~20~ (1/2)

Alec Benjamin — The Book of You & I

Phoebe Bridgers — Moon Song

Secret Nation — Ocean Apart

Before You Exit — The Butterfly Effect

Lil Peep — Star Shopping

Billie Eilish — Therefore I Am

Vorsa — self destructive

Monsta X — One Day

V — Christmas Tree

BAEKHYUN — My Love

Mr. Kitty — After Dark

Justin Degryse — Could You Be My Moon

Ber, Charlie Oriain — Meant To Be

HEIZE — Can You See My Heart</p>

Мэй глубоко вздыхает, понуро опустив плечи, и продолжает усердно разбираться с собственными эмоциями, глядя на них. <span class="footnote" id="fn_30326109_0"></span> Такая прекрасная идиллия, словно кадр из какого-то романтичного фильма о самой искренней любви. Они лежат в обнимку, разглядывая звёзды, и периодически над чем-то смеются. Ведут себя, как старшеклассники, которые втайне от родителей убежали на свидание.

Давно она не видела своего отца вот таким беззаботным и точно никогда не замечала за ним подобной увлечённости кем-то. Он был до ужаса влюблён в этого квотербека, ведь постоянно смотрел в его глаза и откровенно млел, как маленький ребёнок от сладостей. Но что чувствовала она сама, девочка не могла понять. Той ярости, что она испытала впервые, осознав, что совершенно чужой ей человек нагло вторгся в их идеально выстроенный мир, уже не было, но по-прежнему внутри ничего не взрывалось от восторга. Но ей было радостно видеть такую улыбку на лице родителя, у неё и самой всё внутри переворачивалось, пока она любовалась его искренним счастьем, только во всём этом она ни на секунду не забывала о том, что причина этого была далеко не в ней.

Было больно, ведь впервые в жизни она сталкивалась с тем, что есть кто-то ещё, способный занять почти равную позицию в его сердце. Всегда ей казалось, что в нём абсолютно нет места для кого-то ещё, но на самом деле оно просто всегда было им занято. Ей так хотелось кричать от какой-то невысказанной обиды, но именно в этот момент она не имела на это права. Чувство стыда было намного сильнее и, наверное, лишь это спасало ситуацию для этих двоих от глобальной катастрофы. Мэй сдерживала себя, потому что с огромным усилием впервые отбрасывала свой эгоизм и делала шаг назад в немой войне между ними. Она хотела сгладить острые углы, а для неё это был настоящий маленький подвиг.

Это не самое приятное ощущение, когда хочется одновременно уничтожить всё на своём пути из-за внутренней клокочущей злости и молить о прощении за содеянное, но она, на своё собственное удивление, его стерпела и подавила, потому что были вещи намного важнее её глупой ревности сейчас, например то, что её семья по крошечным кусочкам разваливалась из-за действий другого человека, а ей было страшно от этого. Она желала это остановить. Хизер сеяла между ними раздор, а ей всего лишь хотелось примирить две враждующие стороны. Может быть, причина её смиренного поведения в данный момент была в том, что ей сейчас слишком жаль, ведь именно она стала причиной сильнейшей ссоры. Стыдно было за этот громкий скандал и за слова, которые она необдуманно выкрикивала в лицо отцу, проявив неуважение к нему. Это неправильно. Она так отчётливо увидела, что сделала ему очень больно этим и вообще подобным поведением в целом, но если быть предельно честной с собой, то Мэй в глубине души совсем не жалела о встрече с матерью, хоть она и была короткой.

Не каждый день, а в её случае даже не каждый год появляется редкий шанс посмотреть прямо в лицо женщине, которая подарила жизнь. Их разговор был быстрый и немногословный. Ей показалось, что Хизер была немного растеряна и просто не понимала, как вести себя с ней и что именно нужно говорить. Для них обоих эта ситуация была совершенно новой. Она подбирала слова с опаской и с предельной осторожностью, не пыталась обнять и едва ли несколько раз мельком посмотрела ей в глаза, словно её сжирал внутренний стыд. Теперь Мэй точно знала, что её отец всегда был прав, глаза — единственная черта, которую она унаследовала от неё. В остальном на первый взгляд у них не так уж много общего, хотя они побыли вместе слишком мало времени, чтобы говорить об этом уверенно. Возможно, у них есть что-то схожее в характере или поведении, но ей так не показалось. Она чувствовала, что ей не хватило этих минут, чтобы сделать какие-то честные и правильные выводы о загадочной мисс Смит, которую назвать «мама» оказалось слишком сложной задачей. Она так и не смогла этого сделать, потому что на данном этапе ей это слово абсолютно чужое, как и эта женщина.

Стоила ли эта, по своей сути, бесполезная встреча такой сильной ссоры с самым важным человеком? Девочка не понимала. Несколько сотен раз она пожалела об этом выборе, столкнувшись с гневом отца. Но несмотря на то, что ей было жутко не по себе после всего случившегося, она не очень принимала его категоричность в вопросе её отношений с Хизер. Это непонятная ей жестокость. Он же сейчас делал то же самое, что и она — закрыв глаза на её открытые протесты по поводу третьего человека, выбирал то, к чему рвётся его сердце. В данный момент он взял за руку Чонгука и следовал за ним.

Мэй слишком хорошо понимала, что винить квотербека в том, что у него получалось сделать его совсем другим человеком — неправильно и абсолютно глупо. Просто её отец что-то к нему чувствовал, и любая мимолётная секунда его внимания для него как глоток воздуха, который ему не давали так много лет. Глядя на то, как они оба нежно улыбались друг другу, малышка наконец-то всё медленно осознавала до самого конца. Этот старый друг из Конкорда и одноклассник, который однажды причинил ему большую боль, был тем же, в кого был влюблён её любимый мужчина. Это тот, о котором они говорили, и тот, ради которого он поехал на день рождения — его первая и последняя любовь.

Не обязательно быть взрослой или слишком опытной в этой жизни, чтобы увидеть эту очевидность между ними. Глаза её отца были полны искрящихся огоньков нежности и тепла по отношению к нему, никогда прежде он ни на кого так не смотрел. Что-то странное и такое красивое царило в воздухе между этими двумя, и впервые за всю свою жизнь Мэй видела папу вот таким светящимся с кем-то кроме неё. Его потрясающая улыбка просто ни на секунду не меркла, и в этом была только заслуга парня рядом с ним. Ему удалось сделать его счастливым несмотря на их сложную историю. Добиться доверия во второй раз — почти невыполнимая задача, но и это он смог. Лишь в его интересах не испортить то, что им удалось возродить, но Чон заметно трепетно относился к нему.

Девочка видела своими глазами, что ему удаётся заставить самого важного для неё человека забыть обо всём на свете. И сейчас она не понимала только одного: стоит ли его за это так сильно ненавидеть? Ей не очень нравилось то, что происходило, но это беспощадное счастье на самом родном лице ранило её в самое сердце. Не было больше никаких следов усталости, обиды или злости, которую раньше ему не удавалось отпустить, вместо этого он обнимал квотербека так крепко, бережно и с любовью, словно боялся хоть на миг отпустить. Он дорожил им так открыто, словно этот парень — самое ценное сокровище в его руках. Очевидно, он хотел проводить своё бесценное время рядом с ним, а это о многом говорило для неё.

В отличие от родителя, Мэй не очень сильно доверяла этому чужаку, а точнее — вообще не доверяла. Она никак не давала ему шанс из-за чувства ревности или по своей глупой прихоти, поэтому он не смог пока что доказать ей свою искренность и чистоту намерений. Страх потерять самого родного человека в ней сидел слишком глубоко, и когда Чонгук внезапно появился, то она была просто в бешенстве от всего происходящего. Тогда ей не понравилось их слишком тёплое общение, а сейчас, глядя на этих двоих, она сомневалась в правильности своего первоначального выбора. А вдруг он именно тот, кто нужен им обоим? В каком-то смысле Чон же пытался угодить и ей, а это говорило о нём многое. Он проявил себя как добрый, бескорыстный, честный и заинтересованный парень. Но насколько сильно ему это нужно, как и другой стороне?

Сколько малышка помнит себя, её отец никогда прежде не пытался познакомить её с кем-то или позволить кому-то войти в их личный мир, но именно ему разрешил. Он приоткрыл для него дверь туда, где не было места никому. Значит, его чувства достаточно сильны, и он действительно хотел бы чего-то большего. А она никак не могла понять, как вести себя дальше: смиренно принять это возможное будущее втроём или продолжить тихо ненавидеть его за то, что тот вмешался? Но сегодня этот выбор очевиден. Девочка глубоко вздыхает и медленно спускается по ступеням, а затем останавливается у лужайки, внимательно глядя на них.

— Пап? — прочищая горло, мягко произносит Мэй, и они оба сразу же вздрагивают, так и замерев в объятиях. — Ты можешь поговорить со мной?

Пак резко приподнимает голову на звук её тонкого голоса и удивляется очень вежливому тону. Учитывая, что они с дочерью сильно поругались и прямо сейчас она застала его в объятиях парня, который ей не очень нравится, это была весьма не характерная для неё реакция. Его удивляет её спокойствие, похоже, ей действительно стыдно. Они быстро переглядываются с Чонгуком и тот смиренно убирает руку с его талии и легко краснеет, а затем быстро поднимается. В чём-то квотербек себе не изменяет и вновь начинает вести себя как школьник, пойманный с поличным. Он не знает куда деть себя от смущения, потому что впервые попадает в такую ситуацию. Адвокат медленно садится и наблюдает за тем, как они с Мэй бросают друг в друга дико неловкие и растерянные взгляды и не совсем понимают, как действовать дальше. Она явно чувствует себя странно, вломившись в их личный момент, а он просто боится причинить ей боль. Чон тихо вздыхает и задумчиво чешет лоб, когда малышка первая подходит к нему и опускает робкий взгляд, а потом на всеобщее удивление протягивает ему ладонь. Она идёт на мир только ради своего отца, и поэтому этот шаг такой важный.

— Привет, квотербек, — говорит девочка спокойным и как можно более равнодушным тоном, чтобы не выдать свою уязвимость, а затем поднимает дерзкие глаза на него и расправляет плечи.

Чонгук усмехается, бросая удивлённый взгляд на Чимина и чувствуя в этой манере общения знакомые до боли ноты. Это прозвище, кажется, стало фишкой этого милого семейства? Всю жизнь его так называл некогда лучший друг, затем — любимый человек, а теперь и его маленькая дочь, именно поэтому Чон не может сдержать задорной улыбки. Слишком эта крошка похожа на своего отца.

— Здравствуй, маленькая мисс Пак, — отвечает он и легко пожимает её пальцы. — Как твои дела?

— Были намного лучше, пока не появился ты в моей жизни.

— Мэй, — предупреждающе произносит адвокат и мило морщится. — Будь прелестью, пожалуйста.

— Это просто шутка. Пусть не расслабляется, я за ним слежу.

— Всё в порядке. Я понимаю, что не заслужил пока её доверие. Но это ведь поправимо, да?

— Посмотрим, — задумчиво говорит она, с сомнением глядя на них. — Я, кажется, прервала ваш разговор?

— О, нет. Я уже собирался уходить, — отвечает Чон, отрицательно качая головой.

— Да? — удивляется Чимин, глядя на него, и вопросительно приподнимает бровь.

— Я же просто мимо проезжал, — бросает парень, чуть поведя плечом с небрежностью. — Так что мне пора.

— Ах, да, — хмыкает Пак и нежно улыбается ему. — Ну тогда тебе и вправду пора, а в следующий раз не сворачивай на светофоре налево, чтобы случайно не проехать несколько кварталов до моего дома.

— Буду звонить тебе, чтобы уточнять дорогу. Ты же прекрасный вектор, — отвечает Чон, улыбаясь и смущаясь.

— Знаете, а вам по-прежнему не обязательно флиртовать при мне, — говорит Мэй, насмешливо закатывая глаза. — Ну... типа, я всё ещё не в восторге от такого развития событий. Пощадите мою нежную детскую психику.

Парни переглядываются между собой и не находят что ответить, но оба чувствуют себя так, словно их поймали за чем-то неприличным.

— Вы бы себя только видели со стороны.

— Прости, детка, — говорит Чимин, усмехнувшись.

— Так если ваше свидание под звёздами уже закончено, значит, ты не занят? Можешь поговорить со мной? — спрашивает Мэй, быстро бросая на гостя красноречивый взгляд, чем ясно даёт понять, что ему пора уходить.

— Я не мешаю, — говорит Чонгук, поднимая ладони, словно сдаётся, и пятится к калитке.

— Доброй ночи, квотербек, — почти мурлыча, говорит Пак и нежно смотрит на него.

— До встречи, лузер, — отвечает он с широкой улыбкой.

Парень долго смотрит на него с такими восторженными и сияющими глазами, а после снимает капюшон и ерошит свои волосы, продолжая идти спиной в сторону своей машины. До последнего он не сводит влюблённого взгляда с Чимина и о чём-то думает. Только ему одному известно, что вертится в этот момент в его голове, но со стороны очевидно лишь то, что он совсем не желает покидать это место. Всем своим видом он напоминает старшеклассника, который нехотя уходит с долгожданного свидания. Парень задерживается на несколько секунд у своего автомобиля, глядя на них, а затем всё-таки садится в него и скрывается в вечерней темноте. Ушёл так же тихо, как и пришёл сюда. Даже в этой мелочи он повёл себя понимающе и достойно, дав понять Мэй, что никогда не станет перетягивать внимание её отца на себя, как бы сильно ему этого не хотелось. <span class="footnote" id="fn_30326109_1"></span>

Хоть он приехал совсем не надолго, этот визит был так важен для них обоих. Чимин очень рад был провести с ним хоть десять минут в этот сложный день. Это немного придало ему сил и значительно помогло успокоиться. В таком состоянии он уже способен был спокойно поговорить с дочерью и выяснить их недомолвки. Это необходимо сделать и, к счастью, Мэй тоже это понимала. Они оба были неправы, но в этот раз, кажется, впервые именно его малышка собиралась совершить довольно взрослый и серьёзный поступок, делая шаг к нему навстречу.

Она медленно подходит к нему ближе и садится напротив, скрестив ноги по-турецки. Девочка поднимает голову к небу, несколько секунд с увлечением рассматривает звёзды, а затем тяжело вздыхает и переводит мягкий взгляд на него.

— Небо сегодня такое красивое, — говорит она, аккуратно подходя к теме разговора.

— Да, я тоже обратил на это внимание. Большая редкость в Нью-Йорке, — говорит адвокат и коротко кивает. — Не смог удержаться и любовался им.

— С Чонгуком.

— Верно, и с ним тоже.

— Знаешь, твои глаза сияют гораздо ярче.

— Правда? — хмыкает он, легко пожав плечами. — Это заметно?

— В последнее время очень.

— Да, возможно, — робко отвечает Чимин, вновь задумываясь о квотербеке, и смущённо улыбается.

— Ты счастлив? — вдруг абсолютно серьёзно спрашивает девочка, пристально рассматривая его. — Только ответь честно, даже если мне ответ не понравится.

— У меня сегодня был очень сложный день, но мне стало намного лучше. Думаю, я счастлив, потому что способен искренне улыбаться несмотря на то, что вокруг всё не так уж замечательно.

— Это… из-за него? — спрашивает она, бросая задумчивый взгляд на пустую улицу, по которой уходил Чон.

— Да, ты права, — соглашается Пак, медленно кивая. — Он — одна из причин. Знаю, тебе это не очень хочется слышать, но глупо уже что-то отрицать. Ты видела своими глазами нас вместе только что, я не буду скрывать своих чувств.

— Значит, ты всё-таки влюбился, — заключает малышка и как-то обречённо вздыхает. — Так и знала, что все эти разговоры издалека были не просто так. Ты хотел знать, что я думаю об этом.

— Ты же хочешь, чтобы я был абсолютно честным с тобой?

— Да, папочка.

— Хорошо. Тогда тебе стоит знать, что я влюбился в него ещё до того момента, как ты появилась на этот свет, — отвечает он, улыбнувшись уголком губ, и аккуратно убирает с её лица непослушную прядь. — Невероятно, да. Все эти годы я держал это в себе, и не потому, что не хотел чем-то делиться с тобой. У меня было множество причин, но главная в том, что я боялся даже себе признаться.

— До моего рождения? Так давно? — спрашивает девочка, а её глаза становятся ещё больше от удивления.

— Да. Это довольно долгая история, но в чём-то я всегда был с тобой откровенным. Чонгук в самом деле мой старый друг из Конкорда. Когда-то мы были просто неразлучны, жили рядом, ходили в один класс и строили планы на будущее, которые так или иначе должны были пересекаться. Мы были лучшими друзьями, только после школы наши пути быстро разошлись из-за некоторых обстоятельств, а сейчас соединились снова. Но я скрыл от тебя то, что был в него влюблён, когда ещё был мальчишкой, — поясняет Пак.

— Почему ты не сказал мне об этом?

— Не знаю, я никому не говорил: ни родителям, ни Тэхёну, ни тебе. Это было моим секретом. Наверное, все дело в том, что я и сам был не готов признать, что наша история ещё не закончена. Я очень злился на него, ведь не понимал причин того, почему наша дружба внезапно закончилась. Много лет я просто очень старался избавиться от своих чувств, потому что считал их безответными.

— Но ты ошибался?

— Верно, солнышко. Все эти годы ошибался, но недавно я узнал, что и он давно что-то ко мне испытывал. Может, эти чувства не такие сильные, но я важен для него больше, чем кто-либо в этом мире.

— Выходит, очень много лет вы всё никак не могли поговорить об этом? — интересуется Мэй, напряжённо хмурясь. — Вся проблема была в том, что вы не были честными друг с другом?

— Ужасно, правда? — спрашивает Чимин и болезненно смеётся.

— Да, — отвечает она и глубоко вздыхает.

— Иногда и взрослые люди ведут себя очень глупо. Многие вещи между нами можно было бы решить простым разговором, но в какой-то момент нам не хватило смелости для этого, а потом... я позволял плохим эмоциям держать надо мной контроль. Обида была так сильна как раз из-за моих романтичных чувств, которые по-прежнему были живы. Я не мог отпустить ни эту ситуацию, ни его.

— Но вы услышали друг друга?

— Да. Наконец-то мы услышали друг друга.

— Так ты поэтому такой радостный стал, — говорит малышка и саркастически хмыкает.

— У меня не выходит скрыть своего удовлетворения ситуацией, потому что он мне правда очень дорог. Много лет я так сильно мечтал о том, чтобы быть ему хотя бы немного симпатичным, и эта мечта оказалась вдруг настолько близко, что мне стало очень страшно.

— Это всё для тебя так серьёзно? — спрашивает девочка, пристально глядя на него, склонив голову на бок.

— Да, для меня это серьёзно, детка, — говорит он спустя несколько секунд раздумий и медленно кивает. — Это не просто какое-то временное увлечение, я не занимаюсь такими вещами. У меня не было отношений с кем-то, и ты это хорошо знаешь. Никогда до этого не хотел кого-то видеть частью нашей семьи. Но впервые я хочу с кем-то... не знаю, чего-то... это сложно. Не могу заглядывать далеко вперёд, всё слишком хрупко. Я просто очень хочу быть с ним.

— Тебе нужно моё одобрение на это?

— Да. Мне важно знать, что ты не против того, что между нами происходит.

— И ты хочешь, чтобы я его полюбила? — тихо спрашивает она, озадаченно сводя брови.

Чимин долго смотрит в её серые глаза, наполненные такой ожидаемой тревогой, и потом отрицательно качает головой, чуть нахмурившись. Вовсе нет, он не имеет никакого права вынуждать её быть рядом с ним, если Чонгук ей не нравится. И тем более не в его силах заставить её любить квотербека, это должно быть только её решение. Хоть его дочь совсем ещё маленький человечек, Пак уже сейчас относится к ней так, как она того заслуживает. У неё есть право высказывать свое честное мнение, границы которого он не станет никогда нарушать, независимо от того, какой результат это может понести для него. В данном случае, если Мэй категорически откажется от любого контакта с Чоном из принципа или из нежелания давать шанс их отношениям, то ему нужно просто это достойно принять.

— Нет. Ты точно не обязана этого делать. Я прошу тебя не о любви к нему, а о понимании всей ситуации. Прошу понять меня. Наверное, тебе очень неприятно это всё осознавать, но он… это огромная часть моего прошлого и настоящего, у меня не получилось его отпустить.

— Он так сильно дорог тебе?

— Да, — отвечает Чимин, задумчиво кивая, и замечает растерянность в её глазах, поэтому берёт за руку. — Слушай, то, что происходит между мной и Чонгуком, абсолютно не влияет на наши с тобой отношения. У него точно нет намерений забрать меня или влезть между нами, да это просто невозможно. Мне будет очень тяжело, если вы двое будете воевать между собой. Честно, я понятия не имею, как буду вновь вырывать из себя эти чувства, если нам с ним придётся вновь прекратить общение, но мы с тобой семья. Для меня этот факт намного важнее всего на свете, поэтому я всё равно справлюсь. Ты — это я, и в таком случае мы или оба его принимаем в нашу жизнь, или нам с ним не по пути. Я не заставлю тебя терпеть того, кто тебе приносит дискомфорт, даже такой ощутимой для меня ценой, — говорит парень, нежно гладя её по щеке костяшками.

— А если... я не... никогда не смогу принять его? — шёпотом спрашивает она, сжимаясь в маленький комок.

— Значит, придётся ограничить моё общение с ним. Да, возможно, у меня не получится сделать это вот так сразу и напрочь. Но думаю, нет ничего плохого, даже если мы время от времени созванивались бы и посылали бы друг другу сообщения на праздники. Так многие люди общаются, в этом же нет ничего сверхъестественного? Мы просто могли бы быть приятелями, всё-таки нас многое связывает.

— Но ты ведь хочешь не этого. Ты так не сможешь.

— Смогу, я уже однажды это делал. Детка, пойми, что я не хочу, чтобы тебе было некомфортно из-за моих взаимоотношений с ним, но ещё меньше я хочу делать никому не нужный выбор. Это несправедливо и жестоко, поэтому не заставляй меня, — просит Чимин с нескрываемой надеждой в тоне, глядя на неё.

— Честно говоря, я не собиралась, — отвечает Мэй и переплетает их пальцы.

— Правда? — удивляется он, приподнимая брови в изумлении.

— Да. Я знаю, что ты бы выбрал меня.

— Бесспорно.

— Но если я поставлю такие условия, то это причинит тебе большую боль. А я не хочу, чтобы из-за меня тебе было больно, — говорит малышка задумчиво и смотрит на него таким невероятным взрослым взглядом, будто понимает абсолютно всё на свете.

— Ты такая мудрая, хоть и такая крошка. Мне так повезло с тобой.

— Просто я знаю, что ты будешь чувствовать, если я так поступлю, — тихо говорит она, опустив грустные глаза. — Ты ведь заставляешь меня делать похожий выбор.

— Всё не совсем так, — протестует парень, понимая, что именно она имеет в виду.

— Да, но смысл один и тот же. В итоге… мне больно, пап.

И это одна из самых страшных фраз, что ему только доводилось слышать от неё. <span class="footnote" id="fn_30326109_2"></span> Пак тяжело и прерывисто вздыхает, задумываясь о её словах. Парень понимает, что причиной этой внутренней боли является в данный он сам и её родная мать. Их непростые отношения создают деструктивную среду, от которой страдает больше всех их ребёнок. К его сожалению, малышка в чём-то очень права. В ситуации с Хизер он ведь в самом деле не напрямую, но фактически вынуждает её делать жестокий выбор. Он ограничивает её волю, хоть у него и есть на это право после открытия всех карт. Смит не заслуживает ни одной секунды внимания дочери, но ведь Мэй не знает всё это до конца. Для неё поведение отца выглядит, как непонятный ультиматум. Он же откровенно запрещает ей свободное общение с ней, тем самым говоря, что она обязана встать на его сторону, при этом мало что объясняет.

Как же он тогда хочет получить понимание от неё в ответ? Это так не работает. Ситуация требует или откровенного разговора по душам, или личной встречи Мэй с Хиз. Пак сам не готов вдаваться в детали её блудливого прошлого, поэтому как бы сильно ему не хотелось признавать, кажется, придётся позволить малышке увидеть эту женщину. От одной лишь мысли об этом после её откровений парень приходит в бешенство, но что же ему делать? Может быть, Тэхён всё-таки прав, и стоит позволить ей самой разочароваться? Ему же не удастся уберечь её от боли, она её ощущает уже сейчас и открыто говорит об этом. Не всегда он сможет ей что-то запрещать, зная, насколько его девочка сильна характером. До тех пор, пока она считает маму хорошим человеком, то будет рваться к ней изо всех сил. Но если она поймёт, что не так уж ей нужна, будет ли в ней столько же энтузиазма, как сейчас? Маловероятно, но это никто не узнает, пока она не столкнётся с её истинной сущностью. Ему нужен союзник в лице дочери, потому что это их общая война, но чтобы она приняла верную сторону ей придётся увидеть мир взрослыми глазами так рано.

— Я тоже не хочу никого выбирать, — шепчет девочка, глядя перед собой стеклянным от слёз взглядом. — Мне нужен ты и нужна моя мама.

— Но...

— Папочка, я же прекрасно понимаю, что она мне совсем чужая, но мне очень хочется узнать её поближе, если это возможно. У нас не получится наверстать столько всего, но хоть что-то мы можем изменить? У меня есть шанс это сделать, но ты его забираешь.

Но никакого шанса нет, и невинный ребёнок этого ещё не понимает. В её дрожащем голосе так сильно слышна невыносимая обида и столько непонимания. Она действительно совсем не понимает, за кого так отчаянно сражается. Хизер она не нужна и не была нужна ни одной секунды, но сказать об этом ей в лицо равносильно тому, чтобы навсегда убить в ней часть души. Чимин снова злится прямо сейчас на эту девушку, наблюдая за тем, как в серых родных глазах теплится неисполнимая надежда, но не может заставить себя окончательно её разрушить. Это слишком жестоко, и он не хочет брать на себя роль того, кто навсегда заставит этот крошечный огонёк в ней безвозвратно потухнуть.

— Мэй, всё немного сложнее, — мягко говорит он и обречённо вздыхает. — Не понимаю, как я должен всё это объяснить тебе.

— Я знаю, что тебе не нравится мой интерес к ней и почему ты злишься. Ты ревнуешь, как и я ревную тебя, да?

— В случае с твоей матерью ситуация совсем другая. Дело не в ревности, принцесса. Я просто знаю её лучше, чем ты.

— Но почему я не могу узнать её? Ты боишься, что я полюблю её сильнее, чем тебя? Что она станет мне ближе?

— Нет, я не этого боюсь.

— Этого не будет, папочка. Просто... нам с тобой страшно. Я знаю, что дороже меня для тебя никого нет, но так сильно боюсь, что всё изменится из-за Чонгука. И ты боишься, что всё изменится из-за мамы, — говорит Мэй, отрицательно качнув головой. — Но мы же этого не допустим, да?

— Детка, ты сравниваешь разные категории чувств, — поясняет Чимин, проводя руками по лицу с удручённым стоном.

— Да, но...

— Априори невозможно ваше соперничество за место в моём сердце, — уверяет её он, а в его глазах сверкают недовольные искры. — Я люблю тебя больше всего на этом свете.

— А его? — спрашивает она, тихо хмыкнув. — Его тоже любишь, так ведь?

— Так, — едва слышно шепчет Пак, опуская голову и глубоко выдыхает. — Но...

— Вот и я люблю тебя, но и маму тоже.

— А за что? — удивляется парень и едва сдерживает себя, чтобы не высказать всё, что думает об этой дряни. — Ты даже не знаешь её. Ты понятия не имеешь, что она за человек.

— А за что мне её не любить, кроме того, что её не было рядом постоянно?

— Мне казалось, этого вполне достаточно, — произносит адвокат и смотрит перед собой невидящим взглядом.

— Дети приходят на этот свет полные любви к своим родителям. Нам не нужны причины, чтобы любить. Мы просто... наполнены этим чувством, и только в руках мамы и папы вся власть над тем, чтобы преумножить его или уничтожить. Хизер ошиблась, но я хочу знать, сожалеет ли она об этом. Ведь дети до последнего верят в то, что это мир несправедлив, а не люди вокруг с нами жестоки. Я ищу ей оправдания каждый день, а их возможно нет, — говорит Мэй, и по её щекам спокойно и без лишней истерики медленно катятся крупные слёзы. — Я хочу знать. Папочка, мне не нужно многое, просто не запрещай. Мне нужно поговорить с ней и сделать какие-то выводы самостоятельно. Не хочу чувствовать то, что мне говорят другие. Ты знаешь больше, но молчишь, а она обязана быть откровенной. Это её шанс всё исправить, и если я не получу ответы, то ещё раз просить об этом не буду.

От её таких глубоких и важных слов у Пака пробегают мурашки по рукам. Она так невероятно права. Дети просто рождаются наполненные любовью, а дальше всё зависит от их родителей. Он смог воспользоваться своим шансом, а вот Хизер нет. И сейчас она балансировала буквально над пропастью, ведь Мэй не даст ей шанс просто так. Ей придётся убедить эту малышку поверить ей и найти для этого очень правильные и нужные слова, а он очень сомневается, что у Смит хватит на это ума. Оказывается, его дочь хоть и тянется к ней с неистовой силой, между ними всё же выстроена стена из недоверия. Она хочет правды, а уже потом её любви.

— А если этот разговор не принесёт тебе нужного результата? — спрашивает Пак, внимательно глядя на неё.

— Я хотя бы попытаюсь понять, что она за человек. Всю жизнь я жила в безопасности, которую ты создавал, но я же уже понимаю, что правда отличается от того, что ты говорил мне. Если бы всё было так, то ты бы так не реагировал. Ты пытаешься меня уберечь от чего-то.

— Но, как оказалось, так и не могу этого сделать, — с сожалением говорит Чимин и качает головой.

— Я пытаюсь понять, от чего именно. От чего ты так прятал меня? Ты лгал мне, я догадалась об этом. Ты лгал о маме, но в чём и почему?

— Не хотел разбивать твоё сердце слишком рано, — едва слышно произносит парень.

— Она не очень по мне скучала, да?

— Да, малышка, — тихо и честно говорит Чимин, опустив голову, словно это его вина.

— Понятно, — шепчет девочка разочарованно и несколько раз коротко кивает. — А теперь она хочет наладить отношения со мной. Мне понятно, почему ты злишься на неё, ведь это несправедливо.

Пак тяжело вздыхает, но так и не решается сказать ей всю правду. Отчасти она всё верно поняла, но ей известна лишь верхушка айсберга. Если бы его дочь только знала, насколько родной матери было наплевать на её существование, то сейчас вряд ли бы даже её имя произносила вслух. А если бы он рассказал ей об истинных причинах её возвращения, то, вероятнее всего, она бы разочаровалась в людях на много лет вперёд. Даже его поражает до глубины души мотивы Смит, а что же говорить о наивном ребёнке? Это её уничтожит. Он не хотел быть тем, кто раскроет ей жестокую реальность, и не хотел быть тем, кто выглядит, как человек, который из ревности наговаривает плохие вещи на Хизер.

Парень с сомнением качает головой и вновь приходит к выводу, что Тэхён, кажется, был прав, стоит предоставить Мэй выбор. Эта девочка умная и проницательная, уже сейчас она чувствует что-то неладное, но, чёрт возьми, даже несмотря на это в ней так сильно борется желание узнать мать. Возможно, это будет ещё одна огромная ошибка Чимина, о которой он сильно пожалеет, но в этот раз поддаётся её умоляющим глазам, скрепя сердцем и несмотря на злость. <span class="footnote" id="fn_30326109_3"></span>

— Ты совсем не хочешь её видеть? — спрашивает она, мило надув губы. — Никогда?

— Похоже, хочу я того или нет, мне придётся это делать. Она же вернулась в нашу жизнь, — отвечает Пак.

— А если вы попробуете помириться?

— Мы и не ругались, чтобы мириться, милая. Просто… я и твоя мать по разные стороны. Мы не понимаем друг друга в очень важных вещах. Между нами стена, и она не рухнет.

— И насколько всё это серьёзно?

— Очень серьёзно.

Мэй тяжело вздыхает и на её лице быстро мелькает сожаление. Очевидно, она пытается использовать любые методы, чтобы уговорить отца дать шанс для Хизер. Только она не понимает, что это категорически невозможно, но очень надеется, что Чимин позволит ей сдвинуться в поисках ответов на её вопросы. Это же в его силах, потому что против него она не сделает серьёзный шаг.

— Один из способов решения конфликтов — компромисс, так? Ты сам мне об этом говорил, — деловито произносит Мэй и кивает каким-то своим умозаключениям.

— Не думай, что я соглашусь на компромисс с ней. У нас не будет мирного решения данной проблемы, — отвечает Пак, тихо фыркнув с пренебрежением.

— А со мной?

— Что это ты имеешь в виду? — удивляется парень, выгнув бровь.

— Ну… что, если ты пойдёшь на уступки для меня, а я — для тебя? — предлагает она осторожно. — Это же будет компромисс?

— На уступки для меня? — продолжает недоумевать он.

— Ты можешь немного смягчиться, если я попробую принять Чонгука? — не унимается девочка.

— Даже не думай, — строго отрезает Пак.

— Но почему?

— Не делай этого ради того, чтобы что-то от меня получить, пожалуйста. Я бы хотел, чтобы он тебе нравился без всяких условностей. Он этого заслуживает, — отвечает адвокат, с досадой хмурясь. — Если бы ты смотрела на него, не как на противника в борьбе за моё сердце, то ты бы это увидела.

— Если честно... он кажется хорошим, — робко говорит Мэй, явно переступая через свою гордость в этот момент. — Не хочу этого говорить вслух, но это так. Я осознаю, что проблема во мне и в том, что я не пыталась его понять. Я просто злилась.

— Твоя реакция на эту ситуацию вполне нормальная, ты же это понимаешь? — аккуратно интересуется Пак, замечая её внутренние переживания. — Некоторые дети идут годами к принятию того, что у их родителей появляется кто-то ещё. Чувство ревности — очень серьёзная вещь, ты не должна винить себя за него.

— Ты же не сердишься на меня за это?

— Конечно, нет. Но ты сказала мне, что ненавидишь его, это так? Он тебе настолько неприятен?

— Нет, но он мне не очень нравится.

— Разве нам было не здорово вместе? Тогда на игре? На пикнике? В парке? На твоей любимой «революции»? Тебе не было весело? — спрашивает Чимин, вспоминая, как они прекрасно и по-семейному проводили время.

— Он смешной, — говорит малышка, робко улыбаясь. — Я с ним много смеялась.

— Он старался ради тебя и ради меня. Поверь, Чонгук из тех, кто катастрофически не любит быть в непривычном и неловком положении, но переступал через это ради нас с тобой. Он хотел просто чувствовать себя комфортно, и ему правда было хорошо в нашей компании. Мне тоже было, а тебе?

— Вроде бы… не знаю, — тихо говорит она, задумчиво глядя перед собой. — Он помог мне с командой, на пикнике с ним было интересно, танцевал со мной, мы классно поиграли в бейсбол и он передавал мне вкусный горячий шоколад. Кажется, он хотел мне понравиться.

— Но ты всё равно не хочешь принимать его.

— Я просто всё время думаю о том, что он обидел тебя.

— Но ведь не тебя, солнышко. Тебе он не сделал абсолютно ничего плохого. Наоборот, он искал пути подхода к тебе. Я дал ему возможность всё исправить, тогда ты тем более не можешь так себя вести. Я понимаю, что ты защищаешь меня, но помнишь, что я говорил о прощении?

— Все могут ошибаться. Нужно давать шанс, но только один раз.

— Именно. Есть только одна возможность исправить свою ошибку, и её я ему дал. Абсолютно добровольно, это мой осознанный выбор. И если я ошибусь в нём снова, то эта боль будет только моя.

— Тогда почему ты не даёшь маме возможности всё исправить? — спрашивает Мэй.

Чимин открывает рот, чтобы ответить, но вместо слов просто шумно выдыхает и поражённо хмыкает. Чёрт, весьма умно было поймать его на этом, ведь ему даже нечего сказать в ответ. Она же не знает, что он давал её матери целых пять долгих лет для того, чтобы исправить все свои ошибки. Но для малышки со стороны это действительно выглядит очень несправедливо. Он просит её о каком-то понимании и о шансе для Чонгука, но при этом нагло забирает у неё возможность дать этот шанс Хизер. Как же вообще возможно объяснить ей всю ситуацию, не сломав её такой хрупкий и наполненный надеждами мир? В ней столько веры, наивности и непосредственности, что сердце рвётся на части. Она даже понятия не имеет, какими могут быть жестокими люди вокруг. Сейчас для неё очень странным является поведение родного отца, который всегда желал только лишь добра ей. Без детально раскрытой правды всё ей напоминает просто какой-то глупый каприз.

— Ауч, — шепчет он, тихо усмехнувшись. — Хороший ход.

— Я же твоя дочь, — довольно говорит она, гордо приподняв подбородок. — А значит — у меня в крови добиваться своего.

— Неужели тебе так это нужно? — интересуется Пак.

— Да, — уверенно говорит Мэй и несколько раз согласно кивает.

— Но почему?

— Я не видела её никогда, — отвечает малышка, пожимая плечами. — Мне так сильно хочется понять, что она за человек и какие причины заставили её вернуться именно сейчас. Почему не раньше? Почему она так долго ждала? Почему не звонила мне? Не писала? Почему даже не присылала подарки, как это делают бабушка и дедушка? Почему она не давала знать о себе? Как часто она обо мне думала? У неё есть хоть одна моя фотография? Она хотела бросить свою жизнь и вернуться ко мне? У меня так много вопросов к ней, и ты не ответишь на них.

Чимин отрешённо смотрит куда-то сквозь ее маленькую фигурку, покусывая щёку изнутри и внимательно слушая каждое слово. Он пропускает их через себя и, конечно же, прекрасно её понимает. Это желание является абсолютно здоровым интересом ребёнка, но заставить себя перешагнуть через гордость так сложно, чёрт возьми. Особенно сейчас, зная, что именно заставило вернуться Смит.

Но чем больше парень её слушал, тем сильнее осознавал, насколько эта встреча необходима её маленькому сердцу. Оно просило правды. В этом Мэй права, ведь у него действительно нет ответов на множество значимых пробелов. Ему их никогда не заполнить, потому что он попросту совсем не знал Хизер. Как бы сильно ему ни хотелось избежать этого, кажется, стоит всё-таки прислушаться к мольбе дочери. Это тяжело, но это то, чего она на самом деле хотела. Внутри неё сидело так много непонимания, значит, пусть хоть раз в жизни её мать сама возьмёт ответственность за происходящее и попытается поговорить с ней. К тому же, если он это позволит сейчас, то она не сможет уже использовать против него аргумент, что отец запрещал ей видеть её.

— Пап… — тихо говорит Мэй и прерывисто вздыхает, заметно нервничая, — мне очень стыдно за то, как я поступила. И стыдно за то, как некрасиво вела себя с тобой, — произносит она, рассматривая свои пальцы. — Прости меня, пожалуйста.

— Мне тоже стоит извиниться. Прости, что я так кричал. Но ты должна понимать, что я защищаю тебя от чего-то не просто так, малышка. Это не прихоть или мой эгоизм, у меня есть множество причин не доверять твоей маме, — говорит парень и с огромной любовью смотрит на неё.

— Я тоже ей не доверяю, — признаётся она.

— Да?

— Она не очень много говорила, а я видела её впервые. Мне недостаточно этого. Я абсолютно не знаю её и каждое слово воспринимаю с подозрением.

— Ты просто хочешь задать ей все свои вопросы?

— Да.

— Вряд ли ты получишь ответы, — говорит он, отрицательно качнув головой.

— Но лучше ведь попытаться это сделать, чем совсем ничего. Если она будет лгать, то рано или поздно я же пойму это. Ты сам говоришь постоянно, что невозможно скрывать истину слишком долго. Я не уверена, что ты расскажешь мне многое о её жизни без нас, потому что вы не общались, — говорит Мэй и с надеждой умоляет его одними глазами. — Пожалуйста.

— Есть вещи, которых лучше не знать, моя радость.

— Хизер — плохой человек? — спрашивает серьёзно она, немного подаваясь вперёд корпусом.

— Нет, но и назвать её хорошей я тоже не могу, — честно отвечает адвокат.

— Но ты рассказывал совсем другое.

— Скажем… я не всегда говорил всю правду. Сейчас ты достаточно выросла, чтобы понимать, что не всегда взрослые говорят всё как есть, и это из лучших побуждений.

— Она меня не любит? — робко произносит она дрожащим голосом.

— А что она говорит об этом? — хмыкает Пак.

— Что любит и очень скучала.

— Сложно судить об искренности человека, когда у тебя изначально предвзятое мнение о нём. Я не знаю, малышка. Мне сложно сказать, насколько она честна с тобой. Но будь аккуратна и не слишком доверчива.

Девочка глубоко вздыхает, опуская голову, а её плечи заметно сутулятся от всего этого не самого приятного груза. Её губы легко надуваются, а маленькие бровки хмурятся, будто в голове Мэй идёт очень напряжённый мыслительный процесс. Заметно, как она переживает обо всём и насколько сильно её огорчает эта ситуация, а особенно — вопросы без ответов. Она хочет попытаться достучаться до сердца женщины, которая никогда не впустит её в него. Это принесёт ей болезненное разочарование, но ей и сейчас больно от всей этой неизвестности. Чимину ничего не остаётся, кроме как дать ей то, в чём она нуждается. Это навсегда оставит большую рану в её душе, но на самом деле она нанесена уже давным-давно, в тот самый момент, когда Хизер оставила детскую люльку с ней в чужой квартире и трусливо сбежала.

— Ты уверена, что не пожалеешь? — спрашивает Пак с сомнением, в последний раз пытаясь убедиться в правильности принятого им решения.

— Да, — отвечает Мэй и медленно кивает, теребя край джинсовой куртки.

— Ладно, — шепчет он, тяжело вздыхая. — Во-первых, ты мне больше не лжёшь. Во-вторых, ты не пойдёшь на эту встречу одна.

— Одна… значит... мне можно?! Ты не шутишь?! — радостно восклицает она, закрывая рот ладошками.

— Я даю согласие на то, чтобы вы поговорили. Если ты так сильно этого хочешь, я согласен пойти на это ради тебя. Ты права, ведь я заставляю выбирать, а это не очень правильно. Но боюсь, если там буду я, то всё закончится скандалом, а у тебя есть к ней вопросы. Пусть она ответит.

— Но с кем я тогда пойду?

— С Тэхёном. Он — нейтральная сторона, и ему я доверяю.

— Папочка, спасибо! — говорит девочка и порывисто обнимает его за шею. — Спасибо! Спасибо, я так рада!

— Но, пожалуйста, не заставляй меня волноваться. Если я звоню — отвечай мне. Если я скажу, что ты едешь домой, то ты немедленно собираешься и приезжаешь, — говорит адвокат, ласково прижимая её к себе. — Ты бы только знала, как сильно я не хочу этого делать, но если это необходимо тебе, то я переступлю через свой эгоизм.

— Я согласна, — отвечает Мэй и целует его в щёку. — Сделаю всё, что ты скажешь.

— Я хочу, чтобы ты понимала, что я не враг тебе, детка. Если я от чего-то тебя защищаю, то доверься мне, — шепчет адвокат, гладя её по волосам. — Ты — это всё, что у меня есть. Мне просто страшно потерять тебя.

— Ты не потеряешь. Я всегда буду твоей маленькой девочкой, — говорит она, вновь обнимая его, но только ещё крепче.

— Я так люблю тебя, моя звёздочка.

— Зона действия твоей любви, папочка?

— Бесконечный диапазон, — отвечает Чимин, легко улыбаясь.

Он закрывает глаза и с тяжёлым сердцем вздыхает, держа в своих объятиях самое важное, что у него есть. Переступая через собственное эго, ненависть и гнев, он всё же поддаётся натиску её уговоров, понимая, что в первую очередь эта встреча нужна Мэй. Она не успокоится, пока не задаст свои вопросы Хизер. Если он запретит снова, то она будет стоять на своём до тех пор, пока не получит желаемое. К его сожалению, эта черта в ней от него. Хоть его дочь и заметно ожила от этого разрешения, сам Пак чувствовал дикое волнение и страшное угнетение, ведь понимал, что этот вечер будет самым трудным на его памяти.

***</p>

За окном Нью-Йорк медленно погружался в темноту, но от этого жизнь в нём совсем не засыпала. <span class="footnote" id="fn_30326109_4"></span> Наоборот, он становился лишь красивее от того, насколько завораживающе выглядел с загорающимися огнями и угасающим солнцем на горизонте. Даже за толстым стеклом он казался шумным и абсолютно диким, полным живой и нескончаемой энергии. Так много различных и уникальных звуков вокруг создавали его неподражаемый «голос», есть в этом какая-то особенная магия. Он звучал низким тембром старого джаза из пахнущих виски и табаком клубов на улицах Гарлема и неумолкаемым разноязычным щебетанием любопытных туристов на Таймс-сквер, протяжными гудками продолжительных пробок на Уолл-стрит и звуками атмосферного Чайнатауна, до дрожи пробирающей арии из Метрополитен-опера и звоном маленьких дверных колокольчиков в уютных кофейнях, от которых шёл ароматный шлейф свежей выпечки. Он полон волшебного очарования и имел такую фантастическую, обволакивающую и притягательную атмосферу, которую создавали отчасти и сами его жители. Интересно, откуда в людях столько мотивации и энергии двигаться ежедневно через все испытания? Наверное, всё дело в том, что каждый слишком хорошо понимал ценность своего места. Для всех это его единственный шанс. Как только однажды бешеный город выбросит за борт, то подняться на это судно уже будет невозможно. Представить даже сложно, сколько таких жертв сожрало «Большое яблоко». В этом огромном мегаполисе выживание — принцип существования, и каждый стойко сражался за себя.

Чонгуку не понаслышке известно, что такое борьба. Как спортсмен, он делал это изо дня в день на протяжении многих лет, несмотря на физическую боль и усталость. Он даже иногда выходил на поле без сил и желания, потому что это было единственное занятие в жизни, способное сделать его счастливее. А как человек он был вынужден бороться просто ежеминутно. Для этого у него было предостаточно причин, но самая главная и бесценная из них — свобода. Возможно, он глупо и опрометчиво верил в это, но ему казалось, что в конце этой долгой и неравной битвы его ждёт долгожданное освобождение от морального гнёта и потока нескончаемого давления. В этой жизни его самый главный враг был он сам, потому что именно он позволял себе чертовски бояться. Его пугали сложности, резкие перемены, но больше всего — родная мать. Человек, который для любого должен быть опорой, поддержкой и безопасным щитом для него был ночным кошмаром. Она как будто тот самый «большой босс» в компьютерной игре, уровень с которым парень пытался пройти ежедневно вот уже столько лет, но постоянно терпел поражение. Но отчего-то он в глубине души верил, что способен её победить.

Эту странную, но такую важную уверенность в себе в нём поселил Чимин. Осознанно или нет, но у него это в итоге получилось. Благодаря его словам и действиям в голове квотербека зародилось, росло и крепло это чувство, а теперь он чувствовал в этом надёжную почву. С того самого дня, как они вновь встретились в Нью-Йорке, всё так сильно изменилось. Перевернулось не с ног на голову и очень внезапно, а наоборот как-то постепенно и размеренно. Робкими, медленными и спокойными шагами Пак направлял его на такой важный путь сопротивления, а теперь Чон по-настоящему боролся. Многие вещи он старался переломать внутри себя, но особенно сильно испытывал желание скинуть тугой поводок со своей шеи, который с каждым годом был только туже.

Небольшие успехи в этом направлении его безусловно радовали, ведь теперь он не позволял матери затягивать этот хомут слишком сильно, а давал ей слабый отпор. Возможно, это не давало нужного результата, но ему нравилось сопротивляться. Нравилось видеть на её лице злость и недовольство, когда у неё не выходило по щелчку пальцев им манипулировать. Ему просто нравилось выводить её из себя, ведь приятно рушить её планы. Может быть, он всё ещё недостаточно силён для уверенной атаки, но Чонгук уверенно шёл к самой важной цели, и когда-нибудь избавится от неё навсегда. Его главное желание — независимость, а достигнуть её можно лишь путём установления гармонии в первую очередь с самим собой, со своими чувствами и желаниями, с мыслями и действиями. Он двигался к этому, ведь никто другой не станет за него биться в этой бесконечной войне.

Парень глубоко вздыхает, глядя через окно на суетливый город, и легко улыбается, рассматривая безупречный вид. Вдалеке виднеется красивая линия спокойного океана, плавно переходящая в бескрайний горизонт, где солнце прячется, чтобы закончить этот день, а это автоматически бросает его в тёплые и чувственные воспоминания о Чимине и о танцевальной студии. Невозможно забыть тот восхитительный закат, который он ему подарил. В его воспоминаниях отчётливо отложилась картинка того, как ласково солнечные лучи играли с преломлением света и падали на изумлённое лицо адвоката. Его восторженные и сияющие глаза, наполненные таким искренним счастьем из-за этого особенного мгновения для них. Этот момент был так бесценен. Из подобных мелочей и складывалась жизнь, наше здесь и сейчас. Казалось, это произошло так давно и в то же время словно совсем недавно, но Чон отдал бы многое, чтобы вновь увидеть его вот таким — просто безмятежным. Особенно сейчас, когда он заметил, как тяжело Паку в последнее время.

Тогда его самой большой проблемой была нерешительность Чонгука в вопросе их отношений и внезапное появление девушки из прошлого, но сейчас Хизер творила какое-то безумие. Разве можно так легко и без сожалений играть жизнью собственного ребёнка? Ему даже сложно представить, что именно чувствовал Чимин каждый день. Наверное, ему невероятно страшно от неизвестности. На его прекрасном лице особенно сильно была заметна тревога в последние дни. Так боялся того, что будет с ним и его малышкой дальше, а это такая редкость — видеть его уязвимость. С тех пор, как Пак вырос, он свою слабость больше никогда не показывал, а старался справляться в одиночку. Но квотербек хотел на этот раз быть хоть чем-то ему полезен, именно поэтому постоянно думал о том, как заставить его вновь засиять искренней радостью, и перебирал в голове различные идеи. Ему так хотелось сделать что-то, что приятно встряхнёт адвоката и позволит ему пусть хоть на короткий промежуток времени выдохнуть в этом напряжении. Но при этом стоило попытаться каким-то чудесным образом расположить к себе и Мэй, ведь она не в восторге от его присутствия, а эта задача намного сложнее.

Чонгук мягко хмурится, легко поворачивая голову в сторону, и прислушивается к странной суете в холле офиса. Он отчётливо слышит какой-то громкий спор и пытается разобрать отдельные слова. Определённо, он различает голос своей помощницы и ещё один, который знает лучше, чем чей-либо в этой жизни. Именно из-за него он каждый раз вздрагивал в детстве, когда повышался его суровый тон. Мама. Она почему-то приехала к нему вечером прямо на работу, а это означало — ничего хорошего эта встреча не предвещала. Настроение моментально в момент осознания опускается до уровня штиля, а напряжение наоборот возрастает до границ озонового слоя атмосферы. Он напрягается каждой клеткой своего тела и морально готовится к порции дерьма. В очередной раз ему придётся делать вид, что он хороший сын и образцовый человек, выращенный в тепличных условиях. Такая у него жизнь, от которой уже невыносимо тошнило. Но скрывать раздражение и недовольство у него больше не получалось, всё сильнее это выплёскивалось из него. После каждого столкновения лицом к лицу с этой властной женщиной и того самого побега из дома в этот город Чон почему-то чувствовал себя сильнее.

Наверное, просто сломались какие-то его пределы. В какой-то момент, когда он окончательно решил всё бросить и уносить ноги, пока мать не уничтожила его окончательно, парень понял, что между ними выстроилась стена, которая уже никогда не падёт. И она была его личным спасением во всём этом бесконечном кошмаре, а когда было слишком тяжело в одиночку, то квотербек просто прятался за ней. Они стали абсолютно чужими людьми друг другу, и это так страшно. Как бы мать ни кричала и ни унижала его, ему всё равно удавалось найти в себе волю, чтобы не позволить раздавить ей себя до конца. Он говорил себе, что любящие родители так не поступают. Да и что ещё в её силах? Разве может эта женщина ещё сильнее разрушить его жизнь? Маловероятно, она уже забрала у него всё. <span class="footnote" id="fn_30326109_5"></span>

Чонгук глубоко и устало вздыхает, вновь отворачиваясь к окну, и кладёт руки в карманы брюк, заранее готовясь к предстоящей моральной пытке по имени Чон Джоси. Дверь его кабинета резко открывается через несколько секунд и он сразу же понимает, что нежданная гостья не в духе, впрочем, как обычно.

— Что значит, меня нельзя пускать?! Я его мать, бестолковая ты кукла! — возмущается она, уверенно проходя в помещение, как какая-то фурия. — Я имею право приходить к нему, когда мне вздумается!

— Мистер Чон очень просил его не беспокоить. Прошу вас, вы должны покинуть его кабинет, он очень занят, — вежливо просит помощница, мельтеша за ней короткими шагами.

— А ты должна покинуть это место, и желательно навсегда! — рявкает Джоси, поправляя элегантно уложенные волосы. — Для меня он всегда свободен!

— Но это его поручение, послушайте…

— Это совершенно бесполезно, Хлоя, — встревает Чонгук, хмыкая. — У некоторых отсутствует базовый навык уважения к личному пространству других людей.

— Простите, я говорила ей, что вас нет, — говорит девушка, всё ещё стараясь предотвратить эту встречу, и следует за гостей.

— Кого ты вообще пыталась обмануть? — самоуверенно говорит женщина, небрежно бросая на стол свою сумочку, и вальяжно садится в кресло перед столом сына.

— Скажи спасибо, что она не снесла дверь с петель. Пусть объяснит, зачем пришла, раз уж она здесь.

— Но…

— Всё в порядке, не волнуйся. Оставь нас, пожалуйста, — дружелюбно говорит парень, пожимая плечами, и Хлоя послушно исполняет его просьбу, легко кивнув.

Она выходит в коридор и плотно закрывает за собой дверь, а воздух в помещении в тот же момент сразу же становится свинцовым и отвратительно гнилым. Так влияет на атмосферу вокруг ядовитая аура его матери, которая расползается, как губительный вирус. Она всегда действует на его личный мир подобным образом — уничтожает все жизненные силы. Даже дышать рядом с ней чудовищно сложно, поэтому он старается с ней видеться всё реже.

— Бесполезное создание, где ты взял её? — спрашивает Джоси, не скрывая своего раздражения. — Что за наглость разговаривать так со мной? Как она себе такое позволила?

— Это что, твоё любимое ругательство в сторону тех, кто тебе не подчиняется? — спрашивает Чонгук и низко смеётся, а затем устало выдыхает. — Сколько же раз я это слышал за эти годы. Тебе никогда не угодить.

— Мне можно угодить, но для этого…

— Нужно быть мной? — предполагает парень, вопросительно выгнув бровь. — Но даже я не способен достигнуть твоей космической планки. Может, стоит занизить требования к окружающему миру?

— Да, я тобой не довольна. Ты занимаешься какой-то глупой ерундой, — отвечает женщина, с разочарованием качая головой. — В чём суть твоего игрушечного бизнеса? Я до сих пор этого не понимаю. Лучше делал бы хоть что-то с тем, что мы находимся практически на дне.

— И тебе здравствуй, мама, — спокойно говорит квотербек и горько усмехается, увлечённо разглядывая переулок Манхэттена. — Во-первых, мой игрушечный бизнес позволяет мне быть независимым от тебя, а это его главное преимущество. Знаешь, есть некая прелесть в том, что ты не способна у меня его забрать или каким-то образом разрушить. Он принадлежит только мне, и ты имеешь на него хоть какое-то право претендовать лишь в случае моей скоропостижной смерти, но, к счастью, я полон сил жить дальше. Ну а во-вторых, на дне из нас двоих только ты, я полагаю? Это именно ты не имеешь постоянного личного дохода, а вот я ни в чём не нуждаюсь. Да, я не так богат, как был отец, но совсем не жалуюсь на свою жизнь. Меня всё устраивает. Удачно я создал стены от тебя, да?

— Твой отец совершенно не позаботился о моём будущем и теперь я из кожи вон лезу, чтобы вернуть нам былое положение в обществе, из-за тебя, между прочим, — раздражённо произносит она, элегантно закидывая ногу на ногу и складывая руки на груди. — Теперь я пытаюсь сохранить и без того шаткое положение. Знаешь, каких усилий мне стоит сохранять наш статус привилегированной семьи среди высшего общества? Это тяжело делать, когда мы стремительно беднеем.

— Так всё же мы, или ты? — спрашивает Чонгук, злорадно смеясь, а затем медленно поворачивается к ней. — Не пробовала сама работать? Или ты только способна зарабатывать мозгами других людей?

— Ты мне ещё смеешь хамить? — удивляется Джоси, прожигая его ненавистным взглядом.

— Нет, говорю в тобой же выбранной манере, — отвечает квотербек, легко дёрнув плечом. — Не оскорбляй больше Хлою, раз приходишь сюда без приглашения. Она не твоя вещь, а моя сотрудница, которую я уважаю. Эта девушка высокопрофессионально выполняла свою работу, не срывайся на ней из-за своего плохого настроения.

— А в её обязанности входит что, гнать твою родную мать из твоего же кабинета? — с издёвкой спрашивает женщина и нагло ухмыляется.

— Да, если я её об этом попрошу, — непринуждённо отвечает он, медленно кивая. — Я сказал, что меня ни для кого нет. И ты не исключение, мама.

Женщина недовольно фыркает и после выжидающе смотрит на него. Её устрашающие и почти чёрные глаза медленно осматривают фигуру парня с головы до ног, прожигая огромные дыры на его коже, но когда эта атака не производит нужного эффекта, то она разочарованно вздыхает и медленно переводит гневный взгляд в сторону. Её очень удивляет, что почти всегда покорный сын не ведёт себя как прежде, он как будто набрался смелости и стал значительно независимее чувствовать себя. Конечно, он и раньше иногда оказывал слабое сопротивление перед и после смерти отца, но с момента переезда в Нью-Йорк какое-то время вновь изредка и нехотя, но подчинялся её приказам. А сейчас что-то было совершенно не так, и ей абсолютно не нравилось происходящее. Выглядел он заметно увереннее в себе и вёл себя соответственно этим ощущениям. От привычного покладистого отличника не осталось практически ничего, и теперь Джоси терялась в догадках, почему он стал таким?

Была, разумеется, у неё одна очевидная догадка, которую меньше всего хотелось озвучивать даже мысленно самой себе. В тот вечер, когда Чонгук сбежал с важного ужина, она успела заметить, с кем именно он это сделал, и это привело её в крайнюю степень бешенства. Пак Чимин — глупый мальчишка из прошлого, от которого она так тщательно пыталась избавиться, вновь появился в самый неподходящий момент. Как будто ей недостаточно было проблем без него. В какой период эти двое снова возобновили отношения женщина не знала, но зато раньше них обоих ещё в Конкорде поняла, что эта дружба несёт весьма странный и деликатный характер. И это было настоящей катастрофой, которую необходимо было предотвратить немедленно. Даже представить было страшно, что бы было с их семьёй, если бы однажды даже просто пошли нелепые слухи об ориентации её сына. Кто же тогда стал бы связываться с ними? Ни одна уважаемая фамилия не захотела бы иметь с ними ничего общего, поэтому она решила уничтожить всё раньше, чем они оба что-то осознали.

Изначально её ничего не напрягло в их простом дружеском общении, ей даже по-настоящему нравился этот негодяй. Он был довольно милым, вежливым и всегда приветливым, но чем старше они становились, тем больше её пугала их слишком подозрительная близость. Удивительно, как семейство Пак спокойно реагировали на происходящее. Они или предпочитали делать вид, что ничего не замечают, или действительно не видели, что происходило с их сыном. А вот Джоси категорически не нравилось, как этот парень из соседнего дома смотрел на её мальчика. Это было так очевидно. Он млел от каждого его слова и буквально не дышал, заглядывая в его глаза с нескрываемым восхищением. Ей совсем не нравилась эта болезненная привязанность, они же и дня не могли провести порознь. И не нравилось, что она видела во взгляде собственного ребёнка робкий, но ответный интерес. Не такой сильный и ярко читаемый, но он абсолютно всегда очаровательно улыбался, говоря о нём. У него маленькие звёздочки сияли в зрачках, а это был самый ужасный знак. Даже мысль о том, что между ними могли тогда возникнуть какие-то нездоровые чувства, невыносимо раздражала и вызывала у неё непреодолимое отвращение до сих пор. К счастью, это произошло в последний год школы, и переезд в Великобританию был отличным поводом вынудить их обоих навсегда прекратить это ненужное общение. Но, кажется, всё было зря, ведь Чимин вновь морочил голову Чонгуку.

— Зачем ты приехала, мама? — спрашивает Чон, вырывая её из напряжённых размышлений своим спокойным голосом.

— Мистер Эндрюс мне сообщил, что ты не посетил торги сегодня.

— А он теперь что, следит за мной? — спрашивает парень с насмешкой.

— Нет, просто он ждал, что ты тоже там появишься. Он же обещал другим людям, что ты примешь участие.

— Ах, да, и что с того? Я не давал ему согласие на это, а сказал, что подумаю.

— Почему я узнаю об этом от третьих лиц? — удивляется она, переводя на него любопытный взгляд. — Мы же договаривались, что ты будешь ставить меня в известность об изменении планов.

— С каких пор тебя заботят рабочие вопросы? — удивляется квотербек, не уступая ей в зрительном контакте. — Это же не та часть с роскошными приёмами и прочей показательной мишурой, в которой ты всегда превосходишь всех.

— С тех пор, как от этого стала зависеть деятельность компании твоего отца. Я пытаюсь исправить наше положение среди уважаемых людей, а твоя задача — думать о нашей прибыли. Только ты знаешь, как не разрушить окончательно то, что ещё осталось.

— Компании, — повторяет Чонгук, тихо смеясь, и садится в своё кресло. — Какое громкое слово. Давай будем с тобой честны, это просто жила когда-то прибыльного бизнеса, которая держится в живом состоянии только лишь благодаря моим правильным вложениям и преумножениям.

— Всё это не меняет сути. Проблема в том, что она находится на грани уничтожения. Мы чудом ещё балансируем этот год. Удивительно, как мы не оказались на мели сразу после его смерти, — говорит Джоси, кладя руки на стол, и нервно теребит кольцо с драгоценными камнями.

— Это для меня давно не новость. Эта фирма потерпела крах уже в момент его ареста, мама.

— Так немедленно спаси её! — возмущённо говорит женщина, чуть подаваясь вперёд всем телом, и сжимает кулаки. — Неужели, ты хочешь, чтобы всё, за что боролся твой отец, просто исчезло? Он же не бросал это до самого конца, отчего и вляпался в огромные проблемы!

— Ему стоило быть аккуратнее с теми методами, которые он выбрал. На что он рассчитывал? Что люди, занимающиеся незаконной деятельностью, помогут ему по доброте душевной? Его наивность стала главной ошибкой, — говорит Чон, неторопливо перебирая бумаги и откладывая их на край стола.

— И ты мне об этом сейчас говоришь? Где же ты был, мой умный мальчик, когда я звонила тебе и просила помочь? — спрашивает Джоси, бросая в него самый злобный взгляд в своём запасе, а затем её губы расплываются в кривой усмешке. — Давай, я тебе напомню — принимал наркотики.

Квотербек в ответ на это легко улыбается, приподняв бровь, и скрещивает пальцы перед собой в замок. Он кладёт на свои кисти подбородок и внимательно смотрит на неё. Так довольна собой, что может использовать этот аргумент. Поразительная наивность с её стороны полагать, что это является его уязвимым местом. Возможно, ему действительно за этот период времени до сих пор стыдно, но не до такой степени, как прежде. Нет, его это уже совсем не ранит, потому что он хорошо знает причины того, что привело его на этот путь — слабость. Его собственная неспособность противостоять родной матери и её постоянное давление со всех сторон.

— А из-за чего я стал это делать? — спрашивает он, прищурившись. — Ты намеренно вырываешь эту часть истории из контекста?

— Если бы ты ему тогда помог, то всего этого не было бы! — выкрикивает она, сразу же принимая оборонительную позицию. — Это твоя вина! Всё твоя вина! И его смерть, и наше положение сейчас!

— Низкий приём, который даже не вызывает у меня уже чувства удивления. Ты давишь на это, думая, что подобная выходка заставит меня сильнее пошевелиться из-за вины? — спрашивает Чонгук и морщится, отрицательно качнув головой. — Раньше это всегда работало беспроигрышно, но сейчас я не сделаю больше, чем уже делаю для тебя. Ты мало что понимаешь в бизнесе, поэтому не говори, пожалуйста, глупости. Нужно объективно оценивать свои шансы и возможности. Эти торги — совершенно бесполезная трата времени. Нужно участвовать в закупках, где заказчик способен найти исполнителя с подходящей компетенцией. Да, мистер Эндрюс прав, существуют предложения, где у нас есть шанс победить своих крупных оппонентов на рынке, ведь кроме преференций есть ещё и конкурентные преимущества. Мы запросто можем предложить наиболее низкую цену за выполнение услуг за счёт экономии на административных расходах, штате и лучше настроенных бизнес-процессах, но посмотри на ситуацию объективно. Конкретно этот предложенный тендер мы не способны вытянуть. Это лишь выставит нас для них амбициозными и не совсем умными выскочками, а не профессионалами. Ты уверена, что он хочет нам помочь, предлагая подобные вещи? Эти люди не согласятся на меньшее, а влезать в долги я не намерен. Ошибки отца я повторять не буду.

— Так нам нужны не траты, а вложения? — уточняет Джоси, задумчиво хмурясь.

— Нам стоит не прыгать выше своей головы, пока фирма находится в шатком положении. Нужно привести её хоть к какой-то определённой стабильности. Возможно, нам необходимо объединиться, тогда будет больше возможностей для участия в крупных закупках, соответственно — проекты будем брать лучше.

— С кем же?

— Я присматриваю хорошие варианты, — отвечает Чонгук, поправляя края пиджака. — Если мы произведём слияние в ближайшие полгода, то это, может быть, спасёт нас.

— А если нет? — интересуется женщина, а в её глазах мелькает страх.

— Банкротство, — ставит её перед фактом сын.

Парень наблюдает за тем, как за долю секунду на лице Джоси меняются эмоции, и она словно даже стареет лет на пять прямо на глазах, осознавая, что может случиться с её жизнью, если у него ничего не получится. Забавно, и кто же на самом деле от кого зависит? Эта мысль вызывает на его губах злорадную улыбку. Он знает, что бедность — самый большой её страх.

Она ни дня не жила плохо. Родилась и выросла в обеспеченной семье, удачно вышла замуж, а сейчас впервые была в таком состоянии. Эта женщина ни дня не работала сама, но фактически управляла собственным мужем, она мало что понимала в управлении бизнесом, но отлично умела владеть людьми. Всегда она добивалась своих целей чужими руками, манипулируя и приказывая, но в данный момент потеряла оба своих оружия, ведь Чонгук настойчиво держал оборону.

— Тогда почему ты медлишь? — наконец-то спрашивает она, испуганно моргая. — Нужно что-то делать с этим прямо сейчас. Мы не можем потерять всё, что осталось.

— Это не быстрый процесс. Не так много более крупных партнёров готовы пойти на это, потому что проку от нас мало. Да, мы берём качеством, но этого не всегда достаточно. Всё, что у нас есть — имя отца и его репутация, а это одновременно преимущество и сплошное наказание, — говорит квотербек, раздражённо дёрнув щекой.

— И что ты предлагаешь тогда? Ждать момента, когда мы просто разоримся?

— Я предлагаю тебе не лезть в мои дела. Мама, я сам способен разобраться с этим. Ты хочешь больше прибыли? Пока это невозможно. Жить как раньше у тебя не получится. Снизь свои запросы и прекрати мне мешать. Ты не знаешь, как всё работает.

— Просто иногда я думаю, что ты абсолютно бездействуешь, — обиженно оправдывается она.

— Ты бы это ощутила, уж поверь. Ты сейчас разве плохо живёшь? Все отчисления приходят только тебе. Твоё дело — молча получать плоды моей работы, — говорит Чонгук, пожимая плечами.

— Ладно, — говорит она и тяжело вздыхает. — Но я волнуюсь, сынок. В последнее время ты ведёшь себя очень странно.

— Странно? — недоумевает он, вопросительно выгнув бровь. — Ты имеешь в виду то, что я перестал исполнять все твои капризы по щелчку пальцев?

— Ты игнорируешь мероприятия, на которые я специально зову уважаемых людей.

— Для кого они важны, прости?

— Для нас обоих. Ты должен там светиться, чтобы о тебе больше говорили. Ты должен налаживать выгодные связи и показать себя с лучшей стороны. Ты ведь умный мальчик, а они это могут оценить только лично.

— Я что, животное в зоопарке, чтобы меня демонстрировать другим? Я ничего тебе не должен, — грубее чем стоило бы произносит Чон.

— Как минимум, помогать мне спасти нашу семью, — настаивает Джоси, легко ударяя ладонью по столу на эмоциях.

— Семью? — с отвращением повторяет парень, отрицательно качая головой. — Не говори ерунды. У нас давно нет никакой семьи.

— Не смей так говорить. Ты поэтому не отвечаешь на мои звонки? Потому что я, оказывается, не твоя семья? — обиженно произносит она.

— Значит, я занят, или просто не имею желания с тобой разговаривать, — безразлично отвечает он, постукивая пальцами по столу.

— Не зли меня, дорогой, — предостерегает Джоси, пыхтя от негодования. — Ты же знаешь, что я не люблю, когда ты мне перечишь. Будь хорошим мальчиком.

— И тогда никто не пострадает? — саркастически смеётся парень и протяжно вздыхает, а потом разминает шею. — Довольно, мама. Прекрати эти манипуляции, ты больше не имеешь надо мной прежней силы.

— С какой уверенностью ты это говоришь, — протягивает женщина, аккуратно поправляя волосы лёгким движением руки. — Складывается ощущение, что с тобой что-то произошло. В чём дело?

— Верно, кое-что действительно произошло. Я наконец-то осознал, что больше не нуждаюсь в твоей любви, понимании и похвале, за которыми так долго гонялся. Кажется, я вырос.

— Это вовсе не значит, что ты от меня перестал зависеть. Ты всегда будешь нуждаться во мне, а моё влияние всегда будет иметь силу. Это кровные узы.

— Это звучит как угроза от тебя.

— Ну что ты, милый? — невинно говорит женщина и мягко улыбается. — Разве я могу портить тебе жизнь?

— Больше нет, ты ведь и так её уже испортила, — говорит Чонгук, болезненно глядя на неё. — Ты уже забрала у меня всё, что только было можно: детство, юность, будущее, футбол, друзей.

— Я хотела для тебя лучшей жизни, — говорит она, неловко ёрзая на месте и хватаясь за ручки кресла.

— Да, может быть, но благими намерениями вымощена дорога в ад. Возможно, ты действительно хотела для меня прекрасного будущего и обеспеченной жизни, только в итоге её просто сломала. Ты не способна быть хорошей матерью, потому что для тебя ребёнок — вложение. <span class="footnote" id="fn_30326109_6"></span>

— Разве я мало тебе дала? — спрашивает Джоси заметно дрогнувшим голосом. — Мы с отцом очень старались ради того, чтобы у тебя было всё, о чём можно мечтать.

— Нет, — шепчет он, отрицательно качая головой. — Ты забрала у меня всё, о чем я мечтал. Мама, ты путаешь свои и мои желания.

— Но ты образованный, успешный…

— Я несчастный! — выкрикивает Чон, ударяя ладонью по столу, глядя на неё, а затем тяжело выдыхает и качает головой. — Я несчастный человек именно из-за тебя. Это твоя вина. Отец хотя бы пытался меня понять и защищать, ты же всегда закрывала мне рот и только требовала послушания, абсолютно забывая о том, что нужно ребёнку.

— Нет никакого человеческого счастья, мой дорогой, — говорит мелодично и медленно она, а затем с издёвкой усмехается. — Есть лишь необходимые блага для комфортной жизни, остальное — глупости.

— Ты даже сейчас меня совсем не слышишь.

— Нет, я…

— А как же любовь? Ты любила папу или вышла за него, потому что тебя заставили? А дружба? У тебя есть хоть один настоящий друг? Тебе знакомо понимание? Ты хоть знаешь, что это за чувство? Или доверие? Ты доверяешь хоть кому-то? Разве это не нужно тебе? Разве без этого можно быть нормальным человеком?

— Это просто лирика. Есть другие вещи, необходимые нам для жизни, — отвечает Джоси сконфуженно и заметно нервничает от подобного напора вопросов.

— С ума сойти, — шепчет Чонгук, поражённо хмыкнув. — Как такие эмоциональные импотенты вроде тебя вообще рожают детей? Для чего? Я за многое тебе благодарен и я правда люблю тебя, но тебе не стоило брать на себя роль матери, ты с ней плохо справилась.

— Чонгук, ты слишком драматизируешь, — говорит женщина спустя несколько секунд молчания и явно проглатывает ком обиды в горле из-за таких слов.

— Нет, это ты слишком недооцениваешь значимость человеческих чувств. Кто ты такая, чтобы их уничтожать? — спрашивает он, медленно поднимаясь со своего места и одёргивая пиджак.

— О чём это ты говоришь? — удивлённо спрашивает она, пристально его разглядывая.

— Ты забрала у меня всё, что я любил. Ты лишила меня того, что мне было дорого. А в тот момент, когда я нуждался в поддержке, ты только сильнее убивала меня.

— Футбол? Ты об этом говоришь? — спрашивает она, закатив глаза. — Спорт был для тебя просто жизненным этапом. Ты играл в школе и добивался успехов, это было просто прекрасно, но нужно понимать разницу между увлечением и перспективой. Мой мальчик, спорт всегда очень опасен. Если бы ты получил однажды серьёзную травму, то всё твоё будущее пошло бы к чертям.

— Точнее — твои планы на меня. А Чимин тоже был лишь этапом?

— Чимин? — тихо уточняет Джоси, напрягаясь всем нутром, но не подаёт вида. — Тот рыжеволосый парень из соседнего дома? А он здесь причём?

— Он был моим лучшим другом, не делай вид, что ты забыла. Зачем ты вычеркнула его из моей жизни моими же руками? — злобно шепчет парень, неторопливо подходя к ней и впервые так решительно глядя ей прямо в глаза.

— Эта дружба на тебя очень плохо влияла, ты постоянно отвлекался на него.

— Серьёзно? Да ты, должно быть, издеваешься? — шумно усмехается парень, с отвращением морщась. — Благодаря ему я чувствовал себя нормальным, а ты меня лишила этого.

— Милый, ну ты вспомни его. Он же тебе не ровня. В нём даже не было ничего выдающегося, я абсолютно не понимаю, что у вас могло быть общего. Он не был отличником, а ты его тянул. Он и спортсменом не был, этот мальчишка вообще ничем толковым не занимался. Какие были у него увлечения? Драки, вечеринки, скейтборд и травка?

— Ты его совершенно не знаешь.

— И к чему привело всё это? Он воспитывал ребёнка в таком раннем возрасте. Он же и сам был ребёнком, чем он только думал?

— Ты это считаешь недостатком? Он взял ответственность за это, в то время как мать этого ребёнка трусливо сбежала, — защищает его Чон и всё больше закипает.

— Да, это недостаток. Я заставила вас перестать общаться, потому что он плохо влиял на тебя. Постоянно ведь именно из-за него у тебя были неприятности. Даже в Оксфорде ты хромал иногда в успеваемости, стоило ему лишь написать тебе. Да ты голову терял постоянно и думал лишь о поездке в Конкорд. Каждый раз мне приходилось заставлять тебя думать об учёбе, — практически выплёвывает из себя каждое слово Джоси, эмоционально всплёскивая руками.

Так вот значит, что она думала об их дружбе на самом деле всё это время. Огромная проблема заключалась далеко не в том, что ей не нравился сам Чимин, а в том, что она была недовольна их близостью. С чего бы на самом деле ей переживать о таких вещах? Разве это плохо, что у её сына мог быть лучший друг? Вовсе нет, если только они не влюблены друг в друга. Чонгук, разглядывая её пристально и озадаченно, вдруг медленно начинает всё понимать, складывая всё в своей голове, как огромный пазл.

В какой-то момент отношение его матери к его лучшему другу резко изменилось. Это случилось очень внезапно и неожиданно. Парень до сих пор помнил день, как мать начала читать ему на ровном месте тупые морали о том, что этот сосед не подходит ему для хорошей дружбы. Она запрещала ему приводить его в дом, была недовольна их общением и не хотела ничего о нём слушать. К её огромному сожалению она никак не могла на это повлиять, пока они жили в Конкорде, но ей это удалось сделать, когда она отправила сына в Оксфорд. Так, может быть, всё дело было в том, что она просто ужасно боялась того, куда эти отношения способны привести? Своим более взрослым и опытным взглядом она смотрела на них со стороны и, похоже, что-то поняла, а затем словно испугалась этого осознания, и Чонгук, кажется, наконец-то догадывался, что привело его мать в такой ужас. Однажды Пак ему сказал, что он никогда не замечал химии между ними, но что, если Джоси была той, кто её почувствовала? Именно это могло стать причиной такого поведения, тогда становился ясен её глупый страх, ведь она всю жизнь страдала гомофобией.

Квотербек с иронией улыбается своим умозаключениям и неторопливо подходит к ней со спины. Парень наклоняется к ней и спокойно ладонью опирается на спинку кресла за спиной женщины. Он замечает её внезапную растерянность и догадывается, что этот простой логичный вывод, вероятнее всего, попадает в самую больную её точку. Похоже, его мать ещё тогда боялась того, что в итоге и произошло. Выходит, её жутко пугала перспектива того, что он с Паком сблизится настолько, что её не готовая мириться с этим душа разорвётся на куски от злости и отвращения. Вот она, кажется, истинная причина того, почему вдруг его лучший друг стал для неё живой мишенью, которую она безжалостно устраняла. Она всё поняла.

— Что ты делаешь? — тихо спрашивает Джоси, боязливо понимая, что парень её практически берёт в плен своей преимущественной позой.

— Кажется, я кое-что понял. Думаю, причина твоей ненависти к нему таится совсем не в плохом влиянии, — говорит Чонгук, загадочно хмыкнув. — И сейчас я это так прекрасно осознаю, словно глаза открылись.

— И в чём же она? — спрашивает женщина, нервно усмехнувшись и непринуждённо поведя плечами, как будто её это совсем не беспокоит.

— Предполагаю, что ты просто очень боялась, что я окажусь тем, кого ты так сильно презираешь всем своим сердцем, — тихо говорит парень ей на ухо, поправляя её волосы. — Не так ли, мама?

— Что? — недоумевает она, начиная откровенно паниковать на ровном месте. — Ты это про то, что станешь таким же неудачником, как и он? Да, я очень этого боялась, и это нормальное поведение любой матери.

— Нет. Думаю, ты заметила что-то не то между нами, но мы и сами не очень понимали тогда, что происходит. А вот ты, похоже, очень хорошо знала.

— Что за бред ты несёшь? Что происходило? Что я знала?

— Он же тебя вполне устраивал в качестве моего друга очень много лет, но потом тебя как подменили. Что же произошло, мамочка? — нежно спрашивает Чонгук и издевательски смеётся. — Ты же мне просто мозг выедала ежедневно, вдалбливая в моё сознание, что он мне совсем не нужен. Ты говорила мне, что моя жизнь без него будет лучше и что только без него я наконец-то шагну вперёд. Что он — угнетающее прошлое, которое мне необходимо уничтожить.

— Да потому что он тянул тебя в неприятности постоянно! — срывается она, подаваясь вперёд всем телом, чтобы встать, но сын не даёт ей этого сделать и усаживает обратно. — Сколько раз из-за него я была вынуждена ругать тебя? Да что с него вообще можно взять? Бестолковый мальчик! Ты тогда был гордостью школы, команды, нашей семьи, да всего городка, а он? Он был никем! Неудачником! Всё, чем он прославился, это та ужасная авария, в которой сам же и пострадал по своей глупости. Драки, штрафы и лёгкие наркотики — вот и вся его слава!

— Ты такая наивная дура, — произносит квотербек и разочарованно вздыхает.

— Да как ты смеешь говорить так со мной?! — кричит она, пытаясь снова встать.

— Ты так и не поняла, что это именно я плохо влиял на него, — говорит Чонгук, мягко удерживая её за плечо. — Когда я выходил за дверь нашего дома, то был совсем другим человеком. Ты никогда меня не знала, только с ним я был собой.

— Моё решение развести вас в разные стороны — самое правильное. Ты меня не сможешь убедить в обратном, — продолжает настаивать она, сжимая кулаки.

— И куда это в итоге привело? Ты ненавидела его, но сломала меня, — говорит Чон, поворачивая голову к ней и горько хмыкает. — А за что, мама? За что ты так сильно мечтала уничтожить его?

— Мне нет и не было никакого дела до него, — с отвращением в тоне произносит она, будто даже разговор о нём ей неприятен. — Я беспокоилась только о тебе и твоём будущем.

— Ты нагло лжёшь. Я знаю, за что ты его так сильно ненавидишь.