~17~ (1/2)
The Neighbourhood — Daddy Issues
Finding Hope, Deverano — Where
PatrickReza — The Wall
Cloe Black — Whaterbed
Niykee Heaton, Migos, OG Parker — Bad Intentions
ENHYPEN — FEVER
Tommee Profitt, Fleurie — Remembrance
EDEN, Sophiya — Again</p>
Пока всё веселье без именинника в том же духе продолжается на первом этаже дома, Пак неторопливо идёт наверх и пытается понять, за какой из дверей из тёмного дерева находится комната Чонгука. <span class="footnote" id="fn_29487975_0"></span> Он заглядывает по очереди в каждую и находит ванную и гостевую спальню по левую сторону, а значит, остался один вариант. Адвокат подходит к двери справа от него по коридору и несколько раз коротко вздыхает, отбрасывая непонятно откуда взявшееся волнение.
Странно, чёрт возьми, он провёл так много важных заседаний суда, помогал людям решать их большие проблемы, отбирал имущество и детей, защищал права женщин, спасал их от домашнего насилия, вытаскивал из дерьма умирающие компании и разносил таких невероятных ублюдков с их лживыми показаниями, что уму непостижимо, но сейчас вдруг робел. Почему-то на одну секунду его одолела вдруг нервная дрожь, которая скапливалась холодом на кончиках пальцев. Наверное, всё дело в том, что он понятия не имел, чем закончится этот разговор, а он для него носил сугубо личное значение. Одно дело протягивать руку помощи клиентам, но другое — себе. Всё могло повернуться совершенно не так, как он рассчитывал, и этот последний шанс Чимин давал, скорее, даже самому себе, чем ему. Если Чон не будет способен и в этот раз пересилить свои страхи и личные барьеры, то этот вечер просто закончится вновь тем, что он останется с огромной раной в груди вместо сердца, как и одиннадцать лет назад. Ему нужна всего лишь честность, разве это так много? Нет. Разве он не заслужил её за столько времени? Более чем.
Парень немного нерешительно поднимает руку и слабо проводит костяшками по деревянной поверхности, мысленно настраивая себя на любой исход событий, который ему предстоит принять. Он зажмуривается и смиренно вздыхает, давая себе шанс ещё раз хорошо обдумать все риски. Так глупо нервничать из-за этого, но как бы Пак ни старался мысленно убедить себя, что этот разговор не должен повлиять на их дальнейшие взаимотношения, это просто абсолютно невозможно. Для него это важный шаг или вперёд, или в совсем противоположную сторону от человека, которому он без тени сомнения отдал своё сердце ещё в школьные годы.
Прошло так много времени, Боже мой, словно маленькая бесконечность. Это много, немыслимо много для того, кто знал ценность каждой секунды. Практически он потратил всю свою осознанную юность на любовь к тому, кому это не было нужно, поэтому если в этот раз не добьётся честных ответов, которые ему так необходимы, то больше не станет тратить свою жизнь на то, что не имело никакого смысла. Разумеется, если квотербек и сейчас струсит, то это навсегда проложит между ними целую пропасть, площадью примерно в сто миллионов световых лет. Вероятно, несмотря на все сложности, они всё-таки смогут поддерживать приятельские отношения, потому что как ни крути, друг без друга у них существовать не получается. Но это будет далеко не то, чего так хотел Чимин и далеко не то, что нужно самому Чонгуку.
К сожалению, невозможно силой заставить человека пойти к тебе навстречу, если он к этому совсем не готов. Принуждение — паршивый способ, поэтому адвокат прибегает к манипуляции, хотя не любит этого делать в жизни, чего не сказать о работе в суде. Возможно, Чону нужен ещё не один день, месяц или даже год для того, чобы наконец-то снять все маски, только так в ожидании может пройти и вся жизнь мимо. Именно потому что Пак слишком ценит своё собственное время, которого нам на самом деле подарено так мало, он решает быть сегодня вновь немного смелее его. И без того было потеряно много лет, поэтому он мягко стучит, а после ждёт ответа как будто вечность. Так долго, что у него все внутренности успевают сжаться в комок от напряжения несколько сотен раз и вернуться в изначальную форму.
— Здесь нельзя находиться гостям. Это приватная зона дома, проваливайте, — наконец-то говорит недовольно квотербек.
— Что, даже мне нельзя? — спрашивает адвокат и легко улыбается уголком губ.
— Чимин?
— Да, я.
— Что ты здесь делаешь?
— Искал тебя.
— Я сейчас вернусь.
— У тебя день рождения, а ты прячешься в своей комнате? Что случилось? — обеспокоенно спрашивает Пак.
— Мне нужно было… неважно, — отмахивается Чон, не находя нужных слов.
— Ты точно в порядке?
— В полном.
— Ладно. Может, тогда разрешишь мне войти? Я не могу этого сделать по правилу «личное пространство».
— В этом доме нет таких правил.
— Но ты только что сказал о приватной зоне.
— Это для всех остальных. Ты… мой друг. Значит, тебе можно. Я думал, это кто-то из чужих.
— Эй, бро, мы так и будем болтать через дверь? — говорит Чимин, хитро усмехаясь. — Друзья же так не делают.
— Входи, ты ведь не уйдёшь уже, — отвечает Чонгук.
Лицо Пака расплывается в победой улыбке, и он заходит в комнату, а после тихо закрывает за собой дверь. Он прислоняется к ней спиной и наощупь поворачивает замок на ручке, тем самым отрезая их от окружающего мира. Это подарит квотербеку лёгкую уверенность в собственной безопасности, когда ему придётся начать своё контрнаступление. Адвокат обводит помещение медленным и заинтересованным взглядом, а затем тихо и с удовлетворением хмыкает.
Здесь мило. Цветовая гамма из сочетания глубокого синего и сдержанного серого выглядит одновременно так брутально и спокойно, в этом и есть олицетворение Чонгука. Вдоль одной стены стоит много стильных белых полок, на которых в идеальном порядке и по цветам расставлено огромное количество книг разнообразных жанров. В углу расположен его письменный стол с небольшой лампой, а над ним висит деревянная доска, где сделано много заметок на стикерах. Кажется, даже здесь он часто работает. Но самую большую часть пространства занимает уютная кровать с разноцветными подушками. Забавно, но именно такая комната была у Чона в юности, только раза в два поменьше. Она никогда не напоминала личное убежище для подростка, потому что выглядела как-то слишком по-взрослому. Единственное, что всегда напоминало о том, что там жил обычный мальчишка — коллекционные фигурки супергероев и внушительная коллекция комиксов. Это те немногие увлечения, к которым его мать относилась довольно терпеливо. Но тем не менее квотербеку запрещалось даже приклеивать постеры на стену, как это делали все ребята в его возрасте, и хранить скейтборд на виду, поэтому он всегда прятал его на платяной шкаф подальше от глаз этой деспотичной женщины. Педантичность Джоси была просто чудовищной и часто проявлялась именно в таких, казалось бы, совсем незначительных мелочах. В то время она была помешана на чистоте, и поэтому выдрессировала собственного сына в бытовом плане. У него что прежде, что сейчас не увидишь беспорядка, ведь его ругали за это каждый раз, а такое воспитание выработало строгую дисциплину. Но тогда в школьные годы Чимин считал, что кое в чём ему всё же очень повезло, ведь у него, например, был личный телевизор с крутой игровой приставкой, которую мало кто из детей в Конкорде мог себе позволить. Забавно, что у него имелось предостаточно дорогих и редких игрушек, но при этом не было самого простого — понимания и любви.
Адвокат внимательно разглядывает небольшой проигрыватель, из которого звучит спокойная музыка, и затем задерживает заинтересованные глаза на кожаном мяче для «григидрона», который аккуратно лежит на письменном столе, и это автоматически вызывает у него тёплую улыбку. Не пылится, как редкий экспонат музея, а находится на виду. Блестящий, слегка потёртый и явно недавно побывавший на поле. И эта ещё одна крошечная мелочь напоминает ему о том, что прямо перед ним на кровати сидит тот самый мальчик из его чокнутой и прекрасной юности. Самой милой деталью в этой комнате оказывается несколько стареньких полароидов, которые аккуратно прикреплены к книжной полке кнопками на самом почётном месте, где хранятся кубки и медали Чона, полученные когда-то за громкие победы в спорте. Эти фотографии находятся там, словно на его личном пьедестале среди наград, и Чимин понимает, что именно там парень собирает только то, что поистине для него бесценно: спортивные достижения и воспоминания о нём, ведь на снимках запечатлены только они, счастливые и беззаботные семнадцатилетние ребята.
— Сбежал помедитировать с любимой музыкой? — спрашивает Пак, вопросительно приподнимая бровь.
Он безмятежно улыбается, разглядывая их кривляющиеся лица на снимках, а после робко касается их пальцами, будто стараясь убедить себя, что они действительно существуют. Парень читает надписи на кубках, а в его голове сразу же всплывают голоса различных людей, которые вручали их его другу. В каждый из таких памятных и важных моментов Пак был рядом с ним и неимоверно гордился. Столько лет тишины, а сейчас он вновь слышал гул стадиона в ушах, который громко скандировал имя лучшего игрока их школы и всего города. Сколько же ликования они прошли вместе, отметили значимых побед и потерпели обидных поражений. Боже мой, сколько же всего им довелось прожить, разделив вместе. Ностальгия почему-то раз за разом пробирала до самого нутра, стоило ему вспомнить о том, какое количество невероятно счастливых мгновений их связывало в прошлом.
— Это меня успокаивает, — наконец-то подаёт голос Чон в ответ, слегка дёрнув плечами, будто прогоняет непрошенные мысли. — В смысле... отсутствие шума и людей. Мне не очень комфортно среди большого количества гостей, ты же знаешь. А я привык убегать, когда чувствую панику.
— Ты запаниковал? — удивляется Чимин.
— Немного, — отвечает он и тихо выдыхает.
— Разве не ты всех позвал сюда?
— Нет. Я хотел небольшую вечеринку. Но, как обычно это бывает, люди собрались сами. Мне стоило об этом подумать заранее.
— Тебя это испугало? Большое количество гостей?
— Не знаю, немного.
— А мне показалось, что ты разозлился.
— Нет... то есть да, наверное. Сам не понимаю, почему вдруг так вышло, но я решил, что мне нужно просто успокоиться. Эмоции стали выходить из-под контроля, а я к этому не привык. Я не должен проявлять их открыто на людях.
— И ты поэтому выбрал место, куда точно никто не придёт. Предпочёл одиночество, как всегда.
— Да. Создал свою зону комфорта и отгородился ото всех.
— От всех кроме меня.
— Кроме тебя.
— У тебя здесь очень мило, — говорит адвокат, медленно переводя взгляд на него. — Комната похожа на твою в Конкорде.
— Да, верно, — говорит Чонгук и напряжённо улыбается, несколько раз медленно кивая. — Этот дом напоминает мне место, где мы выросли. Я бы мог, конечно же, снять квартиру где-то в центре, но не захотел этого делать. Знаешь, в этом районе на рассвете так красиво. Домики просто сказочные, зелень, идиллия и покой. Никакой ненужной суеты. Мне нравится выходить утром на крыльцо, пока все соседи ещё спят, и наблюдать за тем, как встаёт солнце, дышать относительно чистым воздухом, наслаждаться тишиной. Такое я мог себе позволить только дома.
— Здорово было в Нью-Гэмпшире. Всё бы отдал, чтобы вернуться в то время, когда самой большой проблемой для нас было не запланированное тестирование по математике.
— Я бы тоже. Как сейчас помню дни, когда я вылезал в окно и забирался на тот дуб, чтобы посидеть там, — с ностальгирующей улыбкой произносит Чон, но затем она быстро сходит с его лица, и он тяжело вздыхает, горько усмехнувшись. — Мир тогда казался таким огромным, но когда я стал взрослым то осознал, что мир-то на самом деле совсем обычный. Это я ничтожно мал для него.
— Неважно, насколько ты маленький человек для всего мира. Всё может быть иначе, если стать всей Вселенной только для кого-то одного, — едва слышно говорит Чимин и улыбается уголками губ, думая о дочери.
— Верно, — задумчиво отвечает Чон и удивлённо хмыкает.
— Ты всегда любил тот простой городок, откуда все так стремились сбежать.
— Там я не чувствовал себя одиноким.
— А сейчас чувствуешь? — спрашивает Чимин, склоняя голову на бок, и с интересом осматривает его.
— Прямо сейчас? — усмехается Чон и небрежно пожимает плечами. — Уже нет.
— Почему ты здесь прячешься?
Чон шумно фыркает и в недовольстве сжимает челюсть от ещё не утихшей злости.
— А почему ты сюда пришёл, бросив своего парня? — с сарказмом спрашивает он и нагло выгибает бровь. — Ты разве не должен беспокоиться о нём? <span class="footnote" id="fn_29487975_1"></span>
Пак тихо и коварно смеётся, понимая, что эти каверзные вопросы заданы тем самым страшным и маленьким, но очень злым монстром, что сидит в парне в эту минуту, и называется он максимально просто — ревность. Адвокат мягко прикусывает губу, опуская голову, но намеренно увиливает от прямых ответов, чтобы заставить его понервничать ещё немного. Он такой забавный. Всё ещё заметно бесится, отчего выламывает свои пальцы и хрустит шеей, выдавая сильную нервозность. Но одновременно с этим Чона явно заметно успокаивает тот факт, что он к нему пришёл. Иначе он бы здесь уже всё разгромил в порыве такой дикой ярости, которую удалось уловить Чимину в его глазах.
— Ну-у... — протягивает хитро парень, едва сдерживая улыбку, — он меня ревнует не так сильно, как ты. Так что всё в порядке.
— Я не ревную тебя, понятно?! — рявкает Чон, морщась и бросая на него злой взгляд.
— Ты в этом себя пытаешься убедить или меня? — издевательски ухмыляется Пак.
— Ты хотел меня побесить? Лучше проваливай сразу. Я не в том настроении сегодня, чтобы отвечать на твои тупые шутки.
— Бро, да расслабься. Сегодня ведь твой день рождения. Ты мой друг, я беспокоюсь о тебе, поэтому и пришёл, — отвечает невинно Чимин.
— Ну конечно, — с нескрываемым сарказмом говорит квотербек, но сразу же осекается и интенсивно ерошит свои волосы, тяжело выдохнув. — Прости. Не понимаю, что со мной происходит. Я просто… мне нужно остыть.
— Что, всё-таки ревнуешь? — спрашивает адвокат, медленно расхаживая по комнате.
— Очень смешно! — вновь фыркает парень, моментально вспыхивая злостью снова.
— Тебя бросает из крайности в крайность.
— С чего бы я вообще мог тебя ревновать? Ты несёшь какой-то бред.
— Ну конечно, — повторяет Пак его слова с той же язвительной интонацией и саркастически усмехается.
— Зачем ты пришёл сюда? Обо мне беспокоился? Что, серьёзно? Хотел напомнить о том, что ты весь такой прекрасный рыцарь? — раздражается Чонгук, не скрывая своего негодования. — Мне сложно об этом забыть и без твоих напоминаний. Не стоило зря тратить время. Тебе было весело играть в эти тупые игры, так иди и дальше это делай. Развлекайся, я же за этим всех и позвал, чтобы, мать вашу, повеселиться.
Он удручённо вздыхает и отрицательно качает головой, будто каждый раз сам удивляется откуда в нём столько беспричинной агрессии. Квотербек проводит руками по лицу, а затем устремляет отрешённый и пустой взгляд в пол. Сейчас он в действительности напоминает оголённый провод. Каждое простое слово задевает его слишком глубоко, а любое неверное действие провоцирует новый всплеск неконтролируемого гнева. Кажется, все сильные эмоции перемешиваются окончательно, и у него совсем не выходит обуздать их. Что же, видимо, это и есть самый подходящий момент для последней атаки. Вряд ли ещё удастся застать Чонгука таким уязвимым когда-либо. Во второй раз на это шоу с подставным парнем он не поведётся так ярко и безрассудно, и будет пытаться скрыть эти неудобные чувства очень глубоко. Сейчас его застали врасплох, а значит — нужно действовать.
— Извини, — тихо и с сожалением в голосе произносит Чон.
— Но сам ты этого не делаешь. Почему не веселишься? — интересуется Пак, коротко вздохнув и игнорируя его навязанное чувство вины.
— Я уже вообще жалею, что затеял эту глупую вечеринку. Не стоило мне отмечать этот день, — отвечает парень, досадно вздыхая.
— А если бы я пришёл сегодня один, то ты бы считал так же? — нагло спрашивает Чимин, останавливаясь недалеко от него, и медленно снимает куртку, покачивая головой в такт приятной музыки.
— Что ты имеешь в виду? — испуганно спрашивает квотербек и внимательно наблюдает за каждым его действием. — Что ты опять себе придумал?
— Знаешь, твои эмоции что-то невероятное. Я никогда не видел тебя вот таким безумным. С ума сойти, на самом деле тебя было так просто заставить стать настоящим? Всего-то пригрозить.
— О чём ты вообще?
— Твоя ревность, чёрт возьми, — хрипловато смеётся Пак и закрывает глаза на мгновение, наслаждаясь своей маленькой победой. — То, как ты готов был уничтожить одним лишь взглядом человека, который посягал на меня. У-ух, — присвистывает он и самодовольно улыбается. — Это самое горячее, что я видел за всю свою жизнь от тебя. Так удивительно наблюдать за тем, как разрушается твоё крепкое и такое непоколебимое самообладание, сформированое за годы сурового воспитания, пока ты мысленно строишь сотни теорий о том, насколько же близки мои отношения с Клэем, — переходит на шёпот парень и подходит к нему практически вплотную. — По каким именно причинам я задержался с ним до приезда сюда и как давно я провожу с ним своё время.
— Что? — искренне недоумевает Чон, глядя на него снизу вверх. — Я не…
— Ш-ш-ш, — прерывает адвокат, прикладывая указательный палец к своим губам и делая ещё один уверенный шаг к нему, а после становится между его ног неприлично близко, отчего тот взволнованно ёрзает на месте. — Не надо мне лгать.
— Но я же не…
— Хватит, Чонгук-и, — нежно просит Чимин, осторожно проводя костяшками по красивой линии его челюсти. — Хватит это делать.
— Делать что? — шепчет он, сглатывая комок нервов в горле.
Адвокат ласково приподнимает его подбородок двумя пальцами и заглядывает в две огромные карие и сияющие миллиардами звёзд Вселенные. Они до ужаса растерянные, загнанные в тупик, но зрачки сильно расширены и бегают из стороны в сторону, выражая заинтересованность в происходящем. Так заворожённо они смотрят, что у Чимина от этого проносится приятная дрожь по всему телу. Заметно, как в их бездонной глубине стремительно нарастает настоящая гей-паника, от которой у парня снова не получается спастись.
Чон совсем не понимает, как ему реагировать на столь яркую и противоречивую провокацию, которая ему на самом деле очень нравится. Он испуганно рассматривает Пака, не моргая и заведомо зная, что этот зрительный поединок уже точно проиграл. Если будет и дальше так самозабвенно смотреть в эти потрясающие гипнотические омуты ещё хоть одну проклятую секунду, то просто неизбежено погибнет в их глубине. Окончательно и бесповоротно. Но несмотря на это, он всё равно никак не может отвести глаза и остановить тот вулкан, что прямо сейчас разрывает его изнутри своей губительной силой.
— Не понравилось, что я играл в откровенную игру? Не зря же ты сделал на этом акцент, — говорит Пак, и его лицо озаряет лукавая улыбка. — Тебя смущали мои ответы?
— Нет, дело не в этом. Я не это имел…
— Хочешь, мы сыграем с тобой кое во что? — предлагает он, едва ощутимо проводя подушечкой пальцев по его губам. — Один на один.
Чонгук от этого простого действия замирает и задерживает дыхание. Он резко чувствует покалывание на тех участках кожи, где его только что коснулся Пак, но эти ощущения такие приятные и пьянящие, что у него начинает кружиться голова, как такое вообще возможно? Никогда с ним не было чего-то подобного раньше, как же такая незначительная вещь способна лишать самообладания словно по щелчку?
Неожиданно и слишком явно Чон осознавал, что в этой комнате становилось так много мучительного и чрезмерного напряжения между ними, что он ощущал, как электризуется воздух, наполняющий его лёгкие с такой сильной натяжкой. Сколько бы он не делал тихих и желанных вдохов, этого казалось так ничтожно мало, чтобы нормально функционировать. Его сердце бешено скакало в груди, как одержимое, под рёбрами что-то сильно сдавливало органы до ноющей боли, руки так некстати дрожали, а он совсем не мог понять, что с ним творилось в эти странные мгновения.
— Сыграем? — с трудом спрашивает он, пытаясь сосредоточиться на их разговоре.
— Да, в одну не алкогольную игру, — отвечает Пак, невинно дёрнув плечами.
— Какую же?
— «Правда и ничего кроме правды».
— Я что-то не знаю такой игры.
— Зато знаю я, — говорит Чимин и непроизвольно вздыхает, легко наклоняясь к нему. — Хочешь?
— Чего? — шепчет Чонгук, без угрызения совести в очередной раз разглядывая его привлекательные губы.
— Поиграть, — ухмыляется он в предвкушении.
— И в чём смысл этой игры? — недоумевает Чон, быстро моргая и хмурясь.
— Правила очень просты: я задаю вопросы, а ты — откровенно отвечаешь мне «да» или «нет». Ты можешь давать развёрнутый ответ по своему желанию, но главное, чтобы он был предельно честным, — поясняет Пак таким томным и мурлыкающим тоном, что квотербек готов развалиться на атомы от него. — Занятно звучит?
— Вопросы задаёшь только ты? — уточняет парень.
— Да.
— Тогда я не очень понимаю, а в чём смысл? Это же не очень честно.
— Ты не любишь быть со мной абсолютно откровенным. Постоянно юлишь и делаешь шаги назад, а это хорошая возможность услышать от тебя что-то кроме глупых отговорок, — поясняет адвокат, с вызовом приподнимая бровь.
— Я пытаюсь быть собой. Это не так просто, когда всю жизнь притворяешься.
— Вот тебе мотивация: если не будешь нарушать эти элементарные правила, то победишь, а победитель в этой игре получает... — тихо говорит Пак и задумчиво молчит пару мгновений, блуждающим взглядом разглядывая его оторопелое лицо, — подарок на день рождения.
— Какой же? — интересуется Чон.
— Максимальное моральное удовольствие, — шепчет отрывисто он, и его губы расплываются в дьявольской и нахальной ухмылке.
— Что это значит? — спрашивает Чонгук, быстро хлопая совершенно растерянными глазами.
— Заинтригован?
— Впервые мне предлагают такое. Что именно ты имеешь в виду?
— Узнаешь, если победишь. Так ты хочешь это сделать?
— Не знаю. А стоит? — хмыкает Чон.
— Тебе понравится быть настоящим, — уверяет его парень.
— Тогда... я готов, кажется, — робко отвечает квотербек спустя долгих десять секунд раздумий и легко кивает, скорее себе, чем ему.
Он не знает, чего ждать от этой опасной авантюры, но любопытство лихо играет сейчас на его сильно расшатанных нервах. Слишком он эмоционально уязвим. Откровенно говоря, Чонгук готов сейчас пойти на любые методы и приёмы, только бы удержать Чимина рядом как можно дольше в этих четырёх стенах, потому что его по-прежнему чудовищно штормит от осознания того, что где-то рядом бродит Грейсон. Он совсем не понимает, что вообще с ним происходит, ведь для него никаким логичным объяснениям не поддаётся странное поведение Пака, который то на его глазах флиртует с этим чёртовым тренером, то целенаправленно приходит к нему в комнату и нагло провоцирует на какие-то двусмысленные игры. Ему очень хочется понять этого парня, а для этого, кажется, нужно пойти до конца и поддаться этой провокации.
Чону не очень нравилась эта затея, не меньше, чем и алкогольные игры на вызов у ребят на первом этаже его дома. Обычно они задавали максимально глупые и слишком интимные вопросы, на которые ему даже отвечать неудобно в больших компаниях, хотя раньше он подобного не стыдился. Именно поэтому он их предпочитал избегать, но остальные могли делать, что хотят прямо сейчас, Чонгук же желал лишь задержать на лишние пять минут адвоката рядом с собой, ведь так будет по-честному. Это же его день рождения, поэтому он имел полное право получить всё его внимание.
В глубине души он ведь прекрасно знал, что затеял эту вечеринку больше даже не ради самого себя. Это всё было хорошим шансом увидеться ещё раз. Постоянно просить Чимина о личной встрече довольно навязчивое поведение, а это — удачный повод. И в этот момент, когда парень наконец-то понимает, что Пак точно не планирует сейчас уходить, его эго чувствует полное удовлетворение всей ситуацией, ведь его самый важный гость выбрал провести время с ним, а не с тем человеком, с которым сюда приехал. Наверное, это что-то всё-таки значит?
Из груди Чонгука вырывается судорожный вздох, и он скользит долгим взглядом по лицу напротив. Оно находится так близко, что это не похоже на реальность. Хочется ущипнуть себя, чтобы поверить в то, что всё происходит наяву. Это всё как-то странно, но квотербек уже не хочет отступать, раз вляпался в эту ситуацию. Всё, о чём он способен думать, так это то, как бы посильнее привязать Чимина к себе и никуда не отпускать, хотя бы этим вечером. <span class="footnote" id="fn_29487975_2"></span> Но, кажется, Пак и сам совсем не спешит уходить отсюда. Он расслаблен и спокоен, по крайней мере, внешне. А на его полных губах играет едва заметная самодовольная улыбка, когда парень аккуратно запускает пальцы в волосы Чона и затем склоняет голову на бок, с интересом рассматривая свою озадаченную жертву.
— Тебе комфортно рядом со мной? — вдруг спрашивает он.
— Да, — незамедлительно отвечает Чонгук, внимательно наблюдая за ним.
— И прямо сейчас тоже?
— Да.
— То есть тебя не смущает, что я стою так близко?
— Нет.
— А если я сделаю ещё шаг, ты будешь чувствовать себя так же комфортно? — интересуется Чимин, ласково перебирая тёмные пряди его волос.
— Что ты… подожди, я не очень…
— Да или нет?
— Я не знаю. Но, наверное, это будет не очень прилично.
— Не очень прилично, — медленно и протяжно произносит Пак, словно оценивая эти слова, а затем кончиком языка проводит по губам. — Интересно.
— Да, — шепчет квотербек.
— Как всё удачно складывается, я ведь сегодня невоспитанный мальчик, — произносит адвокат и загадочно ухмыляется. — Так да или нет? Ты не ответил.
— Думаю, да, — говорит парень.
— И что, я могу это сделать? — продолжает допытываться он, аккуратно разглаживая ворот его рубашки.
— Сесть рядом со мной?
— Вроде того. Я хочу нарушить твоё личное пространство.
— Я не против, — отвечает Чонгук, чуть поведя плечом. — Рядом с тобой я чувствую себя вполне…
Он резко замолкает на полуслове, когда Чимин вдруг берёт стул, ставит прямо перед его носом и вальяжно садится, разведя ноги. Парень легко опирается сгибами локтей на высокую спинку, а коленями нагло упирается в бёдра Чона с внутренней стороны, как будто в этом нет ничего такого. Это весьма откровенная и наглая поза, отчего расстояния между ними становится как-то слишком мало для позволительной черты приличия. Чёрт возьми, а это совсем не помогает квотербеку собирать свой развалившийся на крупицы здравый смысл.
Безупречное и такое красивое лицо Пака находится так близко, что он может рассмотреть каждую маленькую родинку или веснушку на нём. Чонгук абсолютно не понимает, как раньше не замечал, что он настолько естественно привлекательный? На первый взгляд кажется, что в нём нет ничего такого особенного, но на самом деле его красота такая абсолютная и неземная. Одновременно ангельские черты фантастически сочетаются с очень порочным, дерзким и неугасаемым огнём в его глазах. Почему никогда прежде его не смущала их близость? Они же делали столько тактильных вещей, которые обычно позволяют себе друзья: обнимались, спали в одной кровати, непроизвольно касались друг друга, но несмотря на это, ещё никогда его щёки так внезапно и стремительно не покрывались румянцем. Он неловко ёрзает и бесшумно выдыхает, когда по телу неожиданно пробегает странный дикий жар от макушки до кончиков пальцев на ногах, а губы сами собой приоткрываются и пересыхают. Ему становится так трудно дышать, а в горле всё горит от желания оказаться ещё ближе к нему. Чимин странно на него влияет. Но, стараясь игнорировать это очевидное возбуждение, которое в нём почему-то без видимых причин разгорается, Чон пытается не подавать вид, что всё это выбивает землю у него из-под ног.
— …комфортно, — заканчивает он и тяжело вздыхает, на секунду прикрыв глаза.
— Так нормально? — невинно спрашивает адвокат, вопросительно выгнув брови.
— Это тебе не у меня стоит спрашивать. Клэю вот это точно не понравится. Слишком мало пространства, — отвечает он, проводя рукой между ними.
— То есть тебя смущает только это? Что Клэй на это скажет? — спрашивает Чимин, стараясь сдержать злорадный смех.
— Знаешь, я в принципе не очень понимаю, что происходит. Что ты делаешь?
— Сегодня мы выясним все недомолвки между нами окончательно.
— А они что, до сих пор есть? — удивлённо спрашивает квотербек.
— Благодаря тебе их предостаточно. У меня есть к тебе два главных вопроса. Хочешь того или нет, ты ответишь на них, — говорит Пак.
— А если нет?
— Я просил о честности, когда давал тебе шанс, помнишь?
— Разумеется.
— Тогда ты обязан исполнить это.
— Чимин, сюда может кто-то войти и увидит, как ты… мы… — мнётся Чонгук, заметно нервничая и почёсывая затылок. — Это выглядит очень странно. О нас могут подумать что-то не то.
— Что-то не то, — протягивает задумчиво Пак, разглядывая его с хищным прищуром. — Например, что ты гей?
— Как это разговор перешёл в тему моей ориентации? — недоумевает парень и нервно смеётся, отрицательно качая головой. — Кстати говоря, это не так. Не знаю, что ты задумал, но…
— Хорошо, ты не гей, — говорит адвокат, безразлично пожимая плечами.
— И я об этом говорю, — произносит Чон и облегчённо вздыхает.
— Ты бисексуален.
— Да какого хрена?!
— Разве я не прав? — спрашивает Пак и тихо усмехается, давно уже зная, что его догадки правдивы. — В сексуальном и романтическом аспектах жизни тебя привлекают женщины и мужчины. Но пока ты так катастрофически зациклен на гендерной принадлежности того, кто тебя привлекает, у тебя будут большие проблемы.
— У меня нет никаких проблем, — недовольно фыркает Чон.
— У тебя они есть, квотербек. Самопринятие — огромная проблема. Прекрати самому себе твердить о том, что это ложь. Просто прими себя.
— С чего ты вообще сделал такие необоснованные выводы?
— Давай сыграем, и ты получишь ответ на этот вопрос.
— Ладно, — отвечает парень, глядя на него с вызовом.
Чимин тихо хмыкает и мимолётно улыбается, нагло приподнимая подбородок.
— Тебе нравятся девушки? — спрашивает он.
— Да, разумеется, — отвечает Чон, согласно кивая.
— А парни?
— Нет.
— Может, подумаешь ещё раз, прежде чем так торопиться с ответом?
— А я могу игнорировать тупые вопросы?
— Нет, отвечай, — настаивает Пак, не сводя с него пристального и любопытного взгляда. — Это достаточно просто. Хорошо подумай, были ли в твоей жизни моменты, когда ты думал об этом? Может быть, ты засматривался на кого-то? Возможно, у тебя к кому-то были неразборчивые эмоции, которые тебе тяжело классифицировать под дружеские?
Квотербек задумчиво хмурится и медленно опускает взгляд. Он увлечённо рассматривает маленькие пуговицы на рубашке Чимина, постепенно погружаясь в ту часть своей жизни, в которую никогда и никого не впускал. Это всегда было заперто под сотнями замков и он ни с кем этим не делился, заведомо зная, что останется непонятым. Конечно, у него не возникало даже в мыслях когда-то желания начать отношения с мужчиной и он не видел себя с кем-то в счастливом будущем, но в его сердце определённо точно были и есть чувства, которые ему трудно определить под какую-то конкретную категорию. Тогда в юности они были так слабы и хрупки, словно нежный и едва оживший цветок после затяжной зимы, но уже в тот момент Чонгук их почему-то очень испугался. Как будто заранее знал, что это принесёт ему только проблемы. Он слишком хорошо помнил, как ему было больно расставаться с тем самым человеком, кто ежедневно делал его намного счастливее. До сих пор он не мог простить ни себе, ни своей семье того, что его лишили этого спасения в лице Пака.
В школе он всегда восхищался больше положенного только одним лишь единственным парнем, так легко позволял ему даже спать с ним в одной кровати без задней мысли, держал его за руку, поддерживал, заботился, обнимал и дарил ему своё самое счастливое время, которое до сих пор не отпустил. Чон всё ещё отчаянно цеплялся за каждый день, в котором они были беззаботными и самыми близкими друг для друга. Но несмотря на то, что уже тогда, похоже, эти эмоции были чем-то гораздо большим, он не понимал их глубины до конца. Ему казалось, что если удастся их заглушить, то всё неприменно пройдёт, и он их так жестоко и отчаянно душил в себе долгих одиннадцать лет. Только это не помогло.
Спустя столько времени разлуки Чонгук до сих пор чувствовал. Эти эмоции какого-то чёрта не утихли, а обострились до невероятной силы. Они раскрылись в новых красках, распустились как плотные бутоны, и он теперь хорошо понимал их характер, ведь у него появились определённые желания по отношению к бывшему лучшему другу. Квотербек практически постоянно думал о его невероятно красивых губах, не мог надышаться его пьянящим ароматом, насмотреться в его добрые глаза и наслушаться его нежным голосом. Ему всё время было мало его. Между ними сейчас не было той духовной близости, что прежде, но несмотря на это, они также дороги друг другу. Между ними вновь выстроились нити дружбы, но они постоянно крепко натягивались от взаимного притяжения, потому что у них какие-то «недоотношения». Наверное, всё дело было в том, что как бы сильно Чон не отпирался, стоило признать очевидный факт — их взаимоотношения наполнены бешеной химией.
— Знаешь, в эти два маленьких слова «я гей», «я лесбиянка», «я бисексуал» на самом деле входит так много многолетних сомнений и душевных терзаний, что просто уму непостижимо. В них таятся абсолютно все личные и самые глубинные страдания, которые носит в себе человек, хорошо осознающий всё это. Но гораздо важнее даже не это, а то, что фактически эти слова означают «я устал и больше не хочу лгать», — почти шёпотом говорит Пак, задумчиво глядя перед собой, будто вспоминает не самый простой период из своего прошлого. — В первую очередь это отрицание лжи перед самим собой и только уже во вторую — перед тем, кто дорог твоему сердцу. Это доверие совсем иного уровня, если такую тайну кто-то может доверить именно тебе. Обычно с такими вещами приходят поговорить сначала с самыми родными — с родителями. Я, например, сказал маме самой первой.
— И как она отреагировала на это? — робко спрашивает Чон, мельком бросая на него взгляд.
— Заплакала, — тихо отвечает Чимин, болезненно морщась. — Она ушла в другую комнату и плакала там около десяти минут, пока я мысленно успел себя возненавидеть за эту правду. Эти минуты, пока я слушал её тихие рыдания, были для меня адом. Я думал, а в чём я виноват? Почему я такой? Почему это причиняет ей боль, ведь я по-прежнему её сын? Я так и не нашёл ответы, но затем она вернулась и крепко обняла меня. Она извинилась за эти слёзы и объяснила, что причина не в моём признании, а в том, что она сожалеет о том, что не почувствовала этого сама. Я понимаю, что для неё это всё было шоком, поэтому эта реакция была ещё очень спокойной. Ей просто требовалось время, чтобы осознать услышанное.
— У тебя прекрасная мама.
— Суть в том, что когда ты произносишь такое вслух впервые, то за глубиной этих простых слов скрывается на самом деле маленькая, но такая безумно важная истина, которая называется «мне нужна поддержка». Как правило, не всегда такие тайны остаются понятыми, но моя мама смогла это сделать. И раз в твоей жизни нет такого человека, то ты можешь этим поделиться со мной. Только в том случае, если тебе это правда нужно. Я действительно хочу помочь тебе, Чонгук. Но для этого и ты должен помочь мне, а не закрываться каждый раз, когда я завожу об этом разговор, — мягко говорит адвокат, пытаясь расположить его к доверию и поднимая на него глаза полные надежды. — Будь со мной искренним, пожалуйста.
И Чон совсем не может перед ним устоять, потому что после такого важного откровения он понимает, насколько необходимо Чимину знать правду. Умом квотербек прекрасно осознаёт, что должен это сделать ради них обоих, но произнести это вслух совсем не просто. Он хочет от него так мало — всего лишь откровенности. В масштабе тех чувств, что Чонгук сейчас испытывает, и которые разрывают его на части от своей силы, эта невысказанная правда кажется такой значимой и жизненоважной. Она должна быть раскрыта когда-то, а его сердце обнажено, потому что этот груз на душе слишком велик для одного человека, и поэтому он наконец-то решается это сделать, глубоко вздохнув. <span class="footnote" id="fn_29487975_3"></span>
— Были, — тихо произносит Чон, нервно покусывая губу. — Неразборчивые чувства в моей жизни были.
— И теперь я повторю вопрос: тебе нравятся парни? — мягко говорит Чимин, внимательно его рассматривая.
— Возможно, — робко и шёпотом говорит он, а после хмурится. — Похоже, что да.
— Значит, ты бисексуален, — заключает парень и мягко толкает своим коленом его ногу, с трудом скрывая ликующую улыбку. — Эй, но в этом нет ничего плохого, ты ведь это понимаешь? Я такой же. Разве я плохой человек?
— Нет.
— Я отличный сын, успешный адвокат, замечательный друг и почти идеальный отец. Исходя из всего перечисленного, никого и близко не должно волновать, каким образом и с кем я хочу удовлетворять свои сексуальные и моральные потребности. Тоже самое относится и к тебе, понимаешь? — спрашивает Чимин, склоняя голову на бок. — В этом нет ни черта плохого. Нет такого понятия, что гетеросексуальность — нормальная ориентация, а другие — отклонение. Нет, чёрт возьми. Это особенность личности, а не какая-то болезнь. И я так сильно ненавижу твою мать за то, что она вдолбила противоположное в твою голову.
— Спасибо, что сказал это. Мне нужно было услышать это от того, кто знает о чём говорит, — произносит квотербек, заметно нервничая и потирая шею. — Но тебе стоит всё же сесть на пол шага дальше. Если кто-то случайно зайдёт, то…
— Чонгук-и, расслабься, — шепчет Пак и нежно проводит ладонью по его колену, отчего тот резко втягивает воздух носом, — я запер дверь.
— Но… — смущённо произносит он и запинается, мило заломав брови. Парень бросает беглый взгляд в сторону выхода, а затем в его глазах мелькает осознание. — Ты всё предусмотрел.
— Да, этот разговор — мой продуманный план. Послушай, всё, что ты скажешь здесь сегодня, останется между нами, если ты действительно этого хочешь. У меня нет цели донести твои секреты до всего мира, они нужны только мне. Серьёзно, я пойду на это ради тебя. В этих четырёх стенах останутся все твои тайны, тебе стоит лишь попросить меня об этом. Но если ты сделаешь снова шаг назад, то я больше не буду пытаться достучаться до того, что очень давно сидит здесь, — говорит Чимин ласково кладя руку на его грудь. — Несмотря на то, что я рискую всё испортить между нами, я всё равно очень прошу тебя о честности. Мне это нужно. Это не так много, верно? Быть собой кажется очень легко, но не для тебя. Но сломи себя, сделай это ради собственного комфорта.
— Да, — едва слышно говорит Чонгук и медленно моргает, заворожённо глядя на его губы и чувствуя тепло его ладони в области солнечного сплетения. — Не для меня.
— Попробуй, пожалуйста. Я с тобой честный, а ты готов со мной быть таким? Больше я не попрошу об этом, если ты не хочешь. Не в моих силах заставить тебя пойти на такое. Только это наш с тобой последний шанс.
— Последний шанс?
— Да, мне нужно знать тебя настоящего. Я не могу вечно жить в иллюзиях. К сожалению, я делал это слишком долго и сейчас погружаюсь в них снова из-за того, что творится между нами. Или опровергни мои мысли, или подтверди их, — поясняет адвокат и легко улыбается, подбадривая его. — Я ведь этого заслуживаю?
— Да, — говорит квотербек и прерывисто вздыхает. — Ладно.
— Значит, мы играем, — напоминает Чимин и нервно постукивает пальцами по спинке стула.
— Да, играем, — соглашается парень и неуверенно кивает.
— Правда и ничего кроме неё.
— Да. Хорошо.
— Тогда мой первый главный вопрос: я тебе нравлюсь? — прямо спрашивает Пак и замирает в волнительном ожидании.
Чон шумно усмехается и протяжно стонет, запрокинув голову.
— Вот такие будут твои вопросы? — спрашивает он и чувствует, как сердце начинает сходить с ума в груди. — Ты мог бы быть поделикатнее и повременить с этим. Зашёл бы издалека.
— Да или нет?
— Чимин…
— Твою мать, хватит бегать от ответов, — настаивает он и мягко хватает его за рубашку, вытягивая руку вперёд и потом притягивая к себе. Его лицо замирает в нескольких сантиметрах от лица парня, и адвокат переходит на шёпот полный мольбы. — Прекрати издеваться надо мной, будь честным. Это нужно не только мне, но и тебе. Именно тебе станет легче. Я хочу, чтобы ты всегда чувствовал эту свободу, как в тот момент, когда убегал от своей матери. Скажи нам обоим правду.
Чонгук неотрывно смотрит в горящие глаза напротив, которые буквально вынуждают его покорно сдаться. Он тонет в них и поддаётся их настойчивому натиску. Пак смотрит на него так нагло и свирепо, дерзко приподняв подбородок, будто бросает последний вызов. В нём столько эмоциональной мощи, что парень вновь заметно робеет и теряется. Может быть, действительно хватит уже бегать от этой правды? Да, у него больше нет ни единого шанса спихнуть все откровения на сильное опьянение, но он и без влияния алкоголя говорил ему много важных и слишком значимых вещей, например, тогда на стадионе, рассказывая о своём прошлом. Если этот разговор нужен настолько сильно им обоим, что Чимин готов пойти на такую авантюру, то стоит уже послушно сдаться в его плен и пойти ему навстречу. Это будет большим шагом, не так ли?
Квотербек сокрушённо вздыхает, закрывая глаза на несколько мгновений, и мысленно отсчитывает секунды. Ему так трудно сейчас здраво мыслить, потому что он полностью сосредоточен на том, что объект его тайных желаний сидит прямо перед ним ближе, чем было обычно позволено, и практически требует признаться в том, что он чувствует к нему. И мало того, что эти чокнутые эмоции сильны, как никогда прежде, его ещё и разносит в щепки приступ тупой и неуместной ревности. Внутри него происходят какие-то невообразимые микровзрывы, от которых его бросает из стороны в сторону. От одних сомнений к другим. От правды ко лжи. От желания открыться до страха остаться неуслышанным. Но больше всего на свете он боится потерять Чимина снова, и Чонгук это так чётко осознал, когда увидел его с другим парнем.
Сегодня, кажется, он абсолютно не знает слова «стоп», после того, как понял, что может упустить из рук «своего» человека, который ему так сильно необходим. Чон прекрасно понимает, что если в эту секунду, как обычно, струсит, то Пак уйдёт. Из этой комнаты или в другом смысле не так уж важно, главнее то, что он совсем не хочет отпускать его ни на секунду. Но, определённо, это будет точка невозврата для такого характера их отношений, которого парень так сильно тайно желает и одновременно боится. Вероятно, адвокат вновь окажется в объятиях Клэя, а он просто никак не может этого допустить. Значит, сейчас или никогда. Он обязан переступить через свои страхи и озвучить то, что очевидно им обоим уже не первый день. Кажется, сейчас идеальный момент для этого, поэтому категорически нельзя больше тянуть.
— Я нравлюсь тебе? — мягко повторяет Чимин.
— Да, — говорит Чон, шумно выдыхая, и мгновенно чувствует себя так свободно после этого маленького слова. — Нравишься.
— Ты же понимаешь, что именно я имею в виду? — спрашивает взволнованно он.
— Да, понимаю, — отвечает квотербек и снова сталкивается с его потрясающими глазами, в которых видит целый бескрайний океан любви и облегчения. — Я не идиот.