Омрачённый вечер свадьбы (1/2)
Свадебные церемонии у важных особ, — правителей, лидеров орденов, членов их семей, — нечасто видели искреннюю радость на лицах супружеских пар, нечасто слышали, чтобы наполненные любовью сердца бились в унисон. Слишком много людей связывались клятвой не по собственному желанию, а по родительской воле или жизненным обстоятельствам. Супружеская пара, находившаяся сегодня в центре внимания, была не из таких.
Это был нестандартный, осуждаемый некоторыми людьми брак, но кто мог предъявить претензии и проявить недовольство прямо в лицо двум героям войны, самым сильным заклинателям своего поколения, уважаемым Чифэн-цзуню и Цзэу-цзюню? Таких смельчаков не находилось, а о чём шептались за спиной — не важно. Какое до этого было дело людям, чей брак был полностью добровольным и всем сердцем долгожданным? Судьба свела Минцзюэ и Сичэня ещё в детстве, связав их долгой и крепкой дружбой, которая последние несколько лет неуклонно перерастала во что-то большее. Вопрос о браке был лишь делом времени и формальностей.
Видя друг друга облачёнными в красно-золотые одеяния, новоявленные супруги не могли поверить своему счастью. После всех потерь и несчастий, сопровождавших их с подросткового возраста, успешно состоявшаяся свадьба воспринималась не иначе, как подарком небес. Когда последний раз у них был день, настолько же радостный, как сегодняшний? Наверное, только когда родились их младшие братья. К слову, один младший брат даже не скрывал за веером своего хорошего настроения и был невероятно горд собой за выполненную работу — именно он был ответственным за праздничное оформление. Другой младший брат выглядел привычно серьёзной и холодной мраморной статуей для всех гостей, и только супруги могли различить на его лице сдержанную радость за счастливого сюнчжана.
Во время пиршества Чифэн-цзунь насторожился, заметив перемену в настроении своего мужа. Первый Нефрит словно родился с улыбкой на лице, так что поддерживать её перед гостями ему было несложно. Но Минцзюэ знал его достаточно долго, чтобы различать, когда искренняя улыбка превращалась в натянутую, когда сияние глаз затмевало беспокойство. Однако он не понимал, что в спокойном течении праздника могло стать причиной для волнения. Ещё утром и днём сияющая улыбка Сичэня соперничала с золотыми украшениями, отражавшими солнечный свет, однако меркла тем сильней, чем ниже к горизонту скатывалось солнце. И сейчас в глубине его глаз таился такой же мрак, какой завладел Нечистой Юдолью с наступлением сумерек.
— Что случилось? — тихо спросил глава ордена Не и накрыл руку мужа ладонью, заметив, как тот под столом бессознательно сжал ткань ханьфу в пальцах.
Цзэу-цзюнь настолько увяз в пучине собственных мыслей, что неожиданное прикосновение заставило его вынырнуть оттуда, вздрогнув.
— Ничего особенного, — с более широкой, чем мгновением ранее улыбкой заверил Сичэнь и разжал пальцы, терзавшие несчастную ткань. — Я просто не очень хорошо себя чувствую. Возможно, моё тело негодует из-за съеденного мяса. Что ж... Привыкну со временем.
— Нужно было начинать с одного кусочка, несчастный ты гусуланец, — весело фыркнул Минцзюэ. — А ты решил, видимо, не обидеть кухарок и попробовал по несколько штук от каждого вида... Уже достаточно поздно, так что мы можем без подозрений завершить пир, если тебе плохо.
Чифэн-цзунь не подал виду, но отговорке про плохое самочувствие не поверил. После слов про завершение праздника Первый Нефрит чуть не уронил улыбку с губ, почему-то заволновавшись ещё больше. Остекленевшим на мгновение взглядом он заставил Минцзюэ всерьёз забеспокоиться.
— Да, пожалуй, — взяв себя в руки, улыбнулся Сичэнь в ответ.
Изменившееся настроение Первого Нефрита заметили ещё четыре человека. Это был Лань Цижэнь, который тоже подумал о плохом самочувствии племянника. Это был Не Хуайсан, который, заметив редкие косые взгляды Сичэня на Дагэ, прикрыл веером задумчиво поджатые губы. Это был Цзинь Гуанъяо, который тоже заметил эти взгляды и имел смутную догадку такому поведению Сичэня, но не был уверен, было ли одно следствием другого. И это был Лань Ванцзи, который знал причину наверняка. Когда Чифэн-цзунь объявил об окончании праздника и все присутствовавшие начали потихоньку расходиться по своим гостевым комнатам, Второму Нефриту пришлось срочно принимать решение — вмешаться или нет.
Супруги взялись за руки и вышли из-за стола, направляясь к выходу из зала, но Минцзюэ окликнули его воины.
— Иди. Я скоро вернусь.
Цзэу-цзюнь кивнул и направился в комнаты мужа, — теперь их общие комнаты, — заставив себя двигаться не спеша и сохранять расслабленное выражение лица. Осталось совсем чуть-чуть до того, как он скроется с людских глаз.
— Знаем мы, что кроется за этим «Время позднее — пора расходиться», — донёсся до его слуха пьяный смешок одного из гостей. Тихий смешок, но недостаточно для того, чтобы быть неслышимым. — Наверняка им не терпится уже запрыгнуть в постель.
— Верно-верно, — поддакнул второй голос, а затем заговорщически зашептал. — Слушай, а как это будет у сильнейших заклинателей-то? Они же здесь камня на камне не оставят! Сдаётся мне, что мы сегодня ночью тоже спать спокойно не сможем.
Мужчины засмеялись, даже не заметив, как мимо прошла одна из персон их бурных обсуждений. Они не знали, какое влияние их похабные шутки оказали на Сичэня. Они также не заметили, что их слова услышал ещё один человек, обычно не привлекавший к себе много внимания, но подмечавший всё сам.
Первый Нефрит, из последних сил удерживая соскальзывавшую маску умиротворённого лица, с тревожным холодком в животе считал шаги до комнат, чтобы на чём-то сосредоточиться и не поддаться панике прямо на публике. Однако он ничего не мог поделать с тем, что его шаг немного ускорился.
Комнаты, мысль о которых весь вечер вызывала у Цзэу-цзюня тревогу, теперь казались долгожданным спасением. Закрыв за собой двери, оказавшись ограждённым от взглядов и мерзких перешёптываний, Сичэнь чуть не осел на пол из-за непослушных, подкосившихся ног. К несчастью, чувство безопасности прошло очень быстро, и пока Первый Нефрит прошёл вглубь комнаты и сел на кровать, его чуть не захлестнула паника. Он заставил себя следить за дыханием, успокоиться, но это было не так просто, когда все мысли возвращались к тому, что должно было вот-вот произойти...и что произошло когда-то. Цзэу-цзуню хотелось рвать на себе волосы от досады. Он так долго ждал этого дня, он так любил Минцзюэ, так желал его, и всё шло так хорошо... Почему он должен был вспомнить? Он надеялся, что похоронил события того дня глубоко в своём сознании, что спрятал их в воображаемом сундуке, от которого выкинул ключ, но они вырвались на свободу сами, пробив деревянную крышку. Сичэнь знал, что теперь это его супружеский долг, знал, что Минцзюэ не причинит ему вреда. Чего он боялся? За последние три года Первый Нефрит не единожды представлял себе близость с Чифэн-цзунем, и ни разу эти смелые фантазии не вызывали у него страха. Целых три года всё было в порядке, поэтому он сделал вывод, что прошлое оставило его, что он успешно справился со своими демонами. Но сейчас Цзэу-цзюнь представил, как муж снимает с него праздничные одеяния, а перед взором вспышкой пронеслись несколько пар нетерпеливых рук, дёргающих, рвущих на нём одежду. Он представил, как муж нависает над ним, но тут же словно оказывался спиной на жёстких камнях и видел несколько озлобленных лиц с похотливыми ухмылками. Почему именно сейчас?
«Потому что все эти три года к тебе никто не прикасался. Потому что все эти три года для тебя секс был какой-то далёкой, не относящейся к тебе перспективой. А сейчас это реальность. Ты сидишь на кровати своего мужа в свадебном одеянии, и он скоро придёт», — объяснял ему внутренний голос.
Сичэнь не представлял, каким образом он будет переступать через себя, если сейчас даже наедине с собой у него дрожали руки. Он не представлял, как сможет расслабиться и получить удовольствие... Первого Нефрита накрыло горькой обидой на самого себя. Разумеется, он был не виноват в своём плачевном состоянии, но... Ему так не хотелось разочаровывать Минцзюэ, ему так хотелось, чтобы этот день прошёл идеально...
Выслушав своих воинов и отпустив их, Минцзюэ заметил ещё одного человека, желавшего поговорить с ним.
— Чифэн-цзунь, примите ещё раз мои поздравления.
— Благодарю, Ханьгуан-цзюнь, — он улыбнулся в ответ. Он привык называть молодого человека просто по имени, как младшего брата хорошего друга, но сейчас обращался официально, чтобы подчеркнуть равенство их положений и выразить свою признательность. — Это вам я обязан тем, что этот долгожданный праздник состоялся. Вы согласились перенять у брата роль лидера ордена. Надеюсь, вы успешно со всем справляетесь и не жалеете о своём решении.
— Всё в порядке. Обязанности помогают отвлечься.
Минцзюэ на правах близкого друга Сичэня знал о том, что Ванцзи погрузился в постоянный траур после гибели Старейшины Илин. Также он знал о последнем споре между братьями Лань — том самом, в котором решалось, покинет Цзэу-цзюнь пост лидера или нет. Первый Нефрит настаивал на том, что долг превыше эгоистичных чувств и что он не будет перекладывать бремя на плечи настрадавшегося младшего брата, у которого погиб любимый человек, только недавно зажили раны от кнута и был нуждавшийся в воспитании приёмный ребёнок. Второй Нефрит настаивал, что если он и лишился своего шанса на счастье, то не позволит своему брату тоже его упустить, а обязанности лидера помогут ему быстрее и с бо́льшим смыслом проживать наполненные тоской, однообразные, серые дни.
— Что ж, вы всегда можете рассчитывать на мою поддержку. Мы теперь не только главы союзных орденов, но и семья.