~20~ (2/2)

— Я не...

— Забавно, что ты поняла всё даже раньше меня, хотя мы абсолютно чужие друг другу люди, — говорит Чонгук и насмешливо улыбается, а женщина словно цепенеет.

— Что я... поняла? — испуганно спрашивает она, оторопев от такого поворота разговора.

— Ох, ты даже не представляешь, как сильно была права, — отвечает квотербек и довольно ухмыляется уголком губ. — Наверное, впервые в жизни.

— Да о чём ты говоришь? Может, ты объяснишь? — продолжает изображать непонимание Джоси, беря себя в руки.

— Ты очень хорошо всё понимаешь, — мягко говорит парень и гладит её по плечу в заботливом жесте. — Просто тебе очень сильно нравится отрицать эту часть меня, этому ты и меня научила. Я догадываюсь, почему ты это делала. Ты полагала, что спасаешь меня, хотя это твои личные проблемы. Откуда это в тебе, мамочка?

— Нет у меня никаких проблем! — рявкает она оскорблённо. — Ты говоришь какую-то чушь!

— Тебя в школе обижали сверстники? Или дедушка с бабушкой растили в страшной строгости?

— Нет! Ты прекрасно знаешь, какая у меня была семья и…

— Тогда, может быть, ты просто была влюблена в самую красивую девчонку в своей частной школе, где училась, но она тебя жестоко отвергла? Или просто ты задушила эти чувства в себе, потому что семьям вроде нашей позволено любить только тех, кто станет выгодным союзом? Дедушка никогда бы не понял подобное. Так по какой из этих причин ты так сильно ненавидишь и презираешь людей, как Чимин? Тех, кто отличается от других своими любовными интересами. Ты же поняла, что он в меня влюблён, верно? — спрашивает Чонгук и прожигает выжидающим взглядом её профиль с гордо приподнятым носом. — В старших классах ты просто на дух его не переносила без весомых причин.

Он замечает, как дёргается шея женщины, когда она нервно сглатывает застрявший ком в горле, и как она делает шумный вдох носом, едва сдерживая слёзы. Его мать с силой сжимает ручки кресла до побелевших костяшек, словно желает вцепиться своими длинными ногтями ему в горло, и он понимает, что зашёл слишком далеко. Он копнул так глубоко, что, вероятно, назвал истинную причину её принципиальной позиции касаемо однополых отношений: или она родилась такой и была так воспитана, или же когда-то её сильно ранили подобные чувства. Но независимо от того, что легло в истоки этого, конечный результат был печальным, ведь это стало основой её ненависти к Чимину. К парню, который не являлся причиной ни одной из её проблем.

— Прекрати! Это чушь! — выкрикивает она, скидывая его руку с себя. — Не смей говорить со мной в таком тоне и о таких вещах! Мне наплевать на него! Я беспокоилась только о тебе!

— Кто нанёс тебе такую глубокую травму, что тебе омерзительно даже говорить о чуждой тебе ориентации? Почему ты стала такой?

— Хватит, Чонгук! Замолчи!

— Злишься? Я тоже, мама, очень злюсь на тебя. Недавно я осознал, как же сильно ненавижу тебя за то, что ты внушила мне, что любить его — это аморальное отклонение, — произносит парень и мягко улыбается, думая о Паке. — Я зря потратил столько лет, убивая в себе совершенно не те чувства. Из сердца я должен был вырывать именно тебя, а не его.

Он ласково и коротко целует её в висок и женщина легко вздрагивает от этого действия, крепко зажмуриваясь. Парень нежно и с заботой проводит ладонями по её напряжённым плечам и затем выпрямляется во весь рост. Джоси сидит неподвижно и практически не дыша, словно осознаёт всё услышанное разом. Лишь спустя несколько секунд она делает глубокий вдох, когда сын прекращает с ней телесный контакт. В кармане пиджака квотербек чувствует вибрацию телефона, поэтому сразу же достаёт его и не может сдержать влюблённой улыбки, видя имя абонента. Он делает несколько торопливых шагов в сторону, увеличивая свою зону комфорта между собой и матерью, а после сразу отвечает.

— Привет, — радостно говорит он, оглянувшись на женщину, которая медленно встаёт и берёт сумочку со стола, находясь ещё в полной растерянности, и явно злится.

— Привет, квотербек, — тихо говорит Чимин каким-то странным, словно уставшим тоном. — Скучал?

— А ты?

— Самую малость.

— Вот и я совсем немного, — говорит Чон, ероша волосы. — Как ты?

— Вроде бы в порядке, но… нет, не в порядке, если честно. У меня ужасно трудный день, — признаётся Пак и тяжело вздыхает.

— Что-то случилось? — встревоженно спрашивает Чонгук, сразу же хмурясь.

— Нет. Нет, всё хорошо. Просто я хотел тебя услышать именно сейчас. Мне уже стало гораздо лучше. Если ты не занят, то можешь со мной немного поговорить? Мне нужно как-то занять свои мысли от всякой ерунды.

— Я уже освободился от дел. Могу даже к тебе приехать, если это нужно, — предлагает Чон, мысленно умоляя его согласиться.

— Правда? — удивляется адвокат, явно широко улыбаясь. — Было бы просто идеально.

— Тогда я выезжаю прямо сейчас.

— Спасибо, — благодарно говорит он и облегчённо выдыхает.

Чонгук, глупо улыбаясь, сбрасывает вызов и без всяких объяснений направляется к двери на выход, даже не взглянув на мать. Его сейчас уже не волнует ничего из того, что она планировала ему сказать ещё, потому что он слишком обеспокоен странным и грустным голосом Пака на том конце провода. Зная его, то, должно быть, что-то натворила Хизер или Мэй, это те самые две причины, которые способны выбить его из равновесия. И обе эти причины именно сейчас могут взорваться в любой момент. Нужно как можно скорее оказаться рядом с ним и узнать в чём дело. Неспроста он позвонил и хотел с ним поговорить, ему явно требуется моральная поддержка.

— Мы с тобой не договорили. Далеко ты собрался? — раздаётся строгий голос Джоси со знакомым тоном.

— К своему бойфренду, если тебе это действительно интересно, — отвечает Чонгук, усмехнувшись и нагло выгнув бровь. — Может, поведу его на свидание. А может, увезу его в Вегас и женюсь там.

— Это, наверное, должно быть смешно? — раздражённо фыркает она, испепеляя его гневным взглядом.

— А разве похоже, что я шучу?

— Куда ты уезжаешь?

— Я уже тебе ответил, мама, — невинно отвечает он, глядя на неё и злорадно улыбаясь. Он доволен собой, потому что крайне редко удаётся на лице матери увидеть такие живые эмоции. — Передать ему привет?

— Ведёшь себя, как бестолковый ребёнок. Ты должен быть завтра на приёме. Отель «The Plaza», большой бальный зал, начало в семь вечера, — говорит Джоси таким до боли знакомым приказным тоном, что парень сразу чувствует себя неуютно.

Он не показывает внешне, что внутри его буквально передёргивает от того, насколько неприятно это всё звучит. Это навевает не самые хорошие воспоминания о его жизни, но ни за что нельзя вновь показать ей, что это каким-то образом опять задевает. Ему только сейчас удалось поставить её на место и наглядно продемонстрировать, что он уже не будет послушно бегать за ней по одному её слову, поэтому не должен допустить обнуления маленького успеха. Нужно держать себя в руках чего бы это ни стоило. Чон фальшиво усмехается, застёгивая пиджак, тем самым скрывая свою нервозность, и говорит:

— Это не звучит как просьба.

— А это и не просьба. Ты или будешь там…

— Или? — спрашивает парень и вопросительно приподнимает бровь.

— Очень сильно пожалеешь, что будешь отсутствовать.

— Ты мне что, опять угрожаешь? — удивляется квотербек, становясь в пол-оборота к ней и к выходу, а затем смеётся. — Мама, ну мы же уже не в школе. Неужели, ты думаешь, что можешь использовать этот приём?

— Разве это выглядит так? Ну что ты, дорогой, — отвечает Джоси, невинно улыбаясь. — Я просто хотела сказать, что от твоего поведения сейчас зависит очень многое.

— Например?

— Насколько я буду зла на тебя. А ты же знаешь, когда я злюсь — не происходит ничего хорошего.

— Я ведь просил тебя как можно реже вмешивать меня в светские мероприятия. Я не переношу их. Разберись с этим сама.

— На этом вечере будет возможность познакомить тебя с важным человеком, — говорит она и медленно подходит к нему, выстукивая шпильками по мраморному полу.

— Ты всегда так говоришь, — недовольно фыркает парень, качнув головой.

— На этот раз он действительно предельно важен для нас. Это вопрос нашего будущего.

— Ты хотела сказать «твоего»?

— Нет, нашего. Ты обязан поговорить лично с этим человеком.

— Так может, ты и сама прекрасно справишься с этим? — предлагает квотербек, устало вздохнув. — Кажется, из нас двоих именно ты безупречна в умении говорить с такими людьми и очаровывать их, а вот я легко могу всё испортить.

— Ты приедешь, Чонгук, — уверенно говорит она, поправляя ворот его рубашки.

— И это приказ, — хмыкает парень, высокомерно приподнимая подбородок.

— Ты правильно всё понял. Да, это приказ, — говорит женщина и мягко улыбается ему. — А если ты, моя радость, решишь вновь, что имеешь право унижать меня перед гостями глупыми побегами, то мне придётся говорить с тобой в другой манере. Не вынуждай меня злиться, ты же не хочешь, чтобы я вновь выбирала тебе друзей?

После этих слов Джоси ласково целует его в щёку и выходит в коридор, оставляя парня в полном недоумении. Ему абсолютно не нравится то, как она произнесла последние слова, потому что от них не несло ничем хорошим. Она практически прямо говорит, что лишит его вновь того, что он любит. Эта женщина действительно способна забрать у него всё, и это квотербек уже отлично знает не понаслышке. А он точно не готов ни при каких обстоятельствах вновь лишиться самого дорогого, ведь ему таких больших усилий стоило вернуть Чимина снова в свою жизнь. Она абсолютно точно имеет ввиду именно его, потому что это единственное, чем он дорожит. Его мать может пойти на многое ради своей цели, а значит, она не оставляет ему сейчас выбора и ему придётся ещё немного быть послушным сыном. До тех пор, пока он не придумает, как обезопасить себя от неё и научится быть полностью независимым, ему больше ничего не остаётся, как играть по её правилам.

***</p>

Неприятно взволнованный из-за грустного голоса в телефонном разговоре и одновременно приятно взбудораженный из-за встречи с его обладателем Чон спешил к знакомому таунхаусу с красной дверью уже спустя полчаса езды по полупустым перекрёсткам города. <span class="footnote" id="fn_30326109_7"></span> Он боялся, что случилось что-то по-настоящему паршивое, потому что адвокат не тот человек, которого легко можно чем-то расстроить. Но он был таким огорчённым, что это не могло оставаться незамеченным. Квотербек сразу же начал переживать об этом и всю дорогу думал о том, что могло погрузить в такое состояние Пака.

Самым страшным будет, наверное, услышать от него плохие новости о разбирательстве. Вдруг Хизер сделала что-то ужасное? Формально, разумеется, она мало на что способна без решения суда, но эта девушка абсолютно непредсказуемая личность и могла бы выкинуть, пожалуй, абсолютно что угодно. А что если она вообще просто забрала Мэй и увезла её в неизвестном направлении? Хотя нет, это глупость. Будь это так, то уже бы весь Нью-Йорк стоял на ушах. А вот вполне себе правдивый вариант, что она могла бы каким-то образом настроить малышку против отца. Гадать, конечно, можно просто бесконечно, но Чонгуку не терпелось узнать всё лично от него. Не стал бы парень по какому-то пустяку звать его вечером к ним домой, зная, что дочь не будет в восторге от этого, она ведь обозначила свою позицию. Все эти мысли начинают не на шутку угнетать, поэтому он быстро встряхивает головой, прогоняя их, и бросает любопытный взгляд на тёмные окна.

Тусклый свет горит, похоже, только в холле на первом этаже, а во всём доме словно вообще никого нет. Неприятное предчувствие разрастается в груди всё сильнее и больно терзает его встревоженное сердце, как какие-то острые шипы. Не нравится квотербеку всё это. Учитывая, в каком состоянии ему удалось увидеть Пака пару дней назад, основания нервничать действительно есть.

Чон в десять больших шагов преодолевает оставшееся расстояние до крыльца, а потом несколько раз сжимает в кулак и разжимает пальцы от волнения, поднимая руку напротив звонка. Так тихо за дверью, что какой-то странный и неприятный холод пробегает у него по позвонкам. Наверное, он зря так сильно переживает, но иначе не выходит. Это получается как-то само собой, потому что Чимин для него слишком важен, а этот голос не давал покоя всю дорогу сюда. Парень пару мгновений слушает собственное напряжённое дыхание, а затем решительно звонит. Раздаётся мелодичный звон, напоминающий птичью трель, но потом наступает глухая тишина. Такая странная и очень долгая. Кажется, что проходит несколько бесконечных минут, прежде чем квотербек различает за дверью мягкие и едва слышные шаги. А когда она наконец-то плавно открывается, то в ту же секунду у него сердце в пятки убегает от облегчения и радости. Как же сильно, чёрт возьми, он по нему скучал, оказывается. Чонгук быстро моргает, оглядывая его с ног до головы пару раз, и потом восхищённо вздыхает.

Чимин выглядит таким невероятно уютным, как самое комфортное и безопасное место на этом свете. Так непривычно видеть его не строгим, элегантным, безукоризненно прекрасным в каждой детали или щеголеватым, а просто обычным и домашним парнем. Безусловно, Пак просто великолепен, когда выходит за порог этого дома в роли непобедимого мистера адвоката, но видеть его вот таким так по-хорошему странно. Он стоит на расстоянии вытянутой руки в голубых рваных джинсах и в футболке с эмблемой школы Конкорда, которая явно на несколько размеров больше нужного. Его всегда уложенные волосы сейчас находятся в лёгком беспорядке, будто он постоянно проводил по ним рукой, а самым милым является то, что он босой, и несмотря ни на что всё равно похож на произведение искусства. Этот внешний вид ранит Чона в самое сердце, поэтому у него подкашиваются ноги на одно мгновение от его красоты. Он такой абсолютно простой, но при этом самый потрясающий мужчина, забравший всё внимание на себя и, похоже, его сердце.

Квотербеку больших усилий стоит собрать все свои разбежавшиеся в разные стороны мысли в кучу, и он почему-то неловко мнётся, почёсывая затылок, как будто его вовсе не приглашал сюда человек напротив. Откуда-то взявшееся смущение заставляет его щёки вспыхнуть румянцем и потупить взгляд. Сердце, как какая-то испуганная пташка, начинает трепетать в груди, и он чувствует себя таким влюблённым мальчишкой. Он, перебарывая эти неуместные эмоции, снова поднимает радостные глаза на Пака и замечает лёгкую и странную улыбку на его губах, когда тот прислоняется виском к двери.

— Ты приехал, — тихо, но невозможно ликующе произносит Чимин.

— Разве я мог не приехать? Теперь я держу слово, — говорит Чонгук и застенчиво, но очаровательно улыбается в ответ.

— Не стой там, проходи. Я тебя так ждал.

Хозяин дома затаскивает его внутрь за руку, и квотербек делает несколько торопливых шагов вперёд, проходя в небольшой коридор. Он медленно снимает пиджак, осматриваясь вокруг, и сразу обращает внимание на тусклый свет нескольких бра на стенах, которые погружают помещение в привлекательный полумрак. Чон внимательно прислушивается и понимает, что в доме очень тихо, совсем никаких звуков. Для сна слишком рано даже для ребёнка, но, может быть, Мэй уснула раньше обычного или чем-то увлечённо занята наверху, потому что её присутствие совершенно не ощущается. Наверное, в глубине души парень боится именно этой встречи с ней. Его очень пугает перспектива очередной ссоры, которую его присутствие может спровоцировать, а это точно не то, что нужно сейчас Чимину.

Чонгук глубоко вздыхает, думая об этом, и слегка вздрагивает от тихого щелчка, когда дверь за его спиной закрывается. Парень вешает пиджак и собирается пройти дальше, но Пак вдруг аккуратно хватает его за шлёвку сзади на поясе брюк, тем самым не давая сделать ещё один шаг вперёд. Квотербек на секунду замирает, распахивая глаза в удивлении, но затем медленно поворачивается к нему с колотящимся сердцем. Чимин смотрит на него изучающе и с любопытством, склонив голову на бок и словно изучая реакцию на это, но потом не даёт даже ни о чём подумать, а вместо этого просто крепко обнимает. Он так нежно кладёт руки на его плечи и затем так крепко сжимает его шею ими, что квотербек с трудом дышит из-за этого разрушительного действия для его самообладания, но буквально тонет в нём с блаженной улыбкой на лице.

Это было так неожиданно, но приятно, что он вдруг абсолютно теряется и не знает, как себя вести. Ещё сложно привыкнуть к тому, что Пак вот так легко дарит ему свои объятия, ведь совсем недавно он и слышать его не хотел. Это словно сказка наяву, и ему так невыносимо нравится пропадать в этом удивительном ощущении собственной нужности кому-то. Кажется, впервые адвокат в прямом смысле этого слова бросается в его руки, находя в них своё личное спасение, и это не может не радовать влюблённое по уши сердце Чонгука. Оно начинает стучать ещё быстрее, до той самой степени, что от этого становится больно в груди. Безжалостно оно отбивает неимоверно бешеный темп и совсем не успокаивается, а только лишь сильнее разбегается, когда парень запускает так привычно и бережно пальцы в его волосы на затылке, а после неторопливо их перебирает.

Чон уже значительно решительнее, чем во все прошлые моменты их тесного контакта, кладёт ладони на его талию и окольцовывает её в надёжное облако безопасности. Чёрт, она кажется такой безумно тонкой и хрупкой под широкой мягкой тканью, но хватка рук на шее напоминает о том, насколько это изящное тело на самом деле сильное и выносливое. Квотербек прижимает его ближе к себе и плавно ведёт кистями вверх по изящным волнам выступающих рёбер, а после обхватывает надёжную спину, как свой незаменимый в этом бесконечном шторме спасательный круг. Неземную, волшебную и умиротворяющую безмятежность — вот что он испытывает, когда держит в объятиях самое дорогое, что у него есть в жизни. Ему так хорошо в этот миг, что он не мог сдержать счастливую и спокойную улыбку, ласково утыкаясь носом в горячую кожу чужой шеи, а она как назло так умопомрачительно пахнет невероятным парфюмом, что это лишь усугубляет его дикое желание расцеловать каждый её сантиметр. Так приятно он дурманит его, что хочется добровольно потерять над собой контроль и позволить себе эту маленькую слабость, но не здесь и не сейчас. Ему удаётся взять себя в руки из-за осознания, что Мэй в доме, и ещё потому что Чимин аккуратно увеличивает расстояние между ними, отодвигаясь, но он не отходит.

Адвокат слегка прищуривает заметно уставшие и немного грустные глаза, пристально рассматривая лицо своего самого важного гостя, а потом мягко сжимает его щёки одной ладонью, как ребёнку, и притягивает к себе. Он оставляет на губах парня мокрый, но короткий и очень трепетный поцелуй, а Чонгук чувствует его резкое обжигающее дыхание, от которого у него моментально пробегают мурашки вдоль позвоночника. Они могут себе позволить и поцелуи, с ума сойти. Оказывается, это такая огромная привилегия целовать того, кого желают душа, сердце и тело. Квотербек хотел этого так долго, противился, но в конечном итоге не смог бороться с собственным внутренним голосом. Чон изучающе и долго смотрит на очаровательное лицо напротив, на котором отражается лёгкая тревога, а Пак в этот момент улыбается ему и явно старается держать какие-то переживания глубоко внутри себя.

— С тобой всё в порядке? У тебя был грустный голос по телефону, — говорит Чонгук обеспокоенно.

— Да? — невинно спрашивает Чимин, а его глаза удивлённо распахиваются как у маленького мальчика.

— Я волновался. С тобой всё хорошо?

— Наверное, — тихо говорит он, задумчиво разглядывая ворот его белоснежной рубашки, и очаровательно морщит нос. — По правде говоря, не совсем.

— Что-то случилось?

— Скорее, нет… да. Смотря как об этом думать. Дело в том, что мне нужно было как-то успокоиться. Я полагал, что справлюсь с этим сам, — отвечает Чимин и разочарованно вздыхает, — не вышло. Я очень сильно нервничал, но понял, что мысли о тебе мне помогали, поэтому и позвонил. Ты же не против?

— Мне нетрудно было приехать, ты ведь знаешь. Я рад быть здесь, — отвечает Чон и подбадривающе улыбается ему уголком губ.

— Знаю, — говорит адвокат и вновь обнимает его, но уже мягче и спокойнее. — Если честно, я очень скучал.

— Ты бы был немного осторожнее в выражениях или говори потише. Мэй такое не очень понравится, — предостерегает парень и негромко смеётся, бросая взгляд на лестницу.

— Её нет дома, — отвечает Пак, аккуратно отстраняясь, а затем лениво проводит рукой по его волосам. — Так что могу говорить всё, что хочу.

— Её нет? В семь вечера? — удивляется Чон, приподнимая брови в недоумении.

— Да, я отпустил её, — поясняет он, тяжело выдыхая.

— Как это? Куда это?

— К Хизер. В шоке, да? Я тоже, но у них вроде как деловая встреча. Они должны поговорить, потому что у Мэй накопилось множество вопросов к ней, — говорит Чимин, натягивая обворожительную улыбку, скрывая за ней волнение.

— Ты шутишь? — спрашивает квотербек, отрицательно махнув головой и нахмурившись.

— Вовсе нет. Собственно поэтому я и пытаюсь как-то себя отвлечь. Для меня сам факт того, что они находятся вместе — какая-то изощрённая пытка. Но я слишком хорошо понимаю, что это нужно именно моей дочери. Это сложно для меня, но ты в данном случае моё спасение. Я не хочу ничего испортить ей, поэтому должен держать себя в руках. Скажи, что ты останешься со мной до её возвращения, — просит адвокат, умоляюще глядя на него.

— Конечно, я останусь, — сразу же отвечает Чон и легко кивает. — Как же иначе?

— Хорошо. Тогда пойдём, — довольно говорит Чимин, проходя дальше по коридору и тянет его за собой. — Я тебе кое-что покажу.

Чон с недоумением сводит брови на переносице, глядя на его затылок, но послушно медленно следует за ним и не задаёт никаких вопросов. Они проходят по небольшому холлу, но почему-то минуют гостиную, кухню и даже лестницу на второй этаж. Адвокат целенаправленно ведёт его дальше к какой-то невзрачной двери, которая по классическим правилам планировки в подобных домах должна была привести их в кладовку или чулан. Пак открывает её с явным предвкушением на лице, и глазам квотербека сразу же открывается нечто иное, как ещё один тускло освещённый коридор, который ведёт куда-то вниз. Ему не очень нравится ощущение темноты, там она гуще и как-то неприятнее, но он прекрасно понимает, что они точно пойдут к свету, ведь там внизу определённо есть нечто большее, чем просто жуткий подвал, если судить по довольной улыбке парня напротив. <span class="footnote" id="fn_30326109_8"></span>

— По классике жанра в фильмах ужасов обычно так и начинаются самые дерьмовые события, — говорит Чонгук, слегка поёжившись от исходящей оттуда приятной прохлады и с любопытством заглядывая вперёд, вытянув голову.

— Ты что, боишься? — спрашивает Чимин и внимательно смотрит на него, едва сдерживая смех.

— Нет, но знаешь, меня ещё никто не тащил в техническое помещение.

— Похоже на действия маньяка, но ты ведь мне доверяешь?

— Определённо.

— Тогда бояться нечего. Я тебя ещё ни разу не подводил. Тебе понравится то, что ты увидишь, — говорит адвокат, протягивая ему ладонь. — Идём.

Квотербек коротко, но с внутренней уверенностью вздыхает, берёт его за пальцы и затем они идут по ступеням. Парень послушно следует за ним и полностью полагается на его слова, ведь Чимин всегда его приятно удивляет. Что-то в глубине души ему подсказывает, что он покажет ему что-то по-настоящему милое. Чон ступает очень осторожно и медленно, постоянно на секунду замирая, потому что боится свалиться или оступиться в полумраке. Но его заметно успокаивает приятное тепло чужого тела и то, что света становится всё больше с каждым его шагом. Перекладины тихо скрипят под их весом, но он пытается не обращать на это внимания и совсем не думать о том, насколько эта лестница старая и рыхлая. Чонгук лишь осторожно вертит головой по сторонам и с удивлением разглядывает большое полупустое пространство вокруг.

Внутри так поразительно чисто для подвального помещения. Никакой пыли, грязи или беспорядка, даже в воздухе абсолютно не ощущается, что это помещение не жилое. С одной стороны стоит стиральная машина, сушка и большая корзина для белья, а с другой — картонные коробки с ненужными вещами. Он умудрился сделать из неё большую кладовую. Казалось бы, обычное дело в любом доме, но Чонгука очень удивляет педантичная аккуратность, с которой этот хлам здесь разложен, даже в такой мелочи соблюдается беспрекословный порядок. Очевидно, что уже не актуальные игрушки для Мэй спрятаны в ящики с нарисованными на них бантиками, а остальные вещи — в простых бежевых, которые часто используются при переезде, но все они были подписаны или по именам хозяев, или распределены по целям использования. Это так мило. Воздух в этих стенах наполнен ненавязчивым и приятным ароматом кондиционера для стирки и немного чем-то сладким, как будто газировкой, а источником основного света служит лишь старая гирлянда с маленькими лампочками в другой части комнаты. Она не мигает, а просто мягко озаряет приятным свечением пространство, как ночник. Чон удивлённо хмыкает, улыбаясь, а после медленно поворачивает голову, следя взглядом за каждым фонариком. Уже через секунду он прекрасно понимает, что именно имел в виду Чимин — маленький кусочек волшебства.

Его глазам открывается такое необычайно уютное и по-настоящему чудесное местечко. В углу этого простого технического подвала, оказывается, оборудован целый домашний кинотеатр, с ума сойти. Вместо привычного телевизора здесь установлен белый экран на дальней стене, на котором прямо сейчас мелькают знакомые кадры диснеевского фильма о принцессе Белль. Тихий и равномерный шум проектора приятно ласкает слух и напоминает тот самый звук в огромном кинозале, что создаёт очень похожую атмосферу, но зрительских мест совсем мало — максимум для троих людей. Винтажный и слегка потёртый диван стоит напротив, при этом выглядит очень удобным с большим количеством мягких подушек. А перед ним расположен небольшой журнальный столик, на котором Чонгук замечает наполовину съеденное ведёрко с попкорном, газировку в жестяных баночках и почему-то очень много обрезков цветной бумаги.

Всё это удивительное пространство было отделено от остального тёмного помещения полупрозрачной и невесомой тканью, напоминающей лёгкий шифон. Шторы окружают эту зону, как будто нежные руки в трепетных объятиях. Они тянутся к деревянным перекладинам на потолке и подхвачены по бокам длинными лентами. Та самая гирлянда с маленькими лампочками, которая и привела сюда изучающий взгляд Чона, лишь добавляет какой-то таинственности и волшебства всему вокруг. Это просто сказочный и невообразимой красоты шатёр для маленькой принцессы, наверное, прекрасно выполняет роль защитной функции. Создаётся устойчивое ощущение, что он без всяких сложностей способен скрыть от всего мира тех, кто оказывается внутри него.

Квотербек восторженно выдыхает, качнув головой от приятного шока, а после смотрит на Пака и как будто немо спрашивает у него разрешения войти туда, на что парень коротко кивает и взмахивает рукой в приглашающем жесте. Чонгук медленно и как-то осторожно делает шаг вперёд, подходя к воображаемой двери, и робко касается кончиками пальцев мерцающих огоньков на ширме. Он боится разрушить любым неверным движением всю эту идиллию, ведь она кажется такой хрупкой. Поразительно, насколько же красивую вещь можно создать из совершенно простых деталей: старый диван, ненужные шторы, экран из их детства и гирлянды. Для взрослого это не имело бы большого значения, но, наверное, для любого ребёнка это способно стать целым миром, где он может спокойно спрятаться в любой нужный ему момент. И даже несмотря на то, что вокруг пустой подвал, здесь появляется ощущение идеальной безопасности. Невероятный островок спокойствия и уюта, создающий невидимые стены при необходимости. Когда квотербек был мальчиком, то мечтал о чём-то таком. Ему очень хотелось иметь своё место, где можно скрыться от криков матери или её строгих приказов хотя бы на какое-то время. Обычно он просто прятался под одеялом, а став взрослее, сбегал на улицу к своим друзьям или на футбольное поле, но нечто подобное могло во многом изменить его детство.

Он мягко ступает на притоптанный ковёр и сразу поднимает голову к потолку, приоткрывая губы в немом восхищении, ведь там видит настоящее звёздное небо, созданное искусственным образом. Маленький проектор на столе своими цветными лучами создаёт потрясающую картину космического пространства и выглядит это просто изумительно, если честно. С ума сойти, как Чимину удалось создать всё это в подвале дома? Даже в свои годы Чон несказанно рад оказаться здесь. Одна мысль, что у него есть шанс забыться под какой-то фильм или просто любоваться картой неба в этом волшебстве ранит в самое сердце. Просто невероятно, сколько же красоты таится в таких обычных вещах. Он не успевает поражаться то одному, то другому, поэтому лишь с искренним любопытством изучает всё вокруг.

Пак же в это время просто молча наблюдал за тем, как хаотично и мягко плясали лучи света на поражённом лице гостя. Они красиво оттеняли его золотистую кожу, и она словно светилась даже в этом полумраке. Ни что на свете не сравнится с тем, какими восхитительными были его глаза в этот момент. Нескончаемо глубокие, радостные и такие неземные. Именно такие же были и у его дочери, когда он впервые показал ей это место. Огромные от неконтролируемого восторга и сияющие неподдельным интересом, в них тогда сияла Метагалактика. Вот она, та самая детская наивность и непосредственность, что до сих пор жила внутри него, именно она так ему нравилась в Чонгуке. Иногда, глядя на него, казалось, что он проживает свою жизнь впервые, словно его невинная душа никогда не видела этот мир прежде. Это так удивительно. Наверное, самая большая и исключительная слабость Чимина заключалась в том, чтобы бесконечно влюбляться в его изумительные глаза. Но на этот счёт судьба к нему оказалась очень благосклонна, потому что две пары самых красивых из всех на этом свете принадлежали именно его любимым людям.

— Потрясающе, — изумлённо шепчет квотербек.

— Я же говорил, что тебе понравится.

— Это место Мэй? — с любопытством спрашивает парень, садясь на диван.

— Да, — отвечает Пак и мягко улыбается, осматриваясь. — Она здесь время от времени устраивает киносеансы.

— А она не будет против, что ты привёл меня сюда?

— Может быть, но это и мой дом. Могу же я привести гостя? Я честно пытался отвлечь себя в одиночестве, — говорит адвокат, кивая на обрезки бумаги, и иронично усмехается. — Надолго не вышло, но зато я сделал много «звёздочек счастья».

— «Звёздочек счастья»? — удивляется Чонгук, глядя на него.

— Да. У меня есть одна традиция, — поясняет Чимин, садясь рядом с ним, и смотрит на беспорядок на столе. — С тех пор как она научилась читать, я создавал для неё эти штучки. С помощью оригами делаю их, перед этим оставляя в них разные послания. Ей очень нравится. Когда ей необходим совет или мотивация, то она их читает.

— Звучит здорово. А их сложно делать?

— Нет, не очень.

— Можешь научить меня?

— Тебе правда интересно?

— Я слышал, это помогает людям, когда они нервничают, — говорит квотербек и согласно кивает. — Может, я тоже научусь и буду так спасать себя?

— Потребуется всего лишь бумага, — отвечает Пак, понимая его желание найти для себя отвлечение.

— У нас здесь её много, — говорит Чон, аккуратно перекладывая листы. — Подойдёт же?

— Да, ладно. Тогда внимательно слушай, — говорит он и очаровательно улыбается. <span class="footnote" id="fn_30326109_9"></span>

— Я готов, — радостно говорит Чон.

— Для начала нужно разрезать её по длине на небольшие полоски шириной где-то около одного сантиметра, — говорит Чимин и берёт уже готовый образец сделанный ранее и что-то быстро пишет на нём, загораживая текст ладонью от взгляда квотербека. — Затем нижний край полоски подворачиваешь вправо и заводишь назад, под основную ленту. Должна получиться вот такая нижняя половина «восьмёрки». Теперь этот край нужно опустить внутрь образованного кольца, а после — аккуратно стянуть получившийся узел, — продолжает он, медленно показывая свой мастер-класс на деле. — И прижимаешь пальцами бумагу, закрепляя промежуточный результат. В итоге с двух сторон должны остаться части полоски: сверху — длинная, а снизу — короткая. Вот так, видишь?

— Да, — отвечает Чонгук и быстро кивает, внимательно наблюдая за каждым его действием. — Звучит всё понятно, но на деле выглядит как-то сложно. А у тебя всё выходит так непринуждённо.

— Дело в практике. Я сделал их десятки за эти годы. Сначала и у меня не получалось, но теперь конечный результат всегда превосходит мои ожидания. Иногда они бывают немного кривые, но сейчас почти все выходят идеально. Смотри, дальше короткую часть полоски подгибаешь назад, а с обратной стороны её немного подворачиваешь, — говорит он, старательно делая всё, прикусив кончик языка, что вызывает добродушный смех Чона. — Главное — она не должна выходить за края будущей звёздочки.

— Ты так увлечён, — говорит квотербек, влюблённо его разглядывая, и затем аккуратно проводит рукой вдоль его позвоночника.

— Да. Это отвлекает от размышлений. Я часто таким образом давал себе передышку. Когда у тебя крошечная дочь на руках, то всё вокруг вертится слишком быстро.

— Помогало?

— По большей части, дышать было легче. Я сосредотачивался на процессе и на некоторое время не думал о своих проблемах. В моей голове было лишь представление того, какое из посланий Мэй понравится больше всего? А какое из них действительно поможет ей в трудный момент? Я думал о ней и понимал, что нахожусь на правильном пути.

— Ты такой потрясающий отец, — говорит Чонгук, чем заметно его смущает.

— Так, а теперь нужно от стороны, где находится маленький остаток короткой полоски, — говорит парень, демонстрируя его ему, — загнуть в другую сторону длинный конец. В итоге он должен согнуться по линии ребра звезды, от которого он выходит, и оказаться на противоположной стороне от маленького кончика. Вот так, — продолжает Пак, умело воплощая свои слова в жизнь. — Уже красиво выходит. И потом этим длинным остатком полоски обматываешь получившуюся фигуру, загибая его на гранях будущей звёздочки. Ну и после всех этих манипуляций должен остаться коротенький кусочек полоски.

— С ума сойти. Это выглядит как магия, я только уже немного запутался, — тихо смеётся Чон, мягко кладя подбородок на его плечо и продолжая изучающе наблюдать.

— Этот оставшийся конец нужно загнуть по ребру звёздочки и после спрятать в ближайший образовавшийся «кармашек». Ну как? — интересуется Чимин, демонстрируя ему результат.

— Выглядит неплохо, но она же плоская. Разве она не должна быть…

— Точно. Необходимо сделать её объёмной, — соглашается он, довольно улыбнувшись, и начинает совершать какие-то ловкие манипуляции с готовой фигурой. — А для того, чтобы это осуществить, все её рёбра берёшь и слегка вдавливаешь пальцем внутрь, чтобы вытянуть уголки. И так до тех пор, пока она не приобретёт ту самую форму.

— Вот это да, так легко получилось? — радостно произносит квотербек, разглядывая результат в его ладони. — Не так уж трудно это вроде бы.

— Хочешь сам попробовать? — предлагает адвокат.

Чон уверенно кивает, широко улыбаясь, и берёт со стола полоску бумаги. Он вдохновенно следует в точности всем инструкциям парня по памяти, но делает всё, конечно же, намного медленнее и кропотливее. Каждое своё действие он обдумывает дважды, а лишь потом приступает, боясь испортить конечный результат. Чимин всё это время внимательно наблюдает за ним, а с его губ в этот момент не сходит очарованная улыбка. Ему так нравится, с каким энтузиазмом и старанием квотербек пытается добиться нужной формы фигуры. Он неимоверно упёртый человек, и обычно в конце концов достигает своих целей, даже если они даются ему не так уж просто. В какой-то момент Чонгук весьма озадаченно вертит рабочий материал в своих пальцах и задумывается над дальнейшим шагом в данной ему инструкции. Парень так растерянно смотрит на почти готовую звёздочку и смешно соображает, что на его лице появляется настолько обезоруживающее выражение с этими огромными глазами и мило нахмуренными бровями, а от этого Пак просто тает. Он само очарование, Боже мой.

Адвокат сразу понимает, что Чон не помнит последовательность, именно поэтому вдруг бросает вопросительный взгляд на него и разочарованно вздыхает. Типичный синдром отличника, ведь даже в такой мелочи парень старается довести всё до идеала, но ему очевидно нужна помощь, и к его счастью, он здесь не один. Пак придвигается к нему поближе, легко и нежно скользя ладонью по его бедру, отчего квотербек сразу замирает. Его кожа в ту же секунду покрывается мурашками от макушки до пяток. Ему так приятна эта близость, что остатки мозгов молниеносно рассыпаются на кусочки. Он уже тут же забывает даже то, что помнил из-за этих прикосновений. Чимин бережно и осторожно управляет его пальцами, самодовольно улыбаясь, и помогает закончить процесс сложения оригами.

— Этот кончик прячешь в «кармашек», — шепчет он ему на ухо, практически касаясь его своими губами.

— А, точно, — с досадой произносит Чон и нервно ёрзает от нарастающего напряжения. — И потом просто сделать её объемной?

— Да.

— Очень легко запутаться в последовательности действий.

— У тебя есть я, чтобы помочь. Положись на меня, — уверенно говорит адвокат.

— Я знаю, что если буду следовать за тобой, то у меня непременно всё получится.

— Ты же про оригами? — спрашивает Пак и тихо смеётся.

— Ты — мой вектор, — говорит парень, смущённо улыбаясь. — Я просто хотел лишний раз сказать об этом.

В ответ на это милое признание Чимин аккуратно и ласково поглаживает его пальцы несколько секунд, а квотербек хорошо понимает, что это знак искренней благодарности. Он понимает глубину этих слов, а это самое важное. Они так донельзя правдивы и прекрасно характеризуют их отношения. Чонгук действительно считает его своим правильным направлением, ведь с того самого момента, как он выбрал путь к нему, в его абсолютно хаотичном и бессмысленном существовании всё наконец-то встало на свои места. Никто его уже не посмеет и не сможет переубедить в обратном.

Все эти годы он искал ответ на очень простой вопрос: где же его место? А ответ, оказывается, был до ужаса прост и всегда на поверхности — рядом с ним. Их категорически нельзя было разлучать ни обстоятельствам, ни людям, ни глупым решениям. Это было самой огромной ошибкой, цена которой оказалась одиннадцать человеческих лет жизни. И никто из них даже не задумывался о том, насколько это много, пока не посмотрели назад.

— У меня почти получилось с первого раза, — говорит Чон, тяжело вздохнув от своих размышлений.

— Обычно это удаётся не всем. Ты большой молодец, — хвалит его Чимин и легко целует в плечо.

— Ну… — оценивающе протягивает он, разглядывая в ладони готовый результат, — не идеально, но мне нравится. Так приятно, когда в итоге получается что-то красивое из ничего.

— Здорово, правда? — спрашивает адвокат и затем мягко отстраняется, давая парню немного личного пространства.

— А что ты написал внутри своей?

— Для Мэй я оставляю мудрые высказывания и подбадривающие слова. Она открывает их, когда ей это нужно.

— Значит, там мотивирующая цитата для меня? — догадывается Чонгук, улыбаясь.

— Сможешь узнать это, когда откроешь, — загадочно говорит Пак и откидывается на спинку дивана, глубоко вздохнув. — Чем займёмся теперь?

— Эм... — задумчиво тянет квотербек, почесывая затылок, — кино?

— Отличная идея. Есть какие-то пожелания?

— Наплевать. Я готов смотреть с тобой что угодно.

Чимин нежно улыбается ему, а потом берёт пульт управления и начинает листать меню с доступными фильмами. А Чонгук в это время продолжает задумчиво разглядывать красивую «звёздочку счастья» в своей руке, которую ему отдал парень. В его голову почему-то приходит мысль о том, насколько эта незначительная вещь на самом деле умный и хороший родительский ход. Он создаёт для своей дочери много таких интересных штучек и даже если не рядом с ней в очень трудную минуту, то малышка всегда сможет найти поддержку от него через эти крохотные записки. Разве не потрясающе? Этот психологический крючок, возможно, когда-нибудь поможет ей избежать чувства одиночества, а это дорогого стоит. Не у всех есть такая роскошь, как такой поразительный отец.

Да, он не идеальный. Возможно, в чём-то он ошибается, но ведь нет у нас никакого пособия о том, как правильно воспитать своего ребёнка. Основная задача родителей — вырастить достойного человека: доброго, сострадающего и умеющего слышать других. Ему удаётся сохранить в ней большое и чистое сердце, а это самое ценное, что может быть. Чёрт возьми, сколько же силы духа в одном человеке способно уместиться? Наверное, Чон никогда не устанет восхищаться им. Для него Чимин — пример того, чего он хотел бы достигнуть. Такой внутренней силе он действительно завидует, потому что во многих вещах намного слабее него. Но сейчас Пак заметно надломлен, иначе бы не стал звать его так внезапно и прямо домой. Но даже в этом он проявляет силу, потому что признать свою слабость тоже нужно уметь. Чонгук мельком бросает на него любопытный и долгий взгляд, а затем осторожно и робко касается своими пальцами чужих, легко поглаживая их. Ему нужен этот телесный контакт сейчас как воздух, и он надеется, что не только ему. Ответ на это не заставляет себя долго ждать. Адвокат не поворачивается к нему, продолжая бездумно смотреть на экран, но при этом сжимает в тёплой и заботливой хватке его ладонь, и это так интимно несмотря на простоту момента.

Примерно полчаса экранного времени романтичного фильма из 90-х Чимин практически не двигался. Напряжённо молчал, хоть Чонгук и пытался его развеселить глупыми комментариями. Парень был очень замкнут и заметно напряжён, но его настроение было очень понятно. Он постоянно смотрел на часы и явно не мог успокоиться, испытывая яркое желание поехать на место встречи Хизер и Мэй, чтобы забрать свою дочь. У него никак не получалось полностью абстрагироваться, хоть он и старался включиться в сюжетные переплетения на экране. Пак лениво пил содовую и поедал попкорн, откинувшись на спинку дивана, и изредка устало смеялся, когда главная героиня влипала в нелепые ситуации, но что самое главное — не отпускал его руку.

И Чонгуку так сильно хочется сделать для него хоть что-то хорошее, что в груди всё ощутимо сжимается от сочувствия. Он искренне беспокоится о нём, поэтому очень сложно игнорировать происходящее. Квотербек медленно переводит на него нахмуренный взгляд и тихо вздыхает, отставляя на столик миску со снеками.

— На какое время ты позволил дочери побыть с ней? — тихо спрашивает он.

— У нас не было чётко оговорённых границ. Но с ней Тэхён, так что он не даст им общаться слишком долго, — отвечает Чимин и тяжело выдыхает. — Возможно, придётся ждать ещё час или около того.

— Но для тебя уже и это невероятно много.

— Да, слишком.

— Ты чего-то боишься? — спрашивает Чонгук, напряжённо хмурясь.

— Чертовски, — признаётся он, слегка кивнув и глядя перед собой отрешённым взглядом.

— Но чего?

— Она здесь не ради неё. Ни одного дня она не хотела вернуться к ней, а сейчас здесь ради своей выгоды. Не знаю, чего я боюсь. Может быть того, что Мэй полюбит её несмотря на всё это? Как бы это странно ни звучало, мне страшно потерять это первенство в её сердце, хоть я и знаю, что такое невозможно. Наверное… я просто ревную немного, самую малость. Не хочу её делить ни с кем.

— Знаешь, я не очень близко знаком с Мэй, но уже понял, что так просто её доверие не получить, — задумчиво говорит Чон, сводя брови. — А без доверия никакой любви не будет, ведь любая её форма строится на этом. Доверие — структурная единица любви.

— Верно, — хмыкает Пак и наконец-то легко улыбается уголком губ. — Как хорошо сказано.

— Не терзай себя, пожалуйста, — говорит квотербек, мягко проводя рукой по его волосам на затылке. — Я вижу, что ты места себе не находишь, хоть ничего и не говоришь. Выдохни, она скоро вернётся.

— Прости, я совсем не хотел испортить всё, — шепчет адвокат, нервно хрустя пальцами.

— Ты не должен извиняться за это. Скорее, это мне стоит. Для чего ты меня позвал? Чтобы я помог тебе успокоиться и отвлечься, но, похоже, я не очень с этим справляюсь, — говорит парень и заботливо сжимает его плечо.

— Нет, ты… даже не думай так говорить, — протестует Чимин, поворачиваясь к нему и заглядывая в его заботливые глаза. — Мне хорошо рядом с тобой. Намного лучше, чем в одиночестве.

— Ты правда рад, что я здесь? — спрашивает он с нескрываемой надеждой.

— Да, конечно, — тут же отвечает адвокат уверенно.

— Тогда скажи, что я могу сделать для тебя полезное?

— Я не знаю, Чонгук-и.

— Неужели, я ничем не могу тебе помочь? <span class="footnote" id="fn_30326109_10"></span>

Пак мягко пожимает плечами в недоумении, разглядывая его взволнованное лицо. Он никак не может отвести взгляда сначала от прекрасных и озадаченных глаз, а затем от тонких, но таких чувственных и нежных губ, самых желанных на свете. К счастью или к сожалению, он до сих пор фантомно ощущает их потрясающий вкус. Парень откровенно пялится на них и на очаровательную родинку под ними, а в его голове в этот момент творится полный кавардак и сумбур. Одна часть его сознания никак не может перестать прокручивать возможные сценарии развития событий после возвращения дочери, а другая — так нагло вспоминает сейчас о том, как он жадно и неудержимо целовал парня, сидящего рядом с ним. Каждая клетка тела вдруг самовольно пробуждается и вновь чувствует то, что и тогда в момент их слияния спустя долгие годы ожидания этого волшебства. От этого невозможно спрятаться, потому что такие чувства безумно неконтролируемые, они слишком необузданные и животрепещущие. Он начинает учащённо дышать и, видимо, молчать слишком долго, потому что брови Чона забавно хмурятся в полном непонимании ситуации, а адвокат в эту секунду думает о том, как близость с ним заставляла позабыть его обо всём в этом мире. Может быть, и сейчас это поможет?

— Чимин? — мягко спрашивает Чонгук, ласково касаясь его руки.

— Да. Знаешь, вообще-то… — произносит он, пристально глядя на него и нервно сглатывает, — ты кое-что можешь сделать.

— Что?

Пак вместо ответа резко подаётся вперёд и впивается в его губы своими. Так самозабвенно и отчаянно, так пылко и настойчиво, так опьяняюще и волнующие, словно находит в этом единственную возможность отгородиться от разрушающих мыслей. Он кладёт ладонь на затылок парня и прижимает к себе сильнее, шумно втягивая воздух носом, а Чонгук подаётся к нему с таким же иступленным напором. И в действительности Чимин оказался прав, этот поцелуй заставил его забыть о том, что в этом мире существует что-то ещё кроме них. В эту секунду, когда их губы нашли спасение друг в друге, все линии сошлись в одной точке предназначения. Он нежно, чувственно, с любовью и обожанием целовал его, с трудом дыша и даже не думая о том, что тревожило его душу ещё секунду назад. В данный миг он был сосредоточен на трепетном ощущении порхания сотен бабочек в животе, которые проснулись от зимней спячки и устроили там целое ненормальное торнадо. По его рукам беспрестанно бегали приятные и предательские мурашки, выдавая всю эмоциональную уязвимость, а сердце колотилось под рёбрами раза в три быстрее, чем взмах крылышек Колибри в одну минуту. Он вновь пропадал под накрывающей с головой лавиной эмоций к нему.

Всё ещё было так странно и непривычно осознавать, что он имеет возможность целовать того, к кому неравнодушны его сердце, душа и тело на протяжении этого долгого времени. Это кажется чем-то абсолютно нереальным, но вот она его мечта осуществляется вновь так легко. И вся прелесть происходящего была в том, что Чон без всякого сопротивления отвечает ему с тихим и удовлетворённым стоном, а выходит — желает этого совсем не меньше. Он одной рукой сжимает талию Пака, а другой — легко мнёт в кулаке ткань хлопковой футболки на его груди, как будто она была ненужной преградой между ними. Парень полностью отдаётся во власть настойчивых и пухлых губ, позволяя им перебирать свои с неистовым, но бережным напором и нежностью, а его сознание просто растворяется в этом моменте. Он больше не испытывает странной неловкости или напряжения, а ощущает себя так, словно всё должно быть именно таким образом.

Боже. Как же он мог допускать мысль, что это что-то отвратительное, запретное и неправильное? Уму непостижимо. Почему он думал, что хотеть этого так непристойно? Это самая большая глупость на свете, в которую его заставили поверить. Эти губы так умело и без больших усилий дарили самые лучшие эмоции, которые ему только доводилось испытывать за все годы жизни. Никто и никогда не сводил его с ума просто обычным поцелуем, но прямо сейчас Чонгук понимал, что ему сносило голову от того, насколько это необычайно приятно. Именно благодаря Паку он физически ощущал, как распускался каждый лепесток тех самых пионов любви. Медленно, спокойно, красиво и так чувственно, заставляя все внутренние органы пропитаться их цветочным ароматом и сплестись с ним воедино. Это такое волшебное состояние, что не хотелось, чтобы оно когда-то заканчивалось. Такая чистая и изумительная эйфория, пробуждающая в нём желание жить по-новому. Но наравне с ней квотербек дико пылал, потому что где-то там же в его груди и внизу живота стремительно нарастало абсолютно бешеное животное вожделение, чего не происходило с ним раньше до такой степени. Ему становилось всё сложнее думать головой, а не бурлящим жаром в крови.

Это так ново. Ни разу до этой секунды он не осознавал так ярко, что желал чего-то большего с ним. Ему хотелось касаться кожи Чимина в запрещённых для других местах и вновь гореть от её пламени. Было словно необходимо для полноценного функционирования окутывать лаской всё его тело. Казалось, что это просто всё, что нужно, потому что Чон задыхался от нехватки этого приятного ощущения на подушечках пальцев, когда скользил ими по его телу. Ему было мало этого жадного и мокрого поцелуя. Мало этих объятий. Мало этих хаотичных прикосновений. Мало его, потому что требовалось всё. Он больше не стеснялся об этом думать хотя бы в своём сознании, потому что стыдиться собственных чувств — самое гнусное преступление против самого себя. Но эта немыслимо сильная, вспыхнувшая за секунду одержимость его немного пугала. Что будет, если он позволит себе поддаться ей? И насколько далеко он готов зайти? Он не знал, но ему хотелось прощупать эти пределы.

Чонгук, не отрываясь от нетерпеливых губ, запускает руки под футболку Пака и нежно сжимает его талию дрожащими от желания пальцами. Он решительно тянет его к себе, и тот послушно поддаётся этому немому зову. Адвокат в очередной раз нагло и без церемоний захватывает его личное пространство, забравшись на него сверху, и углубляет поцелуй, бережно беря его лицо в ладони. Сам собой из Чона вырывается протяжный и низкий стон удовольствия, смешанный с выдохом облегчения, отчего Чимин самодовольно улыбается.

Каждое жгучее и скользящее прикосновение к коже заставляет Пака невольно вздрагивать от нетерпения, а этот неумолимый напор лишь накаляет ненормальное напряжение между ними. Он ласково зарывается ладонью в его волнистые волосы и слегка тянет их, вынуждая квотербека откинуть голову назад сильнее. Чёрт, то, что между ними происходит, напоминает какое-то любовное наваждение. Как такое вообще возможно? Они этого совершенно не понимают, но безвольно поддаются силе этих эмоций, даря себя друг другу. Он медленно расстёгивает несколько пуговиц на рубашке парня, а затем наконец-то позволяет им обоим полноценно вздохнуть и отстраняется. Он по-хозяйски рывком выдергивает края дорогой и приятной на ощупь ткани из его брюк и отводит их в стороны, а после принимается нагло и бесцеремонно разглядывать объект своего вожделения.

Всегда его привлекала физическая форма квотербека, невозможно игнорировать то, как он хорошо сложен. Мало того, что у него до ужаса великолепное лицо с милыми чертами, ещё и его тело всегда было очень мужественным и сексуальным с тех пор, как они стали взрослеть. Из-за множества тренировок оно ещё в юности приобрело ту самую форму, когда можно без стеснения открыть рот от восторга, просто пялясь на него. Именно этим Чимин собственно и занимался весь год в выпускном классе: тайно вздыхал по нему и с обожанием восхищался, а после долго представлял его в своей голове перед сном и не мог сомкнуть глаз, проклиная себя за эти грязные мысли. Ему так повезло, что его лучший друг был в школьной команде, потому что это дарило шанс любоваться им, сидя на трибуне, пока тот самовлюблённо рисовался перед девчонками. Всё так сильно изменилось. Он мог не просто тихо подглядывать за ним со стороны, а абсолютно открыто и спокойно касаться его.

Адвокат пристально разглядывает несколько секунд взбудораженное и раскрасневшееся лицо Чона с припухлыми от долгого поцелуя губами, горящими глазами и растрепанными волосами, а после опускает жадный взгляд ниже — на свой маленький, но такой сильный кинк, от которого всё внутри приятно будоражится. Всегда особенно сильно его возбуждала широкая и сильная грудь, за которой можно спрятаться от всех неприятностей. Это одна из самых красивых частей его тела, с этим даже сложно спорить. Аккуратно и глубоко выделяющиеся очертания большой грудной мышцы так идеально гармонируют с чувственными изгибами ключичной части его торса, что вместе они словно составляют пособие по анатомии, ведь выглядят абсолютно безупречно. От одного взгляда на то, как она быстро вздымается от учащенного дыхания и покрывается мелкими мурашками от уверенных касаний, Пак теряет над собой контроль. Его лишь сильнее заводит осознание того, что именно находится в его руках прямо сейчас. Он медленно и изучающе проводит кончиками пальцев по пылающей коже и судорожно вздыхает, с трудом сдерживая непроизвольный и тягучий стон восторга. Так он этого ждал, чёрт возьми. Столько раз представляя то, как выводит на этой груди плавные узоры своими губами, и ведь теперь действительно может это сделать.

Чимин отодвигается на его бёдрах, параллельно оставляя горячие и дразнящие поцелуи на самых чувствительных местах, обозначенные на пульсирующей шее крошечными родинками. Так осторожно он изучает его настойчивыми губами, как будто ему доверили самое хрупкое произведение искусства. Влажные следы от них парень постоянно следом обдаёт жарким и частым дыханием, потому что и сам адски пылает изнутри, а по всему телу у него бегает мелкая дрожь просто не переставая. Квотербек принимает практически позу полулёжа и сильнее откидывает голову назад, а потом с трудом переводит одурманенные полуприкрытые глаза на Пака. Сразу же он замечает, как адвокат долго и не моргая смотрит на маленькое украшение на его шее, отвлекшись от ласк, а затем берёт его и заботливо гладит большим пальцем выпуклые лепестки, сильно нахмурившись. Без всяких слов понятно, о чём сейчас он думает — о прошлом.

О тех незабываемых днях, когда они были самыми близкими людьми на свете друг для друга. Эта вещь для них обоих слишком многое значила. Столько лет Чимин носил её, полагая, что это помогало привлечь какую-то крошечную удачу, и после почти такой же срок её не снимал с себя Чонгук, бережно храня воспоминания о них. Каждый раз касаясь этой маленькой подвески он вспоминал Пака и мысленно находил утешение в том времени, когда они были вместе. Это заметно помогало ему сражаться изо дня в день, но и, к сожалению, напоминало о том, какую цену он заплатил за будущее, которое даже не принесло ему в итоге счастья. Именно это украшение являлось символом всего, что между ними произошло тогда, и всего, что зарождалось сейчас, поэтому оно так ценно, хотя стоило не больше доллара.

Чон так сильно увлекается своими мыслями, что приходит в себя снова только когда адвокат вновь нетерпеливо касается несколько раз его шеи губами, пятная её нежностью. Он мягко отстраняется, медленно и изучающе ведёт пальцем по его груди, плавно опускаясь вниз и затем снова поднимая руку вверх немного ниже ключицы, и так делает дважды, явно вырисовывая какой-то схематичный рисунок. Парень что-то внимательно рассматривает на его коже и потом обезоруживающе улыбается, как будто увидел что-то поистине прекрасное.

— Что такое? — недоумевает Чонгук, глядя на него.

— Кассиопея, — шепчет Пак и вновь наклоняется к нему, нависая над ним.

Он повторяет все эти движения снова, но уже более отрывисто, легко царапая ногтем гусиную кожу, а затем Пак покрывает этот невидимый рисунок затяжными и сладкими поцелуями, словно хочет запечатлеть каждую точку на его теле. Чон тяжело втягивает воздух носом и едва сдерживает глубокий стон, закатив глаза от удовольствия.

— Что ты делаешь? О чём ты говоришь? — удивлённо шепчет он.

— Твои родинки расположены в форме созвездия. Кассиопея — одно из самых известных скоплений звёзд, названное в честь жены царя Эфиопии по имени Цефей согласно легенде, — поясняет Чимин, глядя на природный узор на его коже. — Это так красиво.

— Боже мой, ты серьёзно? — недоумевает Чонгук, облизнув пересохшие губы, и раскатисто смеётся.

— Абсолютно, — произносит он ласковым шёпотом.

— Ты просто… невероятный. Только ты мог сказать нечто подобное.

— Ведь ты всегда просил меня показывать тебе самые красивые звёзды, сколько я себя помню. Только ты забыл о том, что нет ничего великолепнее тебя. В твоих глазах находится самое неземное скопление небесных тел для меня. Наверное, спросишь почему?

— Да, — едва слышно говорит квотербек, робко кивнув.

— Потому что однажды я сделал тебя своей личной Вселенной, — серьёзно говорит Пак и бережно удерживает его подбородок большим и указательным пальцами, а затем заглядывает ему в глаза и сладко целует.

У Чонгука от таких слов сердце в тот же миг замирает, а после, кажется, готово выпрыгнуть из груди. Оно резко сжимается в тугой и маленький комок, но затем наполняется такой бескрайней и невообразимо сильной любовью, что ему хочется задушить ею Пака прямо сейчас. Это самое красивое высказывание о нежных чувствах, которое он только знал. Никакие громкие слова из великих романов и легенд кинематографа не идут ни в какое сравнение с тем, что ему довелось только что услышать. Это трогательно и удивительно красиво. Поверить трудно, неужели, он на самом деле так важен для него?

От переизбытка эмоций Чон никак не может унять приятную ноющую боль в груди. Ему так необходимо что-то сделать, каким-то образом успокоить себя, чтобы убедиться, что он достоин такой неземной любви. Парень выпрямляется и напористо подаётся вперёд, ласково обхватывая тело Чимина под широкой футболкой, а после прижимает к себе настолько крепко, насколько это вообще возможно. Его губы ищут своё спасение в отчаянном и пылком поцелуе и сразу же его находят. Ему становится так поразительно спокойно, а такое волшебное и беспричинное счастье молниеносно наполняет каждую клетку его тела, расползаясь под разгорячённой кожей электрическими импульсами.

С каждым вдохом, с каждым касанием и с каждым движением становилось всё сложнее держать под контролем эту маниакальную и обоюдную потребность обладать большим, чем уже есть в руках. Между ними впервые очевидно до такой степени разгоралось сексуальное желание, и оно немедленно требовало освобождения, но здравый смысл постоянно удерживал Чонгука в одном последнем шаге от того, чтобы переступить черту и позволить им обоим пойти дальше. Он абсолютно не уверен, что готов к этому прямо немедленно в эту секунду, потому что чем жаднее и напористее становились поцелуи, чем громче ладони и губы Пака вынуждали его сладко постанывать, тем больше странный холод пробирал до костей, словно тем самым говоря ему, что всё происходящее большая ошибка.

Он точно знал, что это не так, но у него не получалось освободиться окончательно от последствий многолетних внушений о том, что эта такая первобытная и естественная страсть — отклонение от нормы. И в этот самый неподходящий для Чона момент слова матери звучали в его голове так громко и отчётливо, будто она стояла рядом и выкрикивала их снова и снова. Они вновь болезненным шрамом выжигались на его плачущем от сожаления сердце и от этого не получалось избавиться. Они так свежи в памяти, что он до сих пор слышал каждую повышенную интонацию, полную отвращения, с которой Джоси выплёвывала с ненавистью слова о том, что подобные люди просто омерзительны и душевно больны. Интересно, что бы она сказала на это сейчас, видя, как он с буйством отдаётся во власть похоти с тем, кого она так сильно презирает?

Чонгук резко и неосознанно зажмуривается, тяжело выдохнув носом, и скользит ладонями по спине парня, а после прижимает его ещё ближе к себе, будто боясь поддаться этим мыслям и согласиться с ними. Он практически вжимает в себя желанное тело, чтобы оно отпечаталось красивым следом в его душе, но в этот момент сам Пак будто чувствует его моральную борьбу и останавливает это безумие между ними. Он медленно разрывает поцелуй, но не отстраняется, а мягко поглаживает бешено пульсирующую артерию квотербека большим пальцем и успокаивает своё собственное дыхание от вспыхнувшего вожделения. Без всяких слов он так трепетно и успокаивающе касается губами щеки квотербека, а после осторожно ведёт ими в сторону. Он вырисовывает ими бережный рисунок любви, скользя по его носу, целует его кончик и затем — хмурую морщинку между бровей, разгоняя все его тревоги. После этого жеста нежности Чимин смотрит в его растерянные глаза и видит в них так много блуждающих сомнений, сражающихся с естественными желаниями. <span class="footnote" id="fn_30326109_11"></span>

Он понимает то, что парень чувствует прямо сейчас, ведь и сам прошёл это трудное испытание, только ему было гораздо проще. Никто из его окружения не давил на него осуждением и не пытался внушить свою правду, которая не имела никакой связи с реальностью. И этот внезапный испуг на дне поглощённых похотью зрачков из-за настоящих и очень сильных эмоций и навязанной позицией — вполне объяснимый результат долгих манипуляций над его психикой. Адвокат слишком отчётливо видел, чего именно хотело его сердце, но в тоже время осознавал и то, как сильно Чон боялся, стараясь до сих пор это подавить в себе. Он сжимался в напряжённый ком каждой клеткой тела, как только его чувства начинали раскаляться сильнее обычного, а это просто чудовищное издевательство над собой. Так не должно быть. Он должен отдаваться им, а не душить их.

— Прости, — едва слышно шепчет Чон, опуская виноватый взгляд и тихо вздыхая. — Всё в порядке… просто…

— Нет, не в порядке, — говорит Пак, внимательно разглядывая его и поглаживает его шею. — Кого ты хочешь обмануть?

— Дело не в тебе.

— Я знаю.

— Это так непросто. Я хочу, но... — говорит он и тягостно выдыхает, качнув головой, — прости.

— Ш-ш-ш, — ласково произносит адвокат, беря его лицо в ладони, и затем коротко целует в губы. — Без паники, квотербек. Я позвал тебя к себе не для того, чтобы украсть твою девственность.

— Придурок, — усмехается Чон, мягко щипая его за бок, отчего тот широко улыбается.

— Я правда счастлив держать в руках то, что у меня есть. Годами я не мечтал даже об этом, понимаешь? Никакой спешки, — успокаивающе говорит Пак и мягко проводит большим пальцем по его губам.

— Да, хорошо, — отвечает Чонгук, цепляясь за его талию сильнее прежнего. — Прости, что я не могу.

— Эй, закрой глаза и глубоко вздохни, — говорит парень спокойным тоном, стараясь унять его внутренние терзания.

— Для чего? — удивляется Чонгук, а его брови выгибаются дугой.

— Просто послушай меня. То, что я скажу вряд ли изменит что-то, но это нужные для тебя слова. Ты их должен услышать именно сейчас.

— Хорошо, — едва слышно отвечает квотербек и выполняет эту просьбу, закрывая веки и вздыхая.

— Нет ничего плохого в твоём желании ко мне. Для тебя это не впервые, ведь ты это чувствовал уже не один раз. Разница в том, что сейчас ты не скрываешь этого, и я это забираю у тебя без остатка. И нет ничего плохого в твоём страхе. Бояться — это нормально, такова природа человека. Не в этом ли ты убеждал меня совсем недавно, м? Эта эмоция рождается из-за ощущения опасности, и в данном случае ты чертовски сильно боишься пересечь границу своего привычного комфорта, в котором существовал всю жизнь. Мне это так знакомо. Я слишком хорошо чувствую тебя. Ты боишься новых и неизвестных для тебя чувств, ведь не понимаешь, куда они заведут тебя. Ты не знаешь ничего о них, оттого и страх. Ты получаешь от меня то, чего никогда не получал, а тебя это шокирует, но и это абсолютно нормально. С тобой всё в порядке, даже если ты хочешь в какой-то момент попросить меня остановиться. Ты не должен извиняться за то, что боишься, или не готов к чему-то. Не должен чувствовать какую-то ответственность за это. Не должен оправдывать в этом чьи-то ожидания. Ты никому ничего не должен кроме самого себя, услышь меня. Твоё тело принадлежит тебе. Твоё сердце принадлежит тебе. Твоя душа принадлежит тебе. И твоя жизнь тоже принадлежит тебе. Решения, которые принимаешь ты, составляют путь, по которому тебе же и идти. В этот раз только ты выбираешь направление, не твоя мать, не я, а именно ты. Между нами так не будет. Каждое действие между тобой и мной никогда и ни при каких условиях не будет обязательством. Я хочу получать то, что ты мне готов дать. Всё, что я настойчиво требую от тебя — правда, но не только в отношении ко мне, а и к самому себе. Прежде чем отдавать мне что-то, спроси себя: действительно ли ты этого хочешь? Мне нужен твой комфорт рядом со мной, а не мой собственный. В себе я давно уверен. Мне всегда было с тобой лучше, чем с кем-либо, — говорит Чимин и мягко улыбается, когда Чонгук довольно усмехается, слушая это. — Ты однажды сказал, что я для тебя спутник, да? Позволь же мне быть твоей луной сегодня и всегда. Я буду беречь твоё сердце и буду следовать за тобой, куда бы этот путь не завёл нас на этот раз.

Чон открывает глаза и поражённо смотрит на него несколько мгновений, чувствуя, как от этих слов влюбляется в него окончательно и безвозвратно. Сложно поверить, что возможно сделать это ещё сильнее, но он только что, кажется, расширил эти границы. Парень подаётся вперёд и жадно впивается в его губы своими, пытаясь старательно отблагодарить за каждое слово. Пак понимает этот порыв и лишь принимает этот молчаливый ответ, обнимая его за шею и скрещивая руки. Он не сдерживает вновь довольной улыбки, продолжая его целовать со всей нежностью и любовью, что в нём есть. Ему так безгранично нравится, что с каждым разом квотербек всё смелее поддаётся своим чувствам, в очередной раз делая к нему первый шаг, а это на самом деле очень важно, ведь их отношениями вертит именно он. Только от него зависит, насколько далеко они зайдут и как быстро будут развиваться.

— Спасибо, — тихо говорит Чон, слегка хмурясь. — Мне действительно страшно. Вся проблема в этом.

— И причина этого нам обоим ясна, ведь тебя всегда учили лишь одному взгляду на этот мир, но ты познал и другую его сторону на практике, — успокаивающе говорит Чимин, поглаживая костяшками пальцев его линию челюсти. — Это вызывает очень странные чувства, да?

— Да, — соглашается он, легко кивнув. — Как будто мне постоянно лгали. Убеждали, что это всё плохо, аморально и омерзительно. Только я совсем не чувствую ничего из перечисленного прямо сейчас, когда целую тебя и хочу тебя.

— Потому что это чушь, — говорит парень, нежно улыбаясь, и мягко целует его в уголок губ. — Это мнение твоей матери, а не твоё, и ты не должен следовать за ним.

— Я понимаю.

— Из-за этого всего тебе кажется, что в том, что ты такой, есть твоя вина. Ты винишь себя за то, что стал частью того, что тебе внушали презирать большую часть жизни. Есть такие мысли?

— Да, есть… наверное.

— Но за что ты должен винить себя, Чонгук-и? — ласково спрашивает адвокат, кончиками пальцев проводя по его губам. — Это твои настоящие чувства. Это и есть ты. Разве ты можешь это в себе изменить? Разве ты можешь себя презирать? Факт твоей сексуальной ориентации не определяет тебя, как человека. Ты всегда был таким, но лишь сейчас позволил себе услышать свой внутренний голос. Теперь нужно просто научиться жить с этим. Поверь, жизнь с осознанием, что у тебя другая ориентация, никак не отличается от обычной. Для окружающих, возможно, это проблема, но пошли они к чёрту, да? Главное, что тебе будет легче, ведь ты честен с собой, ну и у тебя есть парень, который поддерживает твой выбор.

— Так у меня есть парень? — удивлённо спрашивает Чонгук, выгнув бровь.

— Нет, что ты, — усмехается Пак, хитро щёлкнув языком. — Только бро, которого ты хочешь уже несколько лет как минимум. Ну раз фантазировал о нём, когда у тебя была девушка.

— Ты просто невыносим, знаешь? — говорит он, закатывая глаза.

— Смирись с этим, я не смогу просто так молчать о том, как долго ты тупил и не признавался мне в любви, — мило улыбаясь, говорит адвокат.

— Но я же тебе и не признавался, — говорит Чон и негромко смеётся.

— Ах, эти формальности. Я дождусь, только не заставляй меня ждать ещё одиннадцать лет. — отвечает Пак, забавно морщась, и быстро целует его. — И, пожалуйста, не позволяй словам Джоси быть истиной, твоя правда вот здесь, — продолжает он и кладёт ладонь на его грудь, где взволнованно бьётся пылкое сердце. — Только ты знаешь, какой ты. Ответь же самому себе на это, какой Чонгук на самом деле?

Квотербек думает о его вопросе и, наверное, впервые за все годы своей осознанной жизни знает, что ответить. Благодаря этому парню и знает, он помог ему разобраться в себе, помог найти путь, помог стать собой. Он его спас, и это вовсе не громкие слова. Чимин действительно его самый важный спутник, как Луна для Земли, и больше он ни за что не позволит себе потерять его, чего бы это ни стоило.

— Хороший человек, — произносит Чонгук, задумчиво глядя перед собой и улыбаясь. — Невиновный в смерти отца. Благодарный сын, но лишённый детства и юности. Квотербек с разбитыми мечтами. Друг… когда-то был надёжным другом. И обычный парень, как и все, — шёпотом говорит он, поднимая красноречивый взгляд на Пака. — Только влюблённый в тебя.

— Даже не заставил меня ждать, — говорит адвокат сквозь задорный смех. — Это не просто признание мне, ты впервые открыто говоришь об этом, понимаешь? Я горжусь тобой, это такой огромный шаг, ты хоть понимаешь насколько это важно? — спрашивает он, кладя ладонь на его щёку, и затем нежно поглаживает его скулу большим пальцем. — Ты сильный. Невероятно сильный и смелый. Мне потребовались месяцы, чтобы признаться себе, и годы, чтобы признаться родителям, лучшему другу и тебе. Ты не должен стыдиться этого, ты тоже должен гордиться собой. Ты отнюдь не идеальный и допускал очень много ошибок, которые понесли за собой последствия, но ты уже сполна расплатился за них. Ни Джоси, ни кто-либо другой не имеют никакого права заставлять тебя чувствовать себя виноватым за прошлое и за то, что ты отличаешься от других. Ни одно её оскорбительное слово о тебе не заслуживает права жить, понятно? Люби ты себя, если она не смогла этого сделать.

— Спасибо, — говорит Чон с такой искренней благодарностью в голосе, а после облегчённо выдыхает. — Мне так нужен был этот разговор.

Чимин вместо ответа тянется к нему и целует, но совсем иначе. Теперь его губы мягкие, нежные и успокаивающие, словно закрепляют этим каждое сказанное слово. А квотербек в этот момент ощущает себя намного лучше, понимая, что это облегчает груз в его душе. Голос матери больше не давит на сознание, он словно растворяется во всех его остатках сомнений и теперь Чон ощущает себя свободнее, что ли. Наверное, с этим придётся столкнуться вновь рано или поздно, но теперь, когда эти мысли будут заполнять его сознание, как поганая саранча, он знает, что будет искать спасение в том, что только что услышал, и сосредотачиваться только лишь на этом. Это его жизнь, а значит — только он будет решать, какой она будет. Им и без того слишком долго манипулировали. Пак смотрит на него в этот момент с искренним пониманием и улыбается, тем самым говоря, что рядом с ним и поможет бороться дальше. <span class="footnote" id="fn_30326109_12"></span>

— Давай просто поговорим. Это поможет нам обоим отвлечься, — говорит адвокат, ложась на диван, а голову кладёт на колени парня.

— О чём? — растерянно спрашивает Чонгук, застёгивая рубашку.

— Неважно, о чём угодно. Как прошёл твой день, например?

— Хорошо. Обычно и одинаково. Занимался делами, компанией отца и приводил в порядок некоторую документацию.

— Что, даже не было ничего интересного? Скучные встречи и всё такое? — спрашивает Чимин, глядя на него и приподнимая бровь.

— Да, как-то так… о, хотя, знаешь, вообще-то было интересное. Я сегодня кое-что сделал, — говорит квотербек и самодовольно хмыкает.

— Что? — интересуется он, внимательно разглядывая его радостное лицо, и берёт его руку, начиная нежно перебирать тёплые пальцы.

— Я снова впервые за долгое время дал отпор матери. Давно я не был с ней таким смелым, уже и забыл насколько это чувство приятное.

— И как же ты это сделал?

— Поступил в работе так как нужно, а не так, как она хотела. А ещё, кажется, сказал ей, что ты мне нравишься, — задумчиво произносит Чон, сводя брови, а затем низко смеётся. — Чёрт, это было самое весёлое.

— Серьёзно? — удивляется Чимин и заливается смехом в ответ. — Сказал своей матери что? А она жива после такого?

— Ну… я произнёс это не прямым текстом, но вроде бы это было очень понятно в контексте всего разговора.

— С ума сойти. Ты что, серьёзно? Я думал ты шутишь, — говорит адвокат, а его глаза расширяются от изумления.

— Да, — отвечает он, отпуская на него многообещающий и довольный собой взгляд. — Я сказал, что еду к своему бойфренду.

— Так я твой бойфренд? — спрашивает он, играя бровью.

— Ты? Нет, что ты. Ты — бро, который хочет меня одиннадцать лет.

— Ах ты сукин сын, используешь против меня мои же шутки? — вновь задорно смеётся Чимин.

— Не удержался, — невинно отвечает Чонгук, пожимая плечами.

— И как она на это всё отреагировала? — спрашивает Пак, чуть прищурившись.

— Сначала была в шоке, ну а потом опять мне угрожала кровавой расправой.

— То есть, ничего нового?

— Собственно, да, — отвечает Чонгук, безразлично хмыкая. — Годы проходят, а она не меняется.

— Может, она всё-таки ничего не поняла?

— Думаю, она очень хорошо меня поняла. Просто в очередной раз сделала вид, что её это не заботит, но мне удалось её задеть. Я это очень хорошо видел. Не могу сказать, что эта мысль не принесла мне дикое наслаждение.

— Оказываешь сопротивление, — радостно говорит Чимин и мягко щёлкает его по подбородку пальцами, широко улыбаясь. — Мой мальчик.

— Знаешь... — начинает он, и его лицо трогает смущённая улыбка, — мне кажется, я знаю, за что она так сильно тебя ненавидит. Вообще-то я и сказал ей об этом.

— И за что же? — интересуется парень, продолжая медленно перебирать его пальцы.

— А ты не знаешь? — спрашивает Чонгук и осторожно касается его волос.

Он нерешительно, словно боясь осуждения со стороны Пака, нежно проводит по ним ладонью и бережно убирает несколько непослушных прядей со лба. Кажется, тот совсем не против этого, потому что продолжает молча лежать на нём и раздумывать о причинах ненависти Чон Джоси к нему. Он действительно наслаждается этими простыми, ласковыми и мягкими касаниями, мурлыча и довольно прикрывая веки, как котёнок, а квотербек улыбается, глядя на него сверху вниз. Таким Чимин был безмятежным, удовлетворённым и спокойным, что он никак не мог им налюбоваться. Похоже, у него каким-то чудом получилось найти способ его отвлечь, и от этого парень чувствует себя немного увереннее. Было так немыслимо приятно зарываться пальцами в его мягкие волосы и поглаживать их, такие обычные действия, но такие до ужаса ценные. В них столько проявления заботы и любви.

— У неё нет вкуса, что поделать, — наконец-то самодовольно говорит адвокат, приоткрывая глаз, и протяжно с удовлетворением мычит от его неспешных ласк. — На самом деле я часто задавал себе этот вопрос в прошлом, но свыкся с мыслями, что я просто её раздражаю.

— Верно, а почему? — спрашивает Чонгук, печально хмурясь.

— Да твоя мать всегда чем-то недовольна.

— Нет. Вероятно, дело было в том, что она боялась того, что в итоге и случилось.

— Ты про…

— Нас, да, — договаривает он за него и коротко кивает в знак согласия. — Думаю, она видела всё происходящее между нами немного с другой стороны и что-то заподозрила.

— Но тогда между нами не было ни одного намёка на это, — недоумевает Пак.

— Да, но наша дружба была очень тесной.

— Ты хочешь сказать, что она ещё в школе поняла, что я в тебя по уши влюблён? — спрашивает Чимин, подозрительно прищуриваясь.

— Может быть. Но разве мы выглядели, как парочка? — удивляется Чон, слегка дёрнув плечами.

— Да никогда, — фыркает он и вопросительно выгибает бровь. — Вроде... мне кажется, да ведь? Ну мы были просто очень близкими друзьями. Подумаешь, иногда спали в обнимку, ну а кто так не делает?

— Говори правду, это ты лез обниматься.

— Ты не очень-то сопротивлялся, между прочим.

— Но не когда ты на меня ноги закидывал или тискал мою грудь во сне. Я всегда тебя будил, когда ты руки распускал.

— Это всё было чистой случайностью. Я неспокойно сплю.

— Врун, теперь я знаю, что ты просто меня лапал, — смеётся квотербек, мягко ероша его волосы. — Мне сложно сказать, что у неё было в голове, но я практически абсолютно уверен, что она именно из-за этого заставила меня оттолкнуть тебя. Никого она так сильно не хотела вычеркнуть из моей жизни, как тебя. Ты просто кость поперёк горла для неё.

— Надо же, Джоси поняла всё раньше нас самих, — удивляется адвокат, ехидно хмыкнув. — Верится с трудом, но примерно в то же время, когда я стал на тебя смотреть иначе, она и поменяла своё хорошее отношение ко мне. Не похоже на совпадение.

Квотербек тоскливо вздыхает и медленно кивает, бездумно глядя на мелькающие кадры фильма на экране. Он совершенно прав. Парень слишком хорошо помнит момент, когда всё переломилось навсегда. Однажды мать ни с того ни с сего после очередной их шумной попойки впервые стала за завтраком не читать ему морали об этом, а высказывать своё нелестное мнение о человеке, с которым он дружил всегда не разлей вода. Это повергло тогда его в шок, но он считал, что она просто злилась, ведь накануне они вернулись слишком поздно домой, нарушив её приказ. Но позже это вошло в её привычку и Джоси всё чаще отзывалась о Паке, как о самом худшем, что могло случиться с ними по соседству. Это было так нелепо, ведь, откровенно говоря, Чимин не делал абсолютно ничего плохого в её сторону. Наоборот, всегда был вежлив и приветлив, даже если она фыркала от слишком явного и необъяснимого отвращения. И когда Чонгук нагло противился и защищал его, то получал её незаслуженный гнев, а отец просто предпочитал отмалчиваться в этих ситуациях или поддакивал её словам, по сути, даже никогда не слушая их. Теперь парень понимал, почему именно она так злилась, когда он психовал и убегал к нему, но это было лучшее его решение. Он не желал соглашаться ни с одним паршивым словом в его адрес, ведь в нём находил своё утешение.

Просто невероятно, он и подумать не мог, что жизнь однажды повернётся таким образом, что ему придётся делать выбор между матерью и Чимином. Он понимал её гнев, но не способен был принять его ни при каких условиях. Если бы он даже знал, в какой момент между ними всё переросло в больше, чем дружбу, то всё равно не стал бы ничего менять. Ему было неизвестно, к чему это приведёт в итоге, но парень точно знал, что началось всё намного раньше, чем он думал. Сложно вообще что-либо объяснить в этом случае, ведь Чонгук нашёл смелость признаться даже самому себе только спустя так много лет, хотя чувствовал, что истина таилась в чём-то слишком очевидном, когда так сильно скучал по нему. Ещё когда только потерял его, то он всё резко осознал, признавать лишь не хотел. Но чем больше об этом думал, тем больше соединял все точки между собой и в конце концов сделал самый правильный вывод, а заключался он в том, что изменилось всё задолго до момента их прощания — когда они стали взрослеть.

В отличие от него Чимин смог принять себя гораздо быстрее, поэтому и глубже понимал, какой характер носили их отношения. Они действительно были крепкими и дружескими, но в них было место химии, которую квотербек не хотел замечать. Так ли это было? Вполне вероятно. Ведь сейчас, оглядываясь в прошлое, Чон осознавал, что, возможно, они выглядели немного странно со стороны. Они так сильно тянулись друг к другу, что это невозможно было объяснить никакими словами. Оказалось, медленно и очень осторожно его сердце в действительности открывалось Паку уже тогда, а он нагло игнорировал эти позывы и желания под руководством собственной гомофобной матери. Интересно, а когда его лучший друг пришёл к подобному осознанию?

Парень тихо вздыхает, а после смотрит на его спокойное лицо с мягко нахмуренными бровями и почему-то думает обо всём этом. Ему хотелось бы услышать ответ на это, чтобы понимать, как много времени он был таким слепым. Пак всё так же нежно перебирает его пальцы, а Чонгук гладит его по волосам, не переставая гонять эти непрошенные мысли в голове. Он совершенно безнадёжно влюблённо любуется им и вспоминает о том, каким мальчишкой был этот взрослый и уверенный в себе сейчас мужчина. Таким неловким, но до ужаса милым. Всегда так очаровательно прикрывал ладонью свою восхитительную по всем параметрам улыбку, а его глаза неизменно превращались в полумесяцы из-за неё, потому что он был счастлив рядом с ним. Он всё ещё помнил, как розовели его очаровательные щёки и кончики пальцев от смущения, и то, как Чимин заваливался на него во время приступов громкого смеха. Он не забыл его рыжие волосы и даже их фруктовый персиковый аромат, рваные джинсы, огромные худи не по размерам, голубую куртку и потрёпанные кеды. Образ этого безбашенного и симпатичного подростка никогда не покидал его сознание, ни на одну чёртову минуту, а сейчас перед ним был совсем другой человек, но этот мальчик жил глубоко внутри него.

Вроде бы всё те же родные черты лица, но почему одиннадцать лет назад они не вызывали такой трепет в сердце? Всё те же нежные руки касались его и крепко обнимали, но почему тогда от них не горело всё тело разом, как от упоительной агонии? Всё те же соблазнительные губы, только прежде от улыбки на них не было одержимого желания положить огромный мир в его ладони. И всё те же изумительные глаза, но в юности он не тонул в их потрясающей глубине, задыхаясь от восторга. Как жаль, что он не понимал, что влюбился в него так давно, что мог бы уже подарить ему половину своей жизни. От осознания того, что он потерял столько возможно счастливого времени, было невыносимо больно. Но в тот момент Чонгук не был достаточно смелым для этого и абсолютно точно не был готов к такому повороту.

— Я тебя никогда не спрашивал об этом, — тихо говорит Чон и глубоко вздыхает, аккуратно проводя костяшками по скуле парня, — но как ты понял, что что-то чувствуешь ко мне?

— Довольно просто, — отвечает Чимин, ностальгически улыбаясь. — В какой-то момент я осознал, что меня бесят твои разговоры о девчонках.

— И всё? Этого оказалось достаточно?

— Ревность — очень сильная эмоция. Тебе ли не знать, м? — издевательски спрашивает он и с явным сарказмом в тоне смеётся. — Из-за ревности ты здесь со мной и больше не стесняешься своих чувств ко мне.

— Верно, — протягивает квотербек, закатив глаза.

— Раньше все эти рассказы о твоих похождениях никогда не доставляли мне проблем, мы же часто делились друг с другом этим, но меня стало это чудовищно раздражать. Понимаешь, не просто неприятно, а по-настоящему выводили из себя, — отвечает адвокат, не открывая глаз, и как-то с досадой улыбается уголком губ. — Мне казалось, что проблема в том, что мне нравятся те же девушки или в том, что меня злит факт того, что я не могу их также легко соблазнить, как ты. Я же никогда не был слишком популярным среди них, да меня они и не очень интересовали, что уж там. Но оказалось, дело совсем в другом, и мне не потребовалось много времени, чтобы это понять.

— В чём же было дело?

— В тебе. Я так сильно ревновал тебя. Мне правда было тяжело смириться с тем, что ты кого-то целуешь, бегаешь на свидания, заводишь отношения, а ещё с кем-то спишь и нагло флиртуешь на моих глазах. Я невыносимо бесился из-за этого чувства, но ничего не мог поделать с собой, а от этого стал ещё более импульсивным без видимых на то причин, помнишь?

— Да, кажется, припоминаю, — с сочувствием говорит Чонгук, сводя брови. — Ты временами был таким неуправляемым. У нас было много конфликтов с другими ребятами, потому что именно ты не умел держать язык за зубами, но мы обязаны были отстаивать тебя. Независимо от того, на кого ты рыпался, мы всегда защищали твой зад.

— Точно. Но когда я провоцировал людей на конфликт со мной, то надеялся в гневе выплеснуть всё это дерьмо из себя. Наверное, поэтому и любил лезть в драки.

— Когда это начало происходить с тобой?

— После последних летних каникул, когда ты вернулся из семейной поездки. Весь такой, чёрт бы тебя побрал, великолепный, в идеальной физической форме, загорелый, довольный, отдохнувший. У тебя рот не затыкался, ты всё рассказывал мне о своём мимолётном романе с той красивой девушкой из Италии. Кажется, тогда впервые мы провели все каникулы друг без друга, тебя не было так долго. Видеосвязь не в счёт.

— Да, верно, — говорит квотербек и вновь мрачнеет, понимая, насколько больно неосознанно делал самому близкому человеку. — Родители сказали, что после школы у меня не будет времени на каникулы, поэтому мы уехали к их друзьям, я это помню.

— Вот тогда я и взорвался впервые, — шепчет он с нескрываемым разочарованием.

— Что произошло? — осторожно спрашивает парень, продолжая бережно перебирать его волосы. — Ты никогда об этом не рассказывал.

— А как бы я тебе подобное объяснил? — горько усмехается Чимин, искренне наслаждаясь ласковыми касаниями и тяжело вздыхая. — Нужно было бы дать все ответы, а я не мог.

В тот вечер позднего лета он был просто на грани нервного срыва из-за собственных чувств. Их мощь и разница направлений разрывала на куски. Пак был до одури влюблён в него и до трясучки дорожил им, но одновременно в тот день так сильно ненавидел и злился, что абсолютно серьёзно хотел послать куда подальше. Боже мой, он так сильно ждал возвращения своего лучшего друга, фактически вычёркивал дни и отсчитывал часы до его приезда, и эта встреча действительно была самым ярким моментом тогда за всё лето. Только Чимин и подумать не мог, что в итоге получит такую большую боль уже спустя час после приземления самолёта.

Он не забыл то, как даже не дал ему тогда вылезти нормально из машины у дома, а со всех ног нёсся в его объятия, как умалишённый, и в итоге чуть не завалил на газон. В ту секунду он был так запредельно счастлив, что и сам не понимал, почему на самом деле так нездорово по нему тосковал всё это время. Прежде такого никогда с ним не было, но очень просто было спихнуть все чувства на непривычно долгую разлуку. Он ощутил что-то очень мерзкое внутри уже потом, когда они болтали несколько часов, сидя у их любимого дуба, и наблюдали за дождём. Так ярко в сознании Пака отпечаталась глубоким оттиском фраза квотербека о той самой девушке: «Я бы точно в неё влюбился до безумия, будь у меня ещё немного времени». Так мало слов, а так много боли в них, безумие. Он сидел, едва сдерживая слёзы обиды и разочарования, слыша, как разбивалось его сердце. Она и в самом деле очень нравилась его другу, судя по рассказу, но у него всегда были короткие романы, не имеющие серьёзного продолжения. Только тогда, несмотря на хорошо известную ему любвеобильность Чона, впервые ему было больно от того, что он хоть и ненадолго, но кому-то принадлежал. Никогда до той секунды его не ранила мысль о том, что этот человек мог кого-то полюбить.

Пак в полной прострации и, глядя перед собой стеклянным взглядом, слушал о безупречной Италии, красивом побережье, вкусной кухне и о безумно романтичных свиданиях, превращаясь в сгусток сплошной ненависти. Он не сказал ему ни одного плохого слова, а проглотил всё дерьмо, что лезло наружу. И после этой моральной пытки для него, как ни в чём не бывало, они отправились на вечеринку, где все, разумеется, быстро напились. Всем было невероятно весело. Всем, кроме него, ведь его в это время безжалостно уничтожала всепоглощающая ревность. Тогда ещё никто из них не предполагал, что в тот вечер жизнь одного из них разделилась на два больших временных отрезка, и прежним он уже не станет.

И когда все были в особняке, где проходило всё шумное веселье, пьяный Пак вышел из него и собирался пешком дойти домой, ведь морально был измотан и растоптан собственными чувствами, которые никому не были нужны. Ему не удалось уйти спокойно, ведь один не самый умный парень решил, что это просто отличный момент до него докопаться на ровном месте. Этому недоумку не нужно было даже много говорить, хватило фразы, за которую Чимин зацепился. Она послужила рычагом запуска, и уже спустя несколько нелицеприятных реплик внутри него произошёл абсолютно неконтролируемый взрыв. Он не помнил, как подбежал к нему и как именно началась драка, но даже спустя столько лет его сознание по-прежнему хранило ощущение этой эмоциональной мощной атаки, которая лишила его разума на несколько минут. Гнев ослепил его.

Конечно, он влипал и раньше в потасовки, но подобное было впервые и единожды. Чимин сидел на своей жертве сверху и выплёскивал всю накопившуюся ненависть и злость на самого себя и других, натурально избивая его, ведь тот перестал защищаться почти сразу. То ещё было шоу, которое некоторые обсуждали ещё не один месяц в школе, да и во всём Конкорде, показывая друг другу сохранившиеся видео. И за это его даже не привлекли к ответственности, но только потому что тот самый провокатор не захотел разбирательств. Парнишка хоть и сильно пострадал, всё равно боялся проблем с родителями, ведь эту вечеринку он не должен был проводить. И нынешний адвокат Пак хорошо понимал, что за это ему светил немалый срок, ведь к тому моменту он уже достиг возраста уголовной ответственности. Позже, конечно же, он не раз просил прощения у того идиота без инстинкта самосохранения, но этот всплеск агрессии уже никогда не забыть, ведь ему казалось, что тогда его разум был просто не в себе.

— Вообще-то… ты знаешь, что случилось, но не понимал причин. Драка в день твоего возвращения, помнишь? — говорит Пак, болезненно хмурясь.

— Ещё бы, — отвечает Чонгук, неприятно морщась. — Это была такая жуть. Ты на ровном месте начал злиться, а потом просто ушёл с вечеринки. Я даже не понял, что с тобой случилось, но когда услышал визги и дикие крики на улице, то сразу понял, что это именно ты что-то натворил. Предчувствие подсказало. Никогда тебя не видел таким, как в тот вечер. Тебя было просто нереально стащить с него, пока ты сам не отступил. Мы с Тэ вдвоём с трудом вас разняли.

— Я тоже не помню себя больше таким чудовищем. Мне жаль, но тогда тот парень стал просто жертвой этой неконтролируемой вспышки.

— К счастью, ты не нанёс ему тяжкий вред. Тебе и вправду очень повезло, что в этом всём не разбиралась полиция.

— Да, — шепчет Чимин с искренним сожалением. — Я мог лишить себя будущего одним необдуманным поступком.

— И ты бы потерял ещё одну мечту, — заключает печально квотербек.

— Верно, сначала танцы, а затем это. Никогда бы не простил себе этого. Даже думать не хочу, как бы сейчас жил с Мэй, если бы лишился этого по своей тупости. К счастью, всё обошлось. Наверное впервые удача была на моей стороне, — говорит Пак уставшим голосом и глубоко вздыхает полной грудью.

— Ты так сильно меня ревновал?

— Да. Но мой ад только начинался, ведь с началом учебного года началась и пора вечеринок. Они были для меня настоящей пыткой в тот раз. Я был вынужден смотреть на твои взаимодействия с девушками постоянно. Ненавижу всё это, — фыркает он, слегка качнув головой.

— Прости, — тихо говорит Чон, с сочувствием разглядывая его большими глазами, полными печали. — Наверное, влюбиться в меня тогда было твоей большой ошибкой.

— Ты никогда не был и не будешь моей ошибкой, — протестует Чимин, ласково гладя его по щеке. — Никогда больше не говори таких вещей. Это испытание, которое я прошёл и сохранил свои чувства, чтобы дарить их тебе сейчас.

— Но я всё равно чувствую себя таким виноватым за то, что они принесли тебе столько боли. Мне так жаль, что я ничего не знал.

— Если бы тебе даже всё было известно, я уверен, что между нами ничего бы не вышло в тот момент. Сейчас у нас есть небольшой шанс.

— Эм... небольшой? — спрашивает Чонгук с очевидным сомнением и нагло усмехается. — Я думал, чуть больше, чем небольшой.

— Ла-адно, — протягивает согласно Пак и довольно улыбается. — У нас есть большой шанс, несмотря на разные условности. Но ты же понимаешь, что тогда мы были слишком юны и абсолютно точно не готовы к чему-то по-настоящему серьёзному. Нам обоим нужна любовь, чистая и искренняя. А вспомни нас в прошлом? Боже, да два олуха. Мы были просто глупыми и неловкими детьми. Меня во многом изменила Мэй и роль её отца, а тебя — непростая жизнь. Сейчас мы готовы к другим отношениям.

— Значит, ты думаешь, к лучшему, что всё так вышло? <span class="footnote" id="fn_30326109_13"></span>

— Если бы тогда всё сложилось иначе, то, возможно, у меня бы не было дочери сейчас. Может быть, я бы не переспал с Хизер. Не знаю, какой бы с этой правдой для тебя стала дальнейшая жизнь, но для меня это значит, что она была бы пустой. Я не хочу ни о чём сожалеть и не буду. Да, мы потеряли одиннадцать лет, но всё равно ты нашёл ко мне путь, ведь так? Выходит, всё так, как должно быть. Красная нить может растягиваться и путаться, но никогда не оборвётся. Ты предназначен для меня.

— Наверное, ты прав, — задумчиво произносит Чонгук, проводя кончиками пальцев по груди парня. — Не знаю, была бы моя жизнь лучше или хуже, но я так и не могу простить себе, что отпустил тебя. Ты — самое лучшее, что у меня было.

— Я — самое лучшее, что у тебя есть прямо сейчас. Ты здесь и со мной, а это всё, что имеет значение, — говорит Пак, приподнимаясь и быстро целует его губы. — Давай просто жить в нашем настоящем. Оно может быть прекрасным, если мы оба постараемся, да?

— Да, — отвечает Чон и обезоруживающе улыбается своей самой милой улыбкой.

Он абсолютно прав сейчас. У исхода всех событий, как правило, существует множество предшествующих причин. В данном случае много чего сыграло свою важную роль: глупая нерешительность, сильный страх осуждения или остаться отвергнутым, очевидная неопытность, строгие родители и эмоциональная незрелость. Их пути непредсказуемо разошлись из-за разных факторов, а не только потому, что один из них просто не мог остаться. Но, откровенно говоря, гораздо важнее то, что все эти тернистые дороги в конечном итоге привели их друг к другу. И самое поразительное в их истории, что несмотря на физическое и моральное расстояние между ними, их связь всегда была жива. Действительно, как красная нить, ведь они всегда были прочно связаны. Каждый из них долгие годы не удалял забытый чат, хранил старые фотографии, Чонгук носил этот глупый кулон в виде клевера, а у Чимина, оказывается, была футболка квотербека. Парень сразу же её узнал, только переступив порог этого дома сегодня, ведь откуда бы она была у Пака, он же не состоял в школьной команде? Верно, только из старых вещей бывшего друга. По всей видимости, вместе со скейтбордом он прихватил ещё кое-что, и это так грело сердце Чона. Этими не самыми значительными деталями они незримо и неосознанно каждый день и каждую минуту давали шанс жить тяге между ними, не позволяя времени уничтожить её навсегда, а именно благодаря этому им и удалось сохранить отношения. Более того, они общими усилиями смогли вывести их на совершенно другой уровень, о котором даже не мечтали, ну по крайней мере один из точно не мечтал.

Чонгук победно улыбается и устало вздыхает, мягко водя пальцами по знакомой эмблеме школы на груди адвоката, и продолжает активно размышлять обо всём этом. Чимин так чертовски прав и в том, что между ними точно ничего бы не получилось, если бы они открылись с этими всеми незрелыми тайнами ещё в школе. Скорее всего, они бы просто сломали свою крепкую дружбу и точно не смогли бы дать ей ещё один шанс когда-либо. До элементарного просто, ведь квотербек на тот момент категорически не хотел принимать подобную сторону себя, не то, чтобы открыть другим. Наверное, им и вправду суждено было когда-то потерять друг друга, чтобы потом вновь приобрести, как бы странно это ни звучало. И как бы сильно Чон не сожалел о потерянных годах, головой он прекрасно понимал, что это было абсолютно неизбежно по разным причинам, но он рад, что нашёл своего человека, который необходим для души. Пришлось пролететь через весь земной шар и вернуться обратно, чтобы понять, что он всегда был рядом с ним.

Через несколько минут глубоких раздумий Чонгук замечает, что Пак заметно притих. Парень больше ничего не говорит, а лишь спокойно и ровно дышит, погрузившись в спокойный и сладкий сон. Кажется, так сильно морально и физически устал от того, что происходит вокруг него, что просто отключился, пока он ласково гладил его по голове. Такой безмятежный, что квотербек боится пошевелиться, чтобы не потревожить его лишний раз. Ему очень нравится быть тихой гаванью для него, наверное, Чимин чувствует себя достаточно комфортно рядом с ним, если так легко и быстро смог уснуть. Чон нежно и невесомо проводит костяшками по его щеке и не может сдержать влюблённую улыбку. Вот оно в чём оказывается заключается простое счастье — оберегать покой человека, который держит в руках твоё сердце.

Он без стеснения и с восхищением любуется им некоторое время, не имея желания и сил отвести горящих глаз. В этот момент сердцебиение в ушах так громко стучит, что, кажется, способно разбудить адвоката этим грохотом. Было в этом моменте нечто совершенно особенное, что-то очень личное и сокровенное, ведь доверие подобного уровня для них большой шаг вперёд в отношениях. Чонгук убирает с его лба мешающую русую прядь, а затем переводит любопытный взгляд в сторону и видит на ручке дивана маленькую звёздочку, которую ему отдал Чимин, когда они только пришли. Он берёт её и тихо открывает, стараясь не сильно шуршать бумагой. Возможно, стоило бы её оставить для подходящего момента, когда ему бы требовалась поддержка или цитата с хорошей мотивацией, но быстро прочитав текст внутри, парень понимает, что эти слова ему нужны в каждую секунду его чёртовой жизни.

«Неувядающие пионы под моими рёбрами цветут все одиннадцать лет холодной зимы. Спасибо за долгожданную весну, мой квотербек»</p>