~17~ (2/2)
Пак прерывисто вздыхает, с трудом держа себя в руках. У него от скорости собственного сердцебиения закладывает уши. Глупый орган мечется в груди так неистово, что ему на несколько минут становится нечем дышать. Он совершенно точно не ослышался, но впервые в жизни ему кажется, что он просто бредит. Боже, неужели это с ним наконец-то происходит?
— Ты это давно чувствуешь? — с трудом спрашивает адвокат, прочищая горло.
— Похоже, да, — отвечает Чонгук, неловко опуская глаза.
— Так и знал, — усмехается Чимин, качая головой, и отпускает его из своей хватки. — Я не очень уверен, но мне кажется, что это произошло с тобой в школе. Возможно, ты не осознавал до конца, и я понимаю почему. У тебя было достаточно причин отрицать это и бояться.
— Это не случилось по щелчку пальцев. На самом деле я шёл к осознанию долго. Так долго, что успел тебя потерять. Тогда я был абсолютно уверен в том, что должен избавиться от этого, — шепчет Чонгук, задумчиво глядя перед собой. — В тот момент, когда я сказал тебе, что поцелуй Рейч и Тэ был чем-то ужасным, то надеялся, что ты согласишься со мной. Это значительно облегчило бы мне жизнь во всех смыслах. Мне нужно было услышать от кого-то, что этот интерес к лучшему другу — ненормальная динамика отношений, понимаешь?
— Но я не помог тебе в этом.
— Да, и это лишь усугубило всю ситуацию. Я не понимал, что происходит со мной, но намеренно подавлял это. День изо дня я насильно душил в себе чувства к тебе. А тогда, прощаясь с тобой на стадионе, я чувствовал, что морально погибаю, только не мог найти причины этого. В те последние дни я так много думал о том, почему не испытываю радости от предстоящего переезда. Я же действительно хотел изменить свою жизнь, но так сильно боялся этого будущего.
— Ты уже тогда понимал, что в нём не будет меня, — едва слышно говорит Пак, глядя перед собой пустым взглядом и стремительно осознавая, насколько давно парень всё это испытывает. — Господи, ты не хотел уезжать из-за меня.
— Да, — соглашается он, а из его груди вырывается страдальческий вздох. — Я словно… предчувствовал, что всё разрушится. К сожалению, я оказался прав. Я не смог признаться, что ты мне по-особенному дорог и лишился тебя, как друга. Несправедливо.
— Ты знал, что твоя мать всё уничтожит.
— Догадывался. Но я был слишком трусливым, чтобы это бедствие предотвратить. Чёрт возьми, я так жалею об этом. Ты бы только знал.
— Почему?
— Я не должен был отпускать тебя, — признаётся Чон, поднимая на него печальный взгляд.
— Так не отпускай меня сейчас, — говорит Пак.
— Я и не смогу, — шепчет парень.
У него пробегает целый шквал мурашек с ног до головы в этот момент, потому что квотербек видит, как ярко после этих слов вспыхивает в глазах Чимина самый потрясающий огонёк счастья. Такого в них он не видел никогда прежде. Они буквально сияют такими маленькими, но самыми прекрасными искорками, будто в одно мгновение вся его жизнь обрела иное значение. Это так немыслимо красиво, что Чон продолжает неотрывно смотреть на него практически с минуту, как на самое восхитительное явление природы, а затем робко улыбается и смущённо отворачивается.
— Знаешь, ты тогда хотел мне что-то сказать, но передумал после моего откровения про их поцелуй. И я все одиннадцать лет думал о том, что именно я так и не услышал от тебя, — говорит Чонгук, с явной надеждой получить ответ. — Скажи мне это сейчас.
— Мой следующий вопрос, — тихо говорит Пак и глубоко вздыхает.
— Лузер…
— Значит, ты прекрасно знал, что мы не друзья. Когда ты затеял вернуться в мою жизнь, то уже понимал, что эти чувства больше, чем дружеские? — спрашивает адвокат, игнорируя его умоляющий тон.
— Да, — признаётся Чон.
— Давно понимал?
— Да. Если честно, ещё тогда, когда в последний раз звонил тебе по видеосвязи.
— Когда ты спрашивал о том, почему не можешь влюбиться?
— Да.
— Но у тебя была девушка, — говорит Пак и хмурится.
— Была, но я всё равно думал о тебе. А после того инцидента, когда я назвал... — замолкает Чонгук и резко зажмуривается, когда осознает, что сболтнул лишнее. — Я хотел сказать... было странно, что я постоянно думал о тебе и никак не мог от этого избавиться.
— Подожди-подожди, какой инцидент? — удивляется Чимин.
— Ничего интересного, это даже не стоит внимания.
— Нет, стоит. Иначе бы ты даже не сказал об этом. Это случайно вырвалось из тебя, продолжай.
— Боже, это чертовски неловко, — сконфуженно говорит квотербек, потирая лоб. — Я просто… можно, не буду рассказывать? Это… я не могу.
— Постой, тебе что, стыдно за это? — спрашивает Пак и задорно смеётся, замечая, как он быстро краснеет.
— Да.
— В каком это контексте ты обо мне думал, что тебе неловко говорить со мной о таком? — спрашивает адвокат, иронично улыбаясь. — Останови мои мысли, пока я не додумал чего-то лишнего. Ты что, назвал её...
— Господи! Просто давай дальше! Задавай свой следующий вопрос, — прерывает его Чонгук и недовольно стонет, прикрывая глаза ладонью.
— Ты фантазировал обо мне? — догадывается Пак, самодовольно ухмыляясь. — Твою мать. Ты это делал, находясь в отношениях с девушкой. Какого хрена, квотербек?
Он начинает заливисто смеяться, не скрывая своего эмоционального ликования, а Чонгук готов сгореть в этот момент от острой неловкости и жгучего смущения. Меньше всего он хотел, чтобы Чимин об этом когда-либо узнал. Такой необъяснимый момент, когда он назвал свою девушку его именем во время секса, с ним действительно случился ещё в юности именно после их последнего разговора в сети, и это было невероятно странно. Он и подумать не мог, что это сорвётся с его губ, но списал всё на то, что очень много думал о прошедшем разговоре между ними. Из-за этого нелепого инцидента тогда квотербек поругался с ней, и хоть вину за это быстро загладил, в глубине души сам же не отпустил ситуацию, а постоянно анализировал. Он просто не понимал, почему это произошло именно с ним, но в последнее время его осеняло отчётливое осознание.
— Твою же мать, — произносит сквозь смех Чимин.
— Давай, продолжай, и тогда я точно умру от стыда, — мило ворчит квотербек, закрывая лицо руками.
— Прямо во время секса с ней обо мне думал?
— Отвали.
— Ну в смысле... в процессе?
— Замолчи немедленно.
— Или когда кончил? Что, застонал моё имя? Какая неловкость.
— Боже мой, я просто хочу исчезнуть.
— Ты выходит, меня представлял на её месте? Понравилось?
— Перестань издеваться.
— Вот это она, наверное, удивилась.
— Заткнись, пожалуйста. Ты усугубляешь ситуацию.
— И часто с тобой такое происходило?
— Нет! Зачем я вообще сказал об этом? — возмущается Чонгук и недовольно фыркает.
— А сколько раз? — не унимается Чимин и продолжает тихо смеяться над ним.
— Ответ должен быть «да» или «нет», так что давай остановимся на этой минуте моего глобального позора.
— Так получается, больше одного? — спрашивает адвокат, подозрительно прищуриваясь.
— Ради Бога, давай уже закончим эту пытку! Я дико жалею, что это ляпнул, — говорит Чон и жалостливо хнычет, как ребёнок.
— Охренеть. Вот это неожиданность.
— Я ненавижу всё это.
— Ты меня хочешь так давно?
— Прекрати! — стонет квотербек.
— Почему ты этого так боишься? — шёпотом спрашивает Пак, аккуратно хватая его руки и убирает их от его покрасневшего лица. — Это тоже нормальные вещи. Это то же самое, что хотеть девушку. В этом нет ничего ужасного. Люди разные и у всех свои сексуальные желания.
— Но я не все. Я не могу себе этого позволить, — едва слышно говорит Чонгук и начинает учащенно дышать, пристально глядя на него. — Понимаешь? Не могу.
— Нет, не понимаю. Я знаю, как это трудно — сдерживать свои желания, но это не значит, что так правильно, — говорит адвокат, мягко поглаживая его ладони большими пальцами, и не сводя с него выразительного взгляда. — Да ты даже прямо сейчас не способен себя контролировать. Посмотри на себя, ты заводишься просто от существующего напряжения между нами.
— Нет, я могу себя контролировать. Просто… это всё ты.
— Я?
— С тобой я всегда веду себя по-другому, как идиот какой-то. Ты плохо влияешь на моё самообладание, — говорит Чон и невольно тягостно вздыхает. — Я не могу устоять, но одновременно… не могу так, понимаешь?
— Нет, не понимаю. Что в этом плохого? Ты даже вслух боишься сказать о том, что хочешь меня.
— Ничего, — шепчет квотербек, опуская глаза. — Ничего, но…
— Тогда прекрати издеваться над собой, — настойчиво говорит Пак, нежно приподнимая лицо парня за подбородок и вынуждает вновь посмотреть на него. — Тебя влечёт ко мне?
— Я не уверен. В смысле да, наверное, но я не… Господи, я такой придурок, — сумбурно бормочет Чонгук и крепко зажмуривается. — Извини.
— Да или нет?
— Я не знаю, что ответить на это.
— Просто не лги мне, пожалуйста.
— Я правда не понимаю, насколько ярко выражено может быть это чувство к тебе. Я его подавлял внутри себя, — говорит Чон, с сожалением глядя на него, как будто извиняется. — Когда я подумал о чём-то... таком впервые, то ты был далеко от меня. Я так корил себя за то, что даже допускаю эти мысли. Глупо, наверное, но я пытался найти этому логичные оправдания. А их нет, поэтому я действительно не знаю, что со мной было.
Чимин пристально смотрит на него несколько секунд подозрительно прищурившись, а затем начинает понимать, в чём на самом деле заключается проблема. Всё просто, ведь и в этом вопросе Чонгук находится в полном разногласии с самим собой. Они были на разных концах света друг от друга, когда парень впервые почувствовал к нему сексуальное влечение, тогда откуда же ему знать, что эти эмоции могут творить с ним? Квотербеку кажется, что такого рода влечение он не должен испытывать из-за того, что это тоже для его гомофобной матери строгое табу. Она годами вкладывала в его голову искажённые понятия о том, что это плохо и отвратительно, чего тогда можно ждать от него? Он чудовищно мечется, потому что его тянут в разные стороны разум и сердце. И все эти его внутренние проблемы идут длинной цепочкой друг за другом, а значит, и распутывать их нужно постепенно. И у Пака сейчас есть прекрасная возможность доказать ему, что в этом чувстве взаимного рвения кем-то обладать нет абсолютно ничего грязного и неправильного. <span class="footnote" id="fn_29487975_4"></span>
Чон резко вздрагивает от неожиданности и слегка отшатывается назад, опираясь ладонями на матрас за своей спиной, когда адвокат вдруг без всякого предупреждения убирает стул и уверенно садится на него сверху. Квотербек растерянно заглядывает в пылающие глаза напротив и приоткрывает губы в тихом выдохе. Ему сложно поверить в то, что происходит, но когда он на своих бёдрах чувствует вес тела Пака, то понимает, что это не его неприличный сон, а реальность. Наяву он ощущает жар чужого дыхания так близко, что оно обжигает, и Чонгук безнадёжно тонет в пугающе прекрасном ощущении невообразимого по своей силе и такого трепетного волнения. Он взбудоражен тем, что может так сильно мечтать к кому-то прикоснуться, но продолжает себе в этом отказывать. А Чимин, как будто наперекор его мыслям, кладёт ладони на его плечи и как ни в чём не бывало продвигается немного вперёд, чтобы ещё сильнее сократить расстояние между ними и тем самым вгоняет в ещё больший ступор свою озадачанную жертву.
На мгновение Чонгуку кажется, что его буквально парализует. Не способен двигаться, говорить и даже осознанно думать. Он лишь не моргая ошеломлённо смотрит на Пака, который умело лишает его самоконтроля, но спустя несколько мгновений наконец-то ему удаётся сделать едва уловимый и прерывистый выдох. Парень абсолютно не понимает, как вести себя в этой незнакомой ситуации, но даже не пытается сопротивляться или отстраниться, потому что ему слишком нравится всё происходящее. На своё удивление, он ловит себя на такой очевидной мысли, что эта близость была ему гораздо больше необходима, чем всё это время он думал. Из его груди непроизвольно вырывается судорожный вздох, больше напоминающий тихий скулёж. Прилагая колоссальные усилия, он глубоко втягивает горячий воздух носом, и в ту же секунду чувствует волнующий и упоительный аромат парфюма Чимина, который исходит от его кожи. Чон каким-то чудом находит в себе силы и растерянно поднимает глаза на него, а затем быстро моргает, пока адвокат с нескрываемым интересом изучает его реакцию на этот внезапный выпад.
Он сканирует его так настойчиво и долго, пытаясь понять, что тот чувствует. Заметно, что Чонгук не испытывает неприятного дискомфорта или дикой неловкости, но даже несмотря на это, его милые щёки начинают пылать бледным румянцем ещё сильнее, и совсем не ясно от чего именно: от того, что ему это слишком нравится, или от того, что он совсем не ожидал такой провокации, поэтому сильно растерялся. Положительной динамикой определённо служило то, что он не пытался оттолкнуть его или хоть как-то увеличить расстояние между ними. Наоборот, квотербек даже покорно прикрывает глаза от предвкушения дальнейших событий, когда Чимин, собирая всю свою решительность, мягко кладёт ладонь на его твёрдую грудь и плавно ведёт ею вверх к его шее.
Адвокат и сам практически вслух утробно стонет от того, насколько ему приносит удовольствие это элементарное действие. Наверное, причина в том, что он ждал этого шанса слишком долго. Именно поэтому жар желанной кожи кажется таким неистовым и животворящим, что он ощущает его даже сквозь одежду. Чимин так учащённо дышит, что готов сам задохнуться в круговороте собственных эмоций, но наблюдать за тем, как трещит по швам завидная выдержка Чона, гораздо увлекательнее. Он пытается сконцентрироваться только на нём, поэтому медленно поднимает руку выше и ласково касается кончиками пальцев вздувшейся от напряжения пульсирующей артерии.
— Так стало понятнее? — ласково спрашивает Пак.
— Что ты творишь? — шепчет Чон, восхищённо и одновременно изумлённо глядя на него снизу вверх, приподняв голову.
— Хочу, чтобы ты наконец-то разобрался в себе, — говорит адвокат, осторожно сжимая в мягкой хватке его кожу. — Что чувствуешь?
— Мне... нравится это, — робко отвечает он и начинает учащённо дышать.
— Нет желания это остановить?
— Нет. Точно нет.
— А продолжить? — уточняет Чимин, вопросительно приподнимая бровь.
— Что ты имеешь в виду?
— Хочешь прикоснуться ко мне?
— Ты ненормальный, — говорит квотербек с нервной усмешкой.
Он с трудом наконец-то делает полноценный вдох, когда Пак убирает ладонь с его шеи, и судорожно сглатывает. Ему казалось, что эта сладкая пытка наконец-то закончена, но, похоже, для него всё только начинается, чёрт возьми. Чонгук медленно опускает глаза к его груди и внимательно, с полным недоумением на лице, наблюдает за тем, как парень, сидящий на его коленях, неторопливо расстёгивает пуговицы на своей рубашке одну за другой, как будто отсчитывает момент приближения секунды разрушения его последних возведённых оборонительных стен.
Какого хрена он творит? Это неприлично, неправильно и очень странно. Но, как бы сильно Чон не убеждал себя, что обязан отвести взгляд ради элементарных границ собственной морали или остановить его, он просто физически не способен этого сделать. Вместо этого он лишь нагло и плотоядно пожирал глазами, как голодное животное, каждый сантиметр обнажённой кожи, который открывался ему всё больше и больше. Этот грёбаный вечер не закончится для него ничем хорошим, если он совершенно не способен совладать с собой уже сейчас.
Но с другой стороны, разве это плохо? Чимин прав, это желание не делает его плохим человеком, тогда почему он должен бояться этого так сильно? Да, похоже, его в самом деле неимоверно влечёт к Паку и в этом не должно быть ничего постыдного, потому что из него просто дико прёт природная сексуальность. Чонгук не чувствует этого к другим парням, он его единственное исключение. Но как бы там ни было, это говорит о том, что все слова на его счёт верны. И это не должно заставлять его испытывать глупый стыд и не должно вынуждать его корить себя за истинные чувства, скрытые за множеством бесполезных по своей сути масок. Вот что по-настоящему неправильно — ненавидеть себя за правду. И ему так сильно хочется выкинуть эти тупые мысли о фальшивых и навязанных нормах, которые в нём так умело взрастила родная мать.
Квотербек глубоко вздыхает и наконец-то без стеснения смотрит на полуобнажённое тело Пака. Сложен так идеально, что у него моментально всё внизу живота отзывается слабым и таким приятным импульсом, как часто бывает, когда он испытывает сексуальное возбуждение. Ему нравится любоваться им, невыносимо нравится. Чон так много раз представлял его в своей голове, и как оказалось, он именно такой, каким был в этих грязных фантазиях. Боже, его тело очень хорошо подтянуто и с аккуратно выраженными мышцами в нужных местах. Он достаточно худой, но в меру жилистый и крепкий, а это говорит о том, что Чимин уделяет этому значительное внимание и намеренно занимается в зале, день ото дня работая над собой. Даже в этом он проклятое совершенство. Чонгук восхищённо пялится на него и облизывает вдруг пересохшие от такого зрелища губы. И оживает он лишь в тот момент, когда чувствует, как адвокат ласково берёт его ладонь и кладёт её на своё бедро с внутренней стороны, ничего при этом не объясняя.
— Ожидание соответствует реальности? — спрашивает он самодовольно улыбаясь.
— Да, — шепчет робко парень.
— Значит, тебе нравится?
— Как будто ты вообще можешь не нравиться.
— Так тебе стало яснее то, что ты чувствуешь?
— Я... не знаю. Это всё странно, слишком странно.
— Скажи честно, ты хоть раз чувствовал ко мне желание настолько сильное, что готов был перешагнуть через свои барьеры? — выпытывает адвокат, не сводя с него подозрительных глаз.
— Чимин, — тихо и протяжно стонет Чонгук, легко качнув головой.
— Мне так нужна правда от тебя, ведь только тебе она известна. Не бойся, пожалуйста.
— Я правда не знаю ничего об этом. Чего ты хочешь от меня?
— Для тебя это новые ощущения.
— Вот именно.
— Тогда изучи меня, — тихо говорит Пак, проводя пальцами по его шее. — Ты совсем не знаешь, что можешь чувствовать, касаясь парня. Хочешь это узнать?
— Это всё меня пугает, — признаётся квотербек, глядя на свою ладонь, лежащую на его ноге. — Наверное, нам стоит остановиться сейчас.
— Я задал тебе вопрос. Да или нет?
— Лузер…
— Уже поздно. Не проси меня остановиться, мы зашли слишком далеко на этот раз. Да или нет?
— Я не знаю.
— Ты хочешь этого?
— Да, — честно говорит Чонгук и вздыхает. — Хочу, но...
— Тогда действуй, — говорит Чимин, призывая его что-то изменить.
Квотербек несколько секунд задумчиво разглядывает свою руку, которая так идеально смотрится на его ноге, и потом скользит по его телу рассеянным взором. Сложно решиться на это, когда ставят перед фактом, поэтому он ищет поддержку там, где всегда её находил. Парень с надеждой заглядывает в карие глаза напротив, и его молниеносно накрывает удивительное облегчение. Это то, что ему так сильно необходимо. В уверенном и красноречивом взгляде Пака он находит свой надёжный якорь, который без слов говорит, что то, что он чувствует — нормально. Как же он таким удивительным образом, не проронив ни звука, способен утешить все его многолетние сомнения и глубинные терзания? Но ответ так предельно прост, он — его спутник, как уже однажды говорил сам квотербек. И в этот раз, снова находя в нём такую важную опору, Чонгук наконец-то ощущает уверенность в себе и поэтому довольно смело ведёт своей рукой вверх по его бедру, отчего Чимин резко и шумно вздыхает. Кажется, он ждал этого мгновения намного больше него самого.
Чон видит за краями чужой распахнутой рубашки, как красивая кожа стремительно и прямо на глазах становится гусиной, покрываясь множеством предательских мурашек, выдавая уязвимость, а грудь адвоката начинает быстро вздыматься вверх-вниз, когда его дыхание резко сбивается. Это всё с ним происходит от такого простого движения, с ума сойти, как же сильно он хотел этого, что совсем не может контролировать эмоции? Парень медленно и спокойно скользит второй рукой по другому бедру Чимина, а затем предельно аккуратно берёт его за талию под мягкой тканью, будто боясь, что он рассыплется на крупицы от любого неосторожного движения. Ему, откровенно говоря, безумно хочется пойти дальше, но это так до дрожи боязно и волнительно. Всё, что происходит, похоже на какой-то безумный и удивительный сон. Ему кажется, что в любой момент он может очнуться, открыть глаза и вновь осознать, что его фантазии никогда не осуществятся, а это всё лишь затяжной и сладкий дрём.
— Смелее, квотербек, — просит Пак и плавно спускает рубашку со своих плеч, а затем бросает её на пол.
Он проводит пятернёй по своим растрёпанным волосам, зачёсывая их назад, и с вызовом выгибает бровь, будто провоцирует его наконец-то сделать то, чего они оба так хотят. Чон зачарованно смотрит ему в глаза целую маленькую вечность и просто вконец погибает в этой пылкой и неземной агонии, что синхронно охватывает их. Зрачки Чимина максимально расширены, а в янтарной радужке полно такого дикого и страстного огня, что становится внезапно ещё страшнее от того, что может быть с ним, если он перестанет себя сдерживать. Но одновременно с этим квотербек ясно понимает, что если, поддавшись страхам, отступить и на этот раз, то это будет неимоверно глупой ошибкой. Вероятно, одной из самых непростительных для него. Он уже проделал такой неимоверно большой путь ради этой секунды, поэтому сделать шаг назад — значит согласиться с мнением его жестокой матери. А меньше всего он хочет испортить то, что между ними сейчас зарождается из-за травмирующих слов, которые ему говорят изо дня в день. Сейчас ведь он понимает, что нет ничего страшного и плохого в том, что испытывает его сердце. Это никому не причиняет боль и не делает его ужасным человеком, он всё тот же Чонгук, только намного счастливее и свободнее.
Рядом с Паком он ощущает себя живым, полноценным и счастливым. И эти эмоции дарят ему именно медленно расцветающие пионы под рёбрами, это чувства к нему. Быть честным с самим собой очень сложно, но это того стоит, хотя бы ради той секунды осознания, в которой Чон тонет прямо сейчас. Находясь в этой неконтролируемой и сказочной эйфории, ему хочется пойти ещё дальше, разрушить собственные рамки и расширить их. После этого их отношения точно не будут прежними, потому что они вновь переходят абсолютно непозволительную черту для друзей, но им никогда и не быть ими. Они оба это уже слишком хорошо осознают. Невозможно дружить, когда испытываешь такое сильное и безудержное желание овладеть человеком, словно это важнее, чем дышать. А сейчас Чонгук чувствует именно это, и ему уже так чертовски наплевать на то, что правильно, а что нет. Он просто делает то, чего тайно хотел, но больше не скрывает, и поэтому ласково сжимает талию адвоката, а затем притягивает его к себе ближе одним резким движением. Вот чем, оказывается, он по-настоящему одержим, это не футбол, не победы, не игры. Чимин — его единственная неистовая одержимость. Сам же объект его безумных чувств небрежно и расслабленно обнимает его одной рукой за шею и пристально наблюдает за этим ожидаемым осознанием, мелькающим в больших глазах.
Чонгук долго и практически не моргая смотрит на него в ответ, словно прося у него одобрения или разрешения продолжить поступать так смело. А Паку за тёмной карей радужкой видна разрушительная борьба его сильных эмоций и здравого смысла, и в этот раз, по всей видимости, побеждают чувства. <span class="footnote" id="fn_29487975_5"></span> Наконец-то. Квотербек немного нерешительно, но с явным нестерпимым желанием, горящим в его больших зрачках, всё же касается живота Пака. Сначала так аккуратно и робко, только лишь кончиками прохладных пальцев, а потом всё увереннее, и кладёт на него всю ладонь. Тепло чужой кожи в тот же миг просто пробивает его разрядом электрического тока до самых костей и уничтожает все крохотные остатки абсолютно бесполезного сопротивления. По всему его телу проносится приятное и такое трепетное покалывание, поэтому он осторожно скользит рукой вверх, с каждым вздохом теряя контроль всё сильнее.
Чон даже никогда не предполагал, что это может быть настолько приятно. Разве можно получать столько головокружительного и острого удовольствия от таких элементарных вещей? Он лишь коснулся его один чёртов раз, но уже на седьмом небе от восторга. От странного напряжения между ними, которое практически видимо искрит в воздухе, его резко накрывает горячая и разрушительная лавина похоти, и на лбу выступает лёгкая испарина. Он тяжело дышит и слышит собственное выпрыгивающее сердце, которое каждым мощным ударом разносит в пух и прах ему грудь. Это что-то совершенно новое для него, но это так поистине прекрасно. За эти годы взрослой жизни он так много раз прикасался к девушкам во всех возможных местах, но обычно их формы мягкие и очень плавные, а здесь парень чувствует поразительно приятное сочетание твёрдых мышц под невероятно нежной кожей, и это просто с ума его сводит. Но что нравится ему гораздо больше — реакция Чимина на всё это.
Адвокат разрушается намного быстрее него. Он прикрывает глаза от чувственного удовольствия и так сладко и тихо стонет, поднимая голову к потолку, что внизу живота у квотербека всё переворачивается. Этот звук вызывает внутри него абсолютно подлинное и нестерпимое желание удовлетворить все чужие потребности. Парень медленно и осторожно ведёт ладонью по его груди, а после кончиками пальцев трепетно и нежно касается плавных волн изящных ключиц. Наверное, он не видел ничего красивее этих пленительных изгибов. Это одновременно так сексуально и изящно. В этом вся естественная суть Чимина, его внешняя красота невообразимо нежная и хрупкая, но внутри он полон запретной похоти и дерзости. Отсюда и возникает это желание поддаться вместе с ним всем грехам на этом свете без всякого сожаления, а затем бережно окутывать его любовью.
С большим трудом Чонгук подавляет в себе внезапный порыв прикоснуться губами к той самой милой родинке на элегантно выпирающей кости, что сводит его с ума не один день. Интересно, сколько ещё их на его теле в тех местах, где ему не довелось увидеть? Наверное, можно составить целую карту. Квотербек хорошо знает ещё об одной в таком удобном для ласковых и коротких поцелуев местечке на задней части шеи, всегда обращал на неё внимание. Парень понимает, что его просто к чертям уносит в нирвану от всего, что происходит, и поэтому в его голове рождаются сотни неприличных мыслей, но не может держать себя в руках. Ему никогда ещё не хотелось кого-то так сильно, как прямо сейчас его. Это сладострастное наваждение. От разгоревшегося вожделения внутри он пылает в прямом и переносном смысле. Это что-то ненормальное, но при этом Чон совсем не чувствует себя дискомфортно. Ему наплевать на всё, кроме его самой главной слабости, которую он держит в своих ладонях.
— Что ты чувствуешь? — шепчет адвокат у его губ, мягко подаваясь вперёд и запуская пальцы в его волосы на затылке.
— Мне… нравится, — говорит Чон с трудом, тихо вздыхая. — Чёрт, слишком нравится.
— Ты меня хочешь?
— Чимин, пожалуйста. Ты опять заставляешь меня гореть от стыда.
— Значит, ты преподчитаешь гореть от явного желания ко мне и готов пылать от стыда, только бы не говорить об этом вслух? — спрашивает он, хитро ухмыляясь. — Сказочный идиот.
— Что же ты творишь? — шёпотом спрашивает квотербек, ведя ладонями вверх по его выступающим рёбрам. — Ты напрочь лишаешь меня рассудка.
— Ты был так близок к победе в нашей маленькой игре, — медленно на выдохе говорит Пак и практически касается его губ своими.
— Но я же не лгу.
— Нет, но ты и не говоришь мне всю правду до конца. Мне этого мало.
— Чего ты хочешь?
— Всего тебя, — отвечает Чимин, мягко подаваясь вперёд. — Я так нуждаюсь в тебе.
— Это звучит так... чёрт, — сдавленно бормочет парень, сжимая пальцами его кожу.
— Я могу дать тебе ещё одну попытку ответить на этот вопрос, — говорит адвокат и нежно целует его в шею. — Подумай хорошо, прежде чем что-то сказать.
Квотербек сильно вздрагивает и прерывисто вздыхает каждый раз, пока нетерпеливые губы мягко касаются его кожи снова и снова. Боже мой, это что-то просто неописуемое. Он будто проваливается в чистое и совершенное блаженство. В данный момент из-за этих настойчивых и влажных поцелуев он, кажется, не способен ни о чём думать. Тело всё больше накаляется, как железо в умелых руках кузнеца, и он спустя какое-то время невольно издаёт глубокий стон облегчения.
Чон, следуя собственным инстинктам, медленно отклоняется назад на локти и откидывает голову назад, чтобы получить как можно больше волшебной ласки. А Пак, довольно улыбаясь, следует за ним. Он медленно и чувственно целует его чётко выраженную линию челюсти, так смазано и небрежно скользя губами по его горячей коже, но затем этот осторожный темп внезапно меняется на безжалостный натиск. Чимин начинает слегка ёрзать на его бёдрах от собственного желания и сжимает его волосы в кулак. Он склоняется к нему всё ниже, практически укладывая его на постель, и увеличивает напор жадных поцелуев. Он долго и мучительно терзает ими, и это с каждой секундой дурманит их обоих всё больше, что даже становится невозможно дышать. Чонгук, закатывая глаза от удовольствия, тихо ругается и абсолютно не понимает, как он мог отказывать себе в этом? Его просто разрывает на части от того, насколько это невероятно ощущается.
— Такой ответ меня устраивает. Стало всё понятнее, — говорит Пак, заглядывая в его опьянённые глаза и медленно выпрямляясь.
— Что именно? — удивляется Чон, учащённо дыша.
— Ты просто безнадёжен, если дело касается меня, — самодовольно говорит парень, словно приговор, и вскользь проводит ладонью по лёгкой выпуклости в области его ширинки. — Довольно красноречиво.
— Все эти чувства… они пугают меня, — признаётся квотербек, хмурясь.
— Почему?
— Что мне с ними делать?
— Дарить мне.
— У тебя же есть Клэй.
— Господи, ты такой идиот, — заливисто смеётся Чимин. — Ты именно сейчас думаешь об этом? Когда я завёл тебя настолько, что у тебя встал на меня?
— Но я просто…
— Ты что, так сильно ревнуешь, что мозгов лишился? — спрашивает он, широко улыбаясь.
— Да, — говорит квотербек и согласно кивает.
— До этого вечера такое с тобой было?
— Нет.
— Значит, сработало, — говорит себе под нос адвокат и мило морщится. — Ай да Грейсон.
— Не понимаю, что ты в нём вообще нашёл. Нет, он не самый худший вариант, но ведь… чёрт. Да, меня просто это всё бесит, — с раздражением говорит Чон и недовольно сжимает челюсть, глядя на него. — Почему ты с ним?
— Не хочешь мной с кем-то делиться? — игриво спрашивает Пак, проводя рукой по его животу.
— Не хочу.
— Но я никому и не принадлежу, кроме самого себя.
— Я понимаю, но... ладно.
Чимин закатывает глаза и вновь негромко смеётся.
— Что? — недоумевает квотербек.
— Давай, твой шанс блеснуть интеллектом. Подумай.
Парень сводит брови на переносице, удивлённо разглядывая его несколько секунд, а после медленно соображает.
— Вот чёрт, — шепчет он, понимая, что его просто развели.
— У меня ничего нет с ним, Чонгук-и, — в подтверждение его мыслей говорит Пак и мягко улыбается. — Это всего лишь провокация.
— То есть… вы не встречаетесь? — спрашивает Чон.
— Конечно, нет.
— Но он же гей.
— Да, но я же не со всеми геями на этом свете встречаюсь, квотербек, — говорит адвокат, проводя рукой по его волосам. — Прости, но это была вынужденная мера.
— Вот же я тупица, — бубнит Чонгук, забавно прищуривая один глаз и отрицательно качает головой, а затем неловко улыбается. — Тэхён всё знал и лишь провоцировал меня.
— Разумеется, — отвечает Пак и невинно пожимает плечами.
— Засранец, и даже вида не подал.
— 1:1. Ты уговорил его, чтобы со мной встретиться тогда в ресторане, а я уговорил его, чтобы устроить этот разговор, — говорит адвокат, и на его губах появляется озорная улыбка.
Чон протяжно стонет, осознавая свою глупость, и смущённо краснеет. Боже мой, как он так легко повёлся на всё это? Ему даже в голову ни на одну секунду не пришло, что это может быть подстроено намеренно, ведь он слишком был занят собственным чувством собственничества, которое было слишком сильно задето. Эта озвученная правда приносит ему заметное облегчение, и квотербек легко и с чистым сердцем вздыхает. Он рад, что между Паком и Грейсоном нет абсолютно ничего романтичного. Конечно, он этого никогда не скажет, но парень уверен, что может сделать его намного счастливее, чем кто-либо в этом мире. Никто не позаботится о нём так, как способен это сделать он. Ведь именно он знает ценность каждого мгновения рядом с ним.
Между ними на какое-то время повисает напряжённое и странное молчание, а они оба с нескрываемым желанием смотрят друг на друга, находясь в этом странном положении. Полуобнажённый Чимин сидит на нём сверху, так и не сдвинувшись, а Чонгук как заворожённый смотрит на его соблазнительные губы. В эту секунду он не думает ни о чём другом, кроме них. Они слишком манящие и такие доступные в этот миг, стоит лишь решиться. Его мечта так близко, что это до ужаса пугает, но на этот раз квотербек не отступает, а перекрывает им обоим путь к побегу. <span class="footnote" id="fn_29487975_6"></span> Парень резко принимает сидячее положение и замирает. Оба учащённо дышат, не сводят томного и цепкого взгляда друг с друга, и понимают, что разговор на самом деле ещё не закончен, только никакие ответы уже не нужны им, если только ещё несколько.
Пак изучает его лицо таким любящим взглядом, что Чонгук теряется. Он чувствует себя драгоценностью, несмотря на то, что виноват во многих недомолвках между ними. Адвокат едва заметно улыбается уголком губ и так ласково проводит большим пальцем по скуле, что парень тихо вздыхает и прикрывает веки на пару секунд от удовольствия. Ему так нравится эта хрупкая и такая необходимая нежность, с которой к нему относится единственный человек, который имеет для него значение. Поразительно, что Чимин всегда был с ним именно таким. Только он, чёрт возьми, и никто другой, даже несмотря на то, как иногда паршиво себя вёл Чон.
Эта последняя не самая значительная мелочь в его поведении служит для квотербека сильным катализатором и последним подтверждением тому, что его желание сейчас должно непременно исполниться, но ему так чудовищно страшно, что холодеют руки. Он не самый решительный человек на свете, поэтому не может найти в себе смелость сделать это. Боже, так боязно, ведь он никогда не делал ничего подобного. Об этом даже думать было запредельно губительно, но он этому поддавался. И сейчас он понимал, что Пак прав, разве желание кого-то поцеловать делает его плохим человеком? Нет, он всё тот же мальчишка. Тогда какой смысл продолжать бегать от самого себя, ведь он хорошо знал, что именно ему нужно, и кто именно способен сделать его счастливым? Верно, абсолютно никакого.
— Лузер, — едва слышно шепчет Чонгук, медленно поднимая на него влюблённый по уши взгляд.
— У меня остался второй главный вопрос. Всего один и последний на сегодня, — тихо говорит Пак и почему-то заметно нервничает.
— Чимин, — вновь настойчиво произносит квотербек, мягко притягивая его к себе за талию. — Я…
— Подожди, позволь я спрошу. Для меня это важно. Так мы по-твоему на самом деле друзья?
— Перестань, — отвечает Чон и глубоко вздыхает, прикрывая веки.
— Нет, ответь.
— Нет. Конечно, нет.
— А кто же я тогда для тебя?
— Я не знаю.
— Не знаешь или не хочешь знать?
— Есть вещи, на которые так сложно ответить, — шепчет он, медленно теряя всю уверенность в себе.
— Нет, разница в том, что ты боишься произнести это, — настаивает Пак, глядя на него с такой мольбой, будто от этого признания зависит вся его жизнь. — Давай же, скажи. Ты хочешь чего-то большего со мной?
— Боже, Чимин, я не...
— Ответь. Одно дело, если я просто тебе нравлюсь и привлекаю физически, но другое — если ты действительно хочешь быть со мной. Мне нужно знать, ты...
Он не успевает задать вопрос снова, потому что внезапно получает свой самый долгожданный и ясный ответ, а квотербек свой драгоценный подарок — то самое моральное удовлетворение, потому что в этот момент чувствует себя невероятно счастливым человеком. Чонгук, резко подавшись вперёд, сам целует его, больше не в силах сдерживаться. Он просто никак не способен держать внутри себя эти бешеные чувства, потому что они настойчиво просят выхода. Их стало слишком много в нём, и их сила так необъятна для его хрупкого сердца. Да, возможно, потом он будет корить себя за это, но сейчас это всё, что парню так сильно было нужно, чтобы ощутить себя по-настоящему живым. Всё, чего он хочет — наслаждаться самыми желанными губами. И этот нежный и такой безумно долгожданный поцелуй — самое невероятное, что происходило с ним за все двадцать восемь лет, чёрт возьми. А особенно Чон в этом становится уверен, когда Чимин отвечает ему с таким же ненормальным напором.
Пак хватает его лицо ладонями и протяжно стонет, крепко зажмурившись. Наверное, где-то на другом конце мира случился бы масштабный трагичный апокалипсис, если бы он не заткнул этот внутренний крик ликования, прижимая Чонгука к себе сильнее и продолжая впиваться в его сладкие губы. Этот стон легко мог бы перерасти в неистовый вопль, ломающий всё на своём пути, потому что ощущался он, как самая неземная и значимая победа не свете. В этот момент Чимин по-хорошему разрушался и рассыпался на части, ведь это было до боли прекрасно. Внутри всё горело и превращалось в пепел, из которого тут же он возрождался вновь. Это напоминало сокрущающую и мощную волну атомного взрыва, которая проносилась по его телу прямо под кожей. Он дрожал от того, что никак не мог осознать своего счастья, хотелось плакать от избытка чувств. Оказывается, нет ничего восхитительнее, чем жадно, необузданно и ответно целовать губы, о которых мечтал годами. Это равносильно тому, чтобы дотянуться рукой до звёздного неба — кажется недостижимо, но удивительно прекрасно. Больше четырёх тысяч дней Чимин грезил о них, как ненормальный, и уже не надеялся когда-либо получить этот бесценный дар, но он, всё-таки счастливчик, а не лузер. В его руках прямо в эту секунду была его самая заветная мечта, и от этого ощущения его переполняла слепая эйфория.
У него мурашки пробегали по всему телу снова и снова, а волосы на затылке становились дыбом от того, что творилось внутри. Эти чёртовы цветы любви вернулись к жизни, и потому окончательно и стремительно разрывали его грудную клетку, распускаясь там слишком рьяно. Боль, копившаяся годами, больше не имела никакого смысла, потому что её полностью перекрывало то, что Чимин испытывал сейчас. Мир словно замер в этот миг, и значение имели только они, дарившие друг другу свои чувства. Это всё равно, что побывать в раю — чистое блаженство. Ни с чем другим это просто несопоставимо.
В эти бесценные секунды для Пака словно весь земной шар вдруг терял силу притяжения, потому что он понимал, что все эти годы его тянуло только к Чонгуку. Где бы он ни находился, как бы далеко ни пытался убежать от него, в конечном итоге жизнь привела его сюда — к его Сириусу. К его самой яркой звезде, без которой всё вокруг казалось абсолютно серым и пустым. В глубине его души взрывались такие фантастические фейерверки, что он не знал, как совладать с собой от этого невыносимого восхищения моментом. Какое же это неистовое счастье, получить взаимность от того, кто владеет твоим сердцем.
Их поцелуй получается такой одержимый и в нём нет ни капли робости или осторожности, а лишь дикая страсть, танцующая восхитительный и чарующий вальс с трепетной любовью. Это та самая высшая точка чувственности, которую они оба смогли наконец-то познать — идеальное слияние. Это лучше, чем парить и тонуть в ощущении свободы. Чимин отрывается от его губ на несколько секунд, тяжело дыша, и растерянно смотрит в испуганные огромные глаза напротив. Не верится. Это слишком прекрасно, чтобы быть правдой. Он ласково гладит большими пальцами его раскрасневшиеся щёки и не может поверить в то, что это всё с ним происходит. Прямо перед ним лицо Чона, оно действительно находится в его ладонях. Такое взбудораженное, с влажными губами и одурманенным взглядом. Он так сильно опьянён тем, что с ними обоими случилось, с ума сойти. Они ведь оба знали, что ходят по грани, чтобы сорваться, но когда это всё-таки произошло, то совершенно потерялись в пространстве. Паку хочется ущипнуть себя, чтобы развеять эту иллюзию. Он никак не может осознать, что наконец-то получил то, что было его мечтой так долго — Чонгука.
Сам же квотербек выглядит так, будто обезумел. Он замечает, что Чимин сильно дрожит всем телом, поэтому мягко кладёт ладонь на его руку, пытаясь успокоить. Парень крепче прижимает её к своей щеке и одними губами произносит: «всё хорошо», глядя ему в глаза, полные слёз счастья. Едва ли он понимал, что творилось с Паком в этот момент, потому что это не он умирал от ожидания и любви столько времени. Но он хотел хоть каким-то образом подарить ему своё тепло, чтобы помочь прийти в себя, и это помогало.
Адвокат чувствовал себя легче, но его разносило в клочья от мощи и количества эмоций. Впервые в своей жизни он поцеловал человека, которого всем сердцем любил просто до одури. Это не описать словами, потому что такое необходимо только познать на себе, чтобы понять. Какого чёрта он всё так же слаб перед ним? Выходит, что как бы сильно он не пытался вытащить из себя эту любовь, сейчас ему просто снесло голову от её избытка. В нём было её слишком много, а этот толчок послужил активатором того, чтобы выпустить её наружу, ведь, оказывается, это совсем другие ощущения. Поцелуй любви имеет совсем другое значение — это миг самого искреннего счастья, которое по-настоящему окрыляет.
У него дух захватывало от того, насколько ему было хорошо в эту секунду рядом с ним. В висках безудержно стучало ненормальное для человека сердцебиение, а в груди всё сильно сдавливало, потому что у него никак не получалось сделать полноценный вдох. Он в самом деле в прямом смысле этого слова задыхался от любви к Чонгуку. Кажется, его одурманил этот непередаваемый восторг, потому что перед глазами всё плыло, а в сознании всё перемешалось. Это было похоже на сказку, потому что у Пака весь организм внезапно и ощутимо просыпался от очень затяжного сна, словно в сцене из тех самых книг, которые он часто читал дочери. Тот потрясающий момент, когда происходило разрушение всего угнетающего в королевстве. Когда принц целовал принцессу, и все злые чары моментально рассыпались, как осколки битого стекла. Его пронзала насквозь такая невыносимая волна удовольствия вперемешку с феноменальной страстью, что парень просто не в силах был контролировать глухой выдох облегчения, вырывающийся из его груди.
— Как же долго я ждал тебя, — шепчет Чимин надломленно и вновь подаётся вперёд. — Как же долго, Боже.
Он так отчаянно хватает Чона за заднюю область шеи и притягивает к себе, будто боится отпустить хоть на долю секунды. Адвокат сильно зажмуривается, ощущая колющую боль в груди, и, с трудом дыша, впивается в его губы вновь. Так ненасытно и горячо, будто от этого зависит всё в этом мире. Нет, лучше, словно Чонгук и есть его мир. Он терзает их ласками снова с удовлетворённым стоном, пылко перебирая и мягко покусывая. И в какой-то миг, кажется, Чимин полностью теряет свой рассудок, потому что напрочь забывает собственное имя и где он находится. Он лишь полностью отдаёт всего себя через этот поцелуй тому, кто имеет над ним практически самую высшую власть.
А у квотербека от каждого его настойчивого и властного действия в прямом смысле плавится кожа и горят лёгкие, ведь у него не бывало прежде такого внезапного всплеска желания к кому-то. Он пылает от любви к нему. Ещё никто его не целовал с таким грубым и одержимым напором, и это так пугающе хорошо. Пак безжалостно, не давая ни себе, ни ему перевести дыхание, вторгается языком в рот Чона, больше не спрашивая на это никакого разрешения, но и парень совсем не хочет отставать от него. Чимин чувствует прохладные ладони, хаотично и требовательно скользящие по его телу, и у него от этого вспыхивает огнём каждая клетка и мышца. Он как будто перерождается от этих уже более уверенных ласк. Во всём так сильно ощущается их острая необходимость друг в друге, что становится страшно. И, кажется, Чонгук тоже тонет в океане собственных бешеных эмоций, потому что цепляется за него в этом хаосе, который они сами же и создают. <span class="footnote" id="fn_29487975_7"></span>
С большим трудом, когда они оба уже совершенно не способны контролировать себя, адвокат первый берёт право на такую важную передышку, или же они, похоже, разорвут друг друга. То, что случилось сейчас, какой-то просто чокнутый и колоссальный скачок вперёд в их непростых отношениях, и главное не напугать этим напором ни себя, ни Чонгука. Парень мягко и с тихим стоном отрывается от его губ, держа его лицо в ладонях, и затем ещё раз коротко целует, словно хочет убедить себя в том, что ему точно не показалось, что всё происходящее реально. И сразу же после этого его абсолютно неконтролируемо разрывает до невозможности довольная улыбка, которая заметно смущает квотербека.
— Прости, что тебе пришлось ждать этого одиннадцать зим, — тихо говорит Чон.
— Это мгновение стоило каждой секунды боли, — отвечает Чимин и не может отвести от него влюблённых глаз.
— Я не знаю, — тихо говорит парень и тяжело вздыхает, мягко сжимая в руках его талию. — Не знаю, правда, готов ли я к чему-то большему. Для меня это та сторона жизни, которую я намеренно избегал. Я не понимаю, как возможно даже то, что меня так сильно разрывает на части из-за тебя. Но то, что я испытываю к тебе, становится всё сильнее. Я боюсь этого, потому что у меня не получается с этим никак бороться. Это слишком мощно, намного сильнее меня.
— Не бойся, Чонгук-и.
— Ты боялся, когда влюбился в меня?
— До сих пор боюсь.
— Почему? — удивляется Чон, бросая на него недоумённый взгляд.
— Всегда есть шанс, что ты разобьёшь мне сердце вновь, — отвечает Чимин, и уголок его губ едва заметно трогает горестная улыбка.
— Это не совсем тот ответ, который бы тебе хотелось услышать, я понимаю. Но, наверное, то, что я не смог ни в кого влюбиться и совсем не способен отпустить тебя, о чём-то говорит? — спрашивает квотербек.
— Такой ответ мне подходит, — шепчет адвокат и осторожно гладит его по щеке.
Чон тихо и с заметным облегчением вздыхает, легко кивая, а затем закрывает глаза, нежась в этой мимолётной ласке. Он неосознанно льнёт к его ладони сильнее, будто так сильно скучал по обычному тёплому отношению к себе, что сил нет терпеть ненужные сантиметры лишнего пространства между ними. Без лишних в этот момент слов Пак просто обнимает его за плечи и запускает пальцы в его мягкие волосы на затылке, аккуратно и нежно перебирая их. Ему хочется, чтобы этот загнанный во множество рамок парень не чувствовал себя неловко из-за того, что совсем не способен вот так легко и без сомнений броситься в омут с головой, как это умеют другие. Сегодня Чонгук сделал и без того огромный шаг, фактически сломав самого себя. Он признался во многих серьёзных вещах и позволил себе сделать то, что на самом деле очень хотел, поэтому должен гордиться своей смелостью.
Спустя пару секунд их молчаливых объятий Чимин чувствует, как Чон осторожно прижимается к нему сильнее, а широкие ладони медленно скользят по его спине, обхватывая её, словно своё единственное спасение. Он по-настоящему упивается этим и даже легко дрожит от переполняющих его тело эмоций. Такой хрупкий, но одновременно нечеловечески сильный мужчина, которым стоит восхищаться каждый день.
— Я так нуждался в этом, — признаётся Чон.
— И я это почувствовал.
— Спасибо, — шепчет он, закрывая глаза, и глубоко вздыхает полной грудью с ощущением свободы внутри. — Я так благодарен тебе.
— За что? — с искренним удивлением спрашивает Пак.
— За пионы под моими рёбрами, — говорит Чонгук и безмятежно улыбается. — Это действительно волшебство, как ты и говорил.