет защищаться, как никто другой. Смит лишь молча смотрит на него в ответ, но не даёт никакой красноречивой реакции, а только легко пожимает плечами, будто тем самым говоря, что её это вовсе не удивляет, ведь она хорошо знает, от кого её дочери достался такой характер.
— А у вас на этой почве случались ссоры с ним? — спрашивает мужчина, медленно поворачиваясь к малышке снова.
— Что именно вы имеете в виду? Ссоры из-за Чонгука?
— Да. Он бывал их причиной?
— Да, — честно признаётся Мэй, внимательно глядя на квотербека, а затем её взгляд медленно мрачнеет, когда она вспоминает не самые приятные моменты со скандалами в их доме. — Мне совершенно не нравилось, что они проводили вместе время. Мне казалось, что это разрушало нашу устоявшуюся жизнь. Каждый раз, понимая, что папочка привязывался к нему всё больше, я думала, что это приближало момент, когда я окончательно потеряю его, но ошибалась. Сейчас всё хорошо. Я больше не боюсь этого.
— То есть теперь тебя это не беспокоит?
— Да. Некоторые вещи просто требовали пояснений. Мы откровенно поговорили с ним и с Чонгуком, а это на многое открыло мне глаза. Я знаю, что он хороший человек. Мне удалось понять, что он не является угрозой для моей семьи, — отвечает она, медленно опуская глаза и глубоко вздыхая. — Конфликт улажен.
— Ладно, — с молчаливым подозрением произносит Айронс и загадочно хмыкает. — А почему же твой отец не поехал на эту встречу с тобой и твоей мамой? Это ведь довольно фундаментальный поворот в твоей жизни, неужели не нашёл времени?
— Намекаете на то, что он недостаточно внимателен? Не старайтесь, вы не найдёте никого лучше него в вопросе заботы обо мне. Вы сами-то что думаете по этому вопросу?
— Здесь их задаю я тебе, а не наоборот. Он как-то объяснил тебе причину? Почему он не поехал с тобой?
— Ой, ну даже не знаю, — с нескрываемым сарказмом спрашивает девочка, нагло выгнув бровь и разводя руками. — Может, потому что у моих родителей сильный конфликт? Или потому что они все десять лет моей жизни нормально не общались?
— Ты паясничаешь, Мэй.
— А вы задаёте глупые вопросы.
— Тем не менее, тебе необходимо ответить.
— И она это уже сделала, разве нет? Её ответ вполне удовлетворяет ваш интерес, вы ждёте большего от ребёнка? Серьёзных размышлений о том, куда она до конца даже не посвящена? — вмешивается Адам, озадаченно пожимая плечами. — Господин Айронс, она же прекрасно понимает степени напряжённости в отношениях её родителей, как и они сами. Зачем же спрашивать сейчас о причинах того, почему мистер Пак предпочёл отправить с ней своего хорошего друга? Дабы не провоцировать неприятную для всех них ситуацию, логично, правда? <span class="footnote" id="fn_31402729_3"></span>
— Я веду диалог не с вами, — рявкает мужчина с раздражением. — И в нашем слушании, насколько мне известно, не предусмотрен перекрёстный допрос, так что прекратите мешать мне работать.
— Будь это так, то вашей клиентке не удалось бы так нагло клеветать на мистера Пака.
— Прекратите оба! Вы находитесь в зале суда! Соблюдайте профессиональный этикет! — недовольно произносит судья, глядя на них, как на провинившихся детей. — Не мешайте допросу свидетеля, адвокат Кэффри. А вы, адвокат Айронс, задавайте вопросы по существу и без своих личных домыслов.
— Да, Ваша честь. С вашего позволения, я продолжу, — говорит Ник, смиренно кивнув, а после метает пристальный взгляд на Мэй. — А твои родители часто ругаются?
— Я не знаю, — отвечает девочка, подумав несколько секунд. — При мне — нет. Папочка не посвящает меня, потому что оберегает. Возможно, они и конфликтуют каждый день, но я этого не слышу и не вижу.
— Получается, раз ты не слышала их конфликтов напрямую, то тебе известна только одна точка зрения на всё это? Та, которую выдвигает твой отец в отношении твоей матери.
— Получается так.
— Как интересно всё выходит. Он рассказывает тебе историю о том, что женщина по имени Хизер Смит, которая является твоей биологической мамой, уехала построить свою жизнь вместо того, чтобы остаться и продолжать воспитывать тебя?
— А это что, не так? Она же и сама это подтверждает, — недоумевает Мэй, непонимающе хмурясь. — Она была слишком молодой для того, чтобы меня воспитывать, и отправилась на поиски хорошей жизни, любви или карьеры. Я не знаю. Это её же слова в другой форме. Она решила, что папа справится со мной и без неё. Не ошиблась, как видите. Я общалась на эту тему с ними обоими. Они говорят немного разные вещи, но суть одинакова.
— И кому ты склонна верить больше? — с нескрываемым сарказмом спрашивает Ник, косясь на представителей органов опеки.
— Папе, — сразу же отвечает Мэй.
— Вот вам и наглядный пример влияния, которое мистер Пак оказывает на ребёнка. Она доверяет только его словам, не рассматривая возможность того, что он может откровенно лгать ей. Вы должны понимать, что с такой властью над психикой дочери он может внушать ей абсолютно недобрые вещи о мисс Смит, — заключает самодовольно адвокат, нагло хмыкнув.
— И тем не менее он этого не делает, — в очередной раз встревает Кэффри, на что Айронс с раздражением закатывает глаза. — Мистер Пак действительно имеет влияние на свою дочь, только обычные люди, выросшие в нормальных отношениях, называют это уважением. Если бы в его интересах было настроить дочь против матери, то он бы точно не рассказывал ей годами сладкие сказки о том, как сильно она скучает и любит её, хотя та за эти годы даже не пыталась выйти на контакт ни с ней, ни с ним.
— Я доверяю тому, кто был со мной рядом всю жизнь, — отрезает девочка, не сводя с злых глаз с Ника.
— Кто бы сомневался, — хитро усмехается тот в ответ. — Вот это и есть яркий пример оказанного влияния, о котором я говорю, Ваша честь.
— Это яркий пример доверия, estúpido culo<span class="footnote" id="fn_31402729_4"></span>, — бубнит Мэй себе под нос и лицемерно улыбается ему, самым невинным образом. — Раз так, то я горжусь этим.
— А ты видела когда-либо лично их конфликты? Или знаешь об этом только со слов отца? — спрашивает мужчина, с подозрением прищуриваясь и явно проверяя, будет ли малышка лгать.
— Видела. Один раз, — честно отвечает она.
— Если это не слишком неприятные воспоминания для тебя, то не могла бы ты нам рассказать, что именно произошло? — интересуется он, пристально её рассматривая.
— Это случилось у нашего дома. Я услышала, что папа сильно кричал, поэтому вышла на крыльцо, чтобы посмотреть. Тогда я увидела рядом с ним незнакомую женщину, позже догадалась, что это была мама. Он мне сам об этом и сказал, когда она уехала.
— Ваша честь, могу я задать сразу же встречный вопрос мисс Пак? — молниеносно реагирует Адам, подрываясь места.
— Я протестую! До каких пор мой оппонент будет мешать мне вести допрос? Это уже выходит за всякие рамки.
— Адвокат Кэффри, сядьте. Вы действительно не единожды уже вмешиваетесь в ведение допроса, чем вредите процессу. Я не могу быть к вам благосклонен бесконечно, — говорит судья, разочарованно вздохнув.
— Но этот вопрос важен, он может…
— Соблюдайте тишину и не пугайте свидетеля! — грозно рявкает Коллинз. — Я предоставлю вам ещё слово! Продолжай, Мэй.
— Тогда… — произносит она, запинаясь, и боязливо сглатывает, — мы поругались с папой. Я не очень понимала ещё всю ситуацию. Для меня всё перевернулось с ног на голову, я ведь впервые мельком увидела маму, но меня лишили возможности поговорить с ней.
— То есть он запретил тебе это сделать? — уточняет Ник.
— Нет, не совсем. То есть… он не хотел мне сообщать о её визите, но всё происходило так быстро. Мы поругались из-за того, что он знал о её приезде, но ничего не сказал мне. Я же не понимала, что он меня защищает. Папочка ведь никогда не говорил о ней плохо до того дня, а в моих глазах лишь оправдывал её, даже когда она этого не заслуживала. Но тогда он вдруг так сильно злился на неё, а я не могла понять причины этого.
— Ты слышала, как он кричал на неё, а на тебя он повышает голос?
— Да вы же просто напрочь игнорируете всё хорошее, что она говорит о нём, и слышите только то, что вам выгодно, — тихо говорит Адам, недоумённо качая головой. — Невероятно.
— Прошу тишины в зале! — грозится Коллинз, мягко стуча церемониальным молотком.
— Иногда, — отвечает Мэй, немного подумав. — Такие случаи можно по пальцам пересчитать. Папа не злится на меня без весомых причин.
— А разговаривает с тобой грубо?
— Нет, только строго.
— Но он довольно страшен в гневе, да? — спрашивает Айронс, хмурясь.
— Я не боюсь его, — недовольно фыркает малышка, злобно глядя на всех вокруг. — Он не причиняет мне никакого вреда.
— Разве это был не наводящий вопрос? — тихо недоумевает Чон, подаваясь вперёд к их адвокату.
— Да, но мой протест опять будет бесполезен. Этот придурок вывернет всё и просто преподнесёт его в иной форме. Ты же видишь, что они делают — ведут дело в одностороннем порядке, — шепчет Адам, качнув головой с досадой.
— Что это значит? — удивляется квотербек.
— Что в этом заседании явно играют грязно.
— Какой-то совершенно тупой диалог, — шепчет Тэхён, отводя взгляд и опуская голову.
— Тоже так считаешь? — хмыкает Чон, не сводя обеспокоенных глаз с малышки. — Она уже на взводе. Её всё очень раздражает.
— Меня тоже это напыщенный осёл уже изрядно достал. Какого чёрта происходит? Не суд, а какой-то цирк. Они нас всех держат здесь за клоунов? — говорит парень, с отвращением фыркнув.
— Такое ощущение, что Айронс пытается зацепиться хоть за что-то, но она не позволяет, — шёпотом говорит Чонгук, пытаясь не потерять линию допроса.
— Верно, как только он нащупывает острую тему, Мэй тут же старается отбить мячик, как в бейсболе. Она блокирует возможность дальнейших вопросов, чтобы не углубляться в ненужные темы, но при этом, где вопросы задать необходимо, нам не позволяют этого сделать. Не находите это подозрительным? Это игра одного против всех. Она понимает, чего он добивается — поймать любой шанс уничтожить Чимина окончательно с её помощью, — уверенно произносит адвокат, делая вид, что читает бумаги.
— А она защищает его, — заключает Тэ с тихим восхищением в голосе. — Моё сокровище.
— Умная девочка, — довольно шепчет Кэффри и тепло улыбается ей.
— Значит, и у тебя зародились подозрения, что куплен не только этот недоумок, но и судья? — не унимается Чонгук, нервно ёрзая на месте. — Такое вообще возможно? То есть… чёрт, это ведь судья.
— Не могу утверждать этого, но мне совершенно не нравится, как он ведёт слушание. Есть такое ощущение, что они все знают что-то, чего не знаем мы. Похоже, ты был прав, Тэхён. Никому здесь нельзя доверять.
— Зато посмотрите на эту «благопристойную» мать, она что-то больно нервничает, — шепчет Ким, разглядывая Смит. — Что-то идёт не совсем по плану?
— Возможно, надеялась, что Мэй скажет о ней что-то положительное.
— Я не понимаю. Она ведь была в вечер встречи Хиз и Чимина там, почему тогда они не спрашивают её об этом? Именно это важно, а не вся эта чушь, что Айронс здесь городит. Она видела своими глазами, в каком именно виде эта сучка уезжала от их дома, — тихо возмущается квотербек и рассерженно вздыхает, проводя рукой по волосам. — Бред какой-то.
— Верно, бред. Если только это дело заранее не проигрышно независимо от наших усилий, — едва слышно говорит Адам, задумчиво глядя на участников процесса.
— Что ты имеешь в виду?
— Вероятно, слушание строится так, потому что это кому-то выгодно? Заметь, как Ник аккуратно увиливает от опасных ответов или вопросов. Если Мэй озвучит, что на её матери не было ни царапины, то вся их линия обвинения развалится на кусочки. Они же понимали это изначально, — шепчет мужчина, а затем изучающе смотрит на своего оппонента. — Не позвать ребёнка сюда они не могли, поэтому он хочет просто вынудить её говорить о нём плохо, но не выходит. Дети обычно легко поддаются манипуляциям и наводящим вопросам, но с этой девочкой такой трюк не работает. У меня лишь один вопрос: принимает ли участие в этом всём Коллинз? Потому что если да, у меня очень плохие новости для вас.
— Вот же дерьмо, — шепчет Тэхён, начиная паниковать. — Хочешь сказать…
— Всякое возможно, — кивает адвокат и вновь переводит взгляд на Мэй, которая беззаботно болтает ногами и продолжает вести диалог с защитником Хизер. — Но я сделаю, что смогу.
Квотербек и Тэ переглядываются между собой, напряжённо думая о словах человека, который разбирается в судебных тонкостях получше них. Всё, что происходит, действительно неимоверно глупо выглядит, и даже у них вызывает множество подозрений. Если в размышлениях Адама есть хоть капля правды, то ситуация складывается очень паршиво. Они выгнали Чимина, не позволяют задавать нужные для дела вопросы Мэй и всячески пресекают им возможность каким-то образом повлиять на это. Их шансы на победу тают сейчас так же быстро, как и самообладание Пака во время его допроса. Но самое неприятное во всём этом, что, как оружие, сторона обвинения пытается использовать невинного ребёнка. Её раздражение заметно уже для всех. Тон её голоса становится всё грубее, ответы холоднее, а её прекрасные глаза метают просто чудовищные молнии похлеще самого Зевса. Она в одном шаге от бешенства, как и её отец, и если Айронс продолжит давить на неё своими домыслами и неуместными попытками навязать своё мнение, она остановит допрос своими же руками. <span class="footnote" id="fn_31402729_5"></span>
Каждое его чёртово слово Чонгук и Тэхён воспринимают уже очень настороженно или даже правильнее сказать враждебно, совершенно не понимая, почему он ведёт дело настолько грязно, но при этом хитро, а судья не задаёт никаких реально важных вопросов и не пытается разобраться в деле, а просто создаёт видимость своей работы. Этот адвокат явно цепляется за любую возможность в лице маленькой девочки, чтобы растоптать её отца безвозвратно. Ему словно необходимо получить от неё хоть что-то, что позволит нанести ещё один, но уже сокрушающий удар, только она этого не даёт, а тот в свою очередь начинает заметно злиться из-за неудачи. Его поведение становится всё напористее, и он с большим трудом сдерживает собственные эмоции, завуалированно агрессируя в её адрес. Но эта храбрая малышка, несмотря на все обстоятельства, стойко выносит его нападки на протяжении ещё нескольких долгих минут, и хоть она заметно устаёт от всего происходящего, ему так и не удаётся выбить из неё ни единого лишнего слова, из чего можно бы было составить ещё один смертный грех Пака.
В завершающей части всей этой глупой моральной пытки Коллинз наконец-то задаёт девочке самый важный и самый главный вопрос о том, с кем предпочтительнее для неё будет проживать в будущем. Мэй прерывисто вздыхает, одновременно ожидая и боясь этой секунды. Именно за этим она и пришла сюда, зная, что от её слов зависит многое. Но так ли это на самом деле сомневались уже все вокруг, кроме неё. Несколько секунд она, нахмурившись, напряжённо думает, будто взвешивая в своей голове что-то, прежде чем наконец-то ответить. Её большие и полные внутренней печали глаза задумчиво изучают пустой стул, где должен был всё это время сидеть Чимин, а затем они пытливо разглядывают Хизер, которая смотрит на неё в ответ с невероятной и ярко пылающей надеждой. Мэй усмехается уголком губ, до глубины своей невинной души поражаясь тому, что именно благодаря усилиям этой красивой и спокойной женщины они все сидят здесь.
Неужели, она действительно надеялась на то, что получит её расположение прямо сейчас? Поразительная наивность и глупость. Малышка искренне не понимала, с чего вообще Хизер решила, что имела на неё какое-то влияние? По каким причинам она ради неё должна предать того, кто являлся для неё всем миром? Верно, таких причин нет и быть не могло. Недостаточно быть просто той, кто подарила жизнь. Роль любящей матери включает в себя намного больше аспектов, с которыми та даже не пыталась справиться, испугавшись в самом начале долгого пути. Это именно она должна была стать для неё примером и опорой, но заслуживала в итоге только чувства глубокого разочарования и жалости. Но даже несмотря на всё это, большое сердце Мэй отзывалось какими-то слабыми импульсами на её немой зов. Она любила её, хоть та и не любила её в ответ столь же сильно.
Эти чувства разрушительны и принесут лишь множество сожалений, если она однажды позволит им завладеть собой без остатка. Именно об этом предупреждал её Чонгук в том личном разговоре, и теперь девочка это прекрасно понимает, глядя в глаза женщине, которой откровенно наплевать на ту боль, что она ей приносит подобными поступками. Эта власть над её сердцем — то, что так необходимо Хизер, а ей совершенно не хочется быть той, кто в конечном итоге будет бежать до конца дней за человеком, которому совсем не нужна.
Любовь матери — великая привилегия, доступная далеко не всем в этом мире. Но ни при каких условиях ребёнок не должен завоёвывать или вымаливать её, словно сладость за примерное поведение, она должна рождаться сама собой и быть подарена не через силу, а просто так. Все эти годы Мэй тайно в глубине души хранила шанс на реабилитацию для их отношений, но, к сожалению, невозможно спасти то, что априори неспособно существовать. Глядя на себя со стороны, она понимала, что необдуманно стала той, кто просил о любви совсем не у того человека. Холодная война ради каких-то своих целей для её мамы являлась важнейшим приоритетом, а не жизнь маленькой дочери. Никогда она не ценила её: ни в тот момент, когда оставила одну с отцом, ни сейчас, когда внезапно ворвалась в их мирное существование.
Девочка печально вздыхает, медленно моргая, и касается пальцами крошечного родимого пятнышка на запястье, робко улыбаясь. В точности такое же есть у её папы в таком же месте. Их маленькая особенность. Всегда оно служит для неё важнейшим напоминанием о том, что они отражение друг друга. Ей вдруг вновь становится невероятно стыдно, что её сердце предательски поддалось в какой-то момент глупым чувствам и она пошла у них на поводу, причинив ему боль. На самом деле, вот кто должен быть всегда для неё неоспоримым приоритетом, ведь только он никогда не предавал и не причинял ей боли. Только его крепкие объятия дарили ей чувство безопасности. Только за его надёжной спиной ей совсем ничего не было страшно. Только его ласковый голос успокаивал все тревоги. Только его важные слова лечили глубокие травмы. Только в его самых добрых глазах отражалась бесконечная любовь и крайняя степень нежности. Только он ежесекундно следовал с ней, держа за руку. Он каждый день её жизни находил в себе силы быть для неё ярким маяком, чтобы указывать верный путь. Всегда прежде она, а потом только он сам. Всегда лишь отдавал, но абсолютно ничего не просил взамен. Самая жестокая несправедливость на этом свете — очернять его, как отца, и никаким образом она не могла этого допустить. Эти люди должны услышать голос истины.
— Я — Пак Мэй. Дочь самого сильного человека, который смог подарить мне счастливую жизнь самостоятельно. Моя семья — Пак Чимин. Я ношу именно его фамилию, а не Смит, это многое значит. Каждый день рядом со мной был только он. Все мои победы и поражения именно он делил со мной. Только благодаря ему я всегда знала, что Хизер где-то есть и скучает. Именно он рассказывал мне красивые легенды о ней, утаивая всё плохое. Он лгал мне, потому что заботился. Плохо ли это? — тихо говорит она, отрешённо глядя перед собой и пожимая плечами. — Наверное, лгать же плохо. Я злилась на него за это, но теперь знаю, что всё это — правильное решение. Он так сильно не хотел разбивать моё сердце, в то время как женщина, которая родила меня, сделала это не раздумывая так много раз.
Она замолкает и тяжело вздыхает, как будто эта никому ненужная война забирает все её моральные силы, а после смотрит на двух людей в зале суда, которые для неё по-настоящему важны. Тэхён — её самый лучший друг. Ей невероятно нравится, что он относится к ней бережно и одновременно так равно. Между ними нет никакой разницы за исключением роста и возраста в официальных документах. Этот человек неизменно день ото дня дарит ей ощущение собственной важности и значимости её ещё в чём-то незрелого мнения. Он учит её жить. Бесконечно восхищается её умом, разделяет её интересы, аккуратно и правильно воспитывает, иногда заслуженно ругает и критикует абсолютно обосновано. Он даёт мудрые советы, поддерживает и оберегает, а его мудрые слова всегда заставляют её переосмыслить различные вещи. Он — её защита, ведь рядом с ним Мэй чувствует, что ей ничего не страшно. До их переезда в Нью-Йорк, к сожалению, он не мог быть часто рядом, но при этом находил возможности укреплять их особенную дружбу, и это так бесценно.
А вот квотербек занимает своё отдельное место в её сердце, хоть у них ещё и достаточно хрупкие отношения. Они буквально только зарождаются, как будто самый маленький цветок, но так или иначе, между ними уже сейчас образуется уникальная связь, которой нет между никем другим. Теперь её сила и надёжность зависит только от их общей деятельности и усилий, если кто-то из них опустит руки и не захочет работать над тем, что сейчас есть, то всё разрушится в одно мгновение. И на самом деле малышка в глубине души боится подобного исхода, потому что этот по-настоящему добрый парень смог завоевать её расположение.
Вряд ли она так легко скажет это вслух в ближайшее время, но она к нему привязалась. Между ними одновременно большая пропасть, но они так сильно похожи, что ей страшно от этого. В какой-то степени они — зеркальное отражение друг друга. И если у Чонгука не было выбора в отношениях с матерью, то у Мэй он есть сейчас. Именно его слова помогли ей в нужный момент разобраться в себе. И теперь она понимала, что как бы отчаянно не желала любви матери — это большая ошибка. В её душе больше не было желания отталкивать его, она почти всецело ему доверяла, ведь он бережно лелеял то, что и для неё являлось самой главной драгоценностью — сердце её отца. Он заслуживал свой единственный шанс на то, чтобы всё исправить, ведь действительно раскаивался о произошедших событиях в прошлом. И если она каким-то чудом способна была простить даже мать, то чем он хуже неё? Он сделал для неё намного больше за этот короткий промежуток, что они знакомы, чем эта женщина за десять лет.
— У нас с ним не идеальная семья, — продолжает Мэй, поднимая грустные глаза на судью и обращается только к нему в эту секунду. — Никто не утверждает, что между нами всегда всё хорошо. Мы проходим разные испытания и ошибаемся, но держимся друг за друга. Я люблю его больше всего на этом свете и не позволю унижать его человеческое достоинство. Он — мой супергерой, хотя бы потому что ему хватило всего лишь одной попытки для того, чтобы стать хорошим отцом. У мамы было целых десять шансов сделать это, ведь каждый год я ждала её, но она не воспользовалась ни одним из них. Тогда почему я должна хотеть жить с ней? Почему я должна понимать её? Почему должна сострадать ей? Я готова попытаться наладить отношения, потому что всё равно надеюсь на то, что в глубине души она меня любит, но жить хочу только с папой. Без него я никогда не буду счастлива, поэтому вы не должны забирать его у меня. Не должны, понимаете? Не допускайте эту ошибку.
Девочка заканчивает свою речь и тихо выдыхает, глядя на него с такой отчаянной надеждой. Всех в зале поражает её непреодолимое желание защитить Чимина и воззвать родную мать к голосу совести, несмотря на то, что они не общались столько лет. Сейчас перед ними всеми сидит маленький ребёнок, который попросту разбит собственными чувствами и лелеющий призрачную надежду на то, что эта война закончится для всех хорошим исходом. Хизер вновь смотрит на неё с блистающим в её глазах сожалением, но неясно за что именно: за сломанную жизнь или за жестокое предательство её неисполнимой мечты из-за мужчины? Она едва заметно отрицательно качает головой каким-то своим глубинным мыслям, а после стыдливо опускает голову и с трудом делает прерывистый вздох, будто её душат слёзы. Айронс смотрит на всё происходящее с полнейшим безразличием, а вот Коллинз заметно сконфужен словами Мэй и поэтому задумчиво хмурится, как будто её пронзительный взгляд заставляет что-то в нём дрогнуть. Мужчина по очереди смотрит на адвокатов и затем благодарно кивает малышке в знак того, что принимает её речь во внимание, а она поворачивается к Тэхёну и Чонгуку, сдержанно улыбаясь уголками губ, будто тем самым говоря, что сделала всё, что от неё зависит в данной ситуации.
***</p>
Это проклятое время до завершения заседания тянулось точно целую вечность. Казалось, что минуты практически замерли в оцепенении, намеренно издеваясь над выдержкой Чимина. <span class="footnote" id="fn_31402729_6"></span> Каждая секунда текла настолько медленно, что он успевал несколько сотен раз за это мгновение разбиться на части и собрать себя по кусочкам снова. Так долго всё тянулось, что он начинал практически сходить с ума от всей этой неизвестности и немыслимого напряжения. Бродил по холлу, не зная куда себя деть, а мысленно неимоверно корил своё нутро за несдержанность и неконтролируемую эмоциональность, потому что теперь лишился шанса слышать каждое слово, произнесённое в зале. Своими же руками он усугубил ситуацию для себя, и абсолютно не понимал, как можно всё исправить.
Сначала Пак не находил себе места в пустом коридоре, пытаясь подслушать, что там говорят, но понял, что это абсолютно бесполезное занятие. За тяжёлой дубовой дверью не было слышно ни черта, а все его жалкие попытки лишь ухудшали безумное эмоциональное напряжение и сильную дрожь в руках. Затем он мерил нетерпеливыми шагами пространство из угла в угол, загоняя себя всё больше в тупик потоком хаотичных мыслей, но когда здесь стали собираться люди для другого слушания и косо на него посматривать, то парень решил уйти и не нервировать их. Так или иначе, по завершению всего этого кошмара Чонгук и Тэхён обязательно найдут его и расскажут о том, что там происходило всё это время, ведь он дал им знать, куда именно отправился, коротким сообщением.
Он одновременно безумно желал, чтобы всё поскорее закончилось, и чудовищно боялся этого. Неизвестность пугала до одури, ведь Чимин не знал, чего ожидать от решающего слова судьи, но ещё хуже было узнать, что весь этот ад закончился его несправедливым поражением. Даже мысленно он представить себе не мог, что в итоге будет, если ему даже не дали возможности присутствовать во время такого важного процесса. Как его девочка справится с этим испытанием одна? Как будет отстаивать его права Адам? Что ещё выкинет Айронс, прежде чем окончательно растопчет его имя? Всё это совершенно недопустимо, ведь речь шла об опеке над его ребёнком, он обязан был быть с ней рядом в эту минуту. Но Пак очень сильно облажался и понимал, что кроме него никто не виноват в этом. Судья имел полное право применить разной степени санкции в его адрес за нарушение порядка в отношении участников процесса. Его импульсивность сегодня сыграла против него настолько сильно, что это подвергло риску абсолютно всё, включая их с Мэй дальнейшее будущее.
Разумеется, он может подать жалобу на этот неожиданный шаг Коллинза и добиваться пересмотра заседания уже с его непосредственным участием, но откровенно говоря, нет в этом никакого смысла. Во-первых, его исключение из зала расценивается как промежуточное решение и не препятствует дальнейшему процессу, а судьи, как правило, склонны рассматривать в таком случае обжалование данного ограничения вместе с жалобой на приговор. А Чимин не знает каким он будет, но его любое лишнее действие точно не поможет сейчас дальнейшему исходу. Пока он будет находиться в подвешенном состоянии вместе со своим адвокатом, процесс по вопросу опеки продолжит идти своим чередом, а это не то, что им нужно. И во-вторых, всё это болезненно скажется на Мэй. Ни при каких условиях он не допустит того, чтобы она проходила этот ужас вновь или принимала участие в нём даже косвенно. Ему хочется, чтобы она как можно скорее оказалась в безопасности и подальше от всего этого, поэтому предпочитает вести себя сейчас тихо. И без того он уже необдуманно создал им весомые проблемы.
Сейчас ему было необходимо просто собраться с силами, от него больше ничего не зависело. Он уже излишне импульсивно высказался, но каждое его слово было просто защитной реакцией. Впервые сегодня Чимин на собственной шкуре ощутил, что значит нечестный суд и ложные обвинения, и такой беспомощности он ещё никогда не чувствовал. Именно поэтому он и не способен был идти против совести, ведь это чувство не должен испытывать никто на свете, кто этого не заслуживает, а виновный всегда обязан нести справедливое наказание. Невыносимо трудно биться в закрытую дверь, когда тебя никто не слышит. Очевидно, что этот суд — удар только по нему, но почему тогда под раздачу попадает самое невинное создание на этом свете? Это крайне жестоко. Ему так сильно хочется обнять дочь и спрятать её от всего дерьма вокруг, но даже это сейчас сделать невозможно.
Он был бессилен. Парень полагался только на профессиональные умения своего адвоката и на собственную удачу, хоть и верилось уже с трудом в то, что победа в этом слушании вообще возможна. Большая часть представленных аргументов против него не имела никакого веса, но фотографии точно будут приняты во внимание, и это очень плохо. Несмотря на то, что «побои» Хиз, чёрт возьми, не имеют к нему никакого отношения, этого будет вполне достаточно в совокупности, чтобы заставить людей вокруг подумать о том, что он домашний тиран. В штатах серьёзно и остро относятся к теме насилия над женщинами и их права по большей части хорошо защищены. Паку оставалось надеяться лишь на то, что хоть кто-то на заседании просто не поверит на слово этим глупым обвинениям, а потребует более детального их рассмотрения.
У него так руки горели от желания разнести каждый тупой аргумент Айронса в отместку, но он не имел возможности сделать это без нужной подготовки, а времени на это было мало. Чимин даже на полном серьёзе хотел защищать себя самостоятельно, ведь в США нет нормативно-правового акта, который бы закреплял права адвоката в судопроизводстве, и, следуя прецедентному праву, не раз допускались подобные случаи на практике, только в последний момент рациональность взяла над ним верх. Он понимал, что не смог бы этого сделать идеально из-за собственных эмоций, впрочем, оказался прав. Парень знал, что имел право отстаивать свои интересы в качестве собственного защитника, только внутреннее предчувствие вовремя подсказало, что ему необходима помощь. В данном случае он поступил совершенно правильно и обезопасил себя, приняв решение довериться именно Кэффри. Их общая цель заключалась в том, чтобы подвергнуть сомнению фальсифицированные доказательства против него, и его напарник с этим вроде бы справлялся. Он выбрал его исходя из рекомендаций клиентов, и их совместно выстроенная линия аргументов должна была быть довольно убедительной, если тот правильно её преподнёсет.
Пака до жути раздражала вся эта ситуация в целом. Необоснованное и несоразмерное применение мер воздействия за попытку реализовать право на собственную защиту являлось для него просто пиком бессердечности, но, к сожалению, это решение правильное и соответствовало закону. Ему хотелось кричать на весь белый свет о том, что его исключили совершенно незаслуженно, но в тоже время он полностью согласен с тем, что его поведение было не совсем корректным. Судья Коллинз не мог закрыть на это глаза, даже зная то, что он единственный воспитывал Мэй на протяжении стольких лет, ведь обязан быть беспристрастным. К сожалению, на опыте Чимина не редко бывали случаи, когда не всегда верховные представители власти вели себя правомерно, а нагло переписывали закон и этикет под себя в удобной им форме. Они превышали свои процессуальные полномочия и оставались безнаказанными в итоге, а в данном деле подобные вещи для него огромный риск, ведь преимущество было далеко не на его стороне. Поэтому оставалось надеяться только на то, что судья будет так же честен и в вердикте.
Парень тяжело вздыхает в сотый раз, наверное, за последние десять минут и проводит ладонями по волосам, мягко оттягивая их пальцами. Его нервы взвинчены так сильно, что кажется, что в любую секунду его может стошнить от напряжения. Стены в комнате ожидания свидетелей практически на его глазах сдавливают всё пространство до размера угнетающей клетки, и единственное что могло бы спасти его сейчас — объятия дочери, но она до завершения слушания не появится рядом и не облегчит это состояние. Боже, это нестерпимо трудно — просто сидеть и ждать, сложа руки. <span class="footnote" id="fn_31402729_7"></span> Чимин бросает взгляд на наручные часы и прислушивается к шагам в коридоре, которых внезапно становится всё больше и больше. Кажется, они все двигаются по направлению к выходу, неужели всё это закончилось? И словно отвечая на его неозвученный вопрос, спустя несколько секунд в двери появляется Тэхён, а следом за ним и Чонгук.
По их лицам становится понятно только лишь то, что они находятся в состоянии глубокого шока. Оба выражают совершенно разные эмоции, но явно негативные. Чон выглядит совершенно растерянным и таким печальным, что сердце Чимина моментально сжимается в неприятном предчувствии. Его большие глаза такие невероятно испуганные, как будто квотербек не понимает, что делать дальше после случившегося. Он быстро хлопает своими длинными ресницами, ловя на себе изучающий взгляд, и затем приоткрывает губы, но так и не решается произнести вслух то, что собирался, а лишь тихо вздыхает.
А вот Ким, очевидно, даже не скрывает своего дикого бешенства. Он очень редко бывает именно вот таким необузданным, когда от злости сжимает челюсть до скрипа зубов, а руки в кулаки, намереваясь их использовать. Он мечется гневным взглядом из стороны в сторону, покусывая губы, и не знает, куда выплеснуть весь этот раскалившийся пыл внутри. Таким Пак видит его лишь в крайних случаях, когда происходит полное дерьмо, и от этого ему становится как-то слишком сильно не по себе. Ему чертовски страшно. Заметно, что они оба вымотаны тем, что там происходило на слушании, и всё ещё приходят в себя. Чимин с большим трудом собирает всю волю в кулак, а затем нетерпеливыми шагами пересекает комнату, практически подбегая к ним, и с замирающим сердцем спрашивает:
— Всё закончилось?
— Э-э-э… да, — отвечает Ким и нервно смеётся, а его желваки перекатываются на скульптурых скулах. — Закончилось, твою мать.
— Бро? Что случилось? Почему ты так взбешён? — с опаской спрашивает Чимин, мягко кладя руки на его плечи.
— Я ненавижу её. Всей своей душой ненавижу, — выплевывает со злобой слова Тэ и морщится. — Она сидела и просто молча смотрела на то, как тебя смешивают с грязью. Тебя! Человека, который воспитывает её ребёнка!
— Разве это удивительно? Чего ты ждал от неё? — хмыкает Пак и обнимает его. — Меня не заботит это.
— А меня заботит! Я не позволю вот так унижать тебя! Какого чёрта?! Ведёт себя, как последняя тварь неблагодарная!
— Эй, всё, — нежно говорит он, похлопывая его по спине, а затем аккуратно разрывает объятия. — Остынь. Лучше расскажи, что там происходило? Что тебя так сильно взбесило?
— У твоей тупой бывшей нет совести, вот что меня бесит.
— Она мне не бывшая.
— Да наплевать! Она дала согласие на то, чтобы Айронс уничтожил тебя!
— Ну… это ведь логично, мы же по разные стороны.
— Нет, ты не понял, бро. Он выдвинул прямые обвинения в том, что ты якобы её избил в тот вечер вашей встречи.
— Что? — ошеломлённо спрашивает Чимин, отшатываясь назад. — Но… какого чёрта?
— Он использовал те фотографии как доказательства, — медленно и спокойно поясняет Чонгук, понимая, что Тэхён на взводе и не способен нормально говорить. — Он уверял, что ты опасен для неё и для Мэй.
— Поверить не могу, — шепчет он, качая головой. — А Хизер? Что она сказала?
— Что дочь должна жить с ней.
— И судья принял во внимание их опасения на мой счёт? — удивляется Пак и делает ковычки пальцами в воздухе.
— Похоже, что так, — неуверенно произносит квотербек и бросает быстрый взгляд на Кима, который гневно пыхтит и шагает по комнате. — Когда ты ушёл, то вызвали Мэй, затем Адам задавал дополнительные вопросы Хизер. Она выглядела испуганной его напором, а потом просто перестала отвечать на что-либо.
— Чёрт бы побрал эту суку! — кричит Тэхён. — Она всё это начала, а потом слилась, когда уже поздно что-то исправлять!
— Они долго держали мою дочь? Как она себя чувствовала? Всё было в порядке? — интересуется Чимин, встревоженно хмурясь.
— Да, ты не волнуйся об этом. Она вела себя уверенно и спокойно. Айронс пытался задавать ей наводящие вопросы, но она так легко пресекла его попытки тебя обидеть.
— А что она сказала им? Ну… по поводу того, с кем хочет жить, — неуверенно интересуется он и прерывисто вздыхает.
— Твоя девочка сказала, что ты самый лучший отец на свете. Она попросила не забирать тебя у неё, — успокаивает его Чонгук и легко улыбается ему уголком губ. — Её речь была прекрасной. Жаль, что ты не слышал. Это всё очень сильно противоречит словам Хиз, и я надеюсь, что они услышат именно ребёнка, а не женщину, которая пропадала неизвестно где десять лет.
— Я знал, что моя крошка найдёт нужные слова, — говорит Пак с явным облегчением в тоне. — Что было после?
— Адам сражался за тебя как мог. Он так сильно отстаивал твои права. Несмотря на непредвиденные обстоятельства, старался всё исправить, — отвечает Чонгук, сразу же потупив взгляд. — А затем он ещё раз попросил позвать Мэй, чтобы задать ей вопросы.
— И? — спрашивает Чимин, озадаченно выгнув бровь. — Договаривай, что дальше?
— Они не позволили этого сделать.
— Как это? Почему?
— Психолог сказала, что у неё проявились признаки сильного стресса или что-то в этом вроде, и она не разрешила этого сделать повторно. Чушь грёбаная! Они просто знали, что Адам хочет спросить у неё! Хоть кто-то в этом суде на нашей стороне?! — выкрикивает разъярённо Ким. — Смит, Айронс, Коллинз, Уотс! Они все заодно, твою мать!
— Какой вердикт? — шепчет Пак обречённо, глядя перед собой в пустоту.
— Слушай… — начинает Чонгук и глубоко вздыхает, качнув головой, — я не хочу верить в то, что это значит, что всё очень плохо…
— Какой вердикт? — настойчиво повторяет он.
— Его пока нет, — отвечает парень.
— Что это значит? Что решил судья? Что он сказал? — недовольно спрашивает адвокат, мгновенно начиная злиться и бросая на него грозный взгляд.
— Он взял перерыв, — тихо говорит Чон и сочувственно смотрит на него.
— Но почему? — недоумевает Пак.
— Кроме опеки Айронс запросил рассмотреть показания Хиз в качестве отдельных доказательств по вопросу нападения и возможность привлечения тебя к ответственности за это.
— Им мало того, что они хотят лишить меня дочери?! — спрашивает Чимин и начинает болезненно смеяться, глядя на него глазами, полными шока и отчаяния. — Он хочет, чтобы на меня открыли дело за это?! За липовые побои?! Нет, нет, нет. Это же чушь. Этого не может быть.
Парень продолжает несколько секунд надрывно и хрирловато смеяться, запуская пальцы в волосы и не веря в то, что слышит, а затем медленно опускается на стул. Всё не просто плохо складывается, ситуация хуже некуда. Он абсолютно не понимает, как эти снимки могут быть прямым доказательством его вины в её избиении, если только весь судебный процесс не является заведомо подстроенным. Похоже, Тэхён прав в своих словах — они все заодно. Секрет их успеха, сложившегося на абсолютно несусветной чуши, объясняется только тем, что каждый важный участник суда куплен. Всё это дело рук одного человека, которому необходимо его согласие. Он показывает ему, что способен зайти так далеко? Потрясающе. Хизер ведь просто не могла провернуть всё это в одиночку, она действует в его интересах и не более. А Тай умышленно со всех сторон перекрывает ему кислород, не оставляя никакого выбора, кроме того, чтобы пойти добровольно против самого себя. Теперь вместо того, чтобы защищать свои права отца, ему придётся ещё и, возможно, отстаивать свои честь и достоинство.
— Паршивая тварь, я ей голову снесу. Пусть только попадётся мне на глаза. Меня ничего не остановит, — не унимается Ким, продолжая злиться на девушку.
— Остынь, ты совсем не помогаешь своей злостью, — говорит Чонгук, сочувственно хмурясь, и переводит взгляд на Пака, а затем опускается рядом с ним. — Слушай, я понимаю, ситуация сейчас выглядит ужасно, но может, всё не так плохо?
— Да я в полном дерьме, посмотри правде в глаза, — шепчет он, потирая виски.
— Но ты будешь присутствовать на вынесении приговора. Он сказал тебя вернуть. Давай тогда будем надеяться на хорошее, ладно? Нельзя раньше времени поддаваться панике.
— А если не будет ничего хорошего, Чонгук?! Что тогда?! Они не оставляют мне выбора, ты же видишь! Что я должен сделать сейчас?! Мы все это знаем! Сказать, что я согласен на все условия, чтобы обезопасить Мэй! — выкрикивает Чимин и с сожалением качает головой. — Чёрт! Прости, я не хотел.
— Всё хорошо, — шепчет квотербек и берёт его за руки, а затем нежно их поглаживает. — Тебе страшно, я понимаю.
— Я просто с ума схожу.
— Коллинз объяснил перерыв тем, что ему требуется время, чтобы принять окончательное решение. А вдруг мы зря считаем его предателем? — предполагает Чон, пытаясь его и себя хоть как-то утешить. — Вдруг он засомневался не в тебе, а именно в её искренности и хочет всё хорошо обдумать?
— А если он уже всё решил?
— Прошу тебя, успокойся, — неуверенно говорит парень, сжимая его ладони в знак поддержки.
— Я не понимаю каких ему недостаточно доказательств в мою защиту. Что у него вызывает сомнения в том, что это бред полный?
— Я не знаю, — говорит Чонгук и легко качает головой. — Он лишь сказал, что не смог принять решение, поэтому берёт перерыв для детального рассмотрения представленных аргументов сторон.
— Они хотят обвинить меня в нападении, которого не было. Из-за этого я вообще могу выйти из зала суда в наручниках. Все её травмы — сплошной грим, фотографии — ложь, а мою дочь не хотят слушать, потому что боятся правды. Так не бывает, понимаешь?
— Просто весь этот суд — цирк какой-то, — говорит Тэхён.
— Я должен пойти на все условия, чтобы это остановить. Другого выхода нет, — тихо говорит Чимин.
— Бро, успокойся. Ты паникуешь, — говорит друг, мягко кладя ладонь на его голову и ерошит волосы. — Мы справимся с этим вместе. Придумаем что-то, да? Нужно просто как-то взять себя сейчас в руки и победить её. Никто не отдаст ей Мэй.
— Это не Хизер, — шепчет Пак, растерянно моргая. — Всё это творит не она.
— А этот её мешок с деньгами? — спрашивает Тэ, недоумённо глядя сначала на Чонгука, а после на него. — Если он такой всемогущий, то почему свой зад не может вытащить из тюрьмы без твоей помощи?
— Я знаю столько же, сколько и ты, — отвечает он, бросая сосредоточенный взгляд на дверь, где слышны чужие голоса. — Понятно только то, что она просто оружие. Похоже, я кому-то очень навредил.
— Почему ты так думаешь? — удивляется Чонгук.
— Кто-то целенаправленно хочет разрушить мою карьеру. Сами посмотрите, кто-то вынуждает меня принимать решение, которое заставит пойти против совести. Это дело закопает всё, на чём строилась моя профессиональная репутация. Алекс со мной попрощается, и я лишусь работы. У меня не получится подняться так же высоко, потому что доверие будет потеряно. И независимо от того выиграю или проиграю, если я стану на защиту Тая — всё будет кончено. Если бы дело было лишь в Мэй, то всё не зашло бы так далеко. Это будто… месть.
— Выходит, ты одновременно полезен и мешаешь кому-то, — заключает квотербек, задумчиво сводя брови.
— И я предполагаю, что эти люди взаимосвязаны. Судя по всему, для бойфренда Хиз я полезен, раз он схватился за меня. Не знаю, какая у него цель на самом деле, но я ему зачем-то нужен. Но вряд ли я стою у него на пути, получается, что есть кто-то ещё, кто работает с ним против меня.
— Тот, кто и хочет тебя таким образом устранить. Оба тебя используют и получают то, что им выгодно. Логично звучит, но кто же это? — спрашивает Ким, разводя руками.
— Понятия не имею. Род моей деятельности помог мне нажить врагов за эти годы, — шепчет адвокат и медленно опускает отрешённый взгляд в пол.
Он сразу же вспоминает слова Криста, только сейчас понимая, насколько же тот, похоже, был прав. Все эти манипуляции со стороны Хизер хорошо реализованы, но продуманы другим человеком. Она просто послушно исполняла все указания, так как болезненно зависима от его внимания и любви, а, возможно, он ей самой чем-то угрожал. Чимин сразу обратил внимание на реакцию девушки в суде на происходящее. Она была какой-то слишком неоднозначной, как будто ей стыдно за то, что сама же делала, или даже сожалела, потому что так и не осмелилась поднять на него глаза, но при этом твердила заученные слова. Но он чётко видел, когда молил её остановиться, что в ней что-то заметно дрогнуло. Если его проигрыш её главная цель во всём этом, разве она не должна была ликовать в этот момент?
Сегодня совместными усилиями с её единомышленниками ей удалось нанести сильный и просто обезоруживающий удар ему. И в то же время Пак понимал, что все эти действия не просто лишат его работы, они буквально вынудят его играть грязным образом против закона. Кто-то тем самым словно хотел показать ему, что он, как и все, пойдёт по головам, если того будут требовать его личные обстоятельства. Кто-то определённо поставил целью растоптать его чистую перед законом и совестью личность, и самое ужасное было то, что таких желающих действительно, возможно, было много. Он не единожды наживал себе врагов и завистников, побеждая в судах. <span class="footnote" id="fn_31402729_8"></span>
Чимин морщится с отвращением, с трудом перебарывая приступ гнева, а затем резко вздрагивает, слыша какой-то шум в холле. Отчётливо раздаются несколько голосов с разными вопросами, и его слух улавливает словосочетание «Christ Protection». Похоже, кто-то из жёлтой прессы узнал про личное разбирательство адвоката одной из самых успешных юридических фирм в городе Нью-Йорк. Даже если они не найдут здесь ничего стоящего, то их работа обязывает проверить грязные слухи, это никак не могло остаться без внимания. Парни переглядываются между собой, когда узнают громкий тон Айронса, который заявляет, что не будет давать никакие комментарии. И в тот момент, когда они догадываются, что журналисты атакуют именно сторону обвинения, дверь в комнату ожидания внезапно открывается. В помещение забегает Хизер и быстро скрывается от настойчивого и ненужного ей внимания, упираясь лбом в деревянную поверхность перед собой и тяжело дыша.
Несколько первых секунд она наслаждается тишиной и не видит, что за её спиной стоят трое парней, готовые разорвать её сейчас на части от бешенства, каждый из-за своих личных причин. В этот момент, Пака атакует противное и болезненное чувство невыносимой несправедливости. Именно эта девушка нагло и открыто им манипулирует, выставляя его ужасным человеком, но при этом сама же находится в какой-то странной ловушке. И разница между ними заключается в том, что она не хочет спасти себя, а Чимин пытается, но не понимает что нужно делать, чтобы не уничтожить себя и своё будущее. Он словно попал в безвыходный тупик и просто топчется на месте, никак не находя выход.
— Ну какое же прекрасное совпадение, я как раз ждал тебя для того, чтобы прикончить, — до ужаса угрожающе говорит Тэхён, делая быстрые шаги к ней.
— Эй, эй, эй! Спокойнее, друг! — предостерегает его Чонгук и следует за ним.
Девушка резко оборачивается и испуганно смотрит на них по очереди. Она слишком быстро и отчётливо понимает, что отступать некуда, ведь за спиной — настоящее сборище кровожадных шакалов, жаждущих грязных новостей. Журналисты из жёлтой прессы подобного типа вертятся в суде или у здания в ожидании каких-то сплетен, которые можно выгодно продать за немалые деньги, а она всячески избегает излишнего внимания к своей личности. Хизер неосознанно сжимается в маленький комок и не издаёт ни звука, задержав дыхание, когда Ким подходит к ней вплотную и с громким хлопком кладёт руку на дверь возле её головы, тем самым перекрывая путь к возможному побегу. Квотербек приближается к нему и на всякий случай придерживает за плечо, чтобы не позволить ему сделать какую-то необдуманную глупость.
— Привет, Барби, — с издёвкой произносит он и улыбается какой-то безумной улыбкой, словно ненормальный.
— Что ты себе позволяешь?! — тихо возмущается она. — Отдойди от меня.
— Что я себе позволяю? Это что ты, твою мать, вытворяешь?! — шёпотом, но с колючей злостью интересуется парень, нагло выгнув бровь.
— О чём ты говоришь?
— Не строй из себя дуру, Смит, — практически рычит Тэ, легко ударяя по деревянной поверхности от нарастающего бешенства.
— Я не понимаю, чего ты хочешь от меня? — шепчет испуганно девушка, глядя на него своими огромными глазами.
— Хочу, чтобы ты мне объяснила, почему вдруг стала такой мразью.
— Я не…
— Не увиливай и не лги мне, — грозно произносит он, отделяя слова интонацией.
— Я… я сейчас закричу, если ты будешь... со мной так говорить. Ты меня очень пугаешь, — едва слышно говорит она, запинаясь.
— Валяй, можешь прямо из этой комнаты пойти и на меня написать заявление. По крайней мере, в этот раз твои обвинения будут не грёбаной ложью. Я действительно хочу, чтобы ты меня боялась.
— Тэ, хватит, — говорит Чимин предупреждающе. — Если услышат, то у нас могут быть проблемы.
— Даже не думай, бро. Из-за неё мы уже в полной заднице, — рявкает недовольно парень и накручивает прядь её волос на палец. — Эта бестолковая идиотка привела тебя и твою дочь в зал суда. Она обвинила тебя в насилии. Она провоцировала тебя ради фотографий. Она предоставила видео с той вечеринки.
— Это не...
— Закрой свой рот сейчас, если не собираешься извиниться за то, что ты устроила ради своего богатенького ублюдка. Мне продолжать список её грехов?
— Своей агрессией ты не спасёшь ни меня, ни Мэй, — говорит Пак и тяжело вздыхает. — Оставь её.
— Да. Я действительно не могу ничего сделать, но пусть знает, что я о ней думаю. Ей это не повредит, — говорит Ким, слегка склоняя голову на бок, и испепеляющим взглядом обводит её лицо. — Знаешь, я тебя ещё со школы не выносил, и твои невинные глаза на меня никогда не работали. Ты меня только раздражала. Всегда была просто невероятной дурой, что в тебе только могло заинтересовать кого-то? Бестолковая, легкомысленная и совершенно неинтересная. Открыть тебе секрет? Некоторые даже не знали, как тебя зовут, а называли «та девчонка, что бегает за Кэр». Никто в нашей компании не воспринимал тебя всерьёз. Никто не хотел с тобой таскаться и приглашать на тусовки. И никто от тебя не ждал ничего, потому что вся твоя жизнь вертелась только вокруг такой же пустоголовой подружки. Но как же все мы ошибались на твой счёт, чёрт возьми. Оказалось, что на самом деле ты удивительно расчетливая дрянь, гораздо хуже самой Палмер. Как ты, не имея образования, достаточного уровня эрудиции и нормальной работы за плечами выбилась в люди из той дыры в Массачусетсе, где ночами работала в баре? — интересуется он и хитро улыбается, замечая растерянность в её глазах. — Думала, никто не знает ничего о тебе? Манчестер, Хартфорд, Куинси, Вустер, и это только часть тех мест, где ты пыталась задержаться.