Часть 8. В ожидании перемен (1/2)
***</p>
Она открывает глаза в небольшой лачуге, до основания пропахшей дешевым самогоном и травами, смешавшимися в такой термоядерный букет, что сдержать рвотный рефлекс оказалось сложнее, чем подняться с жесткой кровати, перина на которой уже нескромно просилась на свалку. Вальга привстает на локти и видит перед собой сразу два знакомых лица — эльфка из лагеря скоя`таэлей, что варила для нее зелье и еще один seidhe, вместе с которым девушке довелось переброситься парой фраз в поселении.
— Очнулась, luned [девочка]. Давно я не видел такой реакции на казалось бы простейшее средство.
— Почему я здесь? — Вальга вновь роняет голову на перину, со стоном выдохнув. — Боги, сколько времени я так валяюсь?
— Солнце еще не успело даже зайти за горизонт. — Эльф подходит к ней ближе, едва заметно улыбаясь, и разглядывает чужое лицо внимательно, будто читает занимательный трактат. — Твой амулет хранит тебя.
Девушка неосознанно тянется к полумесяцу на шее, прижимая его плотнее к груди.
— Ну как, ваш лидер доволен моими показаниями?
Женщина в платке в ответ лишь громко фыркает, закинув ногу на ногу, и от взора Вальги не укрывается тот факт, как меняет центр притяжения внимание эльфа, теперь не без удовольствия рассматривающего открывшиеся дюймы нежной кожи в разрезе длинного платья.
— Твои показания перевернули наш лагерь вверх дном, но оно и к лучшему. — Эльфка морщит свой аккуратный носик, слегка скривив губы. — Мне никогда не нравился этот dh`oine.
— Мне пора к своим. — Вальга тяжело поднимается на ноги и медленно плетется к выходу. — Спасибо, что не бросили в лесу.
— Do bleidd est fandiss as woed, — говорит seidhe, вновь обратив свой взор к девушке, что уже почти открывала дверь старой хижины, — se wett a ichaer. [Твой волк рыскал в лесу, он жаждет крови]
Вальга замирает на пороге, с трудом разобрав услышанное. Когда же до нее полность доходит смысл сказанного, и без того бледное лицо становится белее молока, а в глазах мелькает неподдельный испуг.
— Meas. [Спасибо]
Она затворяет за собой дверь спешно и неловко, едва не зацепившись за корень дерева, что росло как раз у хибары, и удаляется в сторону моста, под косые взгляды местных. А в это время в резиденцию Лоредо начинают прибывать первые желающие сразиться с настоящим оборотнем не на жизнь, а на смерть, ведь уже в следующую ночь должен был состояться самый кровавый поединок из возможных, где зверю отрубят голову под ликующие возгласы толпы.
***</p>
… — Яевинн был с тобой, пока ты находился без сознания, — говорит Лютик, обеспокоенно глядя на уставшее лицо друга, — не отходил ни на шаг и так на тебя смотрел… Знаешь, не будь я в курсе ваших с ним отношений, подумал бы, что между вами роман.
А ты и не в курсе, думает про себя Белый Волк, вертя в руках медальон убитого им Магистра, что так безумно напоминал тот, что носил на своей груди маленький, светловолосый ребенок, спасенный им еще в предместьях Вызимы. Ребенок, которого он отвел одной женщине, даровав той надежду на счастливое будущее; надежду, которая разбилась на сотни осколков, кажется, что по его, ведьмачьей вине.
Когда старые друзья потащили его в корчму надраться по случаю счастливого схождения с Шани, Геральт отверг идеи о счастливой семейной жизни, сам не зная почему. В предназначении ли было дело, в ведьмачьей ли доле, а может просто знаменитый Белый Волк не был создан для уютного быта из-за своей свободолюбивой натуры, которую вряд ли могла принять хотя бы какая-то более-менее мечтающая осесть женщина? Геральт не имел ответа на этот вопрос, зато знал точно, что был тот, с кем ему было комфортно, кто не накладывал уз, но притягивая как магнит, и возможно это все были гребаные чары или еще какое эльфийское колдовство, которое они излучают буквально на уровне феромонов, однако там, сражаясь между залитых кровью улочек Вызимы с мутантами Яведа, бок о бок с тем, кого презрело общество и преследовал закон, он чувствовал себя куда более свободно, нежели стоя перед Шани в момент их прощания в лечебнице, когда в чужих глазах читалось не только отрешенное понимание, но и чувство потерянности и разочарования.
— Он просил что-то мне передать?
— Ой, да, чуть не забыл! — Лютик роется в кармане своего цветастого жилета, достав оттуда небольшое письмо. — Это тебе. Кажется, что-то очень личное.
Геральт рассеянно кивает, распечатывая послание, и скользит взглядом по ровным строкам:
«Va'esse deireadh aep eigean, va'esse eighe faidh'ar, tuilleadh ro luath dice fao feasta. Ach sinn faill aris, Gwynbleidd. Me hel`esse aeiw`s do aig as mo laest. [Что-то кончается, что-то начинается, и еще слишком рано говорить о будущем. Но я знаю, что мы снова встретимся, Белый Волк. Я буду хранить твой образ в своем сердце]»…
***</p>
Геральт идет по лесу, сам не зная, куда точно держать путь. Он исследует все уголки местной флоры, заглядывает на место здешних захоронений, где до сих пор лежали тела местного головореза и его приспешников, даже помышляет наведаться к троллю, голову жены которого он вернул вдовцу с искренними соболезнованиями, как и было обещано, в который раз обнаружив у так называемых монстров куда больше гуманоидных черт, нежели у людей, и даже возвращается к месту своей героической битвы с кейраном, однако девчонки будто и след простыл. Если Иорвет все же решил убить ненужного свидетеля, то оборотни, вероятно, уже напали на лагерь, а значит…
Геральт гонит прочь дурные мысли, памятуя о том, что Яевинн отличный боец и вовсе не дурак, чтобы бросаться под когти зверю, однако избавиться от дурного предчувствия мужчина не мог. Он решает наведаться к Седрику, который знал все и обо всем, но не успевает осилить и половину пути, как дорогу ему преграждает несколько вооруженных мужчин.
— Не надо тебе было играться со мной, ведьмак. Отдал бы рецепт по хорошему, не было бы проблем.
Геральт обнажает меч с тяжелым вздохом, даже не сменив позиции для атаки. Пора уже перестать браться за сомнительного качества заказы в поисках легких денег.