~12~ (2/2)

— Да чёрт его знает, — пожимает он плечами и обхватывает себя руками. — Я не считал, но в баре мне сказали... хватит.

— Прогнали? — хмыкает адвокат.

— Сказали больше не наливать.

— А что ты здесь делал?

— Хотел… тебя увидеть.

— Зачем?

— Я не знаю. Мне не нужно было этого делать, да? — спрашивает Чон, прикрывая глаза и тяжело вздыхая.

— Почему же?

— Я веду себя, как идиот, когда пьян.

— Ты всегда ведёшь себя таким образом и алкоголь здесь совершенно не причём, — усмехается Пак.

— Но на трезвую голову я не пишу всякую ерунду тебе, а пытаюсь вести себя прилично.

— Ерунду по типу той, что у меня красивые губы, которые созданы для поцелуев? — смеётся Чимин.

— Заткнись, Боже, — фыркает Чон, легко вздрогнув от раската грома. — Мне так стыдно за это.

— Правда?

— Не… уверен в этом.

— М-м-м, — протягивает довольно адвокат и хитро улыбается, складывая руки на груди. — Да ты почти со мной флиртуешь.

— Я просто… честен.

— Рад, что это так. Большего мне и не нужно от тебя.

— Похоже, ты хорошо влияешь на меня, — смеётся Чонгук, метнув в него какой-то странный взгляд, и тихо икает.

— Видимо, так оно и есть.

Квотербек неуклюже пытается подняться на ноги, и его сразу же клонит в сторону от того, что всё выпитое резко ударяет ему в голову. Он слегка ведёт бровью и усмехается тому, что так нелепо выглядит в очередной раз перед таким важным для него человеком. Конечно, он не планировал напиваться, и тем более в таком состоянии приезжать сюда, только почему-то всё же оказался здесь. Ему было необходимо увидеть Пака после очередного дерьмового дня в его жизни. Он ведь всегда действует на него самым положительным и успокаивающим образом, поэтому Чон и искал в нём своё спасение в очередной раз. Как всегда, он попросту пришёл туда, где его всегда понимали и несмотря ни на что принимали, хоть он и допускал так много непростительных ошибок. Этот красивый дом с красной дверью и широкими окнами одновременно чужой для него и самый родной на свете, потому что его хозяин значил для его сердца так много. Он никогда не был в этих стенах, но даже его фасад каким-то чудесным образом успокаивал бурю в его душе, именно поэтому парень и не нашёл в себе силы, чтобы уйти отсюда. Не смог, потому что чем он дальше от Чимина, тем меньше у него было сил сопротивляться.

Чонгук делает ещё один короткий и неловкий шаг, и адвокат мягко хватает его за руку, когда тот вновь едва ли не падает. Пак чувствует, насколько у него ледяная кожа от вечернего воздуха и дождя, которая внезапно вновь становится гусиной. Возможно, от их внезапного контакта, а, возможно, потому что квотербек продрог почти до костей. Его тело так сильно напряжено, а губы слегка приоткрыты, потому что дрожат. Карие глаза затянуты лёгкой пеленой опьянения, но в них одновременно с этим сияют какие-то странные искорки.

Он продолжал здесь всё равно сидеть несмотря на холод и сырость, просто пытаясь найти своё безопасное место в этом мире. Он, оказывается, так хотел его увидеть, что был согласен даже на это. И в этот момент, всё осознавая, Чимину так хотелось прижать его к себе и согревать сотни тысяч часов, но он просто не мог себе этого позволить по разным причинам. Зато он мог сделать кое-что другое, например, подарить ему ночлег. Это же для него так просто. Конечно, можно было бы вызвать ему такси, но он совершенно не хотел этого делать, если быть честным с самим собой. Парню нужно отогреться и прийти в чувства, поэтому он принимает единственное правильное решение в сложившейся ситуации.

— Идём, — мягко говорит Пак, взваливая его руку на своё плечо. — Тебе пора согреться и прилечь.

— Но мой дом в другой стороне, — недоумённо протестует Чон, но послушно переставляет переплетающиеся ноги. — Куда мы идём?

— На сегодня твой дом — гостевая комната в моём жилище. Добро пожаловать, но не наглей.

— Ты слишком добрый, знаешь?

— В следующий раз я могу не быть таким добрым с тобой, сам ведь понимаешь. У меня просто хорошее настроение.

— Почему… ты это делаешь сейчас? — удивляется парень и останавливается, хватая его за рубашку, чтобы не упасть.

— Потому что я дал тебе шанс всё исправить. Ты пришёл ко мне когда нуждался, и я не хочу тебя отталкивать больше, — отвечает адвокат спустя несколько секунд. — Идём, только веди себя тихо. И не вздумай петь песни Майкла на весь дом.

— Ну ты же помнишь, что я тянусь к музыке, когда выпью, — отвечает Чон и хитро хихикает.

— О да, и обычно это было так громко, что мне приходилось тебе рот затыкать ладонью, потому что пьяный ты по-тихому ночевал у меня дома. Если бы хоть раз моя мама услышала…

— «You'll never make me stay», — мелодичным голосом напевает Чонгук, поднимаясь по лестнице, изобразив фирменный крик «ау» от исполнителя.

— Боже, заткнись, — смеётся Чимин, придерживая его руку на своём плече.

— «So take your weight off of me».

— Не-ет, только не это!

— «I know your every move»! — поёт громче квотербек, плавно покачивая головой в такт мелодии в своей памяти. — Ну давай, мы же с тобой так любили эту песню. Помнишь... как мы с тобой крутили её на кассете в тачке твоего отца?

— Веди себя потише, Мэй ведь укладывается спать.

— «So won't you just let me be»! Мы курили траву под неё, помнишь? «Dirty Diana»! — выкрикивает он слова из припева.

— Да тише ты! — шикает на него Пак, косясь на дверь комнаты дочери и ведёт его мимо неё. — Не ори об этом на весь дом, пожалуйста.

— «Hey baby do what you please», — продолжает шёпотом петь Чон, медленно поворачивая голову к нему и тихо вздыхает. — Ну же, ты же ещё знаешь слова? Ты не мог забыть их.

— Отвали.

— Ну давай. Как там было? «Have... the stuff the… you want», — нараспев протягивает он, слегка запинаясь, и не сводит с него внимательного взгляда.

— «I am the thing that you need», — тихо говорит Пак и ухмыляется, обводя его лицо наглым взглядом.

Чонгук внезапно спотыкается на ровном месте от этих слов, а в его глазах горят почему-то какие-то странные искры. Он с трудом удерживает равновесие, но Чимин не позволяет ему упасть, а мягко поддерживает с довольной усмешкой на губах. Парень аккуратно толкает дверь в конце коридора ладонью и снимает со своего плеча его руку. Оглянувшись на спальню Мэй и убедившись, что она не вышла из-за шума, он пропускает в гостевую комнату квотербека и придерживает его со спины за талию, а тот с трудом переставляет ноги в темноте. Преодолев небольшое расстояние от двери до постели шатающейся походкой, он садится на большую кровать и тяжело вздыхает с очевидным облегчением. Этот недолгий путь был для него настоящей пыткой, становится ясно, почему Чон был не в состоянии уехать отсюда. Он просто слишком пьян для самостоятельных действий.

— Всё кружится перед глазами, — тихо говорит Чонгук, словно в подтверждение этих мыслей хозяина дома, и обнимает себя руками, чувствуя дрожь во всём теле.

— Только не вздумай блевать здесь, — говорит Чимин.

— Я держу себя в руках. Только мне так холодно, — говорит парень, натягивая на себя край одеяла. — Очень холодно.

— Я сейчас вернусь, — вдруг говорит Пак и направляется в сторону коридора.

— Как скажете, господин адвокат, — серьёзно отвечает Чон и сам же глупо смеётся от своих слов.

Хозяин дома быстро уходит, а парень понимает, что, скорее всего, он прошёл проверить как там его дочь справляется без него, поэтому не стал задавать лишних вопросов. В тусклом свете, который проникает из коридора через открытую дверь, Чонгук пытается осмотреться вокруг и старательно фокусирует плавающий взгляд. Здесь, кажется, довольно мило. Комната совсем небольшая, а большую её часть занимает очень комфортная кровать и шкаф, но несмотря на тесноту она очень уютная. Мебель цвета слоновой кости и обои в мелкий цветочек очень гармонично сочетаются. Чем-то даже напоминает стиль прованс, но сейчас он в этом совсем не уверен.

Чон глубоко вздыхает и прикрывает веки с расслабленной улыбкой. Такой приятный воздух, наполненный ароматом свежести и нежных цветов, врывается в его лёгкие, что с его губ срывается тихий стон. Он с минуту наслаждается им и приятным теплом внутри этих стен, и, кажется начинает наконец-то согреваться. Кончики его пальцев заметно теплеют и розовеют, а по всему телу пробегает слабая горячая волна, как будто внутри что-то разгорается. Он устаёт держать своё тело в вертикальном положении и поэтому просто опускается на спину прямо на мягкое стёганное покрывало. <span class="footnote" id="fn_28837040_5"></span>

Из его груди вырывается вздох неимоверного наслаждения и блаженства, а глаза сами по себе закрываются. Тело в одну секунду расслабляется и его начинает клонить в сон. Сейчас он испытывает такой необъяснимый комфорт, и сразу же понимает, что приехать сюда после моральной пытки сегодня днём — самое верное его решение. Всегда, выбирая Чимина, это оказывается самый правильный путь. Он — вектор в его жизни, и Чонгук уже абсолютно не сомневался в этом. Женщина по имени Чон Джоси, а по совместительству его мать, сколько угодно может разрывать ему теперь телефон звонками или сообщениями, но ему уже настолько наплевать, что это вызывает у него ехидную улыбку на лице.

Он злорадствует, да. Сейчас парень мог себе это позволить, ведь ей его не достать, по крайней мере, до завтрашнего дня. Эта улыбка медленно перерастает в болезненный смех вперемешку с лёгким отчаянием, которое вырывается из него через хрипловатый звук. Он, к сожалению, понимает, что всё начинает повторяться. Она вновь хочет надеть поводок ему на шею и манипулировать им, как и до смерти отца. Но сейчас Чону совсем не хочется думать об этом, и именно поэтому он наслаждается покоем. Ещё несколько часов назад он готов был кричать от злости, но в этот момент ощущает себя спокойно. Похоже, его место действительно здесь. В этом доме и рядом с Паком, он никогда не ошибался на этот счёт.

Чимин входит в комнату спустя несколько минут и включает лампу на прикроватной тумбочке. Он кладёт рядом с гостем полотенце и сухую одежду, чтобы тот мог переодеться. Чонгук даёт себе немного привыкнуть к освещению, а затем с трудом садится и удивлённо рассматривает всё это. Это так внимательно с его стороны и мило. Его поражает та забота, с которой он относится к нему, несмотря на их не самые идеальные отношения. Кажется, что-то между ними сдвинулось с мёртвой точки, когда они откровенно поговорили. Ведь адвокат бы мог выйти из себя или игнорировать его, но всё же возится с ним даже пьяным. Родная мать не делала таких вещей, когда Чонгук действительно нуждался в опеке и защите, а человек, которого он обидел, поступал с ним так по-доброму. Эти важные мелочи трогают его до глубины души сейчас, и его эмоциональное состояние даёт ещё одну значительную трещину, потому что для него это всё так бесценно.

Чон глубоко вздыхает, а потом неторопливо и неуклюже вытирает полотенцем лицо, шею и слегка трёт мокрые волосы. Он берёт в руки простую хлопковую футболку и рассматривает её отглаженные сгибы, думая о том, какой идеальной выглядит даже эта мелочь. Поверить трудно, что это сделано руками Пака. Он со всеми обязанностями так легко справляется, и при всём этом ещё и потрясающий отец. Почему-то квотербек почти уверен, что если вдохнёт запах от этой вещи, то обязательно ощутит аромат кондиционера для белья с цветочным ароматизатором, которым обычно пахнет от одежды самого Чимина. И даже эта незначительная деталь ему так нравится в нём, чёрт возьми. Он внимательный к таким мелочам и поразительно трепетно относится к чистоте. Явно он не привык делать что-то вполсилы, сдаваться и требовать от себя меньше, чем нужно. Он вырос таким потрясающим мужчиной с добрым сердцем, что Чонгук неизбежно понимает, что это становится большой проблемой для него.

— Спасибо, — шепчет он, поглаживая мягкую ткань.

— За что? — искренне удивляется Чимин.

— За то, что ты… такой, — отвечает квотербек и пытается расстегнуть верхние пуговицы на своей рубашке, прилипшей к телу. — Мне не хватало этой обычной доброты и заботы от людей, которые должны были это мне давать сполна.

— Ничего не меняется, да? Что тогда, что сейчас, ты всё это черпаешь во мне.

— Верно, только мы изменились. Я, наверное, остался таким же, а вот ты... стал другим.

— И я тебе новым не совсем нравлюсь? — хмыкает Пак, дёрнув носом.

— Наоборот, слишком нравишься, — тихо говорит Чонгук и тяжело вздыхает. — К твоему доброму сердцу прибавилось ещё много хороших качеств. Ты какой-то весь идеальный, твою мать. Жаль, что я не такой же.

Адвокат пристально наблюдает за ним и замечает, насколько грустные в этот момент его глаза, которые отрешённо смотрят в пол. Похоже, он думает о чём-то своём и самом личном, что вызывает в нём не самые приятные воспоминания. К сожалению, этот парень даже не осознаёт собственной ценности. Несмотря на то, что его постоянно выпячивали перед нужными людьми, словно он какой-то трофей, Чон так и не научился понимать, насколько же драгоценно просто его существование и его внутреннее наполнение. И весь ужас в том, что его нельзя винить в этом, это вина людей, которые его растили. Всё просто, его же никто и никогда не пытался услышать и понять, поэтому он и спрятал ото всех то, что очень болело. Люди вокруг просто не знали его, и на самом деле они очень многое теряли, ведь у него такая прекрасная душа. Ему лишь нужна хорошая поддержка и опора в этом мире.

— Что у тебя случилось? — спрашивает Чимин, хмурясь.

— Почему ты решил, что у меня что-то случилось? — усмехается Чон, как-то болезненно улыбаясь.

— А ты что, часто пьёшь среди недели до подобного состояния? Ты еле ноги переставляешь.

— Нет.

— Поэтому я жду пояснений.

— Просто… всё сложно. У меня был важный и очень тяжёлый день, — шепчет устало парень, а его глаза становятся стеклянными, как будто он тонет в глубинах своих мыслей.

— Тебе это было нужно?

— Очень, если честно. Я так устал.

— Что произошло?

— Моя мать, — говорит Чонгук, этим всё поясняя, и с раздражением вздыхает, когда у него не получается в очередной раз совладать с собственным воротником. — Она… достала меня.

— Что на этот раз? — спрашивает адвокат, наблюдая за ним и его нелепыми попытками борьбы.

— Она меня душит.

— Но ты говорил, что вы не общаетесь.

Квотербек мягко кивает и вздыхает, проводя ладонями по лицу.

— Она... добралась до меня снова. Приехала ко мне с таким скандалом. Мы так сильно поругались. Меня это не удивляет, но…

— Что, нужно исполнять новую поставленную задачу? — усмехается Чимин, медленно опускаясь перед ним, и вопросительно смотрит на него, как будто спрашивает разрешения. Чон послушно убирает свои руки и, почти не дыша, смотрит на то, как тот помогает ему расстёгивать мелкие пуговицы. — Сколько ты с ней не общался?

— Я полностью игнорировал её звонки несколько недель, с тех пор как…

— Мы встретились? — догадывается адвокат и вопросительно смотрит на него.

— Так глупо… я надеялся, это заставит её оставить меня в покое.

— А это только злит её.

— Да, чёрт. Этот замкнутый круг просто невыносим.

— И насколько я понимаю, в этот раз ты сопротивляешься? — спрашивает Пак, с трудом держа себя в руках, ведь прямо перед его носом открывается вид на одну из самых больших слабостей, которую он часто видел за эти годы лишь в своих сексуальных фантазиях — его широкая грудь. — Тебе страшно из-за этого?

— Да. Если я поддамся ей снова… нет, — едва слышно говорит Чонгук и нервно сглатывает, — тогда мне конец. Я не вынесу этого. Лучше я снова сбегу.

— Почему ты так говоришь? — удивляется он, поднимая на него встревоженные глаза.

И на одну секунду квотербек ловит себя на мысли, что тонет в них. Так безнадёжно и не прося ни у кого спасения. Ему нравится погружаться в их глубину, потому что кроме них словно ничего больше не существует. Они такие мягкие и чистые, по-настоящему добрые к нему, какими давно с ним не были. Именно эти глаза не отпускают его долгие одиннадцать лет, с той самой минуты, когда он посмотрел в них в последний раз. Это взгляд того самого мальчишки из соседнего дома, по которому он так сильно скучал до щемящей боли в сердце. И на дне этих чёрных зрачков, окруженных карей радужкой, он находит так много любви и искренности, что становится дико страшно. Несмотря на то, как он вёл себя и ошибался, Пак немо говорит ему прямо сейчас о том, что он ему нужен, и ему действительно интересно знать ответы на свои вопросы. И, Боже, так потрясающе знать, что хотя бы одному человеку в этом мире есть до тебя дело. <span class="footnote" id="fn_28837040_6"></span>

Чон плавно скользит задумчивым и слегка одурманенным взором по его острым скулам и едва слышно вздыхает, приоткрыв губы. Либо это действие алкоголя, либо Пак действительно так хорошо выглядит сегодня, что у него всё внутри подрагивает от какого-то странного волнения. Ему невероятно идёт эта белая рубашка с распахнутым воротом, потому что подчёркивает его карамельную кожу. А эти красивые волосы уложены так элегантно и открывают лоб, что несомненно идёт в плюс его красоте, но в минус сердцу квотербека, ведь это даёт возможность любоваться самым красивым скульптурным лицом. Такой безупречный, чёрт бы его побрал, что от этого даже дыхание у парня сбивается. Он чувствует, что у него внезапно кровь приливает к щекам и они начинают гореть. И это вовсе не от стыда за свои мысли, а из-за смущения и чужой близости.

— Чонгук? — мягко спрашивает Чимин и улыбается уголком губ, чувствуя на себе его пристальный взгляд.

— Она хочет слишком много, — говорит наконец-то он, медленно моргая. — В её руках вся моя жизнь была всё это время, но она захотела больше.

— Что же она ещё может отобрать у тебя?

— То, что ей никогда не будет подвластно. То… что она так давно хочет получить, но всё равно не получается.

— И что это? — интересуется Пак.

— Моё сердце. Она… совсем не слышит, чего оно хочет, а я так устал врать и молчать о его желаниях, — шепчет он.

— А ты знаешь, чего оно хочет? — осторожно спрашивает Чимин, тихо вздыхая.

В ответ на это парень лишь долго молчит, пристально наблюдая за тем, как Пак продолжает неторопливо расстёгивать его рубашку. Он сидит сейчас так близко, что Чону в нос бьёт вкусный аромат его парфюма, от которого всё резко сводит внизу живота. Квотербек неотрывно смотрит на то, как медленно моргают его маленькие ресницы, едва касаясь щёк, пока ловкие пальцы справляются с пуговицами. В глубине души, к счастью или к сожалению, он слишком хорошо знает, чего именно хочет. Знает, но так сильно боится озвучить. И это чёртово желание сейчас совсем не хочет сидеть в привычном заключении, а пытается вырваться на свободу под воздействием всего выпитого алкоголя. Его трудно заткнуть, потому что он не способен это контролировать. С каждым разом это становится сильнее него, и как долго он ещё сможет сдерживать себя Чон не мог предугадать.

Он нервно проглатывает ком застрявший в горле, а после плавно скользит взглядом вниз по красивому лицу напротив и надолго задерживает его на объекте своих грёз в последнее время, которые он совершенно не может принять. Нужно быть придурком, чтобы не понимать их характер, но просто так, кажется, легче. Жить в отрицании для него привычное состояние. Но чем больше времени он проводит с Паком, тем сложнее лгать самому себе. Эти губы — какое-то проклятье, сотворённое дьяволом. Сплошной грех, который так хочется ему попробовать. Они лишают его здравомыслия и покоя, разве это нормально? Совсем нет. Они не должны вызывать в нём такие бурные реакции. От них не должны ноги подкашиваться и кровь не должна так сильно будоражиться, когда они улыбаются. Всю жизнь его так настойчиво уверяли, что подобные вещи совершенно отвратительны, но почему же он не испытывает отторжения ко всему этому? Вместо того, чтобы чувствовать желание оттолкнуть от себя Чимина, который находится в эту секунду непозволительно близко для их отношений, ему хочется сократить это незначительное расстояние. Это неправильно, возможно, но в этот раз он этому напору чувств поддаётся, набравшись смелости у высокого градуса в баре.

Совсем необдуманно и резко Чонгук вдруг делает то, что точно не должен, и то, о чём, скорее всего, позже очень сильно пожалеет. Он может этим прорывом навсегда испортить их отношения, которые и без того немыслимо хрупкие, но парень не способен ничего с собой поделать. Его рука оказывается на задней части шеи адвоката, и в этот момент они оба замирают как по щелчку пальцев. Для них обоих это колоссальный шок, но никто не делает шаг назад. Их глаза сталкиваются в пылком и горящем взгляде, и всё вокруг как будто напрочь меркнет.

Все краски и звуки быстро исчезают, и Чон не видит ничего больше, кроме двух пленительных омутов, прожигающих его насквозь до самых костей. От них бросает в дрожь, и вдоль позвоночника проносится целый табун мурашек, а внутри его тела начинается такой необузданный ураган. Внутри всё будто воспламеняется, такое чувство он ни к кому ещё не испытывал. Это так сильно выбивает его из колеи, что парень теряет всякую способность нормально функционировать. Каждый орган разрушительно переворачивается, а эмоции губительно выплёскиваются наружу, не в силах больше прятаться в жестоком заточении. И он даёт себе маленький шанс на передышку, мысленно делая обратный отсчёт, чтобы отступить. Он закрывает глаза и делает глубокий вдох, но это совсем не помогает. Дыхание само собой ещё сильнее учащается, а он нервно ёрзает, потому что становится тесно в собственном теле.

А Пак в это время готов кричать на всю планету от внутреннего восторга, который дурманит его. Он пытается сдержать тупую улыбку и сам с трудом дышит из-за эмоционального урагана в душе. Это простое действие, сделанное в порыве эмоций, словно ответ на его важный вопрос, который никто из них сейчас не ожидал ни получить, ни дать. Ему не верится. Это похоже на иллюзию, но тепло чужих пальцев на его шее говорит об обратном. Это происходит наяву, но всё же так тяжело это осознать. На одну секунду в глазах Чимина мелькает эта неловкая растерянность от собственных чувств, а затем он решительно берёт себя в руки.

На глубокое удивление квотербека, когда он открывает веки, то замечает, что вместо того, чтобы отшатнуться или возмутиться, адвокат лишь медленно и спокойно переводит взгляд на его полуобнаженный торс. Несколько секунд он просто молча и нагло оценивает то, что видит, а затем аккуратно распахивает его мокрую рубашку. Чонгук шумно вздыхает, пока его кожа стремительно покрывается мурашками от некой интимности этого момента. Его одновременно прошибает жар и холод, так парадоксально и необычно. Ещё никогда до этого он не пылал от таких простых вещей.

У него такое странное чувство, что вместе с мокрой тканью с него снимают и целый десяток лицемерных масок, которые он носит всю жизнь. И вот сейчас он наконец-то мог перестать притворяться, оказавшись обнажённым во всех смыслах этого слова. Чимин оголяет его плечи, плавно стягивая рубашку с его рук, и затем бросает её на пол. Квотербек наблюдает за тем, как чужие глаза вновь оценивающе пробегают по его телу, но в этот раз он совсем не испытывает желания спрятаться. Ему нравится это, чёрт возьми. Что-то в его сознании неожиданно ломается под натиском таких эмоций, и он больше не хочет говорить себе, что всё это неправильно.

Чонгук мягко сжимает пальцы на его шее и продолжает бесцеремонно рассматривать в ответ. Даже под белой хлопковой тканью заметно, насколько подтянуто его тело, но сексуально в нём даже далеко не это. Он не может отвести глаз от глубоких и чувственных изгибов ключицы, на которой спряталась маленькая родинка. Это выглядит так интимно, словно ничего более привлекательного парень в своей жизни не видел. Он, перебарывая свой страх, легко касается этой очаровательной отметины кончиками пальцев, а затем облизывает вдруг пересохшие губы. Сейчас он даже не чувствует себя пьяным, но как будто совершенно не в себе.

Он замечает, как нарастает интенсивность дыхания Пака с каждым его робким шагом к нему навстречу, а это говорит о том, насколько же на самом деле ему приятно каждое прикосновение. Он почти не дышит, но Чон слышит, как громко стучит чужое сердце. Он невероятно взволнован и взбудоражен даже сильнее него, хоть и не подаёт вида. Похоже, что не только ему всё происходящее так сильно нравится, Чимин тоже с большим трудом держит себя в руках. Неожиданно квотербек чувствует, как чужая ладонь вскользь вдруг проходит по его груди, и от этого простого действия ему хочется выть раненым зверем. Его вводит в ступор и ужас то, как сильно ему хочется, чтобы он не останавливался.

— Я боюсь, Чимин, — срывается с губ Чонгука на выдохе и он зажмуривается.

— Собственных чувств? — тихо спрашивает он и напряжённо вздыхает, мягко проводя ладонью по его шее.

— Они неправильные.

— И ты так очевиден в них.

— Я не знаю, что чувствую… это… мне так сложно, — с трудом говорит Чон и учащенно дышит, приоткрыв губы.

— А я думаю, что ты всё прекрасно знаешь, — ласково говорит парень, глядя на то, как он дрожит всем телом от напряжения, — но отказываешься принимать. Ты так борешься с тем, что сидит внутри тебя. Ты так отчаянно выталкиваешь это, не позволяя себе наслаждаться этим.

— Я не такой, как ты… думаешь. Я не… я не могу этого чувствовать к тебе.

— Ты хотел сказать к парню? — шепчет Пак и хмурится, кладя ладонь на его щёку.

— Да, к парню.

— Можешь, но не хочешь этого делать. Это разные вещи, — с болью в голосе говорит он и горько в усмехается. — Но пойми, что в этом нет ничего плохого. Разве это делает меня хуже?

— Чимин…

— Каждый раз рядом со мной ты ведёшь себя так глупо не потому, что боишься не получить моё прощение, мы оба это знаем. Ты испытываешь ко мне тот спектр чувств, который, как тебе кажется, нельзя испытывать, ведь так? Ответь мне честно, пока ты не можешь лгать.

— Но я правда... очень боюсь всё испортить между нами.

— Хватит увиливать, ты бегал от этого одиннадцать лет. Ты что-то чувствуешь ко мне?

— Может быть, — робко говорит Чон спустя несколько секунд, открывая глаза. — Я не уверен.

— Если я не прав, то тогда отпусти меня сейчас.

— Отпустить? — испуганно говорит он.

— Разожми пальцы на моей шее и позволь мне увеличить расстояние между нами до прилично возможного. Потому что иначе это не выглядит как чёртова дружба, — говорит Чимин.

Проходит несколько секунд, но Чон этого не делает. Он наоборот испытывает дикое желание вцепиться в него настолько руками и ногами, насколько это только возможно. Ему хочется обнять его так крепко, чтобы услышать хруст костей. Вдыхать его аромат, пока полностью не утонет в нём. Запомнить тепло его кожи и впитать его в себя. Даже своими пьяными мозгами он хорошо понимает, что просто физически не способен позволить ему дать уйти хотя бы ещё раз. Он никогда не простит сам себе этой слабости, если позволит этому случиться снова. Это самый главный страх в его жизни. Если Пак вновь исчезнет, то он просто погибнет.

— Я не могу, — отвечает квотербек. — Я... лишусь рассудка, если ты оставишь меня.

— И как же давно ты чувствуешь эти сомнения в себе? — спрашивает Чимин. — Будь честным со мной, пожалуйста.

— Сложно сказать. Наверное… давно. Я не придавал значения этому, пока не осознал, что совсем не могу влюбиться.

— Ты копался в себе и искал причину этого в себе, я помню.

— Да, но проблема была в тебе. И когда я встретил тебя опять… чёрт.

— Что? — удивлённо шепчет Пак.

— Внутри меня что-то… происходит. Я чувствую, как там... что-то оживает и расцветает, — тихо и прерывисто отвечает парень, а затем слабо улыбается уголками губ. — Как цветы, о которых ты говорил однажды. И я так боюсь этого, ведь это происходит только с тобой.

— Тебя пугает то, что я прав на твой счёт?

— Не знаю. Мне трудно… разобраться. В моей жизни никогда не было такого, понимаешь? Я всегда был… другим.

— Я знаю, — шёпотом говорит Пак, сокращая ещё немного расстояние между ними. — Полметра?

— О чём ты? — недоумевает Чон.

— Этого тебе достаточно, чтобы чувствовать себя безопасно со мной? Я могу держать эту дистанцию ради твоего комфорта.

Квотербек шумно усмехается и небрежно ведёт плечом.

— Я не смог быть в безопасности даже в трёх тысячах двести двадцати трёх милях от тебя. Именно столько было от Бостона до Оксфорда, — отвечает он, отрицательно качнув головой. — Что со мной происходит? Почему ты так влияешь на меня?

— Ты же знаешь ответ. Я бы мог озвучить его, но это должен быть твой осознанный и желанный шаг.

— Это так тяжело.

— Ты можешь игнорировать это всё всегда, если тебе так проще. Но понимаешь, пока ты не примешь одну из сторон своей личности, тебе будет трудно дышать каждый день, — говорит Пак спокойно, но нахмурившись. — Это страшно, я знаю. Столько людей проходят то же, что и ты. И я был одним из них, просто сейчас, пока ещё не слишком поздно, найди в себе смелость с этим разобраться. Тебе станет намного легче.

— Я просто не знаю, как мне… разве это правильно? — спрашивает Чонгук, запинаясь.

— А что может быть неправильного в честности с самим собой? — шёпотом спрашивает он, поднимая на него такие грустные глаза, наполненные тоской. — Истина позволит тебе вздохнуть полной грудью. Ты можешь лгать своей матери, мне, да всем вокруг. Но, пожалуйста, будь честным с собой. Ты сам себе причиняешь боль не один день. Ты ведь запрещаешь себе чувствовать, вот что действительно неправильно. Ты в стадии отрицания с самим собой.

— И что ты мне предлагаешь?

— Делать то, что ты хочешь, а не то, что должен. Отключи мозги и послушай сердце.

— Я, наверное, пожалею.

— Ты же пьян.

— Да, похоже.

— Так и наплевать. Завтра ты можешь сказать мне, что всё дело было в этом, а я сделаю вид, что это на самом деле так, — говорит Чимин и обречённо вздыхает. — Я знаю, что в итоге на рассвете мы вернёмся к тому, с чего начали, но а пока что будь собой. Здесь нет никого, кто будет недоволен тобой или осудит тебя за то, что ты на самом деле испытываешь. Мне просто нужна правда, понимаешь? Чего ты хочешь от меня? О чём ты думаешь, глядя на меня? Что ты чувствуешь ко мне? — спрашивает он, снова слегка подаваясь к нему, и настойчиво заглядывает в его глубокие омуты. — Мне нужно знать твою правду, потому что моя мне кажется какой-то слишком сказочной. Я не могу поверить в то, о чём думаю.

Квотербек сглатывает напряжение в горле, скопившееся колючим комом, и борется с собой. Здравомыслие сейчас слишком слабо, а вот эмоции слишком сильны. Ему страшно. Так страшно, что всё сдавливает в груди, словно в тиски, а кислород внезапно вылетает из лёгких. Сердце с каждым вдохом всё сильнее бьётся о рёбра, и готово разбиваться об эти скалы со скоростью наверное, все сто пятьдесят ударов в минуту. Сознание по-прежнему легко дурманит выпитый алкоголь, но вся его решимость почему-то возрастает до небес, когда самый важный человек смотрит на него с такой мольбой в глазах и надеждой. Ему так нужно знать правду, он буквально умоляет о ней. Возможно, это будет самой большой ошибкой, ведь после этого признания всё между ними навсегда изменится. Обратной дороги не будет, но на самом деле её нет с того момента, как они снова встретились. Чонгук это хорошо понимает, но всё равно не способен сопротивляться своему глупому сердцу в данную минуту. Оно не хочет лгать, ведь ему известно, что между ними и так давно всё стало иначе. <span class="footnote" id="fn_28837040_7"></span>

Чон делает первый и такой смелый для него шаг. Он медленно поднимает дрожащую руку и с заметной опаской касается ею щеки парня. Такая тёплая кожа, поразительно нежная и бархатная, что её хочется касаться бесконечно. Другая его ладонь крепко сжимает в своей хватке шею Чимина, словно он его спасительный круг в океане этих безумно бурлящих чувств, что его душат и пугают в это мгновение. Его разрушает собственная беспомощность перед ними. Чон действует с лёгкой паникой, но несмотря ни на что не отступает. Он плавно скользит кончиками пальцев по его линии челюсти, устремляясь к полным губам, и только лишь на одну короткую секунду замирает, чтобы обдумать свой последний шаг перед неизбежным прыжком в пропасть. Паника окутывает его, но когда он поднимает глаза и сталкивается с ласковым взглядом напротив, всё становится неважным. Эта необходимая уверенность наполняет его, и он решается переступить черту. Квотербек с большим трудом дышит от своих чувств, но всё-таки решительно и нежно проводит по контуру безупречных губ, что моментально вызывает тихий и совершенно неконтролируемый вздох их обладателя.

В это мимолётное мгновение Пак всё понимает. Этот немой ответ для него яснее любых громких слов, и это вдруг так сильно выбивает почву из-под ног, что у него сердце сжимается в груди, а всё тело неожиданно немеет. Чонгук хочет его поцеловать, и это всё, что ему необходимо знать для себя, чтобы быть уверенным в его чувствах. Все его догадки абсолютно верны, и теперь с каждым вдохом панцирь вокруг его сердца крушится всё сильнее, что позволяет выпустить наружу тлеющие годами эмоции. Это невыносимо, твою мать. Это словно какой-то сказочный и волшебный сон, от которого у него кружится голова. Столько времени, лет, месяцев, дней, часов и секунд он лелеял в глубине себя надежду на то, что на самом деле он для него нечто намного большее. И вот в этот самый миг ему удаётся получить такой долгожданный и прямой ответ на свой самый главный вопрос — они больше, чем друзья.

Квотербеку становится всё сложнее держать себя в руках, слушая напряжённое дыхание Пака, а градус в его крови помог заметно раскрепоститься и сболтнуть то, что, может быть, он бы не произнёс ещё очень долго. Он не знает, что будет завтра с ним. Наверное, будет очень неловко и чудовищно стыдно, но сейчас ему уже совершенно наплевать на то, что произойдёт после этого вечера. Каждое своё действие уже утром он сможет оправдать, и это право ему дал сам Чимин, но для себя он всё осознаёт окончательно.

Это признание было и ему так сильно необходимо, ведь сейчас он снова делает то, что действительно хочет второй раз в этой жизни, и, как оказалось, одно из его самых больших желаний — эти губы. Он чувствует свою уязвимость, робко касаясь их и позволяя себе впервые делать то, чего так боялся, но о чём так долго думал. Чон видит, как от всего происходящего адвокат просто млеет, и это вводит его в некое замешательство. Может быть, он всё же соврал ему тогда, и его сердцем владеет далеко не только лишь Мэй? Но если это так, то выходит, что бывший лучший друг по уши влюблён в него с выпускного класса до сих пор. Боже мой. Эта разрушительная правда заставляет резко оборваться его взволнованное сердце.

Пак вдруг медленно приподнимается с колен и упирается руками в кровать по обе стороны от бёдер парня. Заметно, что он даёт и ему и самому себе секунду на размышления, а после его ладони начинают осторожно двигаться дальше по матрасу, вдоль чужого тела. Его корпус наклоняется неторопливо вперёд, как будто мягко окутывая в чарующую ловушку. Он упирается коленом на край постели и не сводит пытливых и горящих глаз со своей беззащитной жертвы, жаждущей продолжения этих необычных для него действий. Он так плавно наступает, словно какой-то опытный хищник, а Чонгук, на удивление для него, спокойно и не поддаваясь панике отклоняется назад, держа его за шею. Он позволяет ему пленить себя, и спустя несколько мгновений лежит на мягком покрывале в окружении рук Чимина, который нависает над ним. От этого необычного но приятного чувства у него что-то нетерпеливо дёргается внизу живота и желание накапливается там электрическим комом. Он так напряжён, что по всему телу чувствует покалывание как будто маленькими иголочками. Уже сейчас ему очевидно, что стоит нажать на стоп и прекратить всё происходящее, но он этого осознанно не делает. Не хочет. Вместо этого он лишь смотрит на то, как всё меньше становится расстояние между ними, когда адвокат неторопливо склоняется к его лицу, согнув руку в локте. Чон, сам того не ожидая, задерживает дыхание, когда те самые запретные губы обдают его щёку горячим дыханием и на выдохе произносят:

— Теперь я точно знаю, чего ты хочешь, квотербек.

— Я влип?

— Да. Тебе уже не сбежать от этого.

— Мне кажется, я сейчас с ума сойду от того, что со мной происходит. Пожалуйста, останови это.

— Для этого я должен тебя поцеловать, — говорит Пак, едва ли не касаясь его губ своими. — Тебе станет намного легче.

— Чёрт, это напряжение между нами… невыносимо. Ты тоже его чувствуешь? Меня трясёт от него.

— Неужели ты его заметил? — усмехается адвокат, выгнув бровь. — Не прошло и Рождества, да?

— Поцелуй меня, — просит Чонгук, глядя на него.

«Поцелуй меня». Наверное, в эту секунду где-то на другом краю света произошёл тайфун, потому что эта фраза подобна взмаху крыла колибри для Чимина. Эти два грёбаных слова, сказанные низким нетерпеливым шёпотом, оказывается, способны разрушить целый мир для него. В глубине его души в тот же момент начинают взрываться победные фейерверки, потому что он понимает, что сказанное квотербеком на пьяную голову — его истинное желание.

Он так долго ждал этой важной фразы, столько лет мечтал об этом, что сейчас просто не мог сдержать ликующей улыбки и поверить в это. Твою мать, как же приятно наконец-то убедиться в своей правоте на его счёт. Чонгук в самом деле влип окончательно и бесповоротно. Так глубоко и безнадёжно, что у него не было ни единой возможности найти выход из этого. Его чувства стремительно завоёвывали свою территорию в его сердце, но пока он всё ещё оказывал некое сопротивление. Лишь крепкий градус позволил ему сейчас произнести это вслух, и это не совсем то, о чём так грезил Пак днями и ночами. Именно поэтому с большим трудом он всё-таки отступает, упуская из своих рук возможно единственный шанс осуществить свою мечту.

Да, это на самом деле его самая заветная мечта, но он не хочет пользоваться этим состоянием парня. Когда тот протрезвеет, то может возненавидит себя за то, что сказал и сделал, а вместе с этим и его за то, что не остановил. Иногда стоит наступить на свои собственные желания. Неправильно таким образом добиваться желаемого. Чонгук признал свои чувства, его пьяные глаза совсем не лгали, а это то, что так было нужно знать Паку. На данный момент ему этого вполне достаточно. Осталось лишь услышать это при других обстоятельствах, и в его силах этого добиться. И когда это случится, он точно не остановится.

— Я прошу тебя, — повторяет он, чуть вздрогнув от мурашек, пробегающих по его торсу от лёгких прикосновений. — Не уверен... что решусь снова когда-нибудь, поэтому сделай это сейчас. Я хочу знать, что буду при этом чувствовать.

— Не сегодня, — ласково говорит Чимин и аккуратно отстраняется, но Чон резко удерживает его за рубашку, хватая её на груди.

— Ты этого не хочешь? — спрашивает квотербек с досадой.

— Ты даже не представляешь, как сильно я этого хочу. Я мечтаю о тебе с тех пор, как мне было семнадцать.

— Тогда почему ты мне отказываешь?

— Потому что слишком дорожу тобой.

— Что это значит? — недоумённо спрашивает он.

— Эта минутная слабость может мне стоить слишком многого. Когда встанет солнце, твой разум прояснится, и ты можешь возненавидеть себя за всё, что сейчас происходит. И когда это случится, то ты замкнёшься от меня навсегда, потому что по-прежнему не принимаешь своих чувств.

— Теперь я чувствую себя так глупо.

— Глупо было бы это сделать. Мне нужно, чтобы твои глаза были ясными, когда после поцелуя со мной ты посмотришь на меня и осознаешь, что потерял целых одиннадцать лет, которые мы могли бы провести вместе, — шепчет Пак, мягко проводя большим пальцем по его губам. — Не хочу чтобы ты жалел о том, что сделал это пьяным. Не хочу быть твоей ошибкой.

Адвокат садится рядом с ним на кровати и на несколько секунд прикрывает веки, чтобы собраться с мыслями. Это довольно сложно сделать, учитывая, какие бурные эмоции сейчас кипят внутри него, но это правильный поступок. Так будет лучше для них обоих. Он знает Чонгука слишком хорошо, возможно, не нынешнего, но прошлого. На утро он будет стыдиться даже того, что уже было, если вообще хоть что-то вспомнит. Может быть, он сам пожалеет о том, что упустил момент, но если они договорились о честности, то она должна быть в каждом аспекте их новых отношений. А добиваться его прекрасных губ подобным образом, когда он не отдаёт полностью отчёт своим действиям — это грязная игра. <span class="footnote" id="fn_28837040_8"></span>

— Это я настоящая ошибка, — тихо говорит Чон, глядя в потолок немигающим взглядом. — Сплошное недоразумение, а не человек.

— Не говори так, — шепчет Пак.

— К сожалению, я прав. Помнишь, каким я был в школе? Успешный, красивый, умный, улыбчивый, перспективный, душа компании, одновременно хороший мальчик дома и бунтарь вне его стен. Во мне был драйв, потому что я хоть что-то контролировал. Где же этот парень? Это у него всё получалось, это именно он был гордостью, это он был рука об руку с удачей. А что сейчас? За что бы я не взялся, везде лажаю.

— Чонгук…

— Я жалок. Не смог оправдать надежд своей семьи. Моя мать меня откровенно ненавидит. Мой отец мёртв из-за меня. Его фирма практически уничтожена из-за меня. Наша репутация с трудом существует, тоже из-за меня. Все бывшие коллеги обходят нас стороной, и практически никто не хочет с нами сотрудничать. Я, как придурок, бьюсь об стену, но наши счета временами вновь стремительно обнуляются. Мы балансируем над пропастью, и если я... не сделаю хоть что-то, всё будет кончено. Я не могу это исправить один, у меня не выходит. Я потерял друзей, будущее, собственную жизнь и самого себя. Всё дерьмо — моя вина. Иногда я должен был просто заткнуть свой поганый рот и терпеть, как всегда это делал, — говорит парень и как будто задыхается, рвано хватая ртом воздух. — С чего я решил, что на что-то способен? Я лишь... могу всё разрушать. Если ты не хочешь, чтобы я сломал тебе жизнь снова... прогони меня, пожалуйста. Прямо сейчас.

— Ты не способен жить без меня, — говорит Пак, глядя в пол.

— Но ты способен, — шепчет квотербек, и его голос заметно надламывается.

Чимин медленно поворачивается и смотрит на то, как он стремительно разрушается вновь. Его всего заметно трясёт, грудь быстро опускается и поднимается в тяжёлом дыхании, на лбу появляется испарина, а в его глазах блестят слёзы, но он с ними настойчиво борется и лишь крепко зажмуривается. Такое ощущение, что он не понимает, как справиться с этим состоянием, ему очень страшно. Адвокат имел дело с таким, когда его старый друг испытывал приступы панических атак, это похоже на их начало. Он уже знает, как стоит действовать в такой ситуации, поэтому он аккуратно берёт его дрожащую руку и мягко сжимает, первое и самое главное правило — нужно наладить телесный контакт. В этот непростой момент квотербеку нельзя чувствовать себя одиноким.

Чонгук поднимает на него такой загнанный и несчастный взгляд, что Паку становится не по себе. Он так чудовищно разрушен, и если сейчас не протянуть ему руку и не сказать ему, что всё будет хорошо, то он рано или поздно сделает шаг в эту тёмную пропасть, из которой уже никогда не сможет выбраться. Чон с большим усилием, но буквально склеивает себя по кускам ежедневно, пытаясь хоть что-то исправить, и при всём этом он уничтожает себя дичайшим чувством вины за то, в чём не виноват. Это очень страшно. Но помимо этих проблем у него есть ещё и множество других, например, страх принять себя, свои эмоции и влечение. Слишком много это для одного человека, именно по этой простой причине Чимин не позволяет ему сражаться с кучей этих демонов в одиночку.

— Ш-ш-ш, — ласково шепчет он гладя его по голове. — Ты не один. Я с тобой.

— Я... опять задыхаюсь, — с трудом произносит парень и пытается делать вдохи. — Прости.

Пак вспоминает второе правило — переключить внимание. В момент такого состояния нужно постараться переключить внимание на любые мелочи: пуговицы, цветочки на обоях, хрусталики на люстре, окна или что угодно. Самое главное отвлечь его сейчас от нарастающей паники. Нужно постараться подавить это без посторонней помощи и медикаментов, он должен быть достаточно сильным для этого. Адвокат опускается рядом с ним на бок, опираясь на локоть и раскрывает свою ладонь держа её вертикально.

— Сделай паузу, — тихо говорит он и задерживает дыхание. — Тебе нужно сделать длинный вдох носом и протяжный выдох ртом, помнишь? Не позволяй этому одолеть себя. Посчитай мои пальцы.

— Не уходи, пожалуйста.

— Дыши, всё в порядке. Я здесь. Давай, не торопясь, не пропусти ни одного.

— Один и два, — говорит Чон, мягко перебирая его фаланги.

— Молодец. У тебя хорошо получается. Если ещё посмотришь на меня, будет просто замечательно. Сколько там, три? Пять?

— Три.

— Вот так, уже лучше, да?

— Мне так страшно, — дрожащим голосом говорит Чонгук, продолжая рассматривать потолок и на ощупь трогать его руку. — Четыре.

— Посмотри на меня. Ты не один, я с тобой, слышишь? — ласково спрашивает Пак, и парень резко хватает его большой палец.

— Пять, — тихо говорит он и глубоко вздыхает, закрыв глаза.

— Ты не причина всех проблем на этом свете, понимаешь? — спрашивает Чимин и сжимает его ладонь. — Я знаю, кто тебе всё это так долго внушал. Знаю, кто разрушил тебя. Но больше она этого не получит, ты стал намного сильнее. У тебя есть желание бороться, а значит, ей тебя не победить.

— Я уже пытался бороться и лишь сделал хуже.

— Тогда ты был один, Чонгук-и.

Парень открывает веки и с такой огромной надеждой смотрит в его глаза, что в этот момент Пак готов подарить ему весь мир, лишь бы он стал немного счастливее. Он, кажется, настолько сильно нуждался в этих простых словах, что они действуют на него как самое лучшее успокоительное. Чонгук делает несколько рваных вздохов, заметно затихает и перестаёт так сильно дрожать, а его рука теплеет. Он несколько минут дышит через нос, а выдыхает через рот, пытаясь выровнять прийти в себя, а после ему становится намного лучше. Кажется, эту атаку получается подавить.

— Спасибо, — шепчет квотербек и устало закрывает глаза.

— Часто это с тобой происходит? — встревоженно спрашивает Пак, поглаживая его пальцы.

— Всё чаще… если мать появляется в моей жизни.

— Господи, что же она с тобой творит?

— Убивает.

— Она просто чокнутая. Прости, но я её ненавижу.

— Иногда... — шепчет он, приоткрыв один глаз и забавно изогнув бровь, — страшно и стыдно говорить это, но я мечтаю, чтобы она исчезла навсегда. Я жалею, что умер отец, а не она. Я ужасный, да?

— Да, но я тоже ужасный, раз понимаю тебя в этом, — говорит Чимин и хмыкает.

— Я бывает... думаю об этом, но потом... — шепчет Чонгук и замолкает, тяжело вздохнув.

— Что?

— Вспоминаю, что это действительно может случиться слишком внезапно, и становится ещё страшнее. Нужно бояться своих самых больших желаний, особенно таких страшных.

— Ты её любишь, несмотря ни на что, — говорит Пак, не сводя с него ласкового взгляда. — Ты невероятный.

— Я слишком добр к ней.

— А она совсем не заслуживает твоей доброты.

Квотербек ничего не отвечает на это, а несколько секунд молчит и наслаждается покоем и владением собой. Благодаря поддержке Чимина у него получается впервые за эти годы справиться с этим приступом удушья. И снова всё дело в нём, когда его талисман рядом, то неизменно всё налаживается.

— Мне так хорошо рядом с тобой, — едва слышно говорит Чонгук сонным голосом и вновь закрывает тяжёлые веки. — Ты... даришь мне ощущение контроля над моей жизнью. Мне так нравится.

— Выходит, я вдохновляю тебя на борьбу? — спрашивает адвокат и мягко улыбается.

Он задумчиво смотрит на то, как парень проваливается в сон и тяжело вздыхает, чувствуя, как слабеет хватка пальцев вокруг его руки. Чимин осторожно вынимает её из плена и нежно поглаживает его скулу костяшками, с трудом выдерживая ту щемящую боль, которую вызывает в нём сострадание к этому человеку. Так больно за него. Ему даже страшно представить, сколько нужно иметь в себе внутренней силы, чтобы так долго терпеть всё это дерьмо. Он действительно очень восхищён им. Нужно иметь много воли, чтобы противостоять своим заклятым врагам или яростным недоброжелателям, но ещё сложнее бороться с собственной матерью, которая хочет полностью управлять всем вокруг. Наверное, она каждый раз не упускает возможности напомнить ему обо всех его неудачах, или о том, что в могилу отца свёл именно он, хотя это не так. Но это в её духе, она такая бессердечная тварь. Ему чудовищно тяжело воспринимать равнодушно эту историю, ведь он сам отец и ему даже представить страшно, что когда-то его отношения с Мэй могут быть вот такими аморальными и ненормальными. Это же просто кошмар, когда ребёнок терпит родителей сквозь боль, потому что любит их в глубине души и слишком слаб из-за этой любви. Но теперь он ни за что не позволит этой женщине ломать Чонгука дальше, с него уже хватит. Если это допустить, то она может просто уничтожить его окончательно.

— Может, я и способен был жить без тебя, но это вовсе не значит, что я был счастливым человеком, — тихо говорит Чимин, убирая несколько кудрявых прядей с лица спящего парня. — Я помогу тебе обрести свободу, даже если ты в итоге вновь разобьёшь мне сердце. Я согласен на это, потому что по-прежнему тебя люблю.