때늦은 자기혐오로 얼룩진 심장은 (2/2)
Его зрение не подвело. Вдоль стены, в тёмном углу рядом с кроватями, сидели Намджун, Юнги и Чимин.
– Вы! – Почти выкрикивает Чимин. – Вы в порядке? – Даже сквозь проблеск света, можно заметить страх на его лице. Спустя две игры Пак так и не привык к жестокости, которая разворачивается в этих стенах день за днём [а теперь, видимо, и по ночам].
– Да-да, – тараторит Тэхён, высматривая силуэты перед собой. – Можно укрыться в уборной.
– Только нужен Хосок.
– Он что-то высматривал на стенах, когда всё это началось, – сухо проговаривает Юнги. Как бы он не пытался держать себя в руках, пальцы выдают нарастающую дрожь.
– Мы найдём его, да? – Тэхён аккуратно выглядывает из-за кровати, заслонявшей их от взоров взбесившихся игроков.
В беспорядке светотеней мало что можно было заметить. Разве что меняющиеся номера и бездыханные тела на полу. Их не различить. Даже выискивая на нагрудных знаках 043, Тэхён так и не пришёл к нужному результату.
– Хосок умён, – шепчет Тэ, вернувшись к ребятам. – Скорее всего, он, как и вы, спрятался вдоль стен, у кроватей. Давайте попробуем его отыскать и укрыться подальше от одичавших.
Суматоха, начавшаяся, опять же по словам Чонгука, из-за стаи приближенных к главному агрессору, напрягает, и нужно, как можно быстрее, бежать от неё. Им нужно лишь найти последнего участника группы и сбежать с места кровопролития.
– Говорил же, они, как крысы, будут прятаться по углам в надежде не запачкать свои мягкие ручонки, – грозный голос, ставший синонимом надоедливости, раздаётся по правую сторону от естественной баррикады. – Размочите их, парни.
Даже интересно, что в головах у этих людей. Неужели они всерьёз думают, что, перебив половину народа, верхушка, главенствующая над играми, сжалится и распределит еду на каждого оставшегося? И смогут ли они так просто есть еду, которую заработали кровопролитием? Смогут. Эти бугаи смогут.
– Мужик, – выкрикивает Чонгук, поднявшись на ноги, – найди других жертв.
– Вперёд, – краткая команда для своих собачонок, и в руках приближенных к 417-ому появляются разбитые заранее бутылки.
Может, стоило послушать Чонгука, когда тот говорил про месиво, развернувшееся в стенах общей комнаты?
Может, стоило вообще не соваться в эти игры и щедрый аттракцион?
Может, стоило проголосовать за изгнание из коллектива тех, кто повинен в том, где ребята стоят сейчас?
Это такая неправильная траектория движения мысли, и её сбивает бугай, впечатавший Тэхёна в ближайшую стену. В этой ситуации нужно признать лишь одно: на стороне доверившихся Сухёку преимущество силы, но никак не логики.
Насколько же глупым нужно быть, чтобы не сковать движения жертвы перед собой? Видимо, настолько, насколько был 200-ый игрок. Вряд ли один удар кулаком по лицу нападающего поможет Тэхёну в его положении, особенно когда тот, кто мог бы ему помочь, сам занят похожей проблемой. Нужно было действовать быстро, и Ким не нашёл ничего лучше ручки в его кармане. Большой палец быстро давит на механизм, а рука замахивается на лицо обидчика. Обещание, данное охраннику нарушено. Он не убьёт его, просто покалечит. К примеру, глаз не такая уж и плохая мишень.
Кровь мгновенно оставляет множество брызг на лице Кима, дыхание заметно учащается, и он вновь впадает в оцепенение. Не может пошевелиться, лишь смотрит, как 200-ый падает на пол, отчаянно пытаясь вытащить ручку из глаза, попутно выкрикивая ругательства. Это путь, на который Кима толкнули обстоятельства. И только они.
Свет загорается в тот же момент, по помещению раздаётся звук целой очереди выстрелов из автомата. Охрана подоспела. Вот только, какой от неё смысл сейчас?
Сейчас…
Взгляд Кима падает на поприще по правое плечо от себя. Его коллеги, его друзья целы. От звуков выстрелов они моментально разошлись по разным сторонам со своими обидчиками. Все, кроме Чонгука. Тот сидел на громиле, который выбрал его в качестве своей жертвы. Сидел и избивал его. Кто знает, сколько бы это продолжалось, если бы не охранник, подоспевший, разнять их.
– Встать! Живо! – Охранник с маской треугольника направляет на Гука револьвер, жестом указывая ему подняться. – Встать!
Чонгук быстро поднимает растерянное лицо на охранника, качает головой и следует приказу.
– Выйти и выстроиться с остальными! – Скомандовав, охранник направляет дуло к выходу в центр комнаты.
Чонгук выходит первый, за ним и остальные. Следом должен был идти охранник, но, вместо этого, тот всё же нажимает на спусковой крючок, добив игрока, которого ещё недавно Тэхён ранил.
Кровь на его руках.
Кровь на его лице.
Кровь перед глазами за повинность в чужой кончине.
Рефлексии на этой почве не избежать. А только ли на этой? Чонгук, отчего-то застывает, не дав остальным двигаться дальше.
– Х… Хоби… – с застывшим в голосе ужасом проговаривает Чонгук.
Хосок. Луч света в их команде. Тот, кто был готов поддержать любого попросившего о помощи, даже если сам был не в лучшем состоянии. Хосок – луч света, который лежал сейчас рядом с тем местом, где ещё недавно остальные члены группы спасались от нарастающего террора. Хосок всё это время был здесь. Мёртвый. В луже собственной крови.
Ещё недавно, когда ребята были на грани отчаяния и даже в шутку поговаривали о самоубийстве, Хосок в противовес желаниям остальных мемберов, высказал желание умереть в тёплом доме на окраине Пусана. В любви и вечной безмятежности. А умер здесь, от того, что какой-то бедняк вонзил длинный осколок от бутылки под его рёбра. Не та смерть, не в то время, не с тем человеком.
Охранникам, по всей видимости, не знакомо чувство скорби. Тот, что недавно сделал выстрел, сейчас давит дулом револьвера на спину Тэхёна.
– В линию! Живо!
Участники не могут даже проверить пульс того, кто был одним из близких им людей. Обернувшись, каждый выстраивается в линию и ждёт, пока охранники проверят на наличие, по всей видимости, оружия. Но… это длилось недолго. И для этого они шли? Тут повсюду камеры, одна из них прямо напротив мёртвого охранника. Нет. Охранники – такой же скот, как и игроки. Не стоит забывать об этом, и о том, что тот, кто придумал эти игры, вовсе не спаситель.
– Свободен, – сообщает охранник, досмотрев последнего из участников группы, и движется дальше.
А они… Это самая настоящая игра на выживание, и они… Они свято верили, что все дойдут до финала. А что в итоге? Один, к их счастью, не вернулся в номерное стойло, а второй… Второго сейчас пакуют в гроб, больше похожий на подарочную коробку. Деньги за душу второго сейчас падают в общую копилку. Как же мерзко от ситуации.
– Девяносто семь, – шепчет себе под нос Чонгук, но это тут же подхватывает Тэхён.
– Что?
– Они перебили сотню человек, – палец парня тянется и указывает на табло, где уже произошёл пересчёт душ и выигрыша.
Обезоруживание разбушевавшихся происходит быстро, а от охраны не доносится никаких слов. Они покидают общее помещение так же быстро, как и появились в нём. Игрокам остаётся лишь пулять друг на друга недовольные взгляды.
Всё это давит похлеще смерти Хоби.
– Это так глупо, – констатирует Джун.
– Что именно? – Спрашивает Юнги, оттирающий кровь с лица Чимина.
– Что мы скажем Ли, когда вернёмся? – Намджун поворачивается к остальным, сложив руки на груди. – Нет, – он тут же усмехается, словно догоняя и обгоняя свою прошлую мысль, – не так. Что скажет тот, кто выберется отсюда живым? «Господин Ли, вот остаток моего долга. А, кстати, время поговорить о моём соло»?
– Это в случае, если вообще хоть кто-то из нас выживет, – проговаривает Чонгук, сидя на ближайшей кровати. Он пытается не смотреть на других участников группы, сверлит пол под собой. – Но, – было видно, как он подкусывает губу, сильнее сжимая руки, сплетённые в замок, – если это буду я, обещаю погасить ваши долговые обязательства перед ним и покинуть компанию.
– Нам нужно приложить усилия, – Тэхён метает взгляд от одного мембера к другому. – И выжить всем.
– Хосок сдох, Тэхён, – констатирует Юнги, оперевшись спиной на балку. – Сдох не в новой игре, а от руки какого-то алкаша. Как псина в той подворотне, где ты сейчас живёшь. Никаких похорон, никаких поминок, – Мин разводит руками по сторонам и даже пытается натянуть улыбку. – Если кто-то из нас и выживет, ему придётся пройти по родительским домам остальных, чтобы рассказать о том, что случилось.
– И прессе, – добавляет Чонгук. – Обязательно нужно рассказать про это место прессе.
– Не тебе, – Юнги ведёт пальцем в сторону Чона. – Без обид, но тебе никто не поверит, Чонгук.
– Как и любому из нас, – Тэхён, вздохнув, запрыгивает на ту же кровать, на которой сидит Гук. – У нас нет доказательств, кроме визитки, номер с которой, скорее всего, будет деактивирован. Мы не знаем, где находится это место, – Ким обводит рукой помещение.
– Как собираешься объяснять пропажу мемберов?
– Я планирую, что выживут все, Юнги, – с характерной злобой отвечает Тэхён.
– Даже Хосок? – Защитная улыбка проскальзывает на лице Мина, когда тот поднимается и распределяет руки по карманам. – Удачи насладиться своим розовым мирком, Тэхён.
Не успев выслушать ответ, Юнги спешит удалиться от остальных.
– Юн… – Разочарованно выдыхает Чимин, вытянув к уходящему руку. – Тэ, ты же понимаешь, что он не со…
– Понимаю, да, – отвечает Ким, уловив на себе взгляд Пака.
– Они с Хоби были близки, поэтому его реакция понятна, – Намджун, поднимается со своего места и, кажется, собирается пойти следом.
– Как и все мы, – шепчет Чонгук.
– Да, – сжав кулаки, Джун покидает общество остальных мемберов.
Как казалось, он хотел пойти и вразумить Юнги, но, вместо того чтобы свернуть в направлении ушедшего, Намджун идёт прямо. Прямо к охране.
– Я всё же пойду успокою Юнги, – будто себе под нос шепчет Чимин, поднявшись с места. – Постарайтесь хотя бы вы между собой не пособачиться.
Юнги всегда холоден и станется не показывать истинных эмоций, а если они и прорываются, то предпочитает выставить виноватыми окружающих его людей. Кажется, это произошло и сейчас. Это понятно. Хосок был его самым близком другом.
– Если бы не ты, – взгляд Тэхёна застывает на Чонгуке, который своим испепеляет массивную дверь, – может, я бы сдох ещё в уборной.
– Не говори так, – тихо шепчет Гук. – Не говори.
– Зря я вывел тебя, – Тэхён тянет руку к лежащей на кровати руке Чонгука и берёт её в свою, задевая подаренное недавно кольцо. То, что парень так хотел увидеть в уборной, но то, что не нравится видеть ему сейчас. Разбитые костяшки. – Болит?
– Щиплет, не более, – Чон так и не поворачивается.