Глава 8. Записи с камер наблюдения (2/2)

— Возьмите у меня кровь, доктор. Возьмите её для своего капитана.

--</p>

Пытаться сосредоточиться на работе весь оставшийся день оказалось невозможной задачей. По крайней мере миссия по картографированию региона началась как надо, и все были заняты делом. Джим отправился к себе в каюту в одиннадцать вечера, пропустив ужин. От того, что он увидел в тот день на экране, он чувствовал тошноту и головокружение.

В этот раз Джим не был удивлён, застав Хана у себя в спальне. Аугмент сидел на койке в позе лотоса, читая ту же бумажную книгу, что и днём ранее.

— Добрый вечер, — как бы между прочим сказал Джим.

— Добрый вечер, — напряжённый тон ответа дал понять, что обоим предстояла ещё одна беспокойная ночь.

— Как прошёл твой день? — Джим сделал вид, что ищет что-то у себя в комоде, повернувшись спиной к Хану, но он практически кожей чувствовал, как тот сузил глаза, удивлённый внезапным проявлением дружеских чувств. Джим поморщился.

— Он был очень длинный.

— Кстати, завтра у тебя смена в медотсеке в 8:00. Это альфа-смена. Она длится с восьми до четырёх. Я ещё не поставил в известность Боунса, но я уверен, что проблем не возникнет. М-да, конечно. Я к тому, что он-то точно найдёт, чем тебя занять. Там очень много работы, и это поможет тебе провести время с пользой.

Тишина в ответ.

— Доктор Джонсон ведь сказала тебе, что ты будешь задействован в медицинских исследованиях, так?

— Да.

— Отлично.

Джим не мог и дальше притворяться, что занят разглядыванием вещей в своих ящиках, так что он ушёл в гостиную. Воздух казался таким плотным, что он мог бы разрезать его ножом. Совместить образ безумца, крошащего череп Маркуса, с образом сломленного человека, рыдающего на полу медотсека на тех кадрах, было уже само по себе достаточно сложно; добавить же в картину ещё и образ Хана, будто стоящего на краю обрыва и готового рухнуть туда, дотронься ты до него хоть пальцем, было чем-то совершенно невообразимым. Хан не должен был ничего бояться. Вообще.

Но он боялся. Он был испуган, и это было видно. Хуже того: Хан сам знал, насколько сильно проявлялся его страх. Должно быть, для него это было так унизительно — то, что он вынужден был делить с Джимом тесное пространство каюты каждую ночь, при этом опасаясь вновь потерять контроль над собой во сне, обнажив все свои страхи, все слабости. Никто не заслуживал унижения в качестве наказания, и не важно, какие преступления при этом совершил человек.

— Я приготовлю вулканский чай Хайял-масу, — сказал Джим, доставая маленькую деревянную коробочку из шкафа. — Ты будешь? Сегодня это премиальный товар. Версия из репликатора не совпадает с настоящей: вкус получается тот же, но вот успокоительные свойства теряются. Я тебе точно говорю: выпьешь одну чашку и проспишь всю ночь, как младенец. Вулканцы пьют его, чтобы подавлять сновидения, когда медитация не помогает. Во всяком случае, так мне говорит Спок.

Джим взял две кружки и отправился к кулеру, всё это время не поворачиваясь к Хану лицом. Ситуация и так складывалась достаточно неловкая, и необязательно было смотреть аугменту в глаза, чтобы в этом убедиться. Джим же не нарушал никаких негласных правил? Всё-таки его предложение было достаточно личным, а они с Ханом не были друзьями. Они вообще недолюбливали друг друга.

Ответ Хана последовал не сразу, но когда тот всё же ответил, его голос прозвучал едва слышно.

— Да, большое спасибо. С удовольствием.

Джим выдохнул воздух, который удерживал в лёгких всё это время, и наполнил кружки горячей водой из кулера. Затем, в порыве чего-то, что он не осмелился никак назвать, он поставил кружки на столик вместе с чайной коробочкой.

— Садись, — сказал Джим, устраиваясь на своём привычном месте и начиная готовить чай, не дожидаясь Хана.

Аугмент подошёл и сел напротив. Они пили чай в тишине не спеша. Джим впитывал сладость Хайял-масу, чувствуя, как тепло разливается у него в груди с каждым глотком. Его горло уже почти не саднило, хотя и воспоминание о руке Хана, сжимавшей его шею в черноте ночи, было ещё свежо.

В тот вечер Хан первым отправился в душ, пока Джим переодевался в спальне. Они не разговаривали больше, не считая пожелания спокойной ночи прежде, чем они погасили свет.

Джим проспал всю ночь, ни разу не проснувшись, и наутро ему показалось, что Хан тоже выглядел так, будто как следует отдохнул.