Немного сентиментальности перед сном и поутру (1/2)
Пообещать было легче, чем осуществить. Минцзюэ не представлял, какие слова будет подбирать для разговора на такую деликатную и болезненную тему. Он был не лучшей кандидатурой для такой задачи, потому что был человеком действия, а не слов. Прямолинейный стиль общения устраивал Минцзюэ, и он предпочёл бы, чтобы таких людей было больше, чем представителей змеиного клубка интриганов и льстецов. Однако, к его сожалению, прямолинейность не всегда была подходящим инструментом. Тот же Гуанъяо с его витиеватыми речами и умением задабривать и подстраиваться под кого угодно справился бы намного лучше, как бы Чифэн-цзуню не было неприятно признавать это. Как минимум, Мэн Яо однажды уже успокаивал Сичэня — он был свидетелем событий того дня и заодно спасителем. Он смог бы и осторожно подобраться к разговору, и определить настроение собеседника, чтобы понять, когда и где нужно остановиться и больше не давить, и нашёл бы правильные слова для утешения, поддержки и правильные слова, чтобы побудить человека двигаться дальше, избавиться от своих страхов, отпустить прошлое.
Однако это должен сделать Минцзюэ. Это с ним Сичэню жить под одной крышей и делить кровать, это он должен быть первым человеком, к которому Сичэнь пойдёт за помощью, будучи уверенным, что получит её. Теперь они супруги, а значит должны разделять горе и заботиться друг о друге. Как Чифэн-цзунь сможет считать себя хорошим мужем, если позволит кому-то другому исцелить Первого Нефрита, сгладить сколы и трещины этого драгоценного камня?
Вспомнив последние три года, Минцзюэ мысленно укорил себя за то, что не придал большого значения некоторым деталям. Он мог бы начать хотя бы подозревать что-то намного раньше.
Однажды Сичэнь и Минцзюэ переоделись в не указывающие на принадлежность к какому-либо ордену одежды, а также спрятали оружие в рукава, чтобы спокойно погулять друг с другом без лишнего внимания и послушать, о чём судачили люди, когда им не требовалось лебезить перед важными персонами. Их одежды не были по виду сопоставимы с орденовскими, но всё равно выглядели прилично и качественно, поэтому бандиты приняли двух мужчин за обычных людей с достаточным количеством денег. Друзья тогда были слишком увлечены друг другом и смеялись, вспомнив какой-то курьёзный случай из их подростковых лет, поэтому не почувствовали угрозы. Первым заметил опасность Чифэн-цзунь, когда боковым зрением случайно уловил блеск наконечника, попавшего под солнечный луч. Предупреждать было уже поздно, поэтому он навалился на Первого Нефрита, сбив его с траектории стрелы, которая попала в другую цель — плечо Минцзюэ. Он привстал на локтях, поднял неповреждённую руку и силой мысли послал притаившуюся в рукаве саблю в сторону нападавшего. Остальные бандиты разбежались, как только поняли, что имели дело с заклинателем. Тогда Минцзюэ не заострил внимания, но сейчас вспомнил — в тот момент, когда Сичэнь оказался лежащим под ним, он тут же в панике упёрся ладонями в плечи, попытавшись оттолкнуть, но затем почувствовал под пальцами кровь, заметил стрелу и переключился на беспокойство о своём друге.
Другой раз был после его Дня Рождения. Сичэнь прилетел в Цинхэ поздравить его, и после праздника Чифэн-цзунь оказался в особенно хорошем и игривом настроении из-за того, что выпил больше обычного. Минцзюэ отвёл Первого Нефрита подальше от людских глаз и упёрся рукой в стену, зажав друга между ней и собой. Ещё до войны с вэнями Минцзюэ так уже делал, и Сичэнь тогда, хоть и покраснел немного, выглядел довольным и положил ладони ему на грудь, поцеловав в щёку. В последний раз... В глазах Цзэу-цзюня вспыхнула паника, и он сильнее вжался в стену, прежде чем, казалось, напомнил себе о чём-то и заставил себя успокоиться. Однако он так и не ответил взаимным флиртом, а перевёл всё в какую-то шутку и мягко оттолкнул главу ордена Не.
Ещё один случай был связан с купанием. Чифэн-цзунь гостил несколько дней в Гусу и решил посетить холодные источники вместе с Сичэнем. Раньше Первый Нефрит никогда не отказывался купаться, будь то озеро или речка, тёплая вода или холодная. Раньше Первый Нефрит подходил в воде к своему другу ближе, чем было позволено друзьям, настолько близко, что можно было даже почувствовать его тепло. Когда-то Первый Нефрит, впервые приведя Минцзюэ к холодным источникам, даже сам шутливо схватился за ханьфу неуверенно глядевшего в воду друга и начал стаскивать с плеч, посмеиваясь: «Да ладно! Неужели неукротимый Чифэн-цзунь с его пылким сердцем испугался холодной воды?». В последний же раз Сичэнь даже не зашёл в воду. Когда оставшийся в одних штанах Минцзюэ спросил об этом друга, тот не нашёл оправдания получше, чем ответить с неловкой улыбкой: «Вода нынче слишком холодная». Чифэн-цзунь такого оправдания не принял, со смехом напомнив Первому Нефриту, что он когда-то сам чуть ли не столкнул его в этот чёртов пруд, а также всегда спокойно переносил холодную воду. Он тоже потянулся к чужому ханьфу, но Цзэу-цзюнь отпрянул от него и сказал, что у него не было настроения купаться. Минцзюэ больше не настаивал. Сейчас ему пришла в голову мысль, что Сичэнь в тот день мог стесняться раздеться перед ним, и стало ещё хуже, когда его вознамерился раздевать кто-то другой.
Были и другие мелочи. Если собрать их все и попытаться найти что-то общее, можно прийти к выводу, что последние три года Первый Нефрит пытался мягко избегать ограниченной свободы движений.
А сейчас они мужья, и теперь уже Минцзюэ нужно придумывать какие-то отговорки, чтобы избегать близости более серьёзной, чем объятия, но при этом не упоминать в ближайшее время о том злополучном дне. И сейчас его муж сидел и ждал в комнате, наверняка жутко переживая. Чифэн-цзунь даже боялся теперь возвращаться в свои покои, зная, что Сичэнь от этого запаникует ещё сильнее. Он теперь боялся хоть как-то прикоснуться к мужу, не желая спровоцировать у него дискомфорт и нежелательные воспоминания. Но всю ночь он простоять посреди двора тоже не мог.
Минцзюэ вздохнул и направился в комнаты. Он обязательно расскажет Сичэню о своей осведомлённости, но не сегодня. Даже если Первый Нефрит уже сам успел погрузиться в страшные воспоминания, Чифэн-цзунь не хотел всё усугублять в день их свадьбы.
Закрыв за собой дверь, Минцзюэ остановился, собираясь с мыслями и настраиваясь на такое притворство, какое он последний раз выдавал перед Хуайсаном, первое время после смерти отца играя роль надёжного старшего брата, не чувствующего ни страха, ни горя, ни боли и точно знающего, как жить дальше. Возможно, у него получалось не очень хорошо. Возможно, и скорее всего, не получится и сейчас. Но он должен попытаться.
Чифэн-цзунь мысленно выругался, когда прошёл вглубь комнаты и за углом увидел сидевшего на кровати Сичэня. Притворяться будет даже сложнее, чем он представлял... Теперь, с полученной информацией о попытке надругательства, язык тела и каждый взгляд Первого Нефрита были слишком заметны и понятны. Мужчина выпрямился и улыбнулся, увидев своего мужа, но движения выглядели скованными, как у замёрзшего человека, а глаза на мгновение расширились от тревоги. Минцзюэ тут же захотелось выйти из комнаты, чтобы не пугать Сичэня. Он понимал, что страх был не перед ним лично, но это не очень помогало ситуации.
— Надеюсь, ты не сильно меня заждался. Я всё никак не мог избавиться от навязчивых гостей с поздравлениями.
— Всё в порядке. Зато у меня было время оглядеться по сторонам. Я ведь не бывал раньше именно в этой комнате.
— И как тебе, нравится? Чувствуй себя как дома.
— Я уже давно чувствую себя здесь, как дома, — впервые за вечер искренне улыбнулся Сичэнь.
Чифэн-цзунь опустил взгляд от того, как эти слова приятно кольнули и согрели его сердце, и не смог не улыбнуться в ответ.
— Я рад. Кстати, ты знал, что у тебя имеются здесь отдельные комнаты?
— Отдельные?..
— Да, ты можешь обустроить их как хочешь. Можешь создать здесь, в Нечистой Юдоли, уголок Облачных Глубин. Ну, на случай, если тебе захочется личного пространства, побыть одному, — пожал плечами глава ордена Не, надеясь, что его слова прозвучали достаточно легковесно и за ними нельзя было услышать: «Если тебе некомфортно даже просто лежать со мной в одной кровати, ты можешь лечь на другую, знаешь, да?»
Минцзюэ ненавидел тот факт, что, когда он подошёл к сидевшему Сичэню, тот окаменел ещё больше. Он присел на корточки, чтобы его мужу было более комфортно. Цзэу-цзюнь отмер, вспомнив, что ему нужно было сделать. Он потянул конец красной лобной ленты с золотым облаком посередине и развязал узелок. Лента плавно скатилась с его лба — он поймал её в ладонях и замер, поражённый важностью этого момента. Хоть и другого цвета, но это была лента с сакральным значением, которую можно было снимать только перед сном... Теперь он передавал её в руки любимому мужчине, как передавал себя. Мужчине, которого он признал своим избранником, своей второй половинкой души, своим партнёром до конца жизненного пути. Сичэнь взял мужа за руку и начал наматывать ленту на его запястье. Минцзюэ тоже смотрел на это, как заворожённый. После завершения последнего витка он обхватил своими пальцами тонкие пальцы Сичэня и прижался лбом к тыльной стороне его ладоней, молча выражая благодарность за его присутствие здесь сегодня, за взаимную любовь, за оказанное ему безграничное доверие, за то, что из всех людей именно его Цзэу-цзюнь выбрал своим мужем.
«Я не подведу тебя, А-Хуань. Тебе не придётся жалеть о своём выборе. Ты будешь счастлив, любим и окружён заботой», — мысленно заверял Минцзюэ.
Переизбыток чувств грозился превратиться в счастливые слёзы, но он стойко держался. Первый Нефрит тоже был тронут этим моментом, как и молчаливой благодарностью, и, наклонившись, поцеловал мужа в макушку. В ответ Минцзюэ поцеловал его костяшки пальцев. Они вдвоём сегодня шли рука об руку по красной дорожке, совершали три поклона, произносили клятву, принимали поздравления и подарки, но почему-то только сейчас, после передачи лобной ленты на супругов хлынула волна осознания и глубокой привязанности, которая распирала им грудь изнутри и перехватывала дыхание. Сентиментальные, заезженные многими поколениями людей простые слова так и просились на свободу, но застревали в сжатом от переизбытка эмоций горле. Возможно, это было и к лучшему, потому что не существовало таких слов, которые могли бы выразить и донести всё, что бурлило в бешено колотящихся сердцах.
К сожалению, Сичэня переполняло чувство не только счастья, но и вины. Он пытался уговорить сам себя, успокоить, убеждал: «Ты посмотри, как он нежен, добр и чувствителен с тобой. О чём ты вообще ещё можешь переживать?». Но только он возвращался мыслями к тому, чем они должны были заняться, как липкий страх из прошлого мерзко покрывал его, и...
— Давай ложиться спать.
Первый Нефрит так удивился, что не смог выдавить из себя логичный вопрос, и с приоткрытым ртом молча наблюдал за Минцзюэ, который обошёл кровать и начал вытаскивать украшения из волос, а затем и раздеваться. Сичэнь, чтобы не выглядеть статуей и не слишком пристально пялиться, тоже начал готовиться ко сну. Когда они оба разделись до нижних одеяний и легли на свои половины кровати, Чифэн-цзунь взмахом руки потушил свечи, погрузив комнату в темноту. Незаданный вопрос висел в воздухе почти физически ощутимо.
— Ты плохо себя чувствуешь. Отдохни.
«Так в этом причина?», — подумал Сичэнь.