Часть 29. Прелюдия к войне (2/2)
— Значит так, мне срать как вы это сделаете, понятно? План должен сработать!
Детмольд недовольно кривится, как делает всякий раз, когда король находится не в настроении, но на резкий крик все же натягивает лживую улыбку. А вот стоящий перед Хенсельтом вояка в блестящих доспехах, чей рапорт монарх только что едва ли не смешал с дерьмом, держится спокойно, с достоинством, то и дело смеряя властным, брезгливым взором дохлого чародея.
— Мы справимся, Ваше Величество, можете быть спокойны.
— Это в твоих интересах, Якуб. Как бы ты не был хорош, но провал я никому не прощу.
На мужественном, изуродованном когтями лице не дрогнул даже мускул. Он коротко кивает королю и, с его позволения, выходит из шатра.
— Кто это? — Не скрывая своего интереса, спрашивает Детмольд. Он бы нашел способ укротить этого самодовольного говнюка, выпади ему шанс, но пока что приходилось только опускать глаза под прямым, презрительным взором.
— Якуб из Медвежьих Голов. — Грубо отвечает Хенсельт, все еще глядя мужчине вслед. — Их тех кто выжил.
— Какие же у него жуткие шрамы на лице…
— Он воин, черт бы тебя драл, а не маркитантка, чтоб рожей сверкать! Этот мужик почти в одиночку вырезал целое поголовье оборотней в наших краях и сжег не одну гребаную ведьму! — Монарх злобно сверкает глазами на Детмольда, раздражаясь не на шутку. — Если бы в моей армии были только такие как он, я бы не имел нужды ни в одном из таких как ваша братия!
Чародей хотел бы ответить чем-то не менее едким в ответ, но понимает, насколько опасно играть с огнем. Тем временем, эмоциональный всплеск короля сходит на нет, и он говорит уже мягче, но не менее твердо:
— Хочешь доказать, что ты лучше? Тогда добудь мне победу! И, может быть, я заставлю Якуба перестать смотреть на тебя, как на кусок дерьма.
***</p>
— Iorveth, Saskia es woke! [Иорвет, Саския очнулась!»]
Киаран видит, как преобразилось лицо друга, как удивление, а следом и радость засветились на обычно сверх меры недовольном лице, и покорно отступает в сторону, позволяя командиру удалиться, ловко петляя между узких улочек, стремясь поскорее добраться до нужного дома. Киаран не следует за ним, лишь как-то удрученно качает головой, и решает заняться расположением прибывших с Лисом лучников в квартале, где они хотя бы смогут подкрепиться и восстановить силы. Он вдруг замечает смотрящего вслед Иорвету Маэваринна, на чьих губах играла если не насмешливая, то явно далекая от сочувствия улыбка, и недовольно кривится. Тот замечает это, но только еще больше скалится в ответ.
— Weren aeminne beannaen que neen aeminne iad. [Мужчины любят женщин, которые не отвечают им взаимностью] — Говорит Маэваринн, цокнув языком. — Ar on`hierd nios maith aetess vort si. [Нашему охотнику лучше отступиться от нее]
— Thaess aep! Essea neen do daed! [Заткнись! Это не твое дело!]
Маэваринн в ответ лишь кисло улыбается, вспомнив прекрасные глаза Девы из Аэдирна, чья глубина могла не только покорять сердца, но и волновать даже самый крепкий дух, и уходит следом за Иорветом. Если она не полюбит Лиса, то уж его девушка точно должна полюбить.
***</p>
Торувьель не любила долго ждать. Ее импульсивная натура требовала действий, скорейшего решения ситуации, тогда как на данный момент оставалось лишь в который раз проверять снаряжение, нервно расхаживая по каменной кладке близ стен города и кусая обветренные губы. Яевинн велел ждать, и она не смеет ослушаться приказа. Ей бы сейчас сбежать хотя бы на время, просто взглянуть в последний раз в эти дикие, звериные глаза и вновь почувствовать мягкость чужих губ на своих, но воительница не может. Здесь готовы отдать свою жизнь за свободу и лучшее будущее ее братья; она не бросит свой народ, просто не сможет.
Когда ее плеча касается чья-то рука, девушка от неожиданности почти подскакивает на месте, настолько погруженная в свои внутренние переживания, что даже не слышала чужих шагов, но все мысли тотчас выветриваются из ее головы, когда она встречается взглядом с ярко-голубыми, как летнее небо, глазами.
— Ты? Здесь? — Неверяще спрашивает Торувьель, без раздумий позволив заключить себя в медвежьи объятия. Она не протестует даже когда мужчина тотчас накрывает ее губы своими, увлекая в полный звериной нежности поцелуй, в котором страсть и волнение били через край.
— А еще говорят, что эльфа нельзя застать врасплох. — Ухмыляется Ярослав, сцепив пальцы в замок за спиной воительницы. — О чем думала, краса моя?
— О чем же еще кроме войны? — Торувьель кивает в сторону горизонта, где слегка клубился зеленоватый туман. — Там стоит армия, понимаешь? Я знаю, что не должна так думать, но…
— Нет ничего зазорного в страхе. — Ласково шепчет ей на ухо Ярослав, прижав эльфку к своему телу, будто желал укрыть ее собой от всех невзгод. — Но тебе опасаться нечего, ведь я с тобой.
— Разве вы не уходите?
— Владемер может и уходит, но я нет. — Оборотень слегка опускает глаза, но объятий не размыкает. — Я не могу без тебя, понимаешь? Коли гнать хочешь, надоел я тебе, так гони. Но на поле ратном я тебя одну не брошу, так и знай.
Торувьель не знает, что сказать да как, и вообще нужно ли. Она поднимается на мысочках, дабы дотянуться до колючей мужской щеки, и запечатляет на чужом лице мягкий, невесомый поцелуй.
— Ess`tuath esse [Да будет так], — шепчет воительница, с глубокой нежностью глядя в пронзительные голубые глаза, и по-лисьи усмехается, — mo breme cared. [мой доблестный воин].
— Toruviel!
Раздавшийся из-за поворота чей-то голос был явно на взводе, а вскоре появился и его обладатель, высокий, темноволосый эльф, в чьих карих глазах Торувьель прочла крайнее недовольство — он был явно из тех, кто не одобрял ее связи с подобным мужчиной.
— Veloe, geas n`essea. Yaevinn voerle le vishol. [Быстро, проклятие снято. Яевинн ждет у ворот] — Эльф бросает косой взгляд на все еще обнимавшего женщину волкулака и ехидно добавляет. — Yea, Vatt’ghern es aevitt, shed seo do ifit wett. [И да, ведьмак жив, если тебе это вообще интересно]
Ярослав тихо рычит в ответ, бросив взгляд на горизонт. Чистое поле, но запах смерти стал лишь острее. Он не знал, переживет ли это сражение и каким будет его будущее, но был точно уверен, что готов отдать свою жизнь ради любви в тех глазах, что уже давно похитили его сердце.