19.11 (1/1)

Radiohead – Wolf at the DoorВ обморок упасть все же удалось.Не упадешь тут, когда к тебе заявляется живой Суо Микото, и это уже не спишешь на предсмертную галлюцинацию. Хотя бы потому, что Мисаки не стал рыдать и молиться на обожаемого призрака, а просто, как обычно, боготворил его вполне материальный лик глазами.Смотрелось это, наверное, по-идиотски, но когда теряешь сознание, о таком подумать не успеваешь. Осознание приходит уже когда валяешься с наспех закрытыми глазами, которые сначала по дурости открыл, когда очнулся, но, слава богам, остался незамеченным. Впрочем, и замечать-то некому, раз уж палата пустует, но если кто-то и удумает войти, бодрствующим он меня не застанет. Сейчас, раз уж у меня появился шанс спокойно подумать, грех им не воспользоваться.Камер хоть здесь нет? Да и жучки не факт что были, ведь теперь словам Мисаки есть оправдание получше. В чем его суть, я пока не догнал, но раз уж меня навестил покойный Красный Король, в этой жизни не все так просто.Еще одна любопытная новость – я не чувствую проклятого зуда на ключице, который стал мне уже как синий плащ: надоевшим уродством, преследующим меня три года. Что, получается, я все еще в Хомре?Да уж.Ну, это явно не прошлое, ведь подобного эпизода не припомню, да и Мисаки на семнадцатилетнего не тянет. Опять долбанное параллельное измерение? Прелесть. Знала бы вся эта сверхъестественная пурга, где она уже у меня сидит…Но тогда что со мной случилось уже на этот чертов раз? Пусть и шрам больше не достает, но его с лихвой компенсирует глубокая дыра в животе, хоть и заштопанная. Если в том мире все понятно, то здесь я тоже умудрился каким-то образом пострадать, причем аналогично. Мисаки, похоже, действительно не при делах, да и слишком уж правдоподобно лгал, не умеет он так. Должен был еще раньше въехать, проклятие. Хотя… во что въезжать-то? Я бы ни под чем не умудрился предположить, что меня опять занесло в параллельный, мать его, мир.Да и вообще, с чего это должно меня заботить? Я тут не местный, мне бы со своей реальностью разобраться, а тут еще и эту подкинули со всем вытекающим из нее адищем проблем. Этот Фушими остался с Мисаки, он и так счастливчик, а я еще за него выкручиваться должен?Да уж. Нужно что-то скормить подкравшимся хомровским ушам, но вот что? Сказать правду? Засмеют и отправят лечиться.Выдумать себе амнезию? А что, вполне. Последние три года – сплошна пустота. По сути, так и есть, ведь они помнятся несколько другими. Но если я потерял память, то надо бы указать что помню последним. И вот тут заминка: как я могу быть уверен, что все, что было до моего вступления в Скипетр, тоже совпадает?В конце концов во всей этой игре причин и следствий я сделал свой выбор, и на него повлияли определенные… кхм… обстоятельства. Если и тут обстоятельства были теми же, то почему мой выбор вдруг изменился?Ладно, не растягивать же амнезию на всю жизнь, что-то да придумаю. Если и не придумаю – что поделать, меня не готовили к адаптации в параллельном мире, но перед кем я оправдываюсь?И главное – каким это образом тот факт, что я остался в Хомре, мог предотвратить смерть Суо Микото? Того ведь, насколько удалось разнюхать, под Дамоклов меч затянули свои мотивы. Даже если бы ему не приходилось убивать двух Королей в одном лице, после чего капитан был вынужден остановить утратившего контроль убийцу, его состояние на тот момент оставляло желать лучшего. А до этого состояния его довело…Только не говорите мне…– Тотсука-сан, и вы здесь!Палата все же была не пустой. Все это время под боком сидел Мисаки, но так неожиданно тихо, что я и не обратил внимания.Терять сознание во второй раз при виде очередного восставшего из мертвых не стал, но глаза открылись сами собой. Оба посетителя одновременно уставились на внезапно бодрствующего меня, и я почувствовал себя нелепо.– О, так ты очухался? – да он и сам не особенно бодрым выглядел, еще и на щеке след от складок с рукава, надо полагать. Уснул на тумбе, что ли? – И как давно? Не мог хоть пальцем шевельнуть, чтобы дать знать?Шевелился я достаточно, и не только пальцами, но ты, похоже, не особо наблюдал. Оно и к лучшему, ведь не имею ни малейшего понятия, о чем можно было бы вести речь с… этой твоей версией. Ох черт, да сколько я вас уже повидал, а все равно никогда не хватает. Но четвертого Мисаки я уже вряд ли переживу…– При появлении Короля Сару-кун потерял сознание, при моем – очнулся. Хм, может, я способен возвращать к жизни?– Э, тут вы что-то перегибаете… – еще не совсем бодрое, но уже вполне мисакиподобное существо уставилось на моего третьего по внезапности посетителя.– Правда? Ну, никогда нельзя сказать наверняка, на что способен или неспособен человек, пока не представиться случай в этом убедиться. Не так ли?Да уж, как все же забавно наблюдать за вполне живым Тотсукой, помня, на что пошла Хомра, мстя за его убийство. Знал бы он, чем это закончилось для его Короля, сам бы убил себя за то, что умер. Но если бы не это и не расследование, притащившее оба клана в школу на острове, черт знает когда я бы еще увиделся с Мисаки. Да, вот такая я сволочь.– Все же возвращать к жизни – это вам не гербарий собирать, знаете ли! – а, значит карликовые деревья и фигурки кицунэ ему уже приелись… – И вообще, какой в этом смысл?– Почему же? Живым цветам недолго дано радовать глаз, а я дарю им жизнь после смерти. Разве не прекрасно?– Не мешайте цветы с обезьянами, Тотсука-сан!– Ята-чан, потише, мы все-таки в больнице, – пусть бы себе и дальше обсуждали свой гербарий, а я тем временем, возможно, опять вырубился бы и вернулся в свой мир, о надежды… – Не желаешь рассказать нам, что произошло, Сару-кун?– Да какого вы все вечно называете его ?-кун?, а меня ?-чан?? – предыдущий упрек, похоже, не возымел никакого действия, во все еще тяжелой голове сначала загудело, а потом зазвенело от его воплей.– Разве ответ не очевиден? – мне стоило заглохнуть, не подавая признаков жизни, но привычка взяла свое.– Вижу, печени тебе мало, да, Сару? – взбешенное лицо оказалось прямо надо мной после глупых, лишних, но каких же все-таки доставляющих слов. Он не задумывается о дистанции, когда злится, и это настолько потрясающая черта. Пусть и повод – бред, но в такие моменты о причинах не думаешь, просто наслаждаешься. Ему и самому, похоже, плевать, за что взъесться, но если он этого не сделает, будет чувствовать себя ущербным.– Ята-чан, если будешь продолжать в том же духе, нам опять придется иметь дело со здешним персоналом, – белобрысый миротворец бестактно нарушил все очарование момента, и какого-то черта это подействовало.– Ладно… – незадачливый агрессор опомнился и, к преогромному сожалению, занял прежнее положение на стуле. – Давай уже, выкладывай!Очередная порция шума из коридора вселяла и надежду, и ужас. Как ни как, это может ненадолго отвлечь дознавателей от моей персоны, выиграв мне еще пару минут. Ну а дальше что? Тяни не тяни, что-нибудь ?выкладывать? все же придется. Кто станет причиной моего следующего шока, не хотелось даже думать, бесполезно. Даже если за дверью лепрекон какой-нибудь, после Микото и Тотсуки он мне не страшен. Впрочем, исполнитель желаний был бы не лишним, да.Дверь открылась, но оттуда вместо лепрекона вошла… ведьма?– Сожалею, но мне нужно задать Фушими несколько вопросов. Прошу нас оставить.Внезапная женщина не сожалела. И не просила, а приказывала, по-другому она просто не умеет. Да и сам ее визит не сулил ничего хорошего: здесь она больше враг, чем друг. Если Мисаки поверил бы даже в то, что я поскользнулся и сам упал на нож, а Тотсука против воли продырявленного бедолаги не лез бы с расспросами, то лейтенант, увы, не грешна ни глупостью, ни милосердием.– Да какого хрена?! – самый громкий объект комнаты обратил свое негодование на меня, а не на женщину-цундэрэ, что может означать только… Да черт поймешь, что это вообще может означать. Я сдаюсь, сколько можно уже думать и предполагать, просто дайте мне спокойно умереть.– Не выражайся, Ята-чан, тем более в присутствии дамы, – да, больше, чем обожание Короля и прочие бессмысленные хобби Тотсука-сан практикует только бесполезные советы.– Да как тут не выражаться, когда эта женщина все время нас преследует? – в задумке это, наверное, должно было звучать шепотом, но чтобы его не услышать лейтенанту стоило быть как минимум без сознания.– Возможно, это потому, – любитель гербария все же чуть более умело и тактично понизил голос, – что ей теперь позволено?– Хватит, – привычная до тошноты сталь в голосе лейтенанта прервала несостоявшиеся негодования. – Тотсука-кун, Ята-кун, прошу вас выйти. В противном случае вы окажете дурную услугу своему Королю, с чьего согласия я здесь нахожусь.Мисаки еще издавал что-то нечленораздельное, а мне все больше хотелось вернуть себе любую из предыдущих реальностей ну или хотя бы рассудок.Элита хомровской своры покинула палату, передав эстафету Скипетру. Любопытно, зачем живому и здравствующему Красному Королю понадобилась помощь синих? Может, опомнился-таки и попросил меня завербовать еще и в этой вселенной. Как бы и ежу очевидно, что я в Хомре смотрюсь не гармоничнее, чем неуместно отросшая на его же игольчатой тушке вторая голова. Причем на месте пятой лапы.Суо Микото, при всех своих странностях, все же среднестатистическому ежу в интеллекте не уступает. В отличие от большинства так называемых подданных.Извращенные фантазии о ежах-мутантах прервала никуда, увы, не девшаяся Авашима Сери, которая, не дожидаясь приглашения, уселась рядом с моей койкой. Молчать с загадочным видом этой даме было несвойственно, а значит пора навострить уши и включить наконец мозг.– Этот корпус используется исключительно для членов Скипетра-4, а также для некоторых исследований, которые мы… стараемся не афишировать. Так что длительное присутствие здесь твоих товарищей, как минимум, нежелательно.– Понимаю… – говорить с таким видом, будто каждый произнесенный звук требует от организма адище усилий, и думать-думать-думать-думать.– Само твое лечение здесь и без того вызывает у них слишком много вопросов, на которые мы пока не можем ответить. Но сам понимаешь, капитан не мог доверить тебя случайному врачу.Вообще-то не понимаю. С чего бы вдруг вселенскому разуму Мунакате заботиться о моей никчемной персоне, которая на этот раз даже не в его подчинении? Ну да ладно, поехали дальше.– Что вы им сказали? – вопрос показался наиболее вразумительным и адекватным большинству предположенным мною вариантов данной вариации реальности.– Что ты ценный свидетель по делу, которое мы ведем уже почти месяц. Предположительно ранивший тебя человек подозревается в многочисленных нападениях как на людей, так и на Стрейнов. Всех его выживших жертв мы помещаем под наблюдение и охрану.Сейчас бы еще знать, что из этого может быть правдой, по крайней мере известной здешнему мне. Придерусь, пожалуй, к наименее реалистичному.– И как вам удалось убедить Суо Микото, что его подданные неспособны защитить меня самостоятельно? – слишком длинная фраза, после которой любому добросовестному больному положено несколько секунд покорчиться от боли с умирающим видом. К своему же удивлению, мне почти не пришлось притворяться.– Лучше лишний раз не напрягайся, Фущими-кун, так как врача я тебе все равно не позову, пока мы все не обсудим.Начало фразы почти позволило поверить в милосердие судьбы, но окончание под корень убило новорожденную надежду. Бессердечная женщина поправила волосы, и я с удивлением обнаружил на ее руке обручальное кольцо. Да неужели?– Красного Короля пришлось посвятить в наше временное сотрудничество, как и Кусанаги Идзумо, – да, так я и поверю, что бармен не был в курсе этих ваших неведомых красно-синих интриг с самого начала. Стоп, а не он ли стал счастливым мужем? – Так как они наиболее авторитетны в клане, с ними не станут спорить.А также наиболее мыслящие, но об этом мы тактично умолчим.– Что до реальной картины вещей, то ее мы рассчитывали услышать от тебя, Фушими. Судя по последствиям, твое расследование все же сдвинулось с мертвой точки. Капитан ведь предупреждал, что этот человек опасен. Ну чем ты вообще думал?Какая прелесть. Я работаю на Скипетр в тайне от Хомры. А что, так можно было? Без ссор, шрамов и обиженных Мисаки?– Вам честно?– И на этот раз лучше полностью, – надо отдать должное лейтенанту, она даже не подумала удивиться возможности неправдивого ответа. Пожалуй, сотрудничали мы немало.– Я понятия не имею, что происходит.***Опоссум заполнял капельницу какой-то подозрительной жижей, я смотрел в потолок и честно пытался не умереть. По правде говоря, самыми наивными фибрами своей души я ожидал услышать что-нибудь связанное с временными сдвигами и сверкающими порталами. Вместо этого мне рассказали какую-то банальщину о серийных убийствах, опустив тем самым на грешную землю. Тем не менее, и с этой чушью все же придется разобраться, поскольку несостоявшихся сослуживцев угораздило втянуть в нее именно меня. Как будто Скипетр испытывает нехватку кадров.Потеря памяти тем и славна, что можно благополучно упустить подробности чужой реальности, в которую мне по недосмотру судьбы пришлось влезть. А рвение лейтенанта освежить мои воспоминания подробностями последнего (и как оказалось, не первого) моего дела на полставки у Скипетра хоть и безрезультатно для нее, но достаточно информативно для меня.К сожалению или к счастью, сменивший стороны допрос прервал звонок от высшего и неоспоримого руководства, и лейтенант поспешно удалилась, уступив место неизбежному доктору со шприцами в лапках.Мы сошлись на том, что пробелы в воспоминаниях нет смысла скрывать от красных, тем более с любым последующим разговором они будут проявляться все явнее. Пока что моим основным щитом от нещадных расспросов может оставаться недуг, а дальше посмотрим по ситуации.Самым сложным было определить контрольный момент, после которого все пошло, скажем, через пятую точку мироздания. Я и сейчас не уверен, что это удалось. Откуда мне вообще знать, что в этой вселенной отличается от привычной мне, а что совпадает.В итоге сошлись на том, что свой первый визит в синюю обитель трехлетней давности я помню достаточно правдоподобно. Упоминать второй я предусмотрительно не стал, но о паззле размером с добротный ковер лейтенант спросила самостоятельно. Мне оставалось только подтвердить, гадая, с какой стати ее в эту историю вообще посвятили. Но вот то, что было после, уже отличалось. Приснопамятные братья-оболтусы все же покусились на жизнь Красного Короля, что стало последним издыханием их глупости. Конфликт в итоге сошел на нет, раз уж его причины дружно скончались.Дальнейшее лейтенант уже не посчитала нужным сообщать, оно так и осталось для меня загадкой.Впрочем, куда более ?загадочно? выглядит потеря памяти после травмы, не имеющей никакого отношения к мозгу вообще. Только, пожалуй, то, что при его наличии я бы не полез под нож тому маньяку, о котором столько разглагольствовала лейтенант.История, скормленная Хомре, оказалась не столько ложью, сколько полуправдой. Да, некий неизвестный уже почти три недели совершает нападения на граждан. Нет, Стрейнов среди них не затесалось (что само по себе уже не входит в юрисдикцию Скипетра). Да, стражи сверхъестественного порядка помещают жертв в данную больницу под охрану. Но нет, не для лечения. Так как выжил, собственно, только я.Пожалуй, ей было еще что рассказать, если бы капитан не прервал такой опрометчивый слив секретной информации почти постороннему лицу, каковым я и стал в своем нынешнем состоянии. Как вариант, он вполне мог прослушивать подчиненного и решить вовремя его заткнуть, пока тот не поведал мне чего-то действительно нежелательного. Либо я уже просто становлюсь параноиком.По сути, Хомре сообщили только то, что они и сами могли бы узнать, если бы время от времени листали новости. Ну и добавили чушь о Стрейнах просто для того, чтоб была.Если Кусанаги-сан все же был в курсе происходящего, в чем я не сомневаюсь, то ему, пожалуй, пришлось разыграть удивление перед своим вышестоящим. Так как тот вряд ли одобрил бы сговор с синими за его спиной. Да и сомнительно, что вся эта каша заварилась без его участия, тем более, он вполне открыт к сотрудничеству с лейтенантом. Если не больше.В итоге разумнее всего было спихнуть двойную игру полностью на пострадавшего, но при этом выставить меня все же не в худшем свете, так как обеим сторонам я нужен по возможности невредимым.Безнадежность положения добивал Мисаки, который несмотря на то, что его ранимую душонку так и не оскорбили подлым предательством, оставался все тем же придурком, что и всегда.После ничего не объясняющей МРТ недодруг ворвался ко мне во всем своем великолепии и принялся жужжать на тему утерянных воспоминаний, рассказывая о ?наших? былых подвигах, которые я ?просто не мог забыть?. Терапия не помогла. Я хоть и все еще не до конца отошел от страха грядущей потери, при взгляде в золотистые глаза мог чувствовать только усталость и тошноту.– А когда Кусанаги-сан достал пистолеты, тот кретин и вовсе в штаны наложил! – воодушевленно орал он. – Я тогда и сам чуть не поверил, что он реально ему прострелит колено! В итоге, он, конечно же, сдал нам того барыгу. Я напоследок еще разок лупанул олуха по башке так, чтобы не посмел никого предупредить… Ну а ты предложил тогда просто забрать его КПК и запереть дверь. Так и поступили, в итоге ты вытянул оттуда кучу контактов, среди которых нашелся и его братец, которого мы навестили после. А с барыгой этот хрен нас все-таки обманул, но Эрик и Фуджишима потом преподали ему урок!– Как увлекательно.Зевок подавить все же не удалось, что слишком красноречиво проиллюстрировало мой комментарий, но Мисаки было уже не заткнуть.– О, а тот случай на рынке ты помнишь? – очередной вопрос все того же содержания был слишком риторическим. – Ну, года два назад. Когда Камамото засел жрать, а ты пошел смотреть на те дорогущие сувенирные мечи, которыми и псину бешенную не заколоть, не то что человека. Так в итоге какой-то школьник стащил один из них, и полез с этой зубочисткой ларек грабить! Не, ну ты прикинь только! Мне хватило ему только пинка дать, а олух уже побежал сломя голову, поломав свою железяку о прилавок. Ты ему тогда в голень ножа бросил, так что далеко не убежал. Бабка-торговка от благодарности аж помолодела лет на десять, а продавец сувенирного металлолома смог таки вытянуть из семьи незадачливого грабителя компенсацию. Да и семейка то не из бедных! Это же каким дауном надо быть, чтобы такой херней маяться? Ну да что со школьника возьмешь…Герой дня расхохотался, уже и позабыв о том, что два года назад он и сам был вполне себе потенциальным школьником. Но бросивший школу ?ради великих свершений? вправе считать себя высшим существом.Внезапно он как-то изменился в лице, как будто вдруг осознал, что смертен. Знал бы этот загадочный, что впереди ему светит еще не одна сотня лет, хах. Вот тогда у него будут совсем другие глаза. Впрочем, они будут уже не его.– Сару, ты действительно ничего не помнишь?Вот тебе и сотни лет. В эту чертову секунду в этой чертовой больнице на меня смотрит Зельман, и никто иной. Тот Зельман, который в злополучном склепе позволял рыться в своей голове и читать свое прошлое как душераздирающий мистический роман. Такой пустой, но в то же время осмысленный взгляд, а память как нарочно дополняет его хриплым ?прощай?.– Э. Ты чего это так смотришь?– Ничего, – а вот следить за собственным, похоже, лишним не будет. – Просто ты мне сейчас кое-кого напомнил.Он нахмурился, и Зельман ушел. Его место занял совсем привычный недоумевающий Мисаки, который уже и забыл, что задавал мне какой-то вопрос. Я же зачем-то не забыл:– Не помню.Щенячьи глаза опять наполнились чем-то непонятным, а потом и вовсе сверкнули, перерастая в открыто наглую ухмылку.– Значит будут тебе новые воспоминания. Вот вылезешь из этого оздоровителя, и займемся делом. Воров потравим, чтобы глаза не мозолили. Да и мелкие торгаши вон совсем страх потеряли, чуть ли не каждому прохожему свое добро толкают. А еще это… – он вдруг запнулся. – Того мудилу, который тебя ранить посмел. Только одного я тебя больше не отпущу!А кто тебя, Мисаки, спрашивать будет? Как и меня. Судьба – дура, дурнее пули. Заберет и не постыдится.– Авашима Сери говорила, что Скипетр с ним уже пару недель возится. Думаешь, мы вдвоем осилим?Я ответил только потому, что на эту тираду просто нужно было что-то ответить. Как минимум для того, чтобы прервать ее. Я согласен терпеть и его лицо, и его голос, даже взгляды эти, разрывающие душу на части. Но строить совместные планы на будущее? Это нет, выше моих сил. Так как будущего нам не видать. Ни этого, ни любого другого.– Мы многое осилим, – он подмигнул или это пылинка в глаз попала? – Только с этими синими заканчивай якшаться. А то сам посинеешь и не заметишь.Да уж. Интересно, насколько он в курсе моей работы на капитана? Понятно, что по минимуму, так как это для него было бы если не полноценным предательством, то намеком на него. Всяко мне лучше осведомленностью не швыряться, хоть и сложно делать вид, что ты понятия не имеешь о месте, в котором провел без малого последние три года.– Все равно не считаю это удачной мыслью, – отрезал я. – Мне восстанавливаться еще с месяц, если не больше, а ты… тоже лучше не ввязывайся во всякое дерьмо. Целее будешь.Оказывается, Мисаки умеет приподнимать бровь, что опять же выдает в нем потенциального Зельмана. Пока еще желтые глаза посмотрели на меня так, будто я заговорил как минимум по-испански.– Тебя по башке точно никто не стукнул?– Сказал же, не помню, – ответить тон в тон и не смутиться, пусть смущается сам. – Но можешь спросить опоссума, он должен быть в курсе.Он просто улыбнулся, а меня аж дрожь пробрала. Вдруг стало и холодно и жарко, и я с каким-то ужасом осознал, что, черт побери, тоже улыбаюсь.Настолько значимое событие не могло не привлечь внимания Мисаки. И все же удивление довольно быстро сменилось каким-то странным и кошмарно заразительным счастьем.Такие скачки в собственном настроении поразили меня до глубины души, и я рассмеялся уже в открытую.За что тут же был наказан кашлем, который с огромным трудом удалось унять. И все же медсестра уже примчалась и принялась поить меня какой-то дрянью, в теории подавляющей кашель, на практике же навязчиво пробуждающей рвотный рефлекс.Несколько мучительных глотков спустя я попытался приподняться, но почти вылетевшая уже из головы рана внезапно дала о себе знать. Я чуть не взвыл от боли, медсестра тут же принялась кудахтать об осторожности, чем быстро заслужила тот самый взгляд, после которого в свое время особо навязчивые коллеги молча удалялись в никуда и оставляли меня в покое.Мисаки все еще не совсем отошел от странного бага на моем лице в виде улыбки, поэтому воспылал внезапным дружелюбием и когда медсестра ушла, попытался подать мне адское пойло, не подозревая, впрочем, о его вкусе. По моей скорченной роже можно было и догадаться, однако излишне увеселенный, а потому безмерно ранимый, снова соклановец почему-то принял все на свой счет.– Слушай, хочешь, чтоб я ушел, – так и скажи!– Так и скажу, – я все же принял эту трогательную помощь и отхлебнул жижи, от чего еще больше поморщился. – Но не сейчас.На его лице опять на мгновение проскользнула одна из гримас Зельмана, выражающих что-то вроде воодушевленного скепсиса, как бы странно это не звучало. А выглядит оно еще страннее.– А знаешь, Сару, – он усмехнулся и откинулся на спинку кресла. – Кто бы тебя не огрел, я ему даже малость благодарен.Знал бы ты, как благодарен ему я. Отключиться после ставшего опасным баловства, а в итоге проснуться в мире, где Мисаки может вот так вот сидеть рядом, нести милую чушь и поить меня лекарствами… Да уж, тут впору решить, что мироздание отвлеклось, и я по недосмотру пересек небесные врата вместо подземных. Хоть тут и кормят паршиво, и ангелы рыжеваты, но в целом – чем не мой персональный рай?– И все же огреть его в ответ это тебе не помешает.– Понятное дело!Стакан с бесконечной гадостью наконец-то показал дно, и я честно собрался с силами, чтобы допить его уже и вздохнуть с облегчением, но не осилил.– Да почему у тебя такая рожа, как будто тараканов измельченных жуешь?– Видимо, это они и есть.Недопитые тараканы нашли себе место на тумбе рядом, а лучше бы в сортире. Мисаки уже одолевало любопытство, и он просто не мог не попробовать. Реакция была предсказуемой, хоть и, пожалуй, не такой красочной, как у меня.– Ну что? – не удержался я. – Оздоровился?– Как будто горя хлебнул…На наш нездоровый интерес по поводу состава и предназначения этого дивного нектара некстати вернувшаяся медсестра промычала, что его передала лейтенант Авашима, приготовившая это снадобье по какому-то своему рецепту, ручаясь за его неоспоримую пользу в лечении. Вопросы отпали сами собой.– Эту женщину определенно нельзя пускать на кухню! – Мисаки еще повезло, его не заставляли жевать кулинарные шедевры лейтенанта, запивая их слабительным, которое капитан почему-то зовет чаем.– Мог бы и догадаться, – начал я, и тут же мысленно дал себе пинка за неосторожность. – Человек с таким взглядом способен приготовить только яд.Вот опять. Одним словом больше, одной мыслью меньше – и я выдал бы, что с рукой этого кулинара уже знаком. Все же двойная жизнь требует двойной осторожности и тройного помалкивания.– Да уж, бедный Кусанаги-сан.Точно. Вот оно!– В смысле? – спросил я, уже предугадывая ответ.– А, конечно, ты ведь и этого не помнишь! Повезло, я бы и сам рад забыть такое! – он с чувством вздохнул. – Кусанаги-сан полгода назад на ней женился, и с тех пор она принялась наводить в баре свои порядки, господи! Однажды эта женщина приготовила какую-то пургу, и он заставил нас это есть, чтобы она не обиделась! Черт, ты тогда додумался сбежать якобы на выставку ножей, а сам весь день прошлялся в парке! Зараза! Не мог меня с собой взять?!Я красноречиво пожал плечами, мол, нет, не мог. И все же предположение было верным. Кулинарные подвиги лейтенанта настигли меня и в этой реальности. Если три года назад я все же не ушел из Хомры, то после недавних событий мог бы об этом и призадуматься. Не стала бы она морить своей стряпней оба клана? Ну не стала бы ведь, да?– Знаешь, может, это чушь, но… ты в последнее время как-то отдалился, – если он читает мои мысли, то определенно не очень внимательно. – Я временами даже боялся, что мы, это… больше не друзья. Ну, по крайней мере, не такие, как были раньше…– Даже если и так, – хоть тут можно не лгать. – Я все равно этого не помню, так что забей.Вот любопытно – имей место аналогичная ситуация в другом, более привычном мне мире, потеряй я однажды воспоминания о том, что покинул Хомру… Да уж, та еще тема для размышлений. Как вариант, он мог бы навязаться и попробовать завербовать меня обратно. А мог бы и подавиться своими обидами, так как меня упрекнуть будет, по сути, не в чем.Вышло бы, впрочем, занимательно, если бы здешний я очнулся в том мире, знакомом ему не больше, чем мне этот. Не отказался бы взглянуть.– Слушай, ты какой-то странный сегодня. Память памятью, но тебя точно не подменили?Вслух я только хмыкнул, но внутренне отсмеялся достойно. Все же жизнь порой находит на редкость забавные способы подшутить и над собой, и над нами. На этот раз ее гласом стал Мисаки, отчего шутка приобретала дополнительный смысл.– Подменили, – совершенно правдиво ответил я. – Тебя что-то не устраивает? Так и скажи.– Так и скажу! – а он мало того, что поддержал игру, так еще и усмехнулся. – Где эти черти раньше были?– В аду, наверное. Где же им еще быть.– Тебя подменять, дурень. Последние три года обезьяна обезьяной, а тут человеком стал.– Это называется эволюция, Мисаки.Вряд ли кого-нибудь когда-нибудь так повеселил Дарвин, как его сейчас. Впрочем, веселью не суждено было задержаться, так как у жизни были свои планы и своя комедия.Дверь палаты открылась, а зря. В пороге внезапно и совершенно не к месту возник капитан Мунаката.Наша чуть ли не первая за пару лет нормальная беседа, во время которой не хотелось ни убить, ни умереть, была наглейшим образом прервана и обречена. При всем уважении, титанических усилий мне стоило не швырнуть в пришедшего стаканом с остатками лечебных помоев, заботливо предоставленных благоверной небезызвестного бармена. Но момент был упущен, а Мисаки взбешен не меньше, чем я. Мне невежливость простительна – как ни как, больной, да и, насколько я понял, потенциальный (если не действующий) шпион. Но на моего менее сдержанного собеседника льготы не распространялись, а он бы невежливость поддержал, да еще как.Такой роскоши позволить себе я не могу, так как ситуация у меня более чем своеобразная, а разговор с капитаном предстоит не из легких. Кроме того – улыбка стандартной комплектации и хитрые непробиваемые глаза слишком отчетливо дали понять, что с этого момента ложь будет весьма и весьма затруднительной. И нет, я больше не смогу прикинуться идиотом, так как с его небесной колокольни я и без того идиот. Как, впрочем, и остальные земляне.– Добрый вечер, Фушими-кун, Ята-кун.– Здравствуйте, – ну и как вас называть теперь прикажете? Не капитан же.?Ята-кун? внаглую промолчал, но до конца проигнорировать гостя ему не удалось, несмотря на видимое усилие. Злобный взгляд исподлобья не мог остаться незамеченным, но в сознании Мунакаты, похоже, вполне сошел за приветствие. И все же капитан с любезнейшей улыбкой пронесся по палате и снизошел до кресла.Мисаки проявил недюжинную сообразительность и не стал дожидаться, пока его вежливо попросят выйти, и встал сам.– Ты это, кофе будешь? – как бы невзначай бросил он.– Спросишь опо… доктора.Он угрюмо кивнул и вышел, а я впервые и неожиданно для себя пожалел, что не уточнил, что буду ждать его и без кофе. Здравый смысл подсказывает, что тот и сам припрется в любом случае, но что-то глубокое и глупое требовало именно пригласить. Капитана, впрочем, никто не приглашал, но вот он здесь.– Как твое самочувствие?Ну, классика. Будь я здоров, он начал бы, пожалуй, с погоды, но прелюдию диктует случай. Да и причина его визита ясна как сама очевидность. Слишком уж подозрительно я теряю память после встречи с важной для Скипетра персоной, и слишком уж красноречиво недоумевают врачи. В чем именно меня обвинят, пока не понять, но очевидно не в честности. Разумеется, капитан решил провести допрос лично, так как лейтенант при всей своей педантичности слишком уж простодушна для такой змеюки как я.– Как у любого человека с дыркой в животе – не очень. Но пришли вы не за этим.– Верно.Я уже потрудился завернуть разговор в нужную сторону, но, как оказалось, этого мало. Капитан не был бы капитаном без трехминутного загадочного молчания, которого хватило бы на десяток дам. На этот раз, впрочем, обошлось всего минутой. Убедившись, что я намерен отвечать на конкретные вопросы, а не попусту изливать душу, он все же сделал ход.– Я понимаю, что та встреча была для тебя не из легких, – еще одна прилично выдержанная пауза. Но нет, я все еще молчу, старайтесь лучше. – И я понимаю, почему ты не хочешь об этом говорить.– Вы можете мне не верить, да вы и не верите, – я зачем-то открыл рот, похоже, последняя пауза таки подействовала. – Но я действительно ничего не помню.Опять этот взгляд. Как на ребенка с заварным кремом на щеках, свято клянущегося, что торт съела собака. Если бы у Мунакаты был ребенок, тот наверняка вырос бы на редкость исполнительным и совестным. Либо расчетливым и непонятным – тут уж как ДНК ляжет.– Это ведь он сделал? – капитан недвусмысленно указал на рану.Да как он…?Стоп. Нет-нет, о Мисаки он знать не мог. В противном случае его бы как минимум не пустили. О максимуме думать не хотелось, но и не приходилось. Капитан определенно имеет в виду не его.Впрочем, не будь я так зациклен на Мисаки, сразу бы сообразил, что речь о неведомом преступнике, с которым я, похоже, столь неудачно пересекся.Да, вот и настал тот смешной момент, когда тебя подозревают во лжи, которой нет. И все же к веселью беседа располагала мало. Как ни как, свежих воспоминаний в этом мире у меня и вправду ноль, так что по факту я не лгу. Но как доказать это непробиваемому человеку рядом, не рискуя слыть сумасшедшим?А правда прозвучит сомнительнее любой амнезии. Да и смутно подозреваю, что после нее меня ненавязчиво переведут в психиатрию. А туда Мисаки могут и не пропустить, обидно. Без него в этом неправильном чужом измерении остается только умереть обратно. Так как разгребать то дерьмо, в которое влез мой предшественник, хотелось все меньше.– Капитан Муна…ката – черт, все же вырвалось. – Просто скажите мне, что вы хотите услышать, я это повторю. Раз уж моя ?правда? вас не устраивает.Тяжелый вздох, упрямый всезнающий взгляд. Вымораживающая улыбка на этот раз испарилась еще в начале разговора, без нее это лицо стало окончательно ледяным. Не уверен, что я бы выдержал, будь мне на самом деле что скрывать. Да и смысл? Стал бы я молчать о преступнике? Если бы кого и покрывал, то все того же Мисаки, но его невинная неосведомленность не может быть фальшивой. Это лет через двести он научится играть ведьмами и принцами, сейчас ему и разбитого бокала от Кусанаги-сана не скрыть – совесть замучит. Нет, мне определенно нет резона прятать голову в песок. Да и пырнуть меня не так уж просто, значит и псих тот непрост.– Ты точно уверен, что хочешь услышать это от меня?– Да хоть от кого-то, – голос безнадежно упал, а самообладание держалось уже на соплях. Капитана такой ответ несколько озадачил, что дало понять – ожидал он всяко не его. – Мне как бы и самому интересно, кому обязан.– Ну ладно.Почему нельзя как-то попроще? Разговаривать по любому пустяку так, будто речь идет о масонских тайнах – это, конечно, производит впечатление, но только если действительно боишься проболтаться. Когда ты чист, это повышенное внимание, эти паузы, эта иллюзия контроля смотрятся не только неуместно, но и глупо. Да, капитан, вы не всегда видите людей насквозь. Нет, не беспокойтесь, я никому не скажу. Можете и дальше разоблачать своих незадачливых подчиненных, они будут вас все так же боготворить и бояться.– Фушими-кун, – неожиданно громко и отчетливо произнес он. Таким тоном он обычно увольнял или… отдавал приказ на убийство. – Расскажи о том, как отец пытался тебя убить.– В смысле… отец?Воздух исчез сначала из легких, а потом из комнаты. И возвращаться не спешил. В сердце кольнуло, а может это опять рана дала о себе знать – не понять. В любом случае чувство реальности пошатнулось, а следом за ним к сознанию подкралось чудовищное понимание: так все и было. Конкретного воспоминания не осталось, однако подобно гигантской волне накатило однозначное ощущение правды. Сомнений больше не осталось – эту боль, эту почти смерть, подарил именно он, Фушими Ники.– Да, он вернулся из США в начале месяца, – пугающие слова, как ни в чем не бывало, продолжали сыпаться солью на рану. – Я понимаю, это не самая приятная тема, но мы должны его остановить. Ты и сам это знаешь.П-понимаете?!Я похоронил этого… отца, не только в земле, но и в памяти. За все эти годы… я просто выбросил из головы сам факт его существования. Даже при жизни он был для меня лишь кляксой на памяти, а смерть окончательно закрепила его в этой роли. Но жизнь писалась дальше, клякса забывалась, а тут она внезапно прогрызла оттуда сквозную брешь, расползшуюся до размеров бездны. Я оступился и провалился в нее.Перед глазами как сейчас возник давно забытый дом, такой знакомый до каждой занавески, до каждой паутинки, до каждой скрипящей доски на лестнице, и вместе с тем – такой отталкивающе чужой.Такой пугающе знакомый человек, небрежно заложивший ногу на ногу. Сигарета в зубах, блеск побрякушек… Последний день, когда я видел его живым.Две бутылки виски на полу, третью попивает с горла в перерывах между тягами. ?Пренебрегал своим здоровьем?, ага…Разбросанная стопка журналов, случайно попавшаяся на глаза статья о маме, читать которую не было тогда ни интереса, ни необходимости – об ее успехах в бизнесе СМИ любили шуршать сколько себя помню. Между страницами рассыпан косяк, рядом несколько абы как слепленных самокруток. Лет так в восемь я принял одну такую в подарок, и это было еще далеко не самое мерзкое поздравление от заботливого родителя.Я тогда просто проходил мимо, не желая ни видеть его, ни знать. Поверхностно окинул взглядом комнату, ни за что толком не зацепившись, и кто бы мог подумать, что столько всего останется в памяти… Однако она упорно подкидывает все больше деталей того дня, который я все эти годы и не вспоминал толком.На полдома орала музыка, и я еще по наивности решил, что удастся проскользнуть незамеченным. Поначалу даже показалось, что смог. Брошенная вслед бутылка убедила в обратном. Я в последний момент чудом увернулся, но бутылка оказалась не пуста.Пришлось обернуться. Как оказалось, зря: Ники не соизволил оторвать глаза от журнала. И я, решив, что бутылкой приветствие ограничится, пошел к выходу.?Не уберег мой презент, вот же неуклюжий… – донесся со спины ленивый голос. – А я, между прочим, кусок от сердца отрывал! – он притворно хныкнул. – Что ж, ходить теперь моей мартышке по этому миру трезвой, не завидую?.Отвечать я не счел нужным. Слегка стряхнул с одежды капли, но безрезультатно – запах алкоголя преследовал меня в тот день еще долго, пока не выдалась возможность зайти и переодеться уже в пустом доме.Кто же знал, что это было такое… прощание.Вместе с пьяным голосом обрывки памяти зачем-то вернули и смутно знакомую песню, которой Ники самозабвенно подпевал.В итоге последним, что я от него услышал, стали теперь уже пробирающие до дрожи слова: ?I love you… so much you must kill me now…?– Я правда не знал, что он… вернулся.***Одним воскресшим больше, одним меньше…Как оказалось, госпитализацию Фушими Ники все же пережил, после чего уехал к матери в штаты, и до недавнего времени там и оставался. На перелет обратили внимание не сразу. Кто-то из информационного отдела пролистывал списки пассажиров и наткнулся на знакомую фамилию. Будучи не в курсе моей скромной участи в некоторых расследованиях Скипетра, безымянный сотрудник сразу не осознал важность своей находки, а поделился ею уже за ужином, когда несостоявшиеся соклановцы обсуждали поганцев из Хомры.

На следующий день капитан обратился ко мне с расспросами, но я об этом впервые слышал. И он даже был склонен мне верить. Отец на связь так и не вышел, и дома не появлялся – проследили. Дальше еще страннее: несмотря на почти безграничные наблюдательные возможности Синего Клана, Фушими Ники не был обнаружен ни на одной из доступных им камер, а таких немало. И все же стюардесса опознала человека на фотографии, признав в том весьма ухоженного и галантного мужчину. Описание само по себе мало тянуло на правду, но члены Скипетра этого знать не могли. Опрос других пассажиров тогда сочли нерациональным, так как непопадание на камеры – еще не преступление и не признак исчезновения.Да и я не проявлял никакого интереса к так и не выходившему на связь родителю, пока на день рождения не обнаружил у себя на кровати разбитый кубик Рубика. Но капитану я сообщил об этом уже после того, как узнал, что в тот же день на месте двойного убийства обнаружили по кусочку аналогичного кубика во рту у жертв.Поскольку за первые полторы недели ими стали две пары, в убийце подозревали очередного подражателя Зодиаку, внесшего в стандартную картину преступления элемент вольности. В течении следующей недели кубики нашли еще у одной женщины и двух мужчин, никак между собой не связанных, а последним стал пятнадцатилетний подросток.

О Фушими Ники как о подозреваемом в Скипетре не говорилось, в курсе был только капитан. Да и из зацепок был лишь его своевременный приезд, подозрительная осторожность и моя находка. Первая.После второй сомнения ушли окончательно. В тот пятничный вечер мы по своему обыкновению заказали пиццу. Доставка шла дольше, чем обычно, и это стало первой странностью. Вторая – пицца была подстывшей и не порезанной. Да и тесто под щедрым слоем сыра и начинки оказалось непривычно толстым. Если бы не эти сами по себе ничего не значащие детали, моя паранойя могла бы и вздремнуть, и сон этот стал бы роковым.Мисаки тогда засиделся в баре, я не стал его дожидаться, и не зря. Пока отрезал себе кусок, нож сразу же уперся во что-то твердое. При ближайшем рассмотрении это оказалась канцелярская кнопка, которыми и было напичкано все тесто.Разумеется, я сразу же избавился от находки, а несостоявшемуся сотрапезнику сказал, что сожрал все сам, пока тот прохлаждался.Слушать о себе из чужих слов было странно и ново. На первый взгляд все вполне похоже на правду, но капитану не составило бы труда и добавить что-нибудь от себя, пользуясь случаем. Что он, впрочем, и сделал.– Ну что ж, поздравляю, Фушими-кун, – он торжественно посмотрел на искренне недоумевающего меня и снизошел таки до объяснений. – Это была не пицца, а суши. Особой реакции на это не последовало, что говорит в твою пользу.Да уж, поздравления приняты. Впрочем, чего-то подобного стоило ожидать от капитана, страдающего паранойей, ни в чем не уступающей моей собственной. И все же дознаватель не мог учесть главного – я сотрудничаю с ним куда дольше и знаю его куда лучше, чем он себе предполагает.– Тут вы и не прогадали. Так как пиццу мы действительно заказывали чаще.Капитан как-то странно усмехнулся, словно откопал в моих словах какой-нибудь ведомый ему одному смысл.– Верно, – он удовлетворенно кивнул. – И тот день исключением не был.Я малость потерялся, уже сомневаясь и в том, что расслышал, и в том, не изменились ли наши предпочтения в еде за три то года, но очередные объяснения не заставили себя долго ждать.– Ты бы не рискнул это уточнять, боясь навлечь на себя подозрения.Да уж, а ведь не ручаюсь, что заметил бы подвох, если бы удумал солгать. Но раз уж не удумал, да и более того – волей-неволей сумел это доказать, себя действительно можно поздравить.– А если бы я раскусил вас с самого начала и просто подыграл?Не уверен, стоило ли так умничать, но уж больно потянуло. Впрочем, капитан не выглядел ни оскорбленным, ни задумавшимся, и впервые за этот разговор (если не за все) я понял, что мне наконец-то верят. Ни лестным, ни смешным это осознание не стало – оно было просто непривычным.– В таком случае мне стоило бы выйти на пенсию.Когда капитан Мунаката шутит, земля разверзается, океаны покрываются льдами, а солнце сходит на западе и садится на востоке. В любом случае он сумел в очередной раз довольно тонко донести, что мне до его проницательности как до луны. И притом, что это было неоспоримой истиной, мне как-то удалось увести тему от своей реальной истории. А не понять, что тайны у меня еще остались, капитан не мог. Но то ли не счел нужным возвращаться к ним, то ли вернется позже.– Но раз уж вы здесь, – я все же решил своим молчанием не предоставлять ему такой возможности. – Проясните тогда еще кое-что. Лейтенант считает, что я сам проводил расследование и напоролся на убийцу по неосторожности. Насколько это… похоже на правду?– Слабо, – он задумался. – Более вероятно, что он сам тебя нашел, если это, конечно, был он… Теперь я уже в этом не так уверен.Да, мои пробелы в памяти меняют многое. У меня еще мог быть резон молчать об отце-убийце, но раз уж за молчанием скрыто только незнание, то за незнанием может прятаться что угодно.– Не хочу себе льстить, но случайному хулигану со мной не тягаться.– С тобой много кому не тягаться, это меня и смущает, – капитан поправил очки. – Тот, кто сумел тебя ранить, сам по себе уже является проблемой. Даже если это Фушими Ники, я не ожидал от него такой сноровки. Перехватить твой нож и нанести удар. Сам думаешь, насколько это легко?Да что тут думать, если я тот нож по собственной прихоти бросил в руки виновника, пусть и без воинственных намерений. Но это было не здесь, хоть и любопытно, что орудие осталось тем же.– Только если я прежде этим ножом воспользовался, – опыт предыдущего сражения все же пригодился. – Либо если я спал, но Мисаки говорил, что это случилось не дома. А где, кстати, меня нашли?– Недалеко от штаба. Один из моих клансменов возвращался в общежитие и в переулке заметил человека без сознания. Поначалу в темноте решил, что бездомный или пьяный, но потом обратил внимание на кровь.Район натолкнул на смутные подозрения, и я спросил, как далеко это от моего бывшего дома. Оказалось, что в двух минутах, в итоге последние сомнения в причастности Ники были отброшены. И все же оставалось только гадать, как нелегкая занесла меня к тому злополучному месту.– Узнав об этом, я поехал осмотреть место преступления, а лейтенанту сказал, что поручил тебе проследить за вероятным свидетелем последнего убийства, и отправил ее в больницу. По правде, не ожидал, что ты очнешься прежде, чем я закончу. Лейтенант вызвалась переговорить с тобой, я, не найдя убедительной причины остановить ее, понадеялся на твое благоразумие.А мое благоразумие превзошло все ожидания: я мало того, что не раскрыл подробности дела, так еще и сослался на потерю памяти. Глупо, но эффективно – так капитан и решил. Да и в сочетании с вполне пристойной МРТ сомнений в обмане не оставалось.Ни в переулке, ни в окрестностях ничего подозрительного не нашлось, но осмотр повторят еще утром. Кровь была только в одном месте – там, где меня и нашли. Стены старые и облупившиеся, найти среди паутины трещин вероятные следы от ножей не представлялось возможным, как и обнаружить свидетелей.Подумать только, что я мог там и остаться. Если бы случайный бездельник не проходил мимо и вовремя не среагировал. От каких же мелочей порой зависит, жить тебе или умереть.– А ты популярен, Фушими-кун, – протянул капитан и взглядом указал на ничего пока не предвещающую дверь.Однако несколько мгновений спустя та распахнулась, пропустив Мисаки с двумя бумажными стаканами. Вид у него был одновременно и возвеличенный, и встревоженный.Я почти успел приятно удивиться его трогательной наглости, поскольку не ожидал, что он осмелится вернуться прежде, чем капитан откланяется. Но все стало на свои места, хоть и кривовато, когда следом в палату ступил Суо Микото.Шедший первым, Мисаки неуверенно покосился сначала на меня, потом на Мунакату. Я недоумевал не меньше, а капитан и глазом не повел. Другой Король, впрочем, тоже разговор начинать не спешил.Ах да, сейчас это ведь мой Король. И с его колокольни нашу длительную беседу можно было понять превратно. Давно забытое ощущение западни между двумя Королями, одному из которых служишь, а со вторым неожиданно для себя нашел общий язык, впервые за три года вылезло очередным гвоздем в подошве.Однако Суо Микото не проявил ко мне ни малейшего интереса, смотрел он только на капитана. Непонятно как-то смотрел, то ли с насмешкой, то ли с вызовом.Растерянный Мисаки нервно пошагал, стараясь не смотреть в сторону вражеского Короля, и протянул мне стакан.– В-вот, травяной отвар, – его рука заметно дрожала, пластиковая крышка на стакане в такие моменты как никогда уместна. – Кофе нельзя.Я принял снадобье, тайно надеясь, что лейтенант успела уйти и в его приготовлении не участвовать. Красный Король к тому времени добрался до кресла и развалился в нем. Мисаки предсказуемо остался стоять за спиной кумира, его так и распирало от волнения, предвкушения и старой доброй гордости, от которой блевать тянет.Компания выдалась страннее некуда, к дьяволу такую популярность. Что здесь забыл зачем-то оставшийся в живых Суо Микото, который без крайней на то необходимости и не моргнет лишний раз – так ему все влом – тем более не понять.Однако Красный Король мало того, что составил компанию Мисаки, так еще и приволок с собой гнетущее и давно забытое чувство угрозы, от которого хочется залезть под кровать и просто выждать, пока все уйдут. Не выйдет, а жаль.– Ты вовремя, Суо. Мы как раз закончили, – капитан для разнообразия решил тишину не поддерживать. Он поднялся, собираясь уходить. – Фушими-кун, благодарю за уделенное время. Надеюсь на твое скорейшее выздоровление.– Не так быстро, Мунаката.Тяжелый басс ударил по ушам, как выстрел из пушки. Голоса Красный Король не повышал, он говорил своим привычным тоном, но желание удалиться под кровать только усугубилось.– Тебя это тоже касается. Как Короля.Капитан заинтересованным не выглядел, но остался на месте.– Я слушаю.Взгляды Королей пересеклись – и температура в комнате резко поднялась, градусов так на пять. Мисаки тоже ощутил странное – зыркнул на меня и слегка дернулся. Нам двоим тут явно не по себе, но лидеров это мало волновало.– Что ты знаешь о зеленых?Капитан Мунаката слегка сощурился и свел брови – вопроса он не ожидал. Суо Микото тем временем наклонился и достал сигарету, дав понять, что правила больницы на Королей не распространяются.– Много чего, – негласного приглашения капитан все же не принял. – Однако ничего привлекшего бы твое внимание на ум не приходит.Красный Король хмыкнул и откинулся на спинку кресла. Сигареты у него сгорали куда быстрее, чем у Кусанаги-сана, хоть и тот тоже дымит стремительнее среднего человека.– А твоего внимания, значит, новый Король не заслужил?Судя по лицу капитана, ему показалось, что он ослышался. И все же взгляд Суо Микото вполне сочитался с его словами – тяжелый и озадаченный. Это у Красного то Короля!– Невозможно, – четырех секунд ему вполне хватило, чтобы обдумать услышанное и сделать выводы. – Мы наблюдаем за Зеленым Кланом не первый год, такое бы незамеченным не осталось.На непробиваемо угрюмом лице Суо Микото проступило подобие ухмылки. Он бросил дымящий бычок на пол, однако тот не долетел – рассыпался пеплом на полпути. Еще два его собрата повторили путь предшественника, прежде чем многотонную тишину прервал хруст. Мисаки, о чьем присутствии позабыли все, и даже почти я, от нетерпения непроизвольно начал разминать костяшки пальцев. Став единственным источником звука, он, впрочем, смутился и виновато взглянул на своего бога. Тот докуривал уже четвертую сигарету, в дыму палата все больше мутнела. Расплывшиеся лица не спасали даже очки, а противопожарка отчего-то молчала.– Суо, – очнулся все же капитан. – С чего ты это взял?– Встречался с ним вчера. Премерзкий тип.Суо Микото скривился и отбросил очередную сигарету с такой брезгливостью, как будто та вдруг стала сороконожкой.– Ты уверен?– Не меньше, чем в тебе, Мунаката.В себе капитан не сомневался, однако верить не спешил. Меня новоявленный Зеленый Король волновал не больше, чем испепеленные Красным окурки. Вся эта политика всегда проносилась где-то мимо меня, а задерживалась лишь когда непосредственно касалась дела. И все же тот факт, что капитан пропустил такое значимое событие, волей-неволей привлекает к этой особе внимание. Скрытность не сулит ничего хорошего, а значит на пороге потенциальная проблема.Капитан Мунаката, похоже, пришел к тому же выводу. Он тяжело вздохнул и – кто бы мог подумать – расплылся на кресле не хуже того же Суо Микото, изменив своей безупречной осанке.– Он нашел меня, – пробасил Красный Король. – Представиться решил. Змей раздражал, и я тоже ему не верил. После первого удара даже зачем-то вылез Дамокл, но гад увернулся. Потом рядом с моим мечом возник зеленый, но сражаться ублюдок не стал. Смылся, напоследок брякнув, что скоро свидимся. Самоубивец хренов.Короли опять переглянулись, но уже без искр. Странные у них все же здесь отношения. Чтобы прежний Суо Микото делился с капитаном чем-то помимо ударов? Скорее уж со стеной – ей он доверял бы куда больше. Неужто спелись?Да и в Мисаки праведного негодования не видать, только шок. Вот кого действительно впечатлил рассказ о Зеленом. А скорее ему просто не верится, что обожаемый Король не смог справиться с каким-то выскочкой. Ничего, полезно.– Микото-сан, – за этот благоговейно дрожащий голос его хочется придушить. – Вы говорили о… Так это… н-не может быть…?– Да, – Король твердо перебил полудохлый вопрос, и я даже был ему за это благодарен. – Фушими, уж не знаю, что там у тебя с памятью и что наговорил тебе Мунаката, – он взглянул мне в глаза, и панический страх накатил по новой. Захотелось раствориться в стене, провалиться сквозь землю… да не важно как, лишь бы исчезнуть, лишь бы подальше от этого прожигающего взгляда. – Мне лень разбираться, я знаю одно: ты с папашей либо в сговоре, либо благодаря ему едва не окочурился. По правде, мне плевать, но говорю просто чтоб ты знал – я его сожгу.***– Не смотри.Лунный блик скользнул по металлу, словно приветствуя. Темнота расступилась, пропуская его к каждому из мечей. Сгусток ночного света методично и плавно пометил лезвия, оставляя на них незримое лунное клеймо.Чей-то голос впивается в тишину, разрезая ее до мяса.В лунных висках стучит песок. Луна бескровна, в отличие от тела. Луна не дышит и не болит.Я, впрочем, тоже.Мечи – вот они – в теле. Они его чувствуют, но не я. Тряпичная кукла с кровью внутри. Это кровь живет, чувствует, хочет. Кукла – просто панцирь. Крепкий, но обмякший.Я в животе, в ногах, в каждом пальце. Вытекаю с ран и остываю, обняв мечи. Улыбаюсь Луне и отдыхаю на камне. Тяжелые грубые плиты принимают меня и дают последнее убежище.В кукле меня еще много, меня носит и крутит, как горную реку по камням. Я терплю и живу, пока живет кукла. Но кукла сломалась и гниет, сгнию и я.– Не смотри!Повторил голос.Луна не разговаривает, я тоже. Кукла голос имеет, но молчит. Кукле уже не до звука и не до взгляда. Я скоро ее покину, так зачем ей голос?– Вернись в боль. Но не смотри на нее.Мне не присуще чувство боли, этот голос что-то путает, либо обращается не ко мне. К кому же тогда? Не к кукле же?– Боли нет.Кукла все же ответила. Часть меня содрогнулась под вибрацией от звука, но продолжила свое течение, конец которому на каменных плитах. И конец этот близок.– Это тебя сейчас нет, глупец. Боль реальна, и она ждет.– Не дождется. Я не вернусь.– Тебе не затянуть третий узел, пока тебя нет.Да гори адским пламенем твоя Луна вместе с твоими узлами! Я забывал, как видеть, говорить, а теперь еще и чувствовать! Если это и есть твои узлы, то мне и двух достаточно. Для петли уж точно.– Ты почти вернулся. Теперь освободи боль.– Ты?!Голос опять стал моим, картина мира больше не неслась со скоростью водопада, а камни подождут. Куда важнее то, с кем все это время разговаривала кукла. Неужели она не узнала? Неужели она могла позволить себе умереть у Него на глазах?– Ты уходил. Но тело – не ты, а ты – не кровь. Тело – сознание, кровь – память. Ты – это кровь в теле, и никак иначе.– Откуда ты здесь?Контроль над лицом и над мыслями вернулся, но память упорно не отвечала на важнейшие вопросы, она извивалась вокруг последних мгновений, уплотняясь на имени, но расходясь туманом во всем прочем. Память – это кровь, и она продолжает пульсировать в висках, разгоняясь до сердца и врезаясь в неуместную сталь…– Прекрати, ты опять уходишь.– Не буду, – сознание и вправду немного помутилось, но знакомый до мурашек голос вернул его на место. – Так откуда?– Меня здесь нет. Как и тебя. Мечи тебя настигли, но я – их гарда.

Отделяешь безопасную рукоять от смертоносного лезвия? Да неужели?– У тебя слишком живой голос. Как для стали.– А у тебя слишком мертвые глаза. Как для живого.А я живой? Не был бы так в этом уверен. С такими ранами не живут. Мечи торчат отовсюду – из груди, живота, рук и ног. Мечей десять, жизнь одна. Смерть тоже, но не считать же их парой, в конце концов?– Ты опять смотришь, это только мешает. Чувствуй – и ты вернешься окончательно.Но я не чувствую. Боли все еще нет, хотя сейчас она должна быть невыносимой. Нет ни боли, ни… тела. Во всяком случае по ощущениям. Мне принадлежит только зрение, голос и слух. Последний пока единственный не подводил.– Прошедшие встречи не отнимали твои чувства, но пробуждали их. Ты и прежде был слеп, и нем, я просто показал тебе это наглядно. Тогда ты излечился, а значит и теперь сможешь.– То есть доверять я могу только слуху?– Нет, Гость, ты глух безнадежно. Но этот узел ты затянешь уже без меня.И все же странный ты выбрал повод для встреч: ослепить, лишить речи, а теперь и тела. Лишить, чтобы вернуть. К троим обезьянкам проситься последняя – закрывшая уши. Хоть та и по-хорошему должна была явиться второй.– Не понимаешь по человечески, объясню по-обезьяньи.– Да иди ты.Голос рассмеялся, и смех этот как всегда проник в самое нутро, расплескивая оставшуюся кровь по десятку ран. Видимых, но все еще не ощущаемых. И это осознание сменилось следующим, не менее ужасающим.Твой голос. Я ведь не слышу его. И никогда не слышал. Только ощущал.– Ну, браво. Ты наконец услышал тишину, которая все это время кричала тебе в уши. Но не мне ее заглушить, и не сейчас. Верни себе боль. Она тебе пока нужнее.Чтобы вернуть боль, нужно достать мечи. Но увижу ли я тебя снова? Впрочем, я ведь и сейчас тебя не вижу… Только мечи. И это они говорят со мной твоим голосом. Эти чертовы мечи коснулись моей крови и теперь ковыряются в памяти, как в болоте, обнажая ее муторные трясины.– Меня здесь нет. И тебя нет. Есть только мечи.Только мечи, говоришь? Что же ты Луну забыл, это дама обидчивая. Как в напоминание о себе, она в последний раз прошлась бликом по лезвию, точно улыбнувшись.Блики не двигаются сами по себе, значит двигаются мечи. Точнее двигается их ложе, пусть и без команды. Мне достаточно просто осознать это движение, прочувствовать его. И вместе с ним всю оглушительную боль десятки мечей.– Ты справишься.Справлюсь. Но зачем? Если твой голос уйдет вместе с агонией, я заколю себя опять.– Ты еще должен мне мое оставшееся прошлое. Не забывай.– Не забуду.