Кто, чёрт возьми, такой Бек(и)? (2/2)

— Да, именно. Я просто обычный школьник с паучьими способностями, я не вращаюсь в таких кругах, понимаете? Но я хочу сказать, что хоть я и не особо разговаривал с этим человеком, я всё равно его знаю, мы вместе сражались с плохими парнями, так? Так что… хоть мы и не знаем друг друга очень хорошо, но я в нём уверен, может, с вами будет так же?

Питер замолкает, пожав плечами. Он стоит уже чрезвычайно близко к нему, Квентин поднимает на него взгляд. Чёрт, кто этот невероятно храбрый парень, который всего-навсего ещё подросток? Может, в этом мире считается нормальным, когда дети вырастают так быстро, и это слишком только для него?

Квентин, как и все Хранители, что были до него, тоже быстро повзрослел. Но это было необходимо, это была огромная ответственность и долг Избранных. Он смотрит в серьёзные карие глаза парня и понимает, что тот пережил тяжёлые времена, ему пришлось сделать такой трудный выбор, с каким не должен сталкиваться ни один подросток.

Он это понимает.

Питер опускается на корточки рядом с Квентином так, чтобы их лица были на одном уровне, и смотрит ему в глаза. После пробуждения в этой палате Квентину не доводилось пересекаться с кем-то взглядом дольше, чем на несколько секунд, и ему становится легче. С его плеч будто спадает часть груза.

— Спасибо, — хриплым шёпотом говорит он. После паники в горле пересохло, и он тяжело сглатывает. Питер вздрагивает, отклоняется назад и, как акробат в цирке, резво подхватывает с тумбочки бумажный стаканчик с трубочкой, протягивая его Квентину.

Рука Квентина дрожит — если он возьмёт стаканчик, то наверняка всё разольёт. Должно быть, Питер это замечает, поэтому свободной рукой ненавязчиво тянется к мужчине, чтобы тот мог немного привстать, если захочет, и осторожно касается тыльной стороны его ладони, подводя её к стакану. Он крепко держит его руку и помогает поднести стаканчик к губам, чтобы сделать глоток.

Квентин отпивает просто восхитительную на вкус тёплую воду. Она приятно смачивает пересохшие язык и горло. Но ещё восхитительнее прикосновение чужой руки. Маленькая ладонь, ласково придерживающая его руку, такая тёплая, живая и настоящая.

Это первый раз за долгие пять лет, когда он прикоснулся к другому человеку. Весь его мир сузился до ощущения чужой кожи на своей собственной. Он уже забыл, каково это.

Он так долго мечтал, так долго жаждал чего-то такого совершенно незначительного, как это ощущение. Он часто представлял, как он вновь возьмёт кого-то за руку, что он при этом почувствует. С ним всегда была Гея, поддерживала его изнутри, но это всё равно не могло полностью удовлетворить его чисто человеческое желание телесного контакта.

Он даже не замечает, что плачет, пока Питер не говорит ему, что всё в порядке. Квентин лишь отрицательно мотает головой не в силах вымолвить ни слова и ободряюще улыбается. Повисает небольшая пауза, Питер ведёт внутреннюю борьбу с самим собой, пытается принять верное решение, а затем в его глазах вспыхивает уверенность.

Квентина обхватывают мускулистые руки. Этот парнишка просто бесстрашно бросается навстречу беззащитному человеку, который выглядит, словно загнанное в угол дикое животное, и заключает в объятия. Это глупо и было бы ужасной идеей при обычных обстоятельствах, но Квентин так благодарен ему за эту безрассудную храбрость, которая присуща только юношам и девушкам.

Питер напряжён и небезосновательно: он не уверен, какая последует реакция на его резкое действие. Квентин медленно поднимает забинтованную руку, чтобы поблагодарить его за оказанную помощь, и легонько опускает её ему на спину. Руки, обхватывающие его шею, на мгновение напрягаются, а затем заметно расслабляются, обнимая немного слабее.

Последний кусочек льда, сковавший его сердце, тает от доброты совершенно незнакомого человека. Ноги Квентина подкашиваются, но Питер реагирует быстрее и садится на пол вместе с ним, не разрывая объятий.

Из горла Квентина вырывается громкий всхлип. Он и не думал, что в его жизни вновь будет подобное. Он был готов умереть от старости одиноким и забытым.

Думал, что уже смирился с уготованной судьбой, но реальность вдруг подарила ему живого, дышащего человека, который ему помогает? Его иллюзия контроля, которую он пытался поддерживать, с треском рушится. Исчезает та ложь, которой он пичкал себя днями и ночами, говоря, что всё хорошо. Что он счастливо проведёт остаток своих дней один, без чужих прикосновений, потому что… есть ли у него выбор?

Оказывается, судьба оказалась к нему не столь жестока.

Он не знает, как долго он сидит вот так, прижимаясь к другому человеку, который прижимается к нему в ответ. Может, проходит всего несколько секунд, а может, и несколько лет, он знает лишь одно: он не хочет, чтобы это заканчивалось. Внутри него зарождается колкий страх при мысли о том, что это всё — иллюзия, и, как только он отстранится, она испарится и он проснётся. Что это всё — сон, созданный его отчаявшимся разумом, и он проснётся в одиночестве на своей пустынной планете, как бывало уже тысячу раз.

— Это странно, правда? Скажите, что мне не одному это кажется странным, — спрашивает мужчина в красно-золотом костюме, привлекая внимание Квентина.

Это неловко. Он, взрослый мужчина, незнакомец, которого никто до сегодняшнего дня не видел, плачет в объятиях худенького парнишки, которого толком не знает. Он обводит взглядом трёх мужчин, взирающих на странное зрелище, которое он тут устроил. Квентин закрывает глаза и мысленно призывает себя быть сильнее этого.

Он позволяет себе ещё небольшую слабость: в последний раз сжимает Питера в объятиях и опускает руку. Питер отстраняется, растягивает губы в неловкой, но доброй улыбке и ободряюще сжимает его плечо. Квентин протирает лицо здоровой рукой и поднимается на ноги.

— Нет-нет, вы правы, это было странно. Простите, плохое вышло первое впечатление. — Его голос звучит твёрже, чем он думал, но у него уже большой опыт: на протяжении нескольких лет он сохранял спокойствие и шутил, чтобы люди не паниковали во время каких-либо опасностей.

— Вы шутите? — восклицает Питер, резко взмахивая руками в чисто подростковой манере. — Вы произвели самое лучшее первое впечатление в мире! Вы создали какое-то крутое зелёное облако и спасли мою задницу… в буквальном смысле! А затем сражались с самим Таносом и победили?! Это было безумие, вы чуть не погибли, пытаясь спасти всех нас, людей, которых вы даже не знали!

Пока Питер заходится восхищённой болтовнёй, мужчина в железных доспехах наблюдает за ним с ужасной тоской во взгляде. Так же и Квентин смотрел на свою дочь, когда возвращался домой после почти смертельной миссии. Его сердце наполняется горем, но то быстро сменяется гордостью, ведь, по крайней мере, этому отцу не придётся страдать, переживая смерть своего ребёнка.

— Как бы это ни было трогательно, возможно, нам стоит представиться? — вступает в разговор мужчина в плаще. — Я Доктор Стивен Стрэндж, и я Верховный Маг, защитник Земли и всего, что связано с магией. Это мой соратник, мастер Вонг, хранитель и защитник знаний, — говорит он, указывая на стоящего неподалёку лысого мужчину с серьёзным выражением лица, тот коротко кивает головой в знак приветствия. — Мы являемся частью древнего порядка, цель которого — защитить Землю, мир, в котором вы сейчас находитесь, и для этого у нас есть обширные знания о многих тайнах Вселенной. — Стрэндж делает паузу, и его черты приобретают более серьёзное выражение. — Осмелюсь спросить, кто вы такой? Откуда вы родом?

— Мой маленький волшебный друг хочет сказать: «Добро пожаловать на Землю», спасибо, что спасли наши задницы, мою в частности. Без моей задницы этот мир стал бы гораздо мрачнее, конечно, это не задница Америки, но вторая по важности уж точно.

Теперь Квентин понимает, в кого пошёл Питер. У этого мужчины, конечно, нет манеры нервничать при разговоре, как у его сына, но он с уверенностью может сказать, что быстрый темп речи у них довольно похож. Чёрт, он правда плакал в объятиях парнишки прямо перед ним? Ему предстоит серьёзный разговор.

— Хорошо, сперва позвольте мне извиниться за всё… — Квентин неловко разводит руками, — это, просто прошло довольно много времени с того момента, как я… как… ох, это трудно. Прошло пять лет с тех пор, как я видел другого человека, и я просто воспринял это чересчур впечатлительно. — Квентин смущённо опускает взгляд в пол. — Я, кхм, никогда не думал, что я… Я думал, что умру раньше, чем увижу кого-нибудь. Это было немного ошеломительно. Простите, если доставил вам неудобства. — Квентин вновь поднимает глаза на Питера, но во взгляде того нет осуждения. Он смотрит на его отца и с облегчением замечает, что тот тоже его ни в чём не винит. — Ладно, это, наверное, длинная история, я могу где-нибудь раздобыть какую-нибудь, кхм, одежду? Немного неудобно стоять вот так, полуголым.

***</p>

Они довольно любезны: ему возвращают костюм и дают время, чтобы переодеться. Одеваться, стараясь не потревожить ожоги, тяжеловато. Когда он наконец облачается в костюм, ему становится немного лучше: теперь он больше похож на себя.

Это доспехи как в прямом, так и переносном смысле. Они были созданы и заколдованы, чтобы смягчать воздействие жары и холода, а также защищать его хрупкое человеческое тело от космического вакуума. Но прежде всего, когда он их носил, он знал, кто он. Для чего был рождён.

Может, его мир и разрушен, может, он последний представитель своего вида, но он по-прежнему Архимаг, Защитник Геи. Это нельзя отрицать, ведь он всё так же носит одеяния, которые ему помогла создать его мать.

Все Хранители в определённом возрасте наделяются божественным стремлением создавать свои собственные одеяния. Одежда каждого Хранителя уникальна, как и их характер. Одни предпочитают настоящие боевые доспехи, другие — струящиеся величественные мантии и иже с ними. Единственное, что было в них общее и неизменное, — любовь самой Геи.

Она бы пропитала своей материнской любовью каждую нить, чтобы они знали, что они никогда не будут одиноки. Что она всегда с ними и в радости, и в горе.

Это небольшое успокоение для Квентина. Несмотря на то, что она ушла, он всё ещё чувствует её силу, её любовь к нему в каждой детали его костюма. Этого достаточно, чтобы помочь ему в очередной раз ненадолго забыть свои заботы и страхи. Позже он сможет погоревать наедине.

Он плещет на лицо водой из раковины и смывает высохшие солёные дорожки слёз, чтобы привести себя в более презентабельный вид. Он больше не осмеливается делать что-либо ещё, лишь смотрит в зеркало, он уже совершил ошибку, когда ему впервые показали эти помещения и он чуть снова не потерял самообладание.

Черты его лица заострились, а некогда аккуратно подстриженная борода будто зажила своей жизнью. Он и не замечал, как сильно он запустил себя за последние пять лет, хотя ему всё равно не на кого было производить впечатление. Он попросит позже приборы, чтобы привести себя в порядок и без отвращения смотреть в зеркало, и уж потом будет думать, как вернуть свой род.

Он делает глубокий вдох и возвращается из уборной, следуя за парой молчаливых волшебников, которые ведут его через лабиринты коридоров в просторную комнату. В ней стоит большой круглый стол, за которым сидят двадцать или около того человек. Квентин приятно удивляется, когда видит голографические изображения других людей.

Приятно знать, что они живут не в средних веках и имеют доступ к передовым технологиям. На его планете подобного комфорта, наверное, можно добиться пять лет подряд обрабатывая землю.

Когда он входит в комнату, все взгляды тут же обращаются на него. Кто-то смотрит с восхищением, кто-то — с любопытством и недоверием, но ни у кого в глазах не читается откровенная враждебность. Могло быть и хуже, учитывая то, что он не знает, с какими ужасами пришлось столкнуться этим людям во время битвы, в разгар которой он так неожиданно попал.

— Меня зовут Квентин Бек, я Хранитель Геи, и я из другой Вселенной.