~8~ (2/2)
— Дай мне хотя бы одну обоснованную причину того, почему это невозможно выполнить.
— Таковы правила школы. У нас нет женской команды по бейсболу, всё просто. Она одна хочет играть, а мы не можем из-за неё менять всё. Это затраты, смена расписания, доплаты за часы, ответственность, тренировки и соревнования...
— Вы должны развивать национальное самосознание, прививать уважение, противостоять ксенофобии и прочее. Но о каком уважении может идти речь, если сам преподаватель не уважает собственных учеников? К чёрту ваши правила, это же открытое пренебрежение интересами детей. Школьная политика призвана содействовать в подготовке подрастающих поколений к реалиям культурного многообразия, не так ли? И, кстати говоря, в уставе вашего учебного заведения в пункте 6.4 было сказано, что вы предоставляете все необходимые условия для умственного, физического и творческого развития, ну и что же? Вы лишаете моего ребёнка стремлений, обламывая всё на корню.
— Это делаю не я, — отрезает Джонсон.
— Ты один из тех, кто это делает, — протестует Чимин, тыча в него пальцем. — Нет, ты ещё намного хуже, потому что, ко всему прочему, подрываешь её уверенность в себе и принижаешь за то, какая она появилась на этот свет. Ты ведь тренер, так решай этот вопрос. Это же в твоих, мать твою, интересах.
— Но это не в моей компетенции. Условия и возможности предоставляет директор под руководством наших спонсоров. Что им интересно, то мы и имеем.
— Какие же вы все… — фыркает адвокат с пренебрежением и слегка качает головой, — продажные твари. Всё так легко решается деньгами. Я не отступлю, пока не добьюсь своего. Кто имеет право повлиять на это? Если ты ни черта не можешь сделать, тогда скажи, кто может.
— Директор. Он должен знать об этом. Я не решаю подобное. В любом случае, ей стоит поучиться, чтобы быть в команде, если такая когда-то вообще будет существовать, — с нескрываемой усмешкой говорит тренер.
— Она играет лучше, чем большинство твоих расхваленных парней. Если бы ты хоть раз позволил ей пройти отбор, то знал бы это, урод, — отвечает парень, проходя мимо него, и сильно толкает мужчину плечом.
Джонсон отшатывается в сторону и тихо бубнит ругательства ему вслед. Заметно, что его бесит вся эта ситуация, но повлиять он на неё не способен. Слишком грубо ответить родителю он не может не только из-за своего положения, но и потому что его удел — унижать детей. Кусок дерьма. Чимин резко разворачивается на каблуках и нагло ухмыляется, выгнув бровь.
— Впредь, не советую конфликтовать с тем, кто платит тебе ежемесячно заработную плату. Не забывай о том, что это частная школа, и я могу уничтожить её репутацию в два счёта. Если я буду очень зол, то оставлю от неё только пепел, и ты окажешься на улице с очень плохой рекомендацией в лучшем случае, а в худшем — ты больше никогда не будешь работать по специальности. Я добьюсь этого. Ты знаешь, кем я работаю? Отстаивать интересы — мой профиль, так что лучше заткнись и прими достойно то, что заслужил за оскорбление маленькой девочки.
— Мистер Пак! — раздаётся мужской голос эхом на весь спортивный зал, и парень оборачивается. <span class="footnote" id="fn_28332143_9"></span>
Он видит, как в помещение забегает директор школы в сопровождении какой-то девушки, вероятно, его помощницы. Мужчина средних лет, с довольно упитанной фигурой, в строгом костюмчике и с отвратительным полосатым галстуком на шее, быстро приближается к ним, вытирая пот со лба накрахмаленным платком. Вид у него такой испуганный, будто здесь произошло чёрт знает что, видимо, ему всё же настучали об этом конфликте. Для него такие вещи в стенах его учебного заведения сродни апокалипсису, ведь от этого зависит репутация школы в целом.
— Мистер Пак, что здесь произошло? Мне сказали здесь чуть ли не драка, — говорит встревоженно он и тяжело дышит.
— Драка? — искренне удивляется Чимин, пожимая плечами. — Глупости, мы лишь разговаривали с тренером. Я здесь пытаюсь выяснить, по каким причинам моя дочь ограничена в возможностях заниматься своим любимым хобби? Может, хоть кто-то объяснит мне это?
— Мы работали над этим вопросом, и понимаете…
— Нет, я не понимаю! — рявкает Пак, подходя к нему ближе. — Что вы здесь творите?! Где ваша безупречная школа из первой пятёрки, если в этих стенах сплошь несправедливое отношение и неуважение?! Что, я недостаточно плачу вам?! Мало вкладываюсь?! Так вы скажите, сколько ещё я должен дать вам, чтобы мою дочь ценили так же, как и других детей?!
— Мистер Пак, давайте успокоимся и пройдём ко мне в кабинет. Мы обсудим с вами вопрос секции по бейсболу…
— У вас олимпийский резерв?! Подготовка запаса MLB?! Что вы возомнили о себе?! Кто имеет право говорить моему ребёнку, что она недостойна чего-то?!
— Послушайте, у меня…
— Что у вас?! Нет мозгов, чтобы справляться со своими профессиональными обязанностями?! Не вы ли должны защищать интересы и личность каждого ученика?! Судя по тому, что я вижу, всё, что вас волнует — деньги. Так если вопрос решается только таким образом, то давайте. Скажите, сколько стоит ваше хорошее отношение?!
— Мистер Пак, что же вы такое говорите? Бог мой, нет. Конечно, дело не в деньгах, — тараторит Мёрфи, глядя на детей вокруг. — Давайте мы обсудим это наедине.
— Ни вы, — говорит Чимин, указывая на него пальцем, и переводит его на тренера, — ни он, ни кто-либо ещё не имеет никакого права лишать мою дочь мечты! Я не позволю этому происходить. Она учится здесь четыре месяца, и за это время вы не смогли найти никакую альтернативу, беспокоясь лишь о тех детях, о которых вам выгодно заботиться. Я пришёл сюда, чтобы пойти на компромисс мирным путем, но узнаю от Мэй, что с ней обращаются словно с куском дерьма.
— Мистер Пак, здесь дети!
— Вы думаете, я не пойду один против вас всех?! Вы меня слишком плохо знаете! Всё, что меня волнует — моя дочь и её благополучие, а никак не моя репутация и хорошие отношения с вами! Я согласен выглядеть в глазах других чокнутым родителем, но если при этом моя девочка будет иметь всё, что хочет для своего прекрасного будущего или реализации своего увлечения!
— Да послушайте меня!
— Что?!
— Ваша дочь может заниматься бейсболом, — говорит Мёрфи на выдохе.
— Может? — удивленно спрашивает парень и хмурится.
— Что значит может? Мне не давали таких распоряжений, — говорит растерянно Джонсон.
— Они поступили только сегодня утром, — отвечает мужчина и переводит взгляд на Пака. — С завтрашнего дня мы начинаем работу с бейсбольной секцией для девочек. Ваша дочь может пройти отбор в неё и стать членом команды.
— Что? Как? А кто будет работать с ними? У меня и так слишком много…
— Мистер Джонсон, вам не нужно ни о чём беспокоиться, мы наняли другого тренера.
— Серьёзно? И всё это ради Мэй? Мне сказали только она хочет играть в бейсбол, как-то всё странно складывается.
— Я думаю, что всё же желающие появятся, как только мы запустим объявление о наборе в команду.
— И всё так легко решалось? Стоило лишь наорать на всех вас?
— Это решение принял наш спонсор. Сказал, что бейсбол достойная игра и классика для всех американцев, нужно чтить традиции и прививать у детей особенную любовь к нему с детства. Можно сказать, что вам и всем нам повезло.
— Классика для американцев? Прививать любовь? — недоуменно шепчет Пак и хмурится, вспоминая эти слова. — Стоп, кто он?
— Что? — удивляется директор.
— Кто этот чёртов спонсор?
— Я не могу...
— Кто? — настаивает адвокат, сверля его грозным взглядом.
— Он просил не...
— Имя, мистер Мёрфи.
Мужчина несколько раз моргает, а затем вытирает пот со лба платком и поправляет галстук, будто ему душно под этим напором.
— Мистер Чон, — отвечает он, коротко вздыхая.
— Не говорите, что Чонгук, — нервно усмехается Пак, качнув головой.
— Да, всё верно. Только не рассказывайте ему, что я разболтал. Он просил о конфидециальности, это может повлиять на...
— Какого…
— Мистер Пак! — восклицает директор. — Прошу, здесь же дети!
— Поверить не могу, что он это сделал.
— Вы его хорошо знаете?
— Ещё как, — отвечает Чимин и идёт к выходу, доставая телефон из кармана. — Всего доброго, мистер Мёрфи. Приятно с вами сотрудничать, но вы бы получше подходили к вопросу подбора своего персонала. <span class="footnote" id="fn_28332143_10"></span>
Пак быстро выходит прочь из спортивного зала, грубо толкая дверь, и практически вылетает из здания школы на всех парах. Эта простая информация стала тем самым фактором, который заставил его эго нажать на красную кнопку, чтобы активировать всю накопившуюся за эти годы злость в каждой клетке тела. Он пылал от этого чувства, рассыпаясь на крупицы пеплом, но сам не понимал почему именно. Все последние события, наверное, в совокупности дали такой результат: слезы Мэй, выходка её тренера, его тупые оправдания и в конечном итоге — Чонгук.
В эту секунду больше всего злился он как раз из-за того, что парень позволил себе вмешаться в жизнь его дочери так нагло и бесцеремонно. Да кто он такой, чтобы такое делать? Эта ситуация просто выбила почву из-под ног, поэтому он быстрым шагом шёл по лужайке и задыхался от гнева. И проблема была в том, что этот маленький взрыв происходил далеко не потому, что Чон это всё сделал, а из-за собственных тупых чувств. Именно по той причине, что он не давал им выход из себя долгое время, они выплескивались сейчас подобным образом и в самой неожиданной форме. Маленькой зацепки хватило, чтобы сорвать кольцо на этой гранате. Он не мог это контролировать, потому что эти эмоции слишком остро резонировали на фоне произошедших событий за эти дни.
Адвокат понимает, что эта выходка — очередная жалкая попытка найти подход к нему. И, чёрт бы его побрал, но это самый верный способ из всех возможных. Мэй будет невероятно рада, когда узнает, что её мечта наконец-то исполнится. А счастливая улыбка дочери автоматически станет ключом к холодному сердцу её отца. Чонгук этого не заслужил, он сделал ему слишком больно, чтобы быть так легко прощённым. Пака почему-то дико бесило, что ко всему этому положительному исходу событий с бейсболом приложил руку именно его бывший лучший друг. Парень влез туда, куда не стоило, это же запрещённый приём. Это должен был решить он сам, ведь это его маленькая девочка. Тогда какого чёрта он себе позволяет? Чимин привык, что ему никто в этом не помогал кроме родителей, большая часть всех забот всегда лежала на его плечах, поэтому был в таком непонятном состоянии.
На самом деле, конечно, он знает, что должен быть ему просто благодарен. Эти месяцы после переезда он бился за права своей малышки, не желая упускать шанс обучения в таком заведении. Для Мэй это большие перспективы, учитывая, что в её планах поступление в университет искусств в Нью-Йорке. Но были у этого места свои минусы, как сказал Джонсон, всё в этой школе решают спонсоры. А это значило одно — сколько бы Пак не бился, в итоге бы лишь зря терял время, деньги и собственные нервы. Ему не хотелось забирать отсюда дочь, но он уже был готов пойти и на это, если бы они не пошли ему на уступки. Все его разборки с руководством могли бы плохо сказаться на отношении к ней в первую очередь, слишком всё это тонко и сложно. Он понимал, что из-за этого у неё могут быть и проблемы с другими детьми, поэтому решал всё по-тихому до сегодняшнего дня. Только всё, оказывается, было бесполезно, а Чонгук умудрился это решить одним стратегическим ходом, умён, засранец. И именно то, что у него так легко получилось исправить то, что не мог он сам, невозможно злило адвоката. И без того обостренные эмоции вспыхнули, словно спичка, брошенная в пороховую бочку.
Эта злость была, возможно, неоправданной, но парень не был способен её держать под контролем. С того самого вечера, как он столкнулся в ресторане с квотербеком, всё внутри него бурлило и реагировало слишком остро на любое происходящее событие. Он был, как оголённый нерв, в постоянном напряжении и защищался от любых воздействий извне. Он бил каждого, кто хоть как-то пытался к нему прикоснуться, и несмотря на то, что потом сожалел об этом, отпустить всё было ему не по силам. Чимин не понимал, как ему вновь запихнуть все эти чувства поглубже и реагировать спокойно на то, что творилось вокруг, а выходки Чона совершенно не помогали в этой ситуации.
Парень видит, что Мэй уже ждёт его у машины, болтая со своим приятелем из класса. Он решает, что прежде, чем обрадовать её, должен выплеснуть свой негатив, иначе испортит настроение ей, сказав что-то не то. Он останавливается у стадиона и быстро открывает заброшенный давным-давно чат. Пак решительно нажимает на иконку с фотографией квотербека и убирает его имя из чёрного списка. На пылающих эмоциях он даже не понимает, каким образом набирает его номер и нервно пыхтит, слушая долгие гудки.
Один, два, три. Это начинает бесить ещё сильнее, когда он так тянет с ответом. Четыре, пять, шесть. Разве он не должен спать с мобильным в руке? Он же так сильно ждёт их примирения и просто общения с ним. Семь, и после они наконец-то прерываются, а сердце Пака ускоряется в сотни тысяч раз за это мгновение, когда он слышит дыхание на другом конце провода. Даже от этого ему хочется заскулить, как раненому животному. Каждый орган и каждая клетка ощущают какой-то бешеный импульс тока, а под кожей проносится магическое электричество, когда он слышит его голос спустя несколько дней после их встречи. Слегка хриплый, но мягкий и такой растерянный. Боже, ноги подкашиваются в ту же минуту, а всё функционирование в организме прекращается, когда этот голос произносит его имя.
— Чимин? Вот это да.
Его тон такой удивлённый и одновременно очень радостный, практически слышна в нём эта неконтролируемая улыбка и вспыхнувшая надежда. Очевидно, что он совершенно не ждал этого звонка, но понимал, по каким причинам это, скорее всего, произошло. Он начинает неловко мяться и прощупывать реакцию Пака на всё это.
— Не ожидал, что ты… вообще-то я рад, просто это… ладно. Как ты?
— Да что ты? — усмехается с недовольством адвокат. — Не ожидал? Какого хрена ты себе вообще позволяешь?
— Я себе позволяю? Что случилось?
— Ты прекрасно знаешь, что случилось. Не делай вид, что ты не причём, Чон.
— Ты о…
— Да, твою мать. Я о школе и о том, что ты выкинул.
— Мёрфи, — вздыхает разочарованно парень. — Я же просил, вот идиот. Слушай, не заводись, пожалуйста. Я просто…
— Что это вообще значит?! Что ты себе позволяешь?! Ты вмешиваешься туда, куда не должен!
— Послушай, я лишь хотел как лучше. У меня была возможность это сделать, что же в этом плохого? — оправдывается Чон.
— Ты же просто используешь мою дочь для того, чтобы подобраться ко мне! — возмущается он.
— Нет! Я не… чёрт, я просто хотел помочь. Я видел, как ей нравится играть, как она горит этим занятием и я правда хотел, чтобы она занималась тем, что любит, раз мы не можем. Это несправедливо, когда кто-то мешает это делать, а особенно — если причина этого в людях вокруг. Мы оба знаем, как сильно это может ломать изнутри, а она ещё совсем ребёнок. Я сделал это не ради тебя, а ради Мэй и её стремлений.
Чимин тяжело вздыхает с раздражением и переводит тоскливый взгляд на ребят, играющих на поле в американский футбол. Он хорошо понимает, что сейчас хочет сказать Чонгук, и поэтому злость немного утихает. Она гаснет так же быстро, как и раскалилась. Осознание того, что за мысль квотербек хотел сказать, заставляет всё сжаться внутри от невысказанной боли. Они оба лишились любимого дела, один из-за собственных родителей, а другой из-за неприятных обстоятельств. Это так несправедливо и больно. Пак хотел, чтобы подобное никогда не пришлось пережить его дочери. Когда они играли все вместе в бейсбол, то его малышка действительно была безумно счастлива, и нужно быть слепым, чтобы не заметить того, насколько для неё это важно. Да, она никогда не станет заниматься этим профессионально и через несколько лет это хобби, скорее всего, исчезнет из её жизни, когда она сосредоточится на танцах для поступления, но никто не вправе её ограничивать в чём-то в период взросления и юности, это же самое прекрасное время. И сейчас, когда он здраво смотрит на эту ситуацию с холодным разумом, то понимает, что должен быть благодарен Чону за этот сильный и смелый шаг. Он ведь сделал Мэй счастливее.
Чёрт, трудно признать своё поражение, но так оно и есть. В этот раз Чонгук, очевидно, победил. Он смог это сделать ради неё, имея все возможности для этого. И он всё же рискнул, зная, что это может вызвать злость его бывшего лучшего друга, доверие которого так хочет вернуть. Он узнал все детали, напрягся и теперь вынужден спонсировать школу ради того, чтобы чужой ему ребёнок имел возможность стать частью бейсбольной команды. Боже, это слишком сильно ранит влюблённое по уши сердце Пака.
— Не сердись, пожалуйста, — тихо говорит Чонгук спустя пару минут тишины. — Я хотел как лучше. На самом деле ты не должен был узнать, что это я всё затеял, но директор чёртов болтун. Прошу, не отказывайся от этого. Ты в первую очередь осознанно лишишь Мэй того, чего она очень хочет. Разве ты можешь так поступать с ней? Не будь моими родителями.
— Нечестно манипулировать интересами моей дочери против меня, — говорит Пак, садясь на лавочку у стадиона, и глубоко вздыхает. — Ненавижу тебя.
— Я знаю, — отвечает он с улыбкой в голосе. — Но всё это её обрадует, ведь так? Тогда позволь ей стать счастливее из-за этой мелочи.
Чимин снова вздыхает, прикрывая глаза и тем самым давая ответ на этот вопрос. Как будто у него вообще есть выбор, он ведь ни за что не простит себе, если это сделает. Он не сможет спокойно принять тот факт, что у него была реальная возможность сделать для дочери что-то, но из-за своей обиды на Чона он от этого отказался. Пошло оно всё к чёрту, ради неё он легко наступит на свою гордость. <span class="footnote" id="fn_28332143_11"></span>
— Скажи честно, ты таким образом хочешь получить что-то от меня? — спрашивает Пак.
— Нет, — говорит Чонгук.
— Не лги мне, квотербек.
— Путь к твоему сердцу лежит через неё. Возможно, я надеялся…
— Я так и знал! — эмоционирует адвокат, взмахивая рукой.
— Мне не нужно от тебя многое, Чимин.
— Ты затеял это специально!
— Давай просто встретимся.
— Для чего? Чего ты хочешь от меня?
— Нам есть о чём поговорить, не так ли?
— Нет, — фыркает Пак.
— Не лги мне, лузер.
— Я ненавижу тебя.
— Знаю. Это я и хочу исправить.
— Для чего?
— Мне это нужно.
— Тебе нужно, но с чего ты взял, что я в этом заинтересован?
На другом конце провода раздаётся глубокий вздох и на несколько секунд повисает напряжённое молчание. Он так тщательно подбирает каждое слово, боясь всё испортить, что Чимин даже начинает волноваться почему-то. Любое неверное движение действительно может всё между ними разрушить и каждый разговор может стать последним для них. Боже, возрождать отношения из пепла так трудно.
— Если ты не готов снова общаться со мной, я всё пойму, — наконец-то на выдохе говорит Чон. — Я не могу заставлять тебя, я и так веду себя слишком нагло для того, кто всё испортил. Но если это правда конец, то мы должны тогда поставить окончательную точку. Я чувствую, что между нами всё как-то не так. Всё… запутано.
— А по мне так очень просто, — отвечает Чимин.
— Я хочу объясниться. Ты сам знаешь лучше меня, что даже перед казнью или приговором дают последнее слово приговорённому. Мне не нужна жалость и сочувствие, я нуждаюсь в твоём прощении. Я хочу свободно дышать, зная, что ты не держишь на меня зла. Меня это так сильно жрёт изнутри.
— Это невозможно. Я говорил тебе, что…
— Ад скорее застынет. Да, я помню, но я должен попытаться что-то сделать. Я впервые хочу что-то исправить в своей жизни, потому что очень сильно облажался в наших отношениях. Я не заслуживаю тебя, но прошу, дай мне этот шанс.
— Боюсь, что очередное столкновение с тобой закончится тем, что я тебя убью. Я слишком злюсь на тебя каждый раз, и это бесит ещё больше.
— Хочешь, встретимся в людном месте, чтобы тебя это сдерживало? — предлагает квотербек с явной надеждой в голосе.
— Я вообще не хочу с тобой видеться, если до тебя не доходит, — говорит Пак и с раздражением морщится.
— Пожалуйста, всего один раз. Если после этой встречи ты попросишь меня больше не лезть к тебе, то я это сделаю.
— Серьёзно? — с удивлением спрашивает Чимин.
— Нет, — отвечает Чонгук и мягко улыбается. — Я всё равно буду пытаться, так что у нас два выхода: или ты меня простишь, или возненавидишь ещё больше.
Пак шумно усмехается, проводя рукой по волосам, и мечется на таком значимом для него распутье. Если быть предельно откровенным с самим собой, то он знает, что очень хочет этой встречи. Ему и самому нужно увидеть его снова, ведь, чёрт возьми, он невыносимо скучает по нему несмотря ни на что. И тот факт, что, оказывается, квотербек его ревновал, до сих пор просто не даёт ему покоя. Это льстит и так интригует, ему интересно понять, какие же ещё эмоции парень испытывал к нему всё это время. Почему-то что-то внутри ему подсказывало, что одна из причин странного состояния Чона и его запутанности в себе — отрицание. Очевидно, что он не хочет принимать какие-то вещи внутри себя, боясь быть кем-то непонятым, а возможно даже и самим собой. Это крайне сложно, даже себе в этом признаться непросто. Чимину подобное хорошо знакомо, когда-то он проходил стадию, напоминающую это. Возможно, тогда в прошлом, Чонгук всё-таки чувствовал нечто не совсем дружеское к нему, потому что иначе глупо было бы ревновать и злиться из-за нелепой истории с Хизер. И адвокату хотелось выяснить, прав ли он в своих догадках.
Но с другой стороны ему совсем не хочется увидеться с ним снова, потому что после каждой встречи он чувствует себя хуже обычного. Это невыносимо просто, ведь эмоции разрывают его на части и всё сильнее бурлят под кожей бешеными импульсами. Хуже всего то, что они как хорошие, так и плохие. Всё внутри настолько перемешивается, что он и сам не понимает, чего хочет больше. В какую же сторону ему пойти?
— Я в отчаянии, — тихо говорит Чонгук и глубоко вздыхает, о чём-то задумавшись. — Не понимаю, что творится со мной и как со всем этим разобраться, но больше всего меня сейчас волнует даже не это.
— А что же?
— Ты, — уверенно говорит парень.
— Слишком много ты обо мне думаешь в последнее время.
— Я никогда не прекращал это делать.
— Не очень я верю в это, — отвечает Чимин.
— Да, я понимаю. Но ты сам говорил мне, что я должен наконец-то сделать что-то для себя, так? Я пытаюсь, — объясняется Чон, желая достучаться до него.
— Я не это имел в виду.
— А другого я не хочу.
— Чонгук, я не…
— Пожалуйста, — так нежно просит он, что у адвоката сердце кровью обливается. — Просто скажи любое место и время, где я могу увидеть тебя.
Внутри парня что-то почти дрогнуло от этого мягкого и умоляющего тона. Он хочет выкрикнуть ему да, но какой-то барьер внутри не позволяет этого сделать. Возможно, гордость или большая обида. Слишком много времени было упущено между ними, поэтому он не понимает, что с этим всем теперь делать. Его бросает из одной стороны в другую, хочется наступить на собственное эго, ведь его буквально умоляет человек, которого он любит, но что-то всё равно сдерживает от того, чтобы кинуться в этот омут снова без лишних раздумий. Может быть, прошло слишком мало времени ещё. Он не хочет поддаться порыву этих глупых чувств, а затем вновь оказаться с разбитым сердцем и в одиночестве.
— Школьный стадион в городе Конкорд, одиннадцать лет назад, — наконец-то говорит Пак с тяжёлым сердцем и болезненно зажмуривается. — Там ты можешь найти меня. Я не знаю, чем ещё помочь тебе.
— Чимин…
Адвокат сбрасывает звонок и несколько раз глубоко вдыхает свежий воздух носом, чтобы прогнать излишние эмоции, которые лишь сильнее разрывают его ноющую от тоски душу. Ему кажется, что его сейчас расщепит на атомы, потому что в груди вновь начинает появляться огромная дыра. Было так больно, когда на голову обрушилось осознание того, что они оба потеряли так давно, но в то же время ему невероятно льстило то, насколько же сейчас Чонгук в нём нуждался. Это ощущалось во всём, даже в том, что он никак не отставал от него, хоть и получал постоянно отказ за отказом. Чимин упивался этим чувством некого влияния, потому что не мог ощущать этого долгие годы. Хотя он и раньше никогда не имел над ним власти. <span class="footnote" id="fn_28332143_12"></span>
Парень опускает взгляд на экран своего телефона и хмурится, замечая множество сообщений, которые теперь приходили одно за другим, ведь контакт квотербека был разблокирован. Чёрт, он так не хотел этого делать, зная, что это будет тяжело, но теперь любопытство просто пожирало его. Конечно, ему было интересно узнать, что внутри этих посланий, поэтому он, тяжело вздохнув, листает в самое начало и начинает читать всё, что Чон ему писал.
Он хорошо помнит, как всё начало разрушаться на его глазах. Их общение закончилось как-то постепенно и плавно, а не так, как пластырь отрывают от раны. Из года в год оно просто становилось холоднее и сдержаннее, Чонгук мог отвечать по несколько дней на его сообщения или даже вовсе игнорировать их. Сначала в ответах следовали дежурные фразы, поздравления и банальные вопросы по типу «как жизнь?», это длилось долго, как будто они оба до конца не хотели осознавать, что всё уже закончилось. Но со временем и это даже сошло на нет. Последнее сообщение, которое сам Пак отправил ему, было до банальности тупое: «С Рождеством». Глупо, наверное, поздравлять с этим важным праздником человека, который на тот момент уже перестал быть частью его семьи, и когда квотербек не ответил даже на это, то Чимин для себя решил, что на этом всё кончено навсегда. Однажды они попрощались до Рождества и в Рождество он символично вычеркнул его из своей жизни. Он пытался жить дальше, полностью сосредоточившись на дочери и работе, но вот он снова сидит и листает весточки из своего прошлого от того, кто разбивал его сердце бесчисленное количество раз просто своим существованием.
Большая часть сообщений сначала была довольно обычных с извинениями, что он пропал и что не объяснял ничего. Они проскальзывали раз в неделю или около того, но потом их характер стал аккуратно и мягко меняться, а частота отправлений стала намного больше. Он делал это почти ежедневно. А в словах так очевидно читалась тоска, и чем дольше было молчание Пака, тем отчаяннее становились слова Чона в этих печатных буквах. Через несколько месяцев односторонних посланий стало заметно, что он уже потерял веру в то, что когда-то всё это будет доставлено получателю, поэтому эмоционировал, психовал, злился и ругался. Было видно, как со временем он одновременно понимал этот заслуженный игнор и так сильно ненавидел его. Почти каждый раз он начинал письмо со слов извинений, чувство вины было таким удручающим, что даже через эти тексты Чимин ощущал его на себе. И, перелистнув ещё несколько смс, он вдруг понимает, что между ними и следующими прошёл большой промежуток времени. Может, ему надоело писать в тишину, а, возможно, была ещё какая-то причина на это.
Характер последующих слов заставляет Пака нервно сглотнуть, потому что они слишком сильно напоминают ему то, что он так мечтал услышать от него когда-нибудь вживую, но так и не смог. Вероятно, Чонгук не писал их в том ключе, в котором хотел бы он сам, но всё же это было волнительно для его сердца, и оно само собой пропускает удар. Со стороны адвокату это напоминало сообщения парня, который пытается признаться в любви, но не понимает, как это сделать. Слишком много какой-то интимности во всём этом. Иногда некоторые слова имеют намного более важное значение, и практически между строк читалось намного больше, чем в полном тексте.
«Прошло так много времени, а я до сих пор не могу поверить в то, что у тебя давно семья. Я даже влюбиться не способен, а ты уже с семьёй»
«Хизер Смит? Она же такая идиотка, Пак»
«Боже, прости. Я не должен был этого говорить. Почему здесь нельзя удалить отправленные сообщения? Чёрт, мне так стыдно. Может, это обидит тебя, поэтому прости. Но я лишь думаю, что ты заслуживаешь другого. Она же самовлюбленная дура. Поверхностная и бесполезная, с ней ведь и поговорить не о чем. Я понимаю, что уже поздно что-то говорить на этот счёт, раз у вас ребёнок, но... блин, Хиз? Серьёзно? Что же ты нашёл в ней такого, чего нет в других? Почему она?»
«Нет, я правда не могу понять, как она смогла заполучить твоё сердце? Она, конечно, симпатичная, но разве этого достаточно? Мне казалось, ты намного глубже»
«Прости. Прости за то, что я писал ранее. Мне не стоило этого делать, просто я всё никак не могу осознать, что ты с Хизер и что у вас растёт дочь. Мне казалось, что тебе нужен другой человек рядом. Но если ты сделал такой выбор, то я должен его уважать. Просто я надеюсь, что ты с ней действительно будешь счастлив»
«Я так невыносимо по тебе скучаю. Знаю, что не должен. Знаю, что упущено слишком много лет. Знаю, что всё равно ничего уже не изменить, но я просто не понимаю, куда мне девать эти ненормальные эмоции. Я лишился всех друзей, сломал свою жизнь, но при всём этом я думаю о том, как сильно мне не хватает тебя. Каждый день я вспоминаю о тебе и каждый чёртов день ненавижу себя за то, что отпустил тебя тогда. Мне жаль, что я не могу сказать тебе всё это лично. Возможно, когда-то ты меня простишь»
— Охренеть, Чон. Да ты как будто влюблён в меня по уши, — шепчет Пак и задумчиво хмурится.
Выходит, он действительно до последнего думал, что у него со Смит всё по-серьезному. В этом он не врал, и до встречи с Тэ он в самом деле не знал, что всё совсем не так. Хотя это не удивительно, раз Чонгук ни с кем не общался из старых друзей, то откуда бы ему знать правду. После того разговора по видео он сам сделал свои выводы и поверил в них. Вот это да, он психовал из-за этого. Значит, тот факт, что у Чимина кто-то был, его задевал, но с чего бы это?
Адвокат усмехается, понимая, что это может значить, что квотербек его действительно ревновал, но не в качестве друга. Его догадка подтвердилась. Он до последнего злился из-за этого, а это о чём-то да говорило. С ума сойти, неужели чувство собственности было таким сильным, что почти десять лет он хранил в себе эту злость на него из-за этого «выбора»? При этом думая всё время, что парень играет в счастливую семью?
«Сейчас мне так паршиво, ты бы только знал. Я записал тебе около десяти голосовых сообщений, но все так и не решился отправить, потому что не хочу, чтобы ты это слушал. Это слишком ужасно и жалко звучит, не хотелось тебя угнетать своим нытьём»
«Я знаю, что не должен тебе так часто писать. В этом нет никакого смысла, ведь ты этого не увидишь, но я не могу запретить себе. Мне хочется думать, что ты просто не видишь эти смс, потому что занят. Глупо, да? Я игнорирую отчёты о том, что они не доставлены. Чёрт, я так хочу домой, в Конкорд. Хочу поехать в Бостон, где сейчас ты. Просто хочу к тебе, что же мне делать с этим?»
«Ненавижу свою жизнь. Я так ненавижу свою семью и себя. Почему они меня не могут понять, а только что-то требуют постоянно? Меня так всё достало, что нет сил это выносить. Даже после всего, что произошло, моя мать не даёт мне покоя, а лишь сильнее уничтожает меня. Прости за эти тупые сообщения, хотя ты всё равно ничего не увидишь, а мне просто нужно куда-то высказать это. Я в очередной раз понял, что не могу быть счастливым без тебя, лузер»
«Я так жалок. Господи, я самое жалкое и трусливое создание в этом мире. Почему я не могу ничего сделать с собственной жизнью? Почему я такой слабый? Почему я не могу хотя бы раз заткнуть ей рот? Знаешь, на самом деле лузером из нас двоих всегда был и буду я»
«Я думаю о тебе. Мою голову посещают такие странные мысли, не понимаю, что всё это значит? Почему я не могу выбросить твой образ из своего сознания? Тоска должна была притупиться, да? Прошло так много времени, но она только сильнее»
«Три часа пытался найти тебя хоть в какой-то социальной сети. Что ты за человек такой? Ты даже ни одной фотографии нигде не постил за последние десять лет. Я бы так хотел увидеть тебя»
«Я нашёл наши старые фото и так долго смотрел их. Мы были классной командой, да? Прости, что я всё испортил»
«Я в дерьме, кажется. Может, и к лучшему, что тебя нет со мной рядом»
«Сейчас почти три ночи, а я не могу уснуть, потому что думаю о тебе. Это безумие какое-то, ничего не могу поделать с этим. Знаешь, через окно моей комнаты мне видно кусочек неба, а там такие яркие звёзды. Помнишь, ты мне обещал рассказать про них немного больше? Жаль, что я облажался и этого никогда уже не случится. Я лишь надеюсь, что ты счастлив без меня, глядя на такое же красивое небо»
«Мне не хватает твоего тупого смеха. Он всегда заставлял меня смеяться, каким бы ни был паршивым у меня день»
«Каким образом наш чат стал моей кабинкой исповеди? Я, наверное, такой кретин, раз продолжаю писать сюда. Если честно, я надеюсь, ты никогда не прочтёшь всё это, иначе я сгорю от стыда. Я столько всего наговорил здесь»
«Мой талисман, вернись. Пожалуйста, ты мне просто необходим сейчас. Просто поговори со мной, мне большего не нужно. Я схожу с ума один»
«Мне кажется, что я сейчас задохнусь. В такие моменты ты всегда был рядом со мной. Уже прошло столько времени, а я всё ещё не могу привыкнуть справляться с этими атаками в одиночку»
«Эти тупые сообщения не доставляются, потому что я в чёрном списке так давно, но я так хочу верить, что ты почувствуешь мою необходимость в тебе и когда-нибудь вернёшься в мою жизнь. Я идиот, кретин, недоумок, но я правда очень по тебе скучаю. Так сильно, что сил ни на что другое нет. Знаю, что я немыслимо виноват перед тобой, но я меньше всего хотел сделать больно именно тебе. У меня были сложные времена, а сейчас я просто морально умираю день за днём. Мне кажется, я не выдержу это давление»
«Единственный человек, с которым я мог быть собой, сейчас живёт в Бостоне и ненавидит меня всей душой, а я даже не знаю, у кого ещё могу попросить помощи и поддержки. Я не знаю, как себя защитить. Не знаю, как выбраться. Не знаю, как жить. Мне кажется, что я сейчас сдамся. Я сижу в одиночестве, пытаясь успокоиться, но не могу. Наверное, мой предел был сегодня достигнут. Ты мне так нужен, Чимин»
Парень ёжится от всех этих посланий. Они кричат о таком сильном отчаянии и беспомощности, что ему становится как-то не по себе. После последнего сообщения снова был долгий перерыв по датам, как будто вновь что-то страшное случилось в жизни Чонгука и он не искал никакого спасения, а медленно погибал, но затем совсем недавно были отправлены ещё несколько посланий.
«Я пытался оставить тебя в покое, но не могу. Ты мне не ответишь, я знаю. Если бы ты этого хотел, то уже бы это сделал. Ты имел полное право вычеркнуть меня из своей жизни. Ты поступил правильно. Такой, как я, недостоин быть рядом с тобой. И раз уж это только мой чат теперь, то наплевать. Мне проще говорить, чем молчать обо всём, что я чувствую. Когда-то я говорил тебе, что не способен быть счастливым. Знаешь, с каждым днём я всё больше в это верю. Я не был счастлив ни одного дня без тебя. Дерьмо»
«Чёртово дерьмо. Я ненавижу тебя, Пак Чимин за то, что так сильно скучаю по тебе»
«Что я несу? Прости, но я правда очень скучаю. Ты меня будешь игнорировать до конца моих дней, это заслуженно. Но если бы я мог поехать в Бостон, то бегал бы за тобой, умоляя о прощении каждый день»
«Так хочу знать хоть что-то о тебе, я снова пытался найти твои фотографии в сети. Интересно, как ты сейчас выглядишь? Наверное, вырос красавчиком. Ты всегда был симпатичным»
«Твою мать, я говорю как влюблённая девчонка. Прости, это так неловко. Но я имел в виду, что ты всегда был привлекательным. Некоторым девушкам ты нравился, и они говорили, что ты романтик. Надеюсь, сейчас твоё сердце в надёжных руках»
«Я вдруг подумал о том, что ты и правда большой романтик. Всегда любил смотреть на звёзды, долгие прогулки, милые фильмы и всякие красивые вещички вроде твоего кулона с клевером. Наверное, твоей девушке очень повезло, ведь у тебя очень трепетная душа»
«Я правда надеюсь, что она будет ласково относиться к тебе и целовать твои очаровательные веснушки и родинки. Ты очень любишь всё это. Я имею в виду нежность, прикосновения, а ещё помню, как ты говорил, что любишь долгие поцелуи. Неудивительно, с твоими губами ты должен только этим и заниматься»
«Наверное, лучше мне заткнуться. Зачем я это написал вообще? Господи, я такой идиот. Как же хорошо, что ты это никогда не прочтёшь. Я несу такую чушь. Стоило меньше пить сегодня»
«Я проснулся и решил проверить, что писал тебе по пьяни. Хорошо, что ты меня ненавидишь и отправил в чёрный список. Иначе я бы свалил с этой планеты»
«Почему я так часто думаю о тебе? Каждый день я представляю, как проходят твои будни, как складывается твоя жизнь без меня, и меня так злит то, что она может быть намного лучше, чем со мной. Я не хочу быть тем человеком, который делал её хуже, но понимаю, что так оно и есть. Прости меня. Я часто думаю о том, сможешь ли ты жить дальше, отпустив меня и то, что было между нами? Надеюсь, сможешь, но я вот точно не смогу»
Это было последнее, что квотербек написал ему и датируется это смс как раз тем временем, когда Пак планировал свой переезд в Нью-Йорк, а потом парень, вероятно, узнал о том, что он перебрался сюда и стал готовить план завоевания его доверия. Чимин глубоко вздыхает и не может никак понять, что он сейчас чувствует. Это так странно. Читая все эти сообщения, у него было такое чувство, будто Чонгук всё время пытался сказать что-то нечто большее, но так и не решался. По некоторым словам было слишком очевидным то, что его вроде как влекло к нему. Или ему это лишь показалось? Его так сильно бросало из крайности в крайность.
Боже, этого просто быть не может. Неужели предчувствие его не подвело тогда во время их встречи на стадионе? Эти смущённые взгляды Чонгука и нервное напряжение между ними может иметь совсем другой характер, а что, если он чувствует к нему нечто большее, чем просто дружба? В это даже верится с трудом, но этот вывод напрашивается сам собой. Все эти сообщения лишь сильнее подогрели интерес Пака выяснить, ошибается он в этих догадках или нет, ему все это никак не давало покоя. И для того, чтобы узнать, показалось ему или нет, им в самом деле нужно увидеться.
В данную минуту, принимая это решение, Чимин понимает, что очень рискует своими собственными чувствами и эмоциональной стабильностью, но то, что он прочитал, породило слишком много вопросов в его голове, ответы на которые есть только в глазах, словах и в поведении одного единственного человека. Именно по этой причине парень открывает вновь окошко с чатом и быстро набирает короткое сообщение:
«Мэдисон-сквер, сегодня. В семь вечера»