4. Финдэ (1/2)

— Да тут я, — отозвался Тьелкормо, вставая с земли, — а отец далеко? Почему ты не со всеми? А это Финдарато ушёл, а куда? А там дают груши в меду? А фокусы были? А я смог вылезти со второго этажа, помнишь, ты говорил, что не получится? И я голодный, и... А Кано пел уже?

Ему надо отвыкать смеяться, в первую очередь — это. Смех так и рвался наружу, даже уголки губ приходилось держать неподвижными, прикладывая огромное усилие.

Был бы он полностью собой — расхохотался бы, отвел это дитя поесть груш и показал фокусы сам, все, какие знает, сказал бы, что он, Тьелко, очень смелый, но зачем лазить из окон, когда можно придумать что-то веселее и не такое опасное! Но он был одет в Майтимо, как в очень дорогой, изысканной работы плащ, который никак нельзя было уронить в грязь, поэтому он скрестил на груди руки и изрек, как рекут приговор:

— Ты отправишься домой сейчас же!

Так и тянуло добавить ”сразу после того, как мы раздобудем для тебя груши”, но Майтимо ему этого не простит.

— Но я же уже пришёл! — заявил Тьелкормо так, будто это все решало. И взял его за руку, будто хотел что-то проверить. Взглядом еще таким посмотрел — как со сна смотрят, когда еще не проморгались. Сжал руку. — Ты чего такой? Ты устал? Ты поссорился с этим, с Финдекано, да? Хочешь, я его побью? Что ты так смотришь все! Не пойду домой, там Курво опять будто самый умный. Ты говорил, кусаться можно только Хуану, а нам нет. Ты принесёшь еды?

— Не смей даже приближаться к Финдекано, — на всякий случай запретил Финдэ. — Не хватало еще драк на празднике! Да к тому же, когда их затевают гости, которых не звали. Что ты скажешь леди Индис?

Надо же, как это увлекательно: выдумывать на ходу нотации. Финдэ не смог остановиться и передразнил мрачным шепотом:

— ”Простите, леди Индис, я даже не позаботился о том, чтобы взять в дорогу еды для меня и моего пса, зато позаботился о том, чтобы ваш праздник был ужасен!” Как будто кто-то тут заслужил медовые груши!

Из нас двоих, подумал Финдэ, сегодня это скорее ты, чем я, Тьелко.

— Ты никогда не передразниваешь, — заметил Тьелкормо, наморщив нос.

— Ты же не Кано. И вовсе, кстати, я не упускал всё это, и Хуан не голодный, это только я голодный, — он вздохнул. — И вообще, отец сам говорил, что меня возьмёт, а потом забыл.

Забыл?

Финдэ представил, что его собственный отец забывает взять его на какой-нибудь праздник, и целый вечер разговаривает с ним, очень увлеченно, и только под конец пиршества замечает, что был все это время один. Картина выходила нелепая, но другой — что отец пообещал и забыл обещание, не маленькое и не такое уж существенное, а важное, — представить не выходило.

— Я целый вечер провел с Финдарато, — отмахнулся он, — теперь я передразниваю. И делаю еще некоторые глупости. Никогда не играй на желания, если не хочешь потом вести себя, как дурак, на глазах у всех. Итак, мы идем к грушам, а ты держишь меня за руку и никуда не сбегаешь. Понял? Хуан, — он вовремя поправился, назвав пса по имени, а не просто псом, — если сможет следовать за нами незамеченным, пусть следует. Груши найдутся и для него. Что там с твоим окном, меж тем?

— А почему ты ему проиграл?

— Потому что, если играть честно, то кто-то из двоих всегда проигрывает. Что же тут удивительного?

— Но мы всегда должны выигрывать!

— Какая радость тогда играть?

Тьелкормо остановился. Изогнулись в задумчивости светлые брови.

— А обними меня? — ласковым, медовым почти детским голосом попросил он.