Часть 32. То, чему можно дать шанс (1/2)

Переговоры Саскии с Хенсельтом выглядели настолько странно, насколько можно себе представить, поскольку поведение девушки — шальное и странное — отлично гармонировало с таким же ее взглядом, сосредоточенном на Эйльхарт, цветущей аки роза на кусту, и даже недовольные взгляды жителей Вергена, направленные на чародейку прямым прицелом, не сбивали с нее спеси. Не слишком активно принимая участие в защите города, — на передовой Филиппу точно никто не видел, — она весьма активно вела переговоры с Хенсельтом, тонко намекающим Саскии, что та сажает магичку себе на плечи, а та не будет скромничать и быстро свесит ножки. Геральт сразу заметил странности в поведении гордой воительницы и был крайне рад, что это же заметил еще и Иорвет, который первым предложил пойти к скрывшейся в портале с Саскией Эйльхарт в дом и обыскать его от крыши до фундамента. Они нашли достаточно, чтобы Старый Лис пообещал снять с магички скальп при встрече, однако одних угроз было мало — достичь Лок Муинне стало основной задачей.

— Предлагаю отправиться с рассветом. — Геральт устало потирает шею, чувствуя, как ноет располосанная оборотнем спина. — Вот холера. Мне нужна новая куртка.

— Обратись к Киарану, он найдет тебе что-нибудь. — Иорвет еще раз окидывает дом Филиппы взглядом, c застывшей на лице гримасой злобы. — Буду ждать тебя у ворот с восходом солнца. Постарайся не опаздывать.

Ведьмак смотрит на эльфа внимательно, почти изучающе и понимает, что не ошибся: тот все же слегка изменился. Партизан, ведущий свой народ в Верген, был настолько поглощен Девой из Аэдирна, что еще совсем недавно отправился бы в дорогу прямо сейчас, даже через буран, лишь бы скорее вытащить Саскию из лап чародеек; а этот Иорвет вполне спокойно отнесся к идее, что следует подождать до утра, и Лок Муинне с зачарованной Филиппой воительницей никуда не денется, тем более, что собрание делегаций со стороны королей и магов должно произойти точно в новолуние — не много и не мало через почти полторы недели.

На самом же деле, у Старого Лиса, давно отвыкшего от каких-либо любовных дилемм и сосредоточенного лишь на войне за свободу, внутри клокотало столько эмоций и противоречий, что подобный перерыв пришелся весьма кстати. Он знал, что не сможет оставить Саскию в таком положении и не задумываясь рискнет собственной жизнью ради ее спасения; желание оберегать и защищать девушку все еще тлело в его груди, как и жажда отомстить проклятой чародейке за ее подлую уловку, но с каким запалом Иорвет был готов бросаться на амбразуру во имя Девы из Аэдирна, — отчасти и потому, что весь свободный Верген держался на ней одной, — с таким же мужчина ринулся защищать от меча Саскии Вальгу, даже не задумавшись, а права ли человеческая ведьма в той ситуации. Почти почувствовав кожей ее душевную боль и отчаяние, Иорвет до сих пор видел перед глазами, как она обнимает брата, и подумал про себя, что ему чертовски хотелось бы, до удушливого комка в горле, чтобы кто-то также любил его самого. Самым удивительным было то, что прославленный Гроза Понтара, широко известный в разных кругах враг всего человечества, даже допускал мысль, что этим кто-то может стать и Вальга, с ее страстью отдаваться привязанности до конца и готовностью переступить через собственные желания ради других. Разумеется, дальше сиюминутной слабости тогда подобные хотелки не зашли, но след остался, а теперь пожигал где-то в сердце, заставляя глубже анализировать проблему.

Почему он заступился за девушку оказалось вопросом весьма открытым даже для него самого. Вначале то было лишь физическое желание, легкая заинтересованность, но потом стало появляться что-то еще, никак не обусловленное физиологией. Иорвет стал находить в Вальге черты, которых не было в Саскии; человеческая ведьма все же являлась куда более приземленной фигурой, нежели мнимая Драконоубийца, а потому прочитать ее мотивы было куда легче, как и завоевать ее симпатию. В ее сердце было столько боли от потерь, столько душевной теплоты к тем, кого она любила, и даже чистого благородства, — не того возвышенного, как у Саскии, но бескорыстного и искреннего стремления помочь, — что невольно Иорвет стал разрываться между слегка остывшими чувствами к одной женщине и развивающимися к другой. Да, при иных обстоятельствах он дал бы этому шанс, и не просто позволил бы себя любить, но, вероятно, ответил бы не меньшим, однако сейчас подобные раздумья были ни к чему. Он даже не знал, в городе ли еще девушка.

Он встречает Маэваринна у дома Саскии, — другой эльф выглядит едва ли окрыленнее своего командира, — и спрашивает, куда делась ведьма со зверем. Тот в ответ лишь плечом ведет и даже не смеет поднять на Иорвета глаза.

«Мне некогда сейчас слушать подобные речи. Прости, но меня ждут неотложные дела».

Маэваринн до сих пор слышит ледяной голос Девы из Аэдирна в ушах, видит ее безразличный взгляд, а ведь он даже не успел до конца озвучить свои чувства, да и вряд ли в скором времени вновь решится на разговор. Отречется ли он от нее столь споро? Нет. Может он просто выбрал неудачный момент? Возможно. Зато те чувства, которые испытывал Иорвет, принимая отказ, становятся яснее и желание глумиться над чужим провалом отпадает начисто.

— Fandiss as caer [Поищи в замке], — говорит Маэваринн наконец, поднявшись с низенькой лавки и тоскливым взглядом окинув дом Девы из Аэдирна, — ansiud essen evellienn bennanna [там все раненые].

***</p>

На деле, найти кого-то в Замке Трех Отцов оказалось не таким уж и простым делом. Занимающиеся врачеванием Малена и Седрик, на чьих руках лежала ответственность за целую кучу раненых города, вместе с несколькими мужчинами и женщинами из числа эльфийских беженцев принимали больных с начала осады, куда стекались все, кому была нужна помощь. Там же прятались во время сражения те, кто не мог держать оружие, и до сего момента народ не убывал, а вот количество лекарственных трав и чистых бинтов неумолимо сокращалось.

— Bealubenn… [Тяжелая рана] — Седрик подходит к одному из краснолюдов, которому почти пробили голову тесаком, и невольно морщится. Малена, которая в поте лица бегала от одного больного к другому, лишь устало выдыхает, смахнув тыльной стороной ладони выступившую на лбу испарину. — Esseath riachtanach aineas, mo minne [Тебе нужно отдохнуть, моя любовь].

— Esseath velol tuirse le me [Ты устал не меньше моего]. — Малена ласково улыбается мужчине, быстро чмокнув его в губы. — Voerle beag tuilleadh va. beadowanth his velol bennanna… [Нужно подождать еще немного. На поле битвы много раненых…]

Заходящий в этот момент в главный зал Иорвет едва ли спасает положение. Он не тот, на кого можно возложить часть забот по уходу за пациентами, но если уж пришел, значит что-то важное. Однако скоя`таэль не требует доклада о проведенной работе: спокойно спросив, нужна ли помощь, он медленно обводит взглядом помещение, стараясь выцепить нужную ему фигуру, которой, возможно, и не было в зале. Седрик замечает это и криво усмехается.

— Si fandiss aevell a Malena. I elder neen eilid. [Она ищет травы для Малены. Ее брат пока не объявлялся.]

Иорвета мало волновал молодой оборотень и он даже был рад, что тот куда-то делся, хотя был более чем уверен, что явно не ушел далеко — бросать сестру сейчас он просто не стал бы. Если бы командир скоя`таэлей обратил свой взор на алеющее в лучах заката небо, то увидел бы дым от большого костра, который горел в стороне сожженной деревни и догадался, кто там вершил погребальный обряд. И лишь когда воздух разрезал одинокий волчий вой, партизан понял, сколько боли затаено в облитом кровью волчьем сердце.

***</p>

Ворон, сидящий на ветке дикой яблони, смотрит на собирающую травы девушку с искренним любопытством, что объяснялось не сколько желанием птицы коммуницировать с людьми, а самым что ни на есть вопросом потребления — за срезанные стебли человек раскидывал по полю разломанный хлеб.

Вальга подходит к птице аккуратно, не делая резких движений, и протягивает ворону руку, нашептывая разные умиляющие глупости, не сводя при этом с птицы пристального вгляда. Зрительный контакт, тем не менее, не пугает животное, и птица садится девушке на палец, плотно обхватив его лапками, и даже позволяет поцеловать себя в темечко, хотя то было ну уж совершенно лишним — все внимание ворона было сосредоточено лишь на последнем брошенном неподалеку куске хлеба.

— Ithte cerbin, beanna, ell&#039;ea. Se wett a’baeth neen [Дай ворону поесть, женщина. Он не хочет целоваться].

Вальга резко поворачивает голову на чужой насмешливый голос и тотчас сталкивается с пронзительным взглядом того мужчины, которого на данный момент меньше всего на свете желала видеть. Иорвет стоял почти вплотную к девушке, скрестив руки на груди и с такой прямой осанкой, будто кол проглотил, что говорило не о его боевом настрое, а насколько неудобно партизан чувствует себя перед человеческой женщиной. С тех пор, как он разбирался в подобного рода странных недо-романтических перипетиях, утекло много воды, а историю с Саскией можно было вообще не брать в расчет. Усугубляют ситуацию и заплаканные глаза Вальги, которые она старательно обращала куда угодно, но не на подошедшего эльфа.

— Я должна поблагодарить тебя, seidhe. Держать меч против твоей женщины я бы точно не смогла.

Иорвет как-то странно кривится, будто глупость какую услышал, и тотчас выдает:

— Ты не должна меня благодарить. И она не моя женщина.

— Не ври мне, а главное себе. Я знаю о твоих чувствах к ней и не держу зла или обиды. — Стараясь придать голосу непринужденность, девушка даже силится улыбнуться, но выходит до отвращения неестественно, а когда Иорвет делает небольшой шаг ближе, то немедленно отходит назад. — Не нужно, seidhe. Все в порядке. Я…

Ее прерывают крепкие руки, схватившие за предплечья, и прямой, пронзительный взгляд, которого уже нельзя избежать.

— Еще раз, — глухо басит скоя`таэль, наклонившись к девушке так, что подними она голову и слегка привстань на цыпочки, то могла запросто поцеловать его, — для тех, у кого проблемы со слухом. Саския не моя женщина, и о моих чувствах к ней ты не имеешь никакого представления. — И чуть тише, обхватив ладонями лицо ведьмы, добавляет. — Если бы я испытывал к ней тоже самое, что когда-то, меня бы здесь не было.

Вальга широко распахивает глаза от удивления, явно не ожидая подобного заявления. Когда она почувствовала натуру Саскии, — в тот злополучный момент, когда та направила на нее меч, — то потом, узнав от излеченного ею в Кругу Камней эльфа о влюбленности Иорвета в воительницу, даже не удивилась; лишь горькое чувство обиды поселилось в ее сердце, навеянное воспоминаниями о проведенном вместе времени. Теперь же Вальга просто не верила своим ушам, и, все еще полагая, будто является некой заменой истинному желанию, высвобождается из чужих объятий, тем самым поставив Иорвета в тупик. Он же почти признался ей в своих чувствах, чего еще нужно этой dh`oine?

— Я потеряла почти всю семью, seidhe. Я слышала, как на городской площади выносят приговор моим близким. Меня предавали, за мной охотились… Я устала, понимаешь? — Вальга снова отводит взгляд, нервно дернув плечом, и сокрушенно качает головой, будто старается изгнать плотно засевшие дурные мысли из своей головы. — Ты останешься здесь и, кто знает, может еще обретешь с ней свое счастье. Я же уйду, и лучше все прекратить сейчас, нежели кормить себя глупыми надеждами на лучший исход.

Она чувствует чужой горячий взгляд, направленный ей в спину, но не оборачивается, лишь резче и четче продолжает свою отповедь, стремясь оттолкнуть и тем самым вернуть себе хотя бы на малую долю душевный покой.

— Ты и сам все прекрасно понимаешь. Мои года пролетят для тебя как одно мгновение, а я не смогу терпеть твоей жалости. Ты не обязан мне ничем и не должен мне за то, что я имела глупость…

Девушка запинается и дальше речи не ведет. Закусив губу, она чувствует, что уже сболтнула лишнего, и только собирается уйти, как ей на плечи ложатся сильные мужские руки.

— Имела глупость что, beanna?

Она трясет головой, старается снова вырваться, но ее держат крепко, обняв поперек живота и прижимая к груди.

— Я тоже совершил глупость. И хочу совершить еще одну. — Иорвет целует девушку в висок, теплым дыханием согревает ее нежную кожу, спустившись губами ниже и теперь покрывая легкими поцелуями-укусами шею, уже зная, как Вальга чувствительна к подобной ласке. — Я перестал видеть в тебе то, что хотел видеть. Мне не стоило этого делать, ведь теперь хочу еще больше.

Ведьма кладет ладони на его руки, сжимая пальцами плотную кожу перчаток, и слегка поворачивает голову, коснувшись губами чужой скулы.

— N&#039;te va. Aeskell ten me shed cathain me caemm ar`ais, n’aen aeteipe vort mo laedde [Не уходи. Останься со мной, и, когда я вернусь, то не откажусь от своих чувств].

Вложив все то, что горело у него на душе, в сказанные им слова, Иорвет чувствует некое облегчение и понимает, что не солгал. Ему хотелось бы, правда хотелось, чтобы войдя в город вновь, его встретила бы именно эта женщина.

Когда скоя`таэль целует ее, то не думает о правильности своих действий, — ощущение, будто девушка может просто исчезнуть, превратившись в морок, не покидало до сих пор, — и он притягивает ее к себе еще ближе, запустив пальцы в длинные волосы, а другой рукой обхватив за тонкую талию. Уложив человеческую ведьму на травяной ковер, Иорвет с упоением оглаживает каждый изгиб ее тела, наслаждаясь тем, как искренне отзывается девушка на каждый поцелуй или касание. Подумать только: совсем недавно она без сомнения убивала каэдвенцев при осаде, а сейчас лежала под ним — раскрытая, беззащитная, с абсолютным доверием и нежностью глядя мужчине в глаза. Иорвет ведет руками под рубашкой Вальги, покрывая мокрыми поцелуями ее острые ключицы и грудь, и прерывается лишь тогда, когда у нее не получилось расстегнуть его потертый кунтуш.

— Esseath mo [Ты моя], — шепчет он севшим голосом, влажно лизнув чувствительное место под ухом девушки, — roi`mh breacadh shed i`diaidn [до рассвета и после].

Вальга окидывает взглядом его широкие плечи и крепкие руки, прогнувшись в спине, когда скоя`таэль спускается ниже, прихватив зубами нежную кожу впалого живота. Она не хочет думать о том, что будет после того, как взойдет солнце, не хочет отталкивать, хотя, возможно, это было бы правильным; закинув ноги мужчине на плечи, девушка полностью отдается тому моменту, что происходил между ними, и впервые за долгое время позволяет себе слабость, к которой подталкивало ее собственное сердце.

***</p>

Владемер слышит, как кто-то бредет через кусты, — слишком не беспокоясь о создаваемом шуме, чтобы прийти убийства ради, — но тотчас напрягается, готовый в случае чего беспромедления атаковать. Он выпускает когти, грозно оскаливается, но когда на поляну буквально вываливается какой-то молодой эльф, весь покрытый плотной кровавой коркой, то агрессивный запал слегка утихает. Чувствуя чужую слабость и боль, молодой мужчина подходит ближе, всматриваясь в лицо лежащего парня, и его взгляд падает на глубокий укус на бедре юноши, из которого все еще сочилась свежая кровь.

— Не подходи… — С трудом произносит светловолосый эльф, бледный точно сама смерть и явно теряющий последние силы. — Ты… зверь…

— Тебя укусили. — Мрачно констатирует Владемер, кивнув головой на чужое бедро. — И, надо полагать, не волк или медведь.

— Тот, кого убил ведьмак… Он хотел…

Владемер отчего-то сразу понял, что это Ярик, отличающийся самым неуправляемым характером в стае, но сути личность не меняла — эльф также как и человек мог обратиться в зверя, если, конечно, переживет укус.

— Твои знают?

— Neen… — Юноша корчится от резкой боли, пронзившей тело, следом за которой пробежала первая короткая судорога. — Me tearth… [Мне страшно]

Владемер, в отличие от сестры, в Старшей Речи не понимал абсолютно ничего, за исключением пары самых примитивных фраз, а потому то, что эльф шептал на родном языке, было для него лишь бесвязным и лишенным смысла бредом, что в целом не уходило далеко от истины.

— Me hel`aemor, s`ea h`earth… Murvudden as caer… Foile`s esse glosse carns… [Я умру, я это знаю… Враги в городе… Глупцы увидят свои могилы…]