~13~ (1/2)

Tate McRae — wish i loved you in the 90s

Alec Benjamin — Water Fountain

Leah Kate — Fuck Up the Friendship

Avril Lavigne — Nobody's Home

Adele — Easy On Me

Skylar Grey — Partly Cloudy With A Chance Of Tears

Troye Sivan — Strawberries & Cigarettes

Hailee Steinfeld — Wrong Direction

BTS — Lights

Ella Henderson — Yours

James Bay — Us

PARK WON — DOWN</p>

Аромат весенней свежести, который пробивался через приоткрытое окно, нежно окутывал всё пространство в комнате, не имеющей своего постоянного хозяина. <span class="footnote" id="fn_29027835_0"></span> Но сегодня она не пустовала, а на уютной кровати начинал медленно просыпаться Чонгук. Он нежился в окружении мягких подушек, лениво потягивался и всё никак не мог поднять тяжёлые веки. Утренний сквозняк ласково касался обнажённой кожи его рук, и эти лёгкие касания заставляли тело покрываться россыпью маленьких мурашек.

Спустя несколько минут он слегка ёжится от прохлады и плавно напрягает пальцы, выпрямляя ноги и руки. Некоторые суставы слабо хрустят в благодарность хоть за какую-то активность за несколько часов, ведь несказанно затекли из-за позы эмбриона, в которой он, кажется, проспал почти всю ночь. Спустя долгие часы спокойного сна он наконец-то медленно выходит из этого состояния и переворачивается на спину. С трудом открыв глаза, парень моментально закрывает их снова с болезненным глухим стоном, вырывающимся из его груди. Он прикрывает их ладонью и морщится от резкой головной боли, пронзающей весь лоб и часть затылка. Яркий свет так сильно раздражает и слепит, что хочется выключить просыпающееся солнце, а ещё лучше — просто самого себя, чтобы перестать чувствовать это разбитое состояние. Похмелье всегда является неприятной частью утра после бурного вечера или ночи, он обычно его переносит относительно плохо, потому и старается завязать с таким способом снимать стресс. В этом смысле ему очень помогает спорт. Сублимация позволяет освободить мысли, разгрузить тело от скопившегося напряжения и просто забыться, хоть и ненадолго. Наверное, поэтому ему так важно вернуть в свою жизнь это хобби, оно его исцеляет.

Чонгук даёт себе немного времени, чтобы привыкнуть к утреннему освещению, и интенсивно массирует пульсирующие от боли виски. Его, кажется, немного подташнивает, поэтому он даже боится подняться с кровати. В голове всё так сильно кружится, трещит и шумит, что квотербек сразу очень сильно сожалеет о том, что решил найти вчера успокоение в алкоголе. Определённо, не стоило ему ехать в бар и напиваться там в одиночестве, лучше бы всё-таки отправился на стадион и побросал мяч, но тогда он об этом не подумал. Когда его разрывала злость после встречи с матерью, он выбрал самый быстрый и эффективный метод выкинуть себя из реальности, в которой всё, откровенно говоря, паршиво. Хотя, возможно, это было не таким уж и плохим решением, ведь он, похоже, проснулся в доме Чимина, хотя и близко этого не планировал.

С одной стороны Чон, конечно, несказанно рад такому неожиданному сближению, но с другой оказался абсолютно не готов к нему в таком проявлении. Уж слишком много он себе вчера позволил и практически переступил непозволительную черту, совершенно не думая о том, что будет после этого. И от осознания того, что чуть не произошло, его накрывает такая неконтролируемая и дикая паника на несколько секунд. Он ещё раз агрессивно складывает по кусочкам весь вечер в голове, и некоторые очень яркие моменты сразу же дают ему ментальную пощёчину.

— Вот дерьмо, — шепчет парень, болезненно морщась. — Неужели, я правда это сказал?

Первое чувство, которое его одолевает и заставляет пылать ярче солнца на закате — стыд. За своё вчерашнее состояние в целом и за то, что Чимин увидел его вот таким слабым во всех смыслах. За поведение и за слова, которые он необдуманно произносил, поддаваясь градусу и чувствам. Он так отчётливо вспоминает сейчас фрагменты всего вечера и понимает, что был просто в полном ударе, а теперь ему придётся после этого безобразия каким-то чудесным образом уйти через парадную дверь и оправдаться перед хозяином дома. Как вообще он должен спасти себя в такой ситуации? Жаль, что нельзя просто сбежать через окно и желательно больше никогда не видеться. Боже. Но, конечно, он хорошо знает, что точно не может так поступить, ведь без Пака не способен существовать. Если он сейчас не найдёт в себе смелость столкнуться с ним, то это испортит их отношения, а квотербек этого очень боится. Необходимо как-то перебороть это тупое смущение и постараться забыть всё, как страшный сон.

Парень снова тихо стонет и слабо хнычет, как капризный ребёнок, понимая, что в самом деле лежит не в своей кровати, а в гостевой комнате в доме адвоката. Это реальность. Он вновь медленно открывает тяжёлые веки и рассматривает милую люстру на потолке. Она немного странная, но всё же красивая. Напоминает своим необычным строением китайский ветряной колокольчик. Сочетание хрустальных и бамбуковых пластин довольно необычное стилистическое решение, не хватает лишь их мелодичного перезвона при каждом движении для полноты картины.

Обычно похожие штуки, только без лампочек, вешали на двери по феншую, чтобы «музыка ветра» отгоняла злых духов. Правда ли это, сложно было сказать, но так всегда говорила бабушка Чонгука, когда он приезжал к ней в гости в Корею и наблюдал за похожей вещью на крыльце её дома. Он в эту чушь никогда особенно не верил, но ему нравилось слушать об этом от неё. И эта люстра вызывала в нём милое воспоминание из его детства, которое было одним из самым счастливых, потому что у этой женщины он чувствовал себя любимым внуком, а не средством достижения чужих нереализованных планов и целей.

Комната в целом и вправду была оформлена в стиле, напоминающем чем-то прованс, ему вчера не показалось. Очень просто, но со вкусом, здесь как будто даже пахло французской провинцией. Всё так естественно и нежно, что на душе становилось мгновенно как-то даже гораздо теплее, что ли. Абсолютно никакой вычурности и не было излишнего декора или ярких цветов, но так умело создана атмосфера гостеприимного дома. Как будто чьи-то заботливые и талантливые руки с трепетом вносили каждую деталь под своё усмотрение. Всё такое домашнее, что даже сердце как-то странно трепетало от этого. К сожалению, даже в месте, где Чон рос всю свою жизнь, не ощущалось и близко столько уюта, сколько существовало в этой комнате, у которой даже не было постоянного хозяина.

Парень глубоко вздыхает и аккуратно приподнимается на локтях, чтобы получше осмотреться с другого ракурса. Он обводит быстрым и изучающим взглядом светлую мебель, которая была слегка с налётом антикварности, а после на стене замечает картину какого-то неизвестного, но талантливого художника, на которой изображён лазурный берег. Красиво и очень мило. Ему так нравится сейчас быть в этом маленьком мире за белой дверью, здесь будто бы ничего не страшно.

Так странно, как в фильме Хаяо Миядзаки про Ходячий замок, где в доме Хаула находился компас, и герои переключали его, как тумблер. Как будто и здесь кто-то это сделал, и обстановка во внешней среде резко изменилась, словно и нет этих нескончаемых проблем. Но дело было далеко не в изменившихся наружных локациях, а в том, что рядом с Паком ему всегда было комфортнее, независимо от места. Причина в нём. И квотербек хорошо понимал, что, выйдя за пределы этого дома, вновь с головой окунётся в дерьмо под названием его настоящая жизнь. Но несмотря на то, что ему было чертовски стыдно за вчера, пока его никто не гнал из этих стен, Чонгук хотел как можно дольше задержаться в этом месте. Ему хорошо. Именно здесь, как оказалось, не было никаких забот, кроме одной — то, что очевидно происходило между ним и Чимином. <span class="footnote" id="fn_29027835_1"></span>

Если можно это описать одним словом, то, пожалуй, ураган очень подходит — разрушительная сила со значительной продолжительностью. Начинается так же внезапно и поглощает вокруг всё, что только существует. Закручивает в быстрый вихрь и сбивает с ног. Это какая-то лавина, сорвавшаяся со склона крутой горы, которую невозможно остановить. Стихийное бедствие, и оно непременно уничтожит.

То, что произошло вчера, не поддаётся для Чона каким-то логичным объяснениям. Он действовал совершенно не думая, а добровольно следуя порыву собственного сердца и на поводу у чувств, как и просил его Пак. Воспоминания об этом ненормальном событии начинали быстро мелькать перед его глазами, разрывая ещё не пришедшее в себя сознание. Десятки ярких вспышек уносили его в те самые глубины души, которые он до этого момента просто не позволял себе открыть для кого-то, даже для себя. И это было так странно, чёрт возьми. Это пугало его до волнительной дрожи в пальцах и до колотящегося глупого сердца. Каждый его глухой удар застревал прямо в горле, затрудняя дыхание. Но как бы настойчиво он не пытался себе лгать, именно эти эмоции были самыми честными, что в нём существовали. Чонгук до сих пор ощущал ту бешеную нервозность, нежный трепет, невыносимое влечение и яркое сожаление. Не нужно было этого делать. Наверное, он никогда больше не сможет решиться на это вновь, а особенно в трезвом уме. Совместное воздействие алкоголя и возбуждения сыграли с ним очень злую шутку, раз он буквально как влюблённая девочка просил поцеловать его. Только, если быть предельно честным, он понимал, почему именно Чимин отступил, и мысленно благодарил его за это.

Несмотря на то, что он всё ещё чувствовал тепло чужих пальцев на своей коже и слышал аромат парфюма адвоката, который вызывал странное желание задохнуться в нём, он рад, что Пак оказался гораздо мудрее его самого и не позволил этому пьяному желанию всё испортить между ними. Так правильно, он был прав. Чонгук не хотел бы сейчас сгорать от стыда в сто крат сильнее, потому что они сделали это. Ему и без того в этот самый момент хотелось провалиться сквозь землю, переваривая правду. Он никак не мог понять, как сделал это, и как вообще смог так спокойно произнести вслух всё то, что лилось из него тем неконтролируемым потоком откровений. Тогда было так легко говорить с ним настолько искренне, что это выбивало из колеи. Похоже, всё дело в выпитом, иначе как это объяснить? Сейчас, наверное, он бы ни за что не произнёс подобное вот так без каких-то сомнений. И потому был так сильно рад, что у него была возможность оправдать своё глупое поведение.

Только как бы сильно ему не хотелось забыть это всё, он просто не мог, да и не хотел. Было совершенно точно выше его сил взять и вычеркнуть из головы те самые эмоции, что он пропустил через себя, когда позволил себе быть настоящим, сняв все маски. Это просто невозможно, он словно ожил. Загорелся какой-то яркой искрой, которая до сих пор не хотела гаснуть. Похоже, Чимин распалил внутри него эмоциональное пламя. К счастью или к сожалению, Чон слишком хорошо помнил, как его трясло от сексуального напряжения между ними и от сильного желания забыться в ту самую секунду, когда с его губ сорвалась просьба о поцелуе. Он действительно этого хотел слишком сильно. И сейчас, когда уже трезв, то в глубине души сожалел почему-то далеко не о том, что сделал, а о том, что эта мольба была напрасной.

От осознания того, что он чуть не натворил, его сначала вдруг бросает в невыносимый жар, а потом в жуткий холод. Он абсолютно не понимает, как будет теперь спокойно смотреть в чужие глаза, помня всё, что позволил им обоим. Ему было так неловко, что хотелось исчезнуть по-тихому, даже не попрощавшись, но это было бы слишком по-детски с его стороны. Настоящим взрослым поступком будет сейчас собрать всю волю в кулак и найти в себе остаток сил, чтобы извиниться за этот вечер.

Ему точно не стоило этого делать. Возможно, это было большой ошибкой. Самой большой, которую он когда-либо допускал в своей жизни, ведь это навсегда могло сломать их и без того хрупкую дружбу. А он слишком долго добивался шанса всё восстановить, чтобы вот так нелепо позволить всему разрушиться. Наверное, Пак считал его ещё большим идиотом, чем обычно, но преимущество сейчас было в очевидном опьянении. На это можно спихнуть всё, что Чонгук творил, и Чимин наверняка примет это оправдание, уже тогда понимая, что так оно и будет. Он сам подарил этот шанс.

Квотербек тяжело вздыхает, проводя руками по волосам, и с досадой качает головой, ощущая себя полным придурком. В данную минуту он совершенно не мог успокоиться, зная, что ему предстоит столкнуться с адвокатом лицом к лицу после того, как он так жалко просил его о поцелуе. Только пугало даже не это, а неизвестность. Что он будет чувствовать после того, что между ними чуть не произошло? Наверное, начнёт просто умирать от стыда в два раза больше. Что он будет говорить ему? Нужно ли вообще говорить об этом? Может, стоит просто игнорировать произошедшее? Он не знал. И хоть ему было тяжело вспомнить какие-то детали из их разговоров, он слишком хорошо помнил свои ощущения, которые буквально лишали рассудка, что тогда, что сейчас. Такого с ним не происходило никогда. Он был готов накинуться на Чимина сам, как голодное животное на желанное мясо, слишком сильно его влекло, и это глупость какая-то. Так бывает? Это же абсолютно ненормально, так не должно быть, и больше не будет. Он себе не позволит дважды влипнуть в это.

Чонгук несколько раз кивает своим собственным мыслям, задумчиво глядя в пол, а после надевает слегка тесную в груди и плечах футболку и джинсы, оставленные вчера хозяином дома. Он не знает сколько сейчас времени, но понимает, что слишком задерживаться определённо не стоит. Ему нужно возвращаться в реальность и делать то, что он должен — выживать и противостоять. Сегодня у него запланирована встреча, на которую он меньше всего хочет идти, но так нужно для бизнеса отца. Для того, чтобы он продолжал существование, ему ещё необходимо иногда дистанционно вести дела и решать многие вопросы, а ко всему прочему у него и самого есть работа, которая требует внимания. Если он не явится в назначенное время и в назначенный час, то мать просто сожрёт его со всем дерьмом, а он пока не настолько чувствует уверенность в себе, чтобы полностью сбежать из этой жизни. Для начала ему нужно разобраться с самим собой.

Парень тихо выходит из комнаты и прислушивается к каждому звуку вокруг. Он останавливается, неловко осматриваясь, а после вспоминает, как именно они вчера добрались до этой комнаты. Он с трудом стоял на ногах и орал песни. Господи, когда он перестанет позориться перед Паком? На первом этаже их квартиры слышен какой-то негромкий шум, так что, вероятно, Чимин уже там, а вот детский голосок не разряжает эту сонную и спокойную атмосферу, значит, Мэй всё ещё спит. Квотербек ненадолго задерживается у двери её комнаты и внимательно рассматривает разрисованную яркими цветами деревянную поверхность, а после бросает изучающий взгляд на стену рядом, где до самой лестницы аккуратной цепочкой висят их семейные фотографии. Так красиво длинный ряд рамок тянется, словно карта их воспоминаний, и она выстроена по мере взросления девочки, от рождения до десяти лет.

Такие счастливые они рядом друг с другом, что на сердце становится радостно само собой. Никогда и никто в этом мире не получит настолько широкую и красивую улыбку от Чимина, только лишь его дочь. Это её личная и самая драгоценная привилегия. Она имеет просто необъяснимое влияние на него, и это тот самый вид зависимости, которым хочется и нужно гордиться. Далеко не у каждого родителя душа переполнена такой бескрайней любовью к своему ребёнку, и далеко не каждый ребёнок так сильно привязан к своему отцу. Между ними существует просто какой-то неописуемый космос, и не нужно быть гением, чтобы понимать, что они не способны существовать по отдельности.

Глядя на кучу снимков из различных живописных мест, Чонгук понимает, насколько же огромный мир Пак хочет показать ей. Он держит её за руку и каждый день открывает что-то новое. Очевидно, что он мечтает подарить ей всю планету. Он не жалеет на неё ни времени, ни сил, а всё, что у него есть, отдаёт только ей. Разве это не запредельно восхитительно? Рядом с ней он и сам весь светится от любви и счастья, и это самое красивое, что только может быть на этом свете.

На многих фотографиях есть родители Чимина, а на некоторых он даже замечает с ними Тэхёна и автоматически по-доброму улыбается. Они самая настоящая семья. Он всегда был частью их, ведь с самого рождения малышки является для Пака опорой, совсем не удивительно, что они до сих пор так дружны. Вместе они прожили трудное время, несмотря на то, что были порознь. Им удалось не потерять эту связь, она лишь окрепла. Здорово, что они сохранили дружбу спустя столько времени, но от этого и было слишком больно, ведь на этих семейных снимках мог быть и сам Чонгук. Если бы он тогда в юности был сильнее и не позволил бы забрать у него самое важное, что у него было, то мог бы быть важной частью этой идеальной жизни. Только, к сожалению, всё далеко не так. Для старого друга он тот, кто его предал и лишь завоёвывал доверие снова, а для его дочери и вовсе абсолютно чужой человек, который внезапно вмешивался в их существование. Хотел бы он всё это изменить, но это не в его силах. Прошлое невозможно исправить. Всё, что он мог — бороться с настоящим, чтобы построить будущее, о котором мечтал.

Чон с сожалением вздыхает и неторопливо идёт вниз по лестнице, разглядывая всё вокруг и мысленно набираясь смелости для будущей встречи. Ему не привыкать сталкиваться со своими страхами лицом к лицу, но сейчас было как-то особенно не по себе, потому что ко всему прочему он сгорал от стыда. Но в этот раз вместо того, чтобы быть честным с самим собой, он выбирал привычный способ сбежать от проблемы — маску. Он натянул её на лицо быстро и легко, зная, что это обязательно поможет. Это даст ему возможность избежать неловкости, наверное. Хотя с Пак Чимином он никогда не мог быть ни в чём уверен. <span class="footnote" id="fn_29027835_2"></span>

В холле сразу же чувствуется запах сладкой выпечки, который резко бьёт в нос. Он такой вкусный, что у него живот сводит от голода. Он давно не просыпался вот так, в доме с запахом еды вокруг, в обычном человеческом уюте и комфорте. Благодаря этой атмосфере он даже как-то немного успокаивается. Чонгук интуитивно находит кухню, ориентируясь в помещении довольно легко. Конечно же, мистер адвокат возится с завтраком, потому что скоро Мэй будет собираться в школу, судя по всему. Парень неловко замирает в дверном проёме, наблюдая за ним, и едва слышно выдыхает.

В комнате тихо, лишь включён телевизор на стене и Пак мельком бросает взгляд на новостной репортаж в эфире, пока готовит чай для дочери. Он выглядит таким безупречным даже в такую рань, что Чон опять пропускает удар прямо в самое сердце. Уже одет в идеально выглаженную рубашку, расстёгнутую до живота, и в зауженные брюки, а на его шее болтается развязанный тонкий чёрный галстук. Почти готов к тому, чтобы быть идеальным адвокатом и отцом, ведь очередной новый день несёт за собой ответственность и определённые роли, но для него они желанные. В этом разница между ними.

Он двигается по кухне так легко, грациозно и непринуждённо, практически на автомате выполняя все обычные хозяйственные манипуляции. Заметно, что он полон жизненной энергии и, похоже, хорошо выспался. Чонгук не помнил, как уснул сам и как долго они вообще разговаривали с момента встречи, но, кажется, было около десяти или вроде того. И пока он думал об этом, то ему вдруг стало интересно, чем его бывший лучший друг занимался обычно по вечерам, когда укладывал дочь спать и у него была возможность пожить свою собственную жизнь? Как он по вечерам проводит своё свободное время? Что любит? Какую музыку слушает? Какие фильмы смотрит? Что читает? Есть ли у него хобби? Квотербек знал все эти мелочи раньше, когда им было по семнадцать лет, а сейчас его бывший друг уже взрослый мужчина. Раньше он фанател от фильмов ужасов и аниме, слушал старый рок и поп, но у него была коллекция пластинок с классической музыкой для танцев. Часто гонял на скейтборде и до середины ночи мог играть в видеоигры или читать учебники по астрономии, ведь всегда любил звёзды. Он был обычным мальчишкой, который, как и все, наслаждался своей молодостью, но это было так давно, словно в другой жизни. Сейчас он не знал о нём ничего, но понимал, что, должно быть, этот парень очень изменился.

— Так и будешь стоять в дверях? — спрашивает Чимин, не обернувшись, и вытирает руки полотенцем. — Проходи, садись.

Чон нервно выдыхает, несколько секунд мешкается, но всё-таки делает шаг в комнату и бесшумно двигается к столу. Он усаживается на комфортный барный стул и с трудом пытается контролировать эмоции, которые сейчас перебивают друг друга одна сильнее другой. Пак медленно поворачивается к нему, и в этот момент Чонгука прошибает холодный пот, а дыхание замирает само собой. Господи, он вообще реальный? Как человек может настолько хорошо выглядеть с утра? Сейчас ему открывается слишком привлекательный вид на его полуобнажённую грудь, и эта абсолютно простая вещь заставляет вдруг его щёки пылать адским огнём. Он не понимает, куда себя деть. Глаза испуганно мечутся из стороны в сторону, и он молится мысленно только о том, чтобы адвокат не заметил этого, хотя это просто невозможно. Его почему-то накрывает такая дикая паника из-за подобной мелочи, что ему хочется дать себе по лицу прямо сейчас, чтобы взять себя в руки. И когда он случайно наконец-то сталкивается взглядом с ним, то понимает, что опять попался.

Чимин самодовольно ухмыляется, улавливая его очевидный интерес, а затем неторопливо начинает застегивать рубашку, скрывая наготу. Чонгук неловко мнётся и резко опускает голову, подпирая лоб пальцами. Ему становится стыдно за себя в два раза больше. Пак обводит его долгим и изучающим взглядом, словно оценивая, в каком он сейчас состоянии и насколько ему ещё паршиво после вчерашнего. Он замечает сильные синяки у него под глазами, неровные полосы от подушки на щеке, напуганные глаза и румянец на коже. Не ошибся ни вчера, ни сегодня. Квотербек совсем не понимает, как сопротивляться собственному желанию, находясь рядом с ним. Ему трудно поднять взгляд, а значит — он всё очень хорошо помнит и сейчас вновь напуган своим интересом. Так занимательно наблюдать за ним, а особенно проверить, как же поведёт себя, если он вновь начнёт провоцировать его.

— Доброе утро, — говорит Чон, бегая осторожным взором от него к экрану телевизора и обратно.

— Доброе ли? — спрашивает с усмешкой в тоне адвокат, а после игриво прикусывает кончик языка.

— Я думал, что будет хуже, — шепчет он.

— Как себя чувствуешь?

— Лучше, чем заслуживаю.

— Голова? — интересуется Пак.

— Да, — слабо кивает квотербек.

— Жажда?

— Да.

— Ты хотя бы поспал? Вчера довольно быстро отключился.

— Да, спасибо за заботу, — говорит Чонгук и глубоко вздыхает, вновь виновато потупив взгляд.

— Кстати, насчёт вчера, слушай…

— М-м-м? — протягивает с интересом Чимин, самодовольно выгнув бровь.

— То, что случилось... точнее... чуть не случилось... Боже, — вздыхает парень, слегка качнув головой, словно отгоняя воспоминания, — мне очень стыдно.

— За что именно? За свой пьяный вид? За желание ко мне? За смелые откровения?

— За... всё, наверное. Я вёл себя как какой-то придурок. Я сожалею.

— То есть, ко мне может влечь только придурка? — спрашивает адвокат и хитро улыбается.

— Нет! Я не об этом! Ты же понял, что я имею в виду. Я просто... слушай, не относись серьёзно к тому, что я говорил, ладно? — робко просит Чон, морщась. — Я был не в себе.

— Ах, ну как скажешь, — спокойно говорит хозяин дома, почему-то странно усмехнувшись, и пожимает плечами. — Хорошо.

— Да? Порядок? — недоумённо спрашивает квотербек, глядя на него. — Между нами всё нормально?

— Ну да. С кем не бывает любовных признаний по пьяни. С тобой, кажется, это частенько случается. Наверное, не стоит обращать внимания на такую глупость.

— Точно. Давай просто забудем.

— Выпей, — говорит Пак, оставляя на столе перед ним большой стакан и блистер с лекарством.

Чонгук удивлённо рассматривает напиток красного оттенка, в котором позвякивает лёд, и выгибает брови. Он совсем не ожидал, что после того, как вчера он бесцеремонно вломился в чужое личное пространство в очередной раз и вёл себя так раскрепощённо в какой-то степени, Чимин будет ещё и заботиться о нём. Это, если честно, так трогает его.

— Что это?

— Я знаю, что ты, скорее всего, хочешь кофе, но сейчас тебе его нельзя. Он повысит из без того высокое давление, тогда у тебя черепная коробка просто будет разрываться весь остаток дня и ты долго не сможешь прийти в себя.

— У тебя хорошие познания в лечении похмелья, — говорит Чон и улыбается уголком губ.

— Знаешь, у меня была весьма бурная молодость. Иногда я пил гораздо больше тебя, так что мама умела привести меня в порядок, чтобы я пошёл в школу на следующий день, — отвечает он, безразлично пожимая плечами.

— Так ты поэтому был самый живой после вечеринок? — тихо смеётся Чонгук и резко морщится, прикладывая ладонь ко лбу. — Чёрт.

— Адвил — от головной боли, а клюквенный сок и минеральная вода помогут привести твой организм в живое состояние. Выглядишь ты не очень, — поясняет Пак, продолжая его пристально рассматривать, склонив голову на бок. — Хочешь есть?

— Не особо, — морщится парень. — Меня слегка мутит.

— Не удивительно. Но вообще-то я на тебя и не готовил, без обид.

— Было бы слишком нагло, если бы я на это надеялся, — усмехается квотербек. — Мне нравится, какой ты честный, обычно люди пытаются выглядеть гостеприимными, даже когда не очень рады гостям.

— Не такой честный, как ты вчера, конечно, — говорит Чимин с усмешкой, выгнув бровь и отпивая кофе из кружки с единорогом, которая, очевидно, принадлежит его дочери. — Но да, я весьма прямолинейный.

— Боже, я сейчас умру от этой неловкости. Ты этого не забудешь просто так? То, что произошло вчера… — мнется Чон и коротко вздыхает. — Правда прости. Мне не стоило этого делать. Мне жаль, я не знаю, как оправдать своё поведение.

— Ты действительно об этом сожалеешь?

— Да, — кивает парень и хмурится. — То есть нет… я не... хорошо, что приехал. Я всегда рад провести хоть одну минуту с тобой, но мне стыдно, что я пришёл в таком виде.

— А-ах, так ты об этом говоришь, — усмехается Пак, складывая руки на груди.

— Да, — шепчет Чонгук смущённо, понимая его тон. — Мне так стыдно за это.

— Стыдно, значит.

— Да.

— Ну, знаешь, с кем не бывает.

— Я просто… перебрал. Прости.

— Конечно, — говорит Чимин, слегка кивнув и принимая эти правила игры, которые вчера сам же дал ему в руки. — Забудь, неважно.

— Правда? — недоверчиво спрашивает Чон, поднимая на него взгляд.

— Просто выпил больше, чем стоило бы, — говорит Чимин, садясь напротив. — Я не буду тебя за это распинать. Ты же не натворил ничего сверхъестественного.

— Нет, вроде бы.

— Конечно. Не орал песни на весь дом и не лез ни к кому целоваться. Так что всё в порядке, — говорит адвокат, непринуждённо дёрнув плечами и нагло приподнимая бровь.

Квотербек моментально вспыхивает стыдом, отчего его щеки начинают пылать, а шея покрываться красными пятнами. Да что он делает, твою мать? Он это специально? Ему было в эту секунду так неловко, что он не знал куда деть себя. Он не думал, что Пак скажет об их «недопоцелуе» вот так в лоб и без церемоний, но при этом это даже не звучало упрёком из-за его мягкой интонации. Он словно пошутил, но эта шутка была предельно ясна им обоим. После этих слов парень просто язык проглотил и не мог выдавить из себя ни одного чёртового слова, потому что в голове не было ничего, кроме картинок вчерашнего вечера: его собственные томные вздохи, тяжёлое дыхание от возбуждения, грохот сердца в груди и губы, которые он так сильно хотел поцеловать. Боже мой, как он вообще докатился до таких фантазий? Это неимоверная глупость. Он не мог поверить, что вёл себя таким образом. Чон мягко качает головой и прикрывает веки, тяжело вздохнув.

— Расслабься, квотербек, — говорит Чимин с лукавой улыбкой, замечая его нервозность. — Я же сам дал тебе право оправдать всё опьянением. Это была единственная шутка на этот счёт, обещаю. Но вот по поводу песен…

— Господи, как же стыдно, — стонет он, проводя руками по волосам. — Я надеюсь, что Мэй не помешал? Кретин, я должен был подумать, прежде чем ехать сюда в таком виде.

— Если бы ты ей помешал, поверь, ты бы об этом знал, — смеётся Пак. — Она из тех людей, кто выражает недовольство очень ярко.

— Я просто ужасно веду себя, когда выпью. Могу я как-то извиниться за это?

— Ты хочешь извиниться за то, что…

— Испортил вчерашний вечер вам. Я обещал не нарушать личное пространство, но облажался опять.

— О да-а, — протягивает адвокат и снова смеётся. — Границы этого понятия для тебя, оказывается, очень размыты.

— Я, если честно, не очень думал о том, что делаю. Полностью отключил мозги.

— Может, это не так уж плохо? Ты вёл себя очень…

— Боже, — выдыхает Чон, — пожалуйста, перестань.

— Необычно, — говорит он, томно глядя на него. — Так раскрепощённо. Я узнал так много интересного о твоих мыслях.

— Прошу, давай сменим тему. Я сейчас сгорю от стыда на этом месте, — говорит квотербек, закрывая лицо руками. — Забудь весь этот бред, что я наговорил, хорошо? Я просто был пьян.

— Ладно, — шепчет Чимин, мгновенно меняясь в лице, и опускает отчуждённый взгляд. — Как скажешь.

Он меняется словно по щелчку пальцев. Парень разочарованно хмыкает, но всё же и вправду отступает. Так странно, что ещё секунду назад он готов был душить своим напором, лишь бы добиться откровений, а сейчас ведёт себя так, будто действительно ничего не случилось. <span class="footnote" id="fn_29027835_3"></span> Чон подозрительно смотрит на него и наблюдает за тем, как он нервно водит пальцами по краю чашки, покусывая губы и о чём-то задумавшись. Квотербек тихо вздыхает и почему-то чувствует вину за то, что в очередной раз не способен найти в себе смелость, чтобы признаться в том, что является истиной. Атмосфера между ними складывается какая-то неловкая, и чувствуется это сильное напряжение, от которого даже дышать трудно. Вчера он был очень честным, но откровенничать было так легко только под градусом. Сейчас же ему вновь хочется с корнями выдернуть из себя всё, что он испытывает к человеку напротив, потому что эти эмоции не должны так влиять на него.

Это всё неправильно и, возможно, они были так обострены несколько часов назад из-за различного ряда обстоятельств: алкоголь, эффект накопления, долгое одиночество. Но он нуждался в Чимине, и это абсолютная истина. Он всегда давал ему человеческое тепло, вот, наверное, Чон и навыдумывал себе всё это своим искажённым сознанием. Так легче думать. Легче оправдывать свои поступки и очевидную слабость. И больше всего он сейчас был благодарен бывшему лучшему другу за шанс прикрыться тем, что был пьян.

Чонгук вновь тяжело вздыхает и замечает, что адвокат сидит какой-то задумчивый или даже грустный. Он так и не поднимает взгляд, а почти не моргая смотрит на столешницу. На его лице периодически появляется какое-то смятение или растерянность, а глаза такие печальные, что сердце вдруг неприятно волнуется. Неужели, его так сильно расстраивает то, что он не может произнести вслух всё то, что говорил вчера? Или есть другая причина такого настроения? Но независимо от того, что его так огорчило, это было слишком заметно. И для него это было так странно, ведь он давно не видел Чимина вот таким.

— Знаешь, я тут вспомнил. Кажется, вчера я решил, что должен приехать, чтобы пригласить тебя на день рождения, — говорит Чонгук, почёсывая бровь и пытаясь вновь завести разговор, чтобы хоть как-то сгладить эту тишину. — Как будто другого шанса на это у меня не будет, ну ладно. И, похоже, я ничего об этом не сказал.

— День рождения? — удивляется Пак, выгнув бровь, и допивает свой кофе.

— Да. Я бы хотел больше всего видеть именно тебя там.

— Чёрт, у тебя же действительно совсем скоро день рождения. Я и забыл.

— Да, через десять дней. И впервые за эти годы мне хотелось бы отметить его с теми, кого я сам приглашу. И вот… — тихо говорит он, пожимая плечами, и натянуто улыбается, — тебя я приглашаю первым. Что скажешь?

— Что, хочешь устроить вечеринку, как в далёком прошлом? — усмехается Чимин.

— Вроде того, — радостно улыбается Чон.

— Ты же помнишь, да?

— Что?

— Чем закончилась для меня одна из них, — смеётся адвокат, указывая на второй этаж, где находится Мэй. — С тех пор я на них не хожу.

— Ну... сейчас тебе уже не семнадцать. Ты поумнел и…

— Реакцию натренировал, как говорит Тэ.

— Он неисправим, — заливисто смеётся Чон. — Но я думаю, что тебе там понравится. Людей будет не очень много, уютно и весело.

— Звучит неплохо. Давно я не развлекался таким образом.

— Так значит, ты придёшь? — с надеждой спрашивает Чонгук, глядя на него своими огромными глазами.

— Слушай, вообще-то, мы не настолько близки. Мне придётся готовить тебе подарок, — говорит Чимин.

— Я понимаю, — кивает парень и морщит нос. — Пожалуйста, просто приходи, для меня это будет лучшим подарком.

— Где это будет проходить?

— У меня дома. Я решил, что это лучшее решение для небольшой вечеринки, — отвечает Чон, вспыхивая радостью. — Ну... так ты придёшь?

— Я подумаю, идёт? — предлагает он, нежно улыбаясь ему уголком губ. — Но ничего не обещаю. Я могу быть занят работой или дочерью. Мне трудно строить планы так легко.

— Это лучше, чем категоричное нет, — отвечает квотербек, не скрывая своего ликования, и начинает сиять от улыбки.

— Папа? — раздаётся громкий голос Мэй у лестницы.

Девочка стоит и с удивлением рассматривает отца, который весь светится в компании чужого для неё человека. Он лучисто улыбается, а его глаза наполнены теплом и лаской. Никогда он не смотрел так на других людей, и это задевало её. Это сразу же вызывало на её лице очевидное недовольство и раздражение. Сначала девочка испытывает шок от того, что Чон в принципе находится здесь, а после она начинает быстро переваривать эту информацию. Квотербек ей и до этой секунды не очень-то нравился, а сейчас Мэй ясно понимает, почему именно её так выводит из себя его присутствие в их жизни.

Дело было далеко не только в том, что она ему совсем не доверяла из-за того, что тот обидел самого главного члена её семьи. Проблема была в том, что рядом с ним её отец по неясным ей причинам улыбался так по-настоящему и ослепительно, как будто он значил для него нечто большее, чем просто друг. Он не был таким раньше, но она знала, что так смотрели на тех, кого не хотели отпускать, а это был тревожный сигнал. Это та самая драгоценная улыбка, которую её отец дарил очень ограниченному количеству людей. Его глаза горели и, похоже, он чувствовал себя в его компании лучше, чем с кем-либо. Ей очень не нравилось, что в последнее время он отдавал этому человеку слишком много своего внимания, и это внезапное чувство дикой ревности пронзало её маленькое сердце насквозь, словно острая стрела.

Она сердито хмурит маленькие брови, пока связывает волосы в низкий хвост, а потом сверлит испепеляющим взглядом Чонгука. Меньше всего девочка ожидала увидеть такую картину утром в их доме, где обычно не бывает никого кроме Тэтэ и Джиа. Это вызывает в ней прилив неконтролируемой злости, которую ей с трудом удаётся скрыть. Она замечает на нежеланном госте знакомую одежду, и понимает, что он был здесь с ночёвкой.

— Детка, ты немного проспала, — говорит Пак, глядя на наручные часы. — У тебя очень мало времени. Автобус скоро приедет.

— Ты меня не отвезёшь сегодня?

— Я должен ехать в другую часть города, у меня важная встреча. Извини, малышка.

— А почему ты меня не разбудил вовремя? — недовольно спрашивает она.

— Кажется, я потерял счёт времени. Был занят готовкой. Твои любимые панкейки сделал, садись.

— Ладно, — фыркает Мэй, опять разглядывая гостя. — А что он здесь делает?

— Его зовут Чонгук, ты помнишь? — строго спрашивает адвокат, но ласково улыбается ей. — Не обязательно так очевидно показывать своё пренебрежение. Будь вежливой, не вредничай.

— Что Чонгук здесь делает? — исправляется она.

— Я могу уйти, чтобы не мешать вам. Я и так уже слишком задержался, — тихо говорит Чон заметно нервным тоном и смотрит на адвоката.

— Отличное решение, — с издёвкой говорит девочка.

— Нет, — отрезает Чимин и снова бросает мягкий взгляд на дочь, начиная неторопливо завязывать галстук. — Всё хорошо, ты мой гость. Мы можем позавтракать все вместе, так ведь? В этом нет никакой проблемы. Мой друг плохо себя чувствовал вчера и остался ночевать. Я не мог выгнать его на улицу ещё и в такую жуткую погоду. Это элементарная вежливость.

— А у него что, не было возможности вернуться к себе домой? Это элементарное приличие, мог бы и уехать. Почему он был здесь?

— Он разве тебе чем-то помешал?

— Нет, — раздражается Мэй, садясь на ступеньку, и зашнуровывает обувь.

— Тогда в чём дело? Ты сегодня не в настроении, принцесса? — спрашивает парень, выгибая бровь. — Давай не будем портить друг другу настроение. Быстро завтракай и собирайся.

— Я не хочу, — холодно говорит девочка.

— Что значит «не хочу»? — интересуется Чимин, непонимающе глядя на неё.

— Куплю себе что-нибудь в школе, когда проголодаюсь. У меня полно карманных денег благодаря правилу «Десять баксов».

— Солнышко, так ведь нельзя. Нужно позавтракать, иди скорее. Успокойся и сядь за стол.

— У меня совсем нет времени, сам же сказал, папочка, — говорит она с сарказмом, хватая рюкзак, и быстро идёт к двери.

— Мэй.

— Папа?

— Автобус ещё не приехал.

— Я подожду его на улице, — говорит Мэй и хлопает дверью.

Чонгук замечает, как Чимин резко вздрагивает от этого звука и болезненно морщится. На его лице напрягается каждый мускул, а желваки плавно перекатываются, когда он сжимает острую челюсть. Очевидно, что он злится из-за такого не очень воспитанного поведения дочери. Он тяжело вздыхает, с раздражением хватает приготовленный для неё пакет с ланчем со стола и уходит вслед за ней, ничего не говоря. Но в этом и нет никакой необходимости, и без лишних слов всё предельно ясно.

Квотербек чувствует себя так паршиво, понимая, что эта глупая стычка произошла из-за его присутствия, и сейчас жалеет, что не ушёл раньше. Хотя в глубине души он хорошо понимает, что Мэй ведёт себя таким образом не потому, что ей не нравится именно он, а потому что в принципе кто-то лезет в их жизнь. Она явно сильно обижена и ревнует отца, но Пак сделал самый правильный выбор в такой сложной ситуации. Он отправился за ней следом в ту же секунду, зная, что для неё это крайне важно. Таким образом он показал в первую очередь ей, что она для него всегда была и будет на первом месте невзирая ни на какие обстоятельства.

В этот чертовски странный момент Чон отчего-то чувствует себя так неудобно, что сердце сжимается под рёбрами, словно загнанная вольная птичка в клетку. Он знает причины такого поведения, она ему не доверяет и ей очень не нравится, что кто-то третий влезает в их идеально выстроенную жизнь. Но всё равно это почему-то ранит, а в особенности то, с какой злостью она отзывается о нём. Только ей это простительно, ведь для девочки сейчас нарушаются привычные границы мира, а он здесь абсолютно лишний. По каким-то непонятным причинам Мэй ощущает угрозу, но он меньше всего хочет быть проблемой для их потрясающих отношений. Когда Чонгук собирался всё вернуть, то заведомо знал, что если хочет быть Чимину кем-то близким, то ему необходимо найти подход и к его дочери. Они неразделимы. А значит, нужно каким-то образом убедить её в том, что с его стороны нет никакого подвоха и он больше ни за что на свете не причинит боль тому, кто безгранично дорог им обоим. <span class="footnote" id="fn_29027835_4"></span>

Спустя, наверное, долгих минут пять парадная дверь в доме наконец-то открывается и в холле слышны торопливые шаги адвоката по направлению к кухне. Он входит в комнату, словно какой-то ураган, и сразу же бросает нахмуренный и рассеянный взгляд на него. Он кажется таким напряжённым, что у Чона по рукам пробегает неприятный холод. Похоже, их разговор не прошёл предельно гладко. Хорошая атмосфера моментально была уничтожена маленькой фурией, а все дальнейшие разговоры, очевидно, на сегодня закончены. Он не догадывается даже, что именно они сказали друг другу, но ему становится очень хорошо ясно, что в данный момент лучше не спрашивать об этом. Пак похож на оголённый провод, поэтому касаться его сейчас — себе дороже. Квотербек понуро опускает голову и тяжело вздыхает, не зная, как себя вести в этот момент. Странно ощущать себя предметом ссоры в их безупречной семье, он ведь даже не её часть. И ему жаль, потому что он совершенно не хотел этого.

— Извини, — вдруг шепчет Чимин первым, опираясь ладонями на столешницу и с сожалением качает головой из стороны в сторону. — Она иногда так невыносима. Правда, извини за её невоспитанность. В такие моменты я не понимаю, как действовать. Я, вроде, стараюсь быть хорошим отцом, учу её манерам, прививаю уважение к старшим, но... видимо, дерьмово стараюсь. Быть родителем так сложно, ты бы только знал.

— Ты хороший отец, и девочка у тебя замечательная. Просто...

— Не защищай её. Это было некрасиво, и то, что она себе позволяет такое — моя вина.

— Дело ведь не в её характере или воспитании. Просто я ей не нравлюсь, — говорит он с сожалением и хмыкает.

— Ей мало кто нравится, так что не бери это на свой счёт.

— Не стоило мне оставаться. Она права, я должен был уехать вчера или уйти утром, как только проснулся.

— Нет, всё хорошо, — протестует адвокат, бросая на него обеспокоенный взгляд, а после устремляет его в стол, и он становится таким пустым и стеклянным, что Чонгуку выть от этого хочется. — Просто моей дочери нужно иногда смотреть шире. Мир вертится не только вокруг неё, но я ей редко об этом напоминаю, потому что мой личный мир сосредоточен только на ней. Я старался не растить её эгоисткой, но это было неизбежно.

— Тебя так сильно расстроил разговор с ней? — осторожно интересуется он.

— Что? — тихо спрашивает парень, с трудом вырываясь из своих размышлений, и отрицательно качает головой. — А, нет. У меня есть другие серьёзные проблемы.

— Может, я могу как-то помочь тебе решить их?

— Ты уже и так достаточно сделал для того, чтобы решить часть моих проблем. Ты помог моей дочери, а это для меня важнее всего. Остальное к чёрту, порядок.

— Но я ведь вижу, что с тобой что-то не так.

— Да всё не так! Всё, твою мать, не так. Но я с этим разберусь, — раздражается Пак, переходя на шёпот и дёргая узел галстука, который его душит. — По-другому быть не может.

— Чувствую, что я лишь прибавил тебе трудностей, — говорит Чонгук и тяжело вздыхает, качнув головой. — Мэй очень недовольна нашим общением.

— Не бери в голову, сегодня она просто не в духе. Я поговорю с ней позже.

— Ладно, — шепчет квотербек, не сводя с него пытливых глаз. — Но всё равно извини.

Он видел, что внутри Чимина творилось что-то совершенно не нормальное. То, чего он не замечал прежде в нём после возобновления их общения. Там страшный шторм, который разрушал его железное самообладание, а за наружным холодом и стойкостью скрывалась надломленность. Произошло что-то, что ранило его. Он почти уверен, что в его жизни что-то шло не так, но адвокат гордо молчал, не позволяя кому-то себя жалеть или просто по-человечески сочувствовать. Его мысли сейчас явно блуждали где-то очень далеко и конфликт с дочерью как будто лишь ударил его ещё сильнее под дых, потому что выбил из равновесия. Было так заметно, что он не мог собраться. Не мог прийти в себя и постоянно падал куда-то в глубину своей проблемы, с трудом цепляясь за реальность, но в этот раз не находил опоры под ногами.

Чонгуку самому хотелось сделать к нему первый шаг навстречу, но только он не знал, нужно ли это Паку? Хотел ли он этого, ведь изо всех сил старался «держать лицо» любой ценой, и бывший друг точно последний человек, в котором бы тот искал поддержку. Парень видел, как тяжело ему давались попытки сейчас взять себя в руки, и он нутром чувствовал, что просто обязан хоть как-то помочь, хотя бы какими-то словами. На протяжении всего этого времени, несмотря на свою злость и другие негативные эмоции, Чимин находил в себе силы, чтобы наступить на свою гордость, он помогал ему и протягивал руку помощи. Каждый раз он давал ему опору, в которой Чон так нуждался. И, наверное, поэтому всё же он хоть и нерешительно, но ломает себя в этот раз ради него.

Он тихо подходит к нему, и адвокат поворачивается, недоумённо сводя брови. Непонимание сейчас так ярко выражено на его лице, что на долю секунды квотербек очень сомневается в правильности своих действий, но не отступает. Он несколько секунд рассматривает глубокую морщинку между его бровей и растерянные глаза, но делает ещё один маленький шаг. Расстояние между ними заметно сокращается, Чонгук ждёт ещё секунду, чтобы дать шанс отступить, но не себе, а ему, и потом всё же обнимает. Парень осторожно кладёт руки на чужие плечи и тяжело вздыхает, прикрывая глаза. Даже несмотря на не самые приятные обстоятельства, от нежных чувств внутри всё переворачивается. В эту минуту ему хочется, чтобы без лишних слов или прочего дерьма Чимин просто понял его, потому что говорить откровенно он не очень умеет, точнее, всегда говорит что-то не то и не так.

Чонгук чувствует, как спустя лишь пару секунд крепкие руки обнимают его за талию в ответ, и он от этого сразу облегчённо вздыхает. Становится так тепло на душе от осознания, что он принимает его поддержку. А в его объятиях он чувствует себя так безмятежно, что просто тонет в этом ощущении, словно в водах Атлантического океана. Иногда так мало нужно для того, чтобы почувствовать себя значительно лучше и спокойнее. Но сейчас ему наплевать даже на собственные эмоции, и особенно на ту неловкость, что сковывала его несколько минут назад, потому что, похоже, Чимину было необходимо получить эту защиту от него.

Пак словно в подтверждение этих мыслей слегка отклоняет голову в сторону и утыкается носом в его плечо, обвивая крепче руками талию. Как маленький ребёнок, такой беззащитный, что хочется никогда не выпускать его из этого кокона тепла. Выходит, он не всегда такой сильный, каким кажется. Глубоко вздохнув, парень погружается в приятный аромат тела Чона и устало вздыхает. Это простое и такое правильное действие сейчас практически спасает его, потому что, похоже, он теряет землю под ногами из-за внезапного появления Хизер и довольно крупной ссоры с Мэй впервые за столько лет. Он не знает, как вести себя и как сохранить самообладание в этом сумасшедшем доме. Привык справляться со всеми трудностями в одиночку, но вот это выше его сил. Иногда каждому нужен человек, чтобы взять за руку и пройти вместе какой-то этап, который по одиночке сломает даже самых сильных. И Чонгук сейчас показывает ему этим поступком, что на самом-то деле он вовсе не один, если позволит себе принять помощь. Ему было это чертовски нужно, ведь теперь Чимин точно уверен, что ему придётся бороться за то, что он любит.

— Ты словно знал, что мне это необходимо, — тихо говорит он, медленно проводя руками вверх по его спине, и затем легко сжимает ткань футболки.

— Может, я не так уж плохо тебя знаю нового? Ведь что-то от тебя старого осталось — тебе нужна опора, — говорит Чон, слабо улыбаясь уголками губ.

— Спасибо, квотербек.

— Всегда не за что, лузер.

— Я меньше всего ожидал получить эту опору от тебя спустя столько лет. А ты, оказывается, всё ещё умеешь меня чувствовать, — признаётся Пак.

— Чтобы там ни было, ты не один, — шепчет Чонгук и сводит брови. — Ты не будешь сражаться со всем этим в одиночку. Просто... если тебе это нужно, то позволь мне быть рядом в этот момент. Не отталкивай меня, я больше не облажаюсь.

Каждое сказанное слово так больно ударяет адвоката в самое сердце, что он едва сдерживает это в самой глубине, упираясь лбом в его плечо и зажмуриваясь. Их смысл такой важный, а они сами такие необходимые ему в этот момент, когда он совершенно растерян. Из-за них он испытывает желание дать себе слабину и просто разреветься, как маленькому ребёнку, но он этого никогда себе не позволит. Ему приятно слышать и знать, что он не один в этой чёртовой жизни. Это даёт уверенность в том, что его выбор довериться Чонгуку был действительно правильным. И он так горд в эту минуту тем, что несмотря на собственную слабость и беспомощность в своих собственных проблемах, квотербек находит в себе силы, чтобы стать защитой и поддержкой для него. Это просто так бесценно, что хочется расчувствоваться от любви к нему.

— У тебя всего один шанс, — шепчет Пак и облегчённо выдыхает. — Ты это помнишь?

— Да, разумеется, — отвечает он, слегка кивнув, и опускает руки с его плеч.

— Я хочу тебе доверять. Я пытаюсь, но пока... мне страшно.

— У тебя есть причины бояться, но в этот раз я не исчезну.

— Почему ты так уверен? — удивляется адвокат, кладя подбородок на его плечо.

— Потому что, потеряв тебя однажды, я кое что осознал навсегда.

— Что именно?

— Что способен отказаться от всего, но не от тебя, Чимин, — говорит Чонгук и вновь крепко обнимает его, как будто боится потерять прямо в эту секунду.

***</p>

Весь рабочий день Пак всё никак не мог найти себе места. <span class="footnote" id="fn_29027835_5"></span> Постоянно бросал взгляд на телефон и сам не знал, чего конкретно ждал. Может, плохих новостей? Неприятного звонка? Сообщения от неизвестного номера или чего-то подобного? Он вздрагивал от каждого оповещения, боясь столкнуться с тем, что его ждёт рано или поздно. Возвращение Хизер превратило его в неимоверного параноика. Нервы были постоянно напряжены, как натянутые струны скрипки, и так, похоже, будет всегда до тех пор, пока она находилась где-то поблизости. Он был в ожидании каких-то решительных действий от неё, и одновременно с этим так чудовищно опасался их. Пугало то, что он не знал, на что она способна. Но эта девушка точно не могла просто так появиться и затем вновь исчезнуть, точно нет. Она что-то задумала, и его дико выводил из себя тот факт, что он не знал, что именно. Как же можно угадать, что на уме у человека, особенно если ты мало что знаешь о нём? Они со Смит совсем чужие люди, даже в школе мало что узнавали друг о друге, но сейчас ему нужно было просканировать её и понять, чего она хотела. Чимину было так страшно осознавать, что всё происходящее сейчас не страшный сон, и она на самом деле могла в любой момент испортить ему жизнь. Да и не только ему, а и Мэй. Если она объявится перед малышкой лицом к лицу, то это будет настоящая катастрофа. Она травмирует её.

Из-за позднего совещания он не смог забрать дочь сразу же после занятий, поэтому домой её без лишних вопросов отвёз Тэхён. Впрочем, как и всегда, это не вызывало никаких подозрений, ведь он часто просил посидеть с ней его или Джиа. Парень не стал пока говорить лучшему другу о возможном возвращении Хиз, потому что сам ещё не был ни в чём уверен до конца. В глубине души он надеялся на то, что это просто какое-то недоразумение и они с тренером Грейсоном просто не так поняли друг друга. Хотя кого он пытался обмануть? Всё было очевидно, осталось лишь дождаться какого-то шага от этой дряни и тогда начнётся их война. Он не хотел этого, но морально уже готовился к битве за то, что ему дорого. Ему слабо верилось в то, что эта девушка вернулась с благими намерениями, это точно не о ней. Чимин нутром чувствовал, что она обязательно напомнит о том, почему он в ней так сильно разочарован.

Друг обещал посидеть с Мэй до его приезда, так как сегодня был свободен, и в случае каких-то непредвиденных обстоятельств сразу должен позвонить, и это совсем немного, но успокаивало его нервозность и встревоженное сердце. Пак был уверен абсолютно в нём, больше, чем в самом себе иногда. Он из тех людей, кому парень готов был передать в руки всё самое бесценное просто безоговорочно. Ведь Тэхён всегда думал о моральном и физическом комфорте его дочери. Правильнее сказать, он относился к ней, как к собственному ребёнку, а это значило, что даже если её биологическая мать решит вдруг внезапно сказать «привет», то он вряд ли позволит ей это сделать. Он злился на неё примерно так же сильно, как и сам адвокат. У них у обоих свои причины на это, но, кроме прочего, Тэ её ненавидел за то, что она бросила их в такой сложной для всех троих ситуации. Все эти годы Ким был для девочки близким человеком, и он хорошо знал, чего стоило Чимину стать хорошим отцом. Это адский труд, железное терпение и непоколебимая сила, которой не было в Хизер, ведь она выбрала для себя путь трусости.

После той ссоры Пак так и не поговорил нормально со своей малышкой, но они созванивались во время перерывов в школе несколько раз, что уже довольно хорошо. То, что она не делала вид, что не слышала звонки — значительный прогресс в этом вопросе. Обычно она со своим дрянным характером долго отходила от обид или дулась до тех пор, пока он не сделает первый шаг. Ей всего десять лет, но иногда её отец уверен в том, что они перешагнули в период трудного переходного возраста, и ей как минимум уже пятнадцать. Она позволяла себе грубости, ругательства на испанском, хлопки дверьми, и он хорошо понимал, что иногда ему стоило быть пожёстче. С Мэй было невероятно тяжело временами, но, кажется, она немного остыла в этот раз быстрее, чем обычно. Голос был спокойным и мягким, лишь слегка расстроенным. Явно осознание того, что в их доме был гость, до сих пор не приводил её в восторг.

Чимин глубоко вздыхает и закрывает глаза, пытаясь выгнать из головы все эти беспокойные и тягостные мысли хоть на какое-то время. Это непросто, но нужно постараться это сделать, прежде чем вернуться домой. Ему не хотелось вновь ругаться, ведь стены их жилища всегда были для него местом затишья. Уютная гавань, где он чувствовал себя безопасно, но точно не сегодня. Поэтому он знал, что если вновь будет рассеянный и дёрганный, то дочь станет задавать много вопросов, на которые у него просто нет пока ответов. Он всей душой после рабочего дня старался насладиться чарующей атмосферой вечернего Нью-Йорка, сидя на лавочке в волшебном театральном квартале на Бродвее. Это его самое любимое место во всём городе с момента переезда, ведь за эти месяцы он неизменно проводил здесь несколько вечеров в неделю, чтобы окунуться в это состояние лёгкой ностальгии по своему творческому прошлому и понаблюдать за занятиями танцевальной школы на углу.

Вообще-то, в «Большом яблоке» имеются целых четыре Бродвея: в Бруклине, в Квинсе и в Статен-Айленде, но самый потрясающий и известный — Манхэттенский. Он является самой длинной и необычной улицей во всей стране. Пересекает абсолютно разные и совершенно отличающиеся друг от друга кварталы, улочки и переулки, и поэтому так уникален, ведь отражает в себе все их характерные особенности. По этой оживлённой достопримечательности можно гулять часами, потратить на это весь день, но так и не осмотреть целиком и полностью. Слишком он бескрайний, как и воды омывающего город Атлантического океана. Он кажется каким-то нереальным, словно существует лишь в знакомых кадрах кинематографа. Но на самом деле он настоящий, пересекается с Таймс-сквер, Центральным парком и всеми важными транспортными артериями. При всём этом поразительно то, как впечатляющие современные здания совершенно спокойно гармонируют и дружелюбно соседствуют со старыми домами в колониальном стиле. Чимин сразу понял, что бесповоротно влюблён в Нью-Йорк, как только оказался здесь, а особенно в эту его часть. Ведь совершенно изумительно то, что каждая маленькая часть Бродвея представляет собой кусочек какой-то опредёленной исторической эпохи, поэтому открыть этот город для себя и понять его сущность можно просто гуляя от южной части до северной. Как будто в Американском музее естественной истории следуешь по конкретным точкам за указателями и открываешь для себя новый мир.

Вокруг такая невероятная контрастность, яркость и неповторимость. Десятки современных небоскрёбов и стареньких строений, здания театров и мюзиклов, живые музыкальные шоу и мирное пристанище актёров и музыкантов, многочисленные офисные здания и магазины, фешенебельные рестораны и тысячи туристов — всё это скопление маленьких деталей делало это место уникальным и неповторимым в своём роде. Сияющий, колоритный, усыпанный сотнями биллбордов, и улица, которая никогда не спит — таким обычно представляет Бродвей любой человек и именно таким он был на самом деле наяву. А вечером, когда солнце уходит за линию горизонта, то здесь и вовсе всё превращается в какую-то неописуемую никакими словами картинку с поздравительной открытки. Всё светится огнями и переливается, так как большая часть рекламы — это огромные экраны с меняющимися видео, а не со статичными изображениями. Городской шум немного стихает, но остаётся только музыка.

Театральный квартал — настоящая сказка. Блистательный, незабываемый и поистине богемный. Без устали можно любоваться красотой зданий вокруг, неоновыми огнями, яркими афишами, танцами или игрой уличных артистов. На этом участке между перекрёстками от 40-й до 52-й улиц весь день звучит множество голосов, они немного умолкают только ночью и здесь всегда царит творческая атмосфера. Пак, как и любой турист, пришёл сюда в первые дни пребывания в городе и был покорён в самое сердце. Это место занимает примерно середину всего Бродвея, а промежуток дороги на этом отрезке местные с восхищением называют «The Great White Way». В прямом смысле оно имеет отсылку к постоянно мигающим экранам круглые сутки, а в переносном — большой путь для танцоров и исполнителей.

Когда он услышал это интересное прозвище впервые, то был так сильно поражён, что на мгновение забыл, как дышать, ведь это было и его мечтой. Это всё действительно не только неописуемо красиво выглядит, но и так правдиво сказано — уйти отсюда неокрылённым просто невозможно, особенно, если творческая душа скучает по этому. Ему нравится просто тихо сидеть в стороне, попивая кофе, пока прохожие фотографируются на фоне ярких зданий, офисные клерки пробегают мимо по своим делам, а кто-то расслабленно прогуливается. Это место его неизменно вдохновляет и заставляет задуматься о собственных грёзах, которые Чимин когда-то предал. Каждый раз, рассматривая изысканный и величественный фасад театра, выставочного зала или музея, он думает о том, той ли жизнью он живёт? Его всё же до сих пор невыносимо манят эти кричащие афиши, джазовая музыка и безумной красоты танцы в частной школе «Spark», что расположена на углу. Но он хорошо понимает, что, наверное, уже не готов когда-то возвращаться к такому.

Его удовлетворяет его размеренная жизнь, спокойная и семейная. Ему нравится по вечерам возвращаться в дом, где его ждёт маленькая дочь, и проводить свободное время с ней. Нравится заботиться о ней. Нравится, что он стал умнее и взрослее с возрастом благодаря ей, но иногда он всё же тоскует по тому, что имел раньше. Ему не хватает некоторых эмоций, которые он получал в танце. Оказалось, что ему необходимо, чтобы им кто-то восхищался. Особенно сильно это проявлялось в глубине души, когда Пак видел, как местные жители и гости города спешили на театральные представления, чтобы восторгаться другими танцорами. Он осознавал, что свой шанс на это упустил.

Иногда парень пытался представить свою жизнь такой, какой бы она могла быть, если бы тогда не произошло той глупой аварии. Наверное, сейчас он бы также стремился к своей голубой мечте быть на сцене и, может быть, был бы частью всего этого. Когда ему было всего пятнадцать он видел себя одним из небесных светил на этом бродвейском небосводе, ведь это настоящая кузница неоспоримых талантов. Попасть сюда — большая удача. Обычно с этого и начинался долгий путь для многих местных артистов. Считалось, что залы Бродвея зажигали самые яркие звёзды, и им даже не обязательно иметь большую вместимость, чтобы покорять зрителей год за годом, век за веком, потому что всё великолепие в силе искусства.

Чимин открывает глаза и усмехается своим мыслям, задумчиво глядя на знакомое здание. Он не сожалеет о том, какая сейчас его жизнь. У него, по сути, есть всё, о чём может мечтать человек: понимающая и поддерживающая семья, лучший друг, маленькая дочь, хорошая работа. Он не нуждается ни в чём и в принципе доволен собой. Только почему-то из его головы никак не вылезает вопрос, заданный тогда Чонгуком: «почему он не занимается танцами для себя?», и на самом деле адвокат не знает точного ответа на него. Боится, наверное. Больше всего он опасается момента, когда поймёт, что танец больше не трогает его или что он разучился это делать, получая искреннее удовольствие. С ним однажды такое было, и он не готов испытать это снова.

Адвокат поднимает тоскливый и мечтательный взгляд на третий этаж, а после рассматривает панорамные окна. За ними внутри помещения горит свет, и немного видны зеркальные стены тренировочного зала. Несколько пар синхронно танцуют, наверное, под какую-то ритмичную музыку, так как их движения довольно энергичны и импульсивны. Это латино-американские танцы, а школа «Spark» готовит в своих стенах профессионалов для соревнований, поэтому наблюдать за ними — невероятное эстетическое удовольствие. Их техника настолько безупречна, что от восхищения перехватывает дыхание. Такие страстные и плавные движения, что кровь даже начинает бурлить как-то по-особенному. Но одновременно с восторгом неизменно всегда приходит чувство сожаления о том, что он сдался. После спортивных танцев занимается группа любителей. Как правило, это милые бабушки и дедушки, которые совсем не хотят стареть. Смотреть на них всегда так увлекательно, потому что они безумно милые и смешные, полны энергии и заражают ею даже прохожих, которые замечают их, гуляя по Бродвею. В них есть какое-то удивительное очарование, ведь большая часть из них делает это со своими партнёрами по жизни. Любовь в гармоничном танце на протяжении многих совместных лет, что может быть прекраснее этого? <span class="footnote" id="fn_29027835_6"></span>

— Что, ностальгия накрыла, лузер? — подаёт насмешливый голос Чон, и Чимин резко поворачивается.

Он, удивлённо выгнув брови, смотрит на парня, который расслаблено сидит рядом с ним на лавочке, закинув ногу на своё же колено. Он ест маленькие конфеты, тоже глядя на окна танцевальной школы и загадочно улыбаясь. Чонгук высыпает их горстью прямо в свою широкую ладонь, а потом закидывает разом все в рот и мило морщится. Его глаза чуть прищуриваются, но он терпеливо жуёт всё до конца. Это вызывает у Пака всплеск тихого и добродушного смеха, потому что его дочь делает в точности так же, когда выпрашивает у него после ужина или обеда упаковку «Skittles». Она любит эти кислые конфетки и говорит, что если жевать их много сразу, то во рту происходит маленький взрыв, пока трескаются цветные оболочки. После этого она всегда высовывает язык и смеётся из-за того, что он становится разноцветным. И Чон словно маленький мальчик сейчас, ведь делает тоже самое. Боже, у них с Мэй похожая энергетика, оба любят радоваться таким мелочам. Она маленький, а он большой ребёнок.

— Господи, они всегда такие кислые, — стонет квотербек, забавно качая головой из стороны в сторону, и затем втягивает щёки. — Просто зубы сводит, но раньше они были ещё лучше, помнишь? Такие полностью в ядерной кислоте и с шершавой поверхностью, что нёбо потом болело из-за них. Мне казалось, они способны дыру во рту выжечь. Мы любили их, когда нам было лет по десять. Могли по большой пачке за раз съесть, даже не моргнув. Ты всегда выбирал красные с клубникой, а я оранжевые…

— С апельсином, — говорит Чимин и тепло улыбается ему. — Я помню. Тебе не нравился вкус винограда и лимона, а все красные ты оставлял для меня. У тебя был небольшой выбор.

— Я не ел их так давно, а сегодня решил почему-то вспомнить кое-что из прошлого. И, похоже, ты тоже, — говорит Чонгук, поворачиваясь к нему, и протягивает упаковку, вопросительно кивая. — Что ты здесь делаешь в такое время?

Пак довольно хмыкает, понимая, что он имеет в виду, и подставляет раскрытую ладонь. На неё сразу высыпается около десяти конфет и все они оказываются именно красного цвета. Как и в юности Чон заботливо оставляет ему его любимые, чёрт возьми, этот умник опять всё продумал. Это такой милый жест, что Чимин продолжает глупо улыбаться, как какой-то влюблённый идиот. Он рассматривает их несколько секунд и вспоминает о том, как они сидели на верёвочной качели у дома, болтая ногами, и беззаботно поедали сладости. Два маленьких мечтателя. Тогда для мальчика из соседнего дома даже эта мелочь была в ограничении, только в определённом количестве и только после обеда ему позволяли есть что-то вредное, поэтому его лучший друг таскал двойные порции из шкафчика на кухне, потому что его мама никогда не была ненормальной в этом вопросе. Парень тяжело вздыхает и вновь переводит взгляд на танцующих людей на третьем этаже.

— Я часто прихожу сюда, — говорит он, слегка нахмурившись.

— Ты будешь очень удивлён, если я скажу, что знаю это? — с улыбкой спрашивает Чон.

— Нет, — фыркает адвокат и непроизвольно негромко смеётся.

— Когда я маньячил за тобой, то узнал, что тебе нравится театральный квартал. Здесь очень атмосферно и так по-волшебному здорово, в твоём вкусе, так что я совсем не ошарашен таким выбором, — говорит Чон, глядя по сторонам. — Тебе нравится смотреть на танцы?

— Это красиво, разве нет? — спрашивает парень, заворожённо наблюдая за танцорами из школы. — Зимой и летом, весной и осенью, изо дня день и из года в год они показывают совершенно потрясающее шоу, и этим можно насладиться, если просто поднять глаза и посмотреть на них. Но большинство людей спешат по делам куда-то, глядя только себе под нос, а прекрасное ведь рядом. Оно вокруг нас и внутри нас. Я прихожу, чтобы стать их зрителем.

— И почему же ты не танцуешь наверху с ними?

— Мы уже говорили об этом.

— Ты даже не пробовал это сделать. Почему ты сразу делаешь шаг назад? Разве ты не самый смелый из всех, кого я знаю? Почему ты робеешь именно в этом?

— А ты умничаешь, потому что сам начал играть в футбол спустя одиннадцать лет? — фыркает адвокат, качнув головой.

— Да, — нагло говорит Чонгук, самодовольно выгибая бровь, и кладёт руку за его спиной на лавочку. — Хоть в чём-то я оказался смелее тебя, надо же.

— Ты сделал это только благодаря мне, так что заткнись.

— Зануда, — усмехается Чон, пристально глядя на него. — Давай же, тебе ведь это нравится? Ну вот и к чёрту всё, сделай это для себя. Получай удовольствие от своей жизни. Как ты мне говорил? Подумай о том, чего хочешь ты сам.

— Даже если бы я хотел это сделать, этот класс не для меня. Он для профессионалов, а я к ним не отношусь. Мне стоит присмотреть школы на другой стороне улицы, — говорит Чимин, пожимая плечами.

— С чего ты так уверен, что там только профессионалы? — спрашивает Чонгук, вновь глядя окна школы.

— Ты вообще знаешь, что такое спортивные бальные танцы?

— В общих чертах.

— Это общее название для десяти дисциплин, а эта десятка делится на европейскую и латиноамериканскую программы, — говорит Пак, рассматривая прохожих. — С шести до восьми вечера те ребята наверху танцуют квикстеп, танго, медленный вальс и фокстрот. А с восьми до десяти — джайв, самбу, румбу, пасодобль и ча-ча-ча. Из-за работы мне удаётся посмотреть лишь вторую часть их тренировки, но этого достаточно, чтобы понять, что они готовятся для соревнований. Эти танцоры высшего класса мастерства, «М» класс.

— «М» класс? — с интересом спрашивает квотербек, склоняя голову набок.

— Международный. Они выступают на этом уровне, и среди них я… — говорит задумчиво парень, обводя его ироничным взглядом, — как ты на поле для бейсбола. Вроде что-то умею, но буду выглядеть таким придурком из-за отсутствия должных навыков.

— Ауч, — протягивает Чон и заразительно смеётся. — Это было обидно. Я не так плох в бейсболе, просто футбол мне больше по душе.

— Успокаивай себя, тебя же даже моя дочь обыграла, — стонет Чимин, закатывая глаза.

— В команде с тобой! — негодует Чонгук.

— Но ей всего десять лет.

— Да, но она играет лучше некоторых взрослых.

— Это уже детали.

— Ладно, я не профессионал в этом, но я же пытался. А что насчёт тебя? Ты вообще бездействуешь. Хочешь, запишем тебя в класс для любителей? — предлагает он, кивая на противоположную сторону улицы.

— Я не танцую, идиот. Ты меня вообще не слушаешь?

— В класс тех, кому за шестьдесят? — не унимается Чон. — Они там вроде медленно двигаются, потому что у большинства колени ломит, спина болит, кости хрустят. Тебе подойдёт? Мне кажется, самое то.