6. Поручик Ростов и Наташа Ржевская (2/2)
— Спасибо, — тихо послышалось от Попова. — Будет что-то типа расплаты за картошку из Бургер Кинга.
Антон хохотнул исключительно у себя в голове. А картошка-то у него ведь с собой была. Правда, сырая. Они просидели так с минуту, пожёвывая сосиски в тишине. Шастун пустым взглядом смотрел куда-то в пол перед собой, а Попов — на Шастуна, как на единственную более-менее интересную вещь вокруг него. Первым не выдержал Арсений.
— Что с тобой? — спросил он вежливо, и Антон прекратил жевать ненадолго, подняв голову. До него не сразу дошло, но дошло, тем не менее.
— Ай… — он махнул рукой, откидываясь лопатками на стену гаража и кладя одну ногу на другую. — Устал просто. Не бери в голову.
— Нет, — Арсений ответил довольно уверенно, и Антон взглянул на того, хмуря брови. Попов продолжил. — Ты не устал, ты грустный. Я умею отличать одно от другого. Что случилось? Это из-за пистолетов? — Шастун на это не ответил, а просто отвернулся, как-то несуразно отмахиваясь. Ему, если честно, лень было что-либо объяснять, да и не считал он это нужным. Вопреки этому, Арсений не унимался. Антон успел уяснить, что, если тот начнёт говорить, то делать он это не перестанет. — Могу ли я проявить восхитительные навыки дедукции? — Шастун утомлённо посмотрел на него, дожёвывая сосиску, и тем самым показывая, что не против. — Вы же все вместе приехали. А в школе ты был вполне себе бодрый. Моим первым предположением будет, что что-то случилось как раз где-то между, с Тимой.
Антон проглотил сосиску.
— Трёхочковый.
Арсений с тихим «йес-с» помахал кулаком.
— Ну, а что в итоге-то? — Попов сложил ноги по-турецки так, чтобы грубые толстые подошвы его ботинок не касались ткани штанов. — Давай, расскажи мне, не жмись. Нам ещё как-то нужно время скоротать.
Антон издал измученный вздох и прокатился затылком по стене из одной стороны в другую под «давай, давай» от Арсения. Видя, как Шастун закатывает глаза и гнёт брови, Попов в очередной раз соскочил со шкафа и сделал несколько шагов к противоположному его концу, роясь как раз там, где некоторое время назад стояли Антон с Тимофеем, правда, на этот раз внимание было сосредоточено на нижней полке. Глаза Шастуна остались в той области.
— Я знаю, что нам с тобой поможет, — комментировал оптимистично Арсений свои действия. Не найдя то, что нужно, в шкафу, он передвинулся к другим ящикам, выискивая что-то усердно. — Да куда ж он, сука, его запрятал? — тихо бубнил тот себе под нос, и, спустя примерно минуту, он под весёлое «о!» наконец выпрямился и повернулся к Антону с двумя бутылками, кажется, пива в руках. Губы Попов растягивал в наигранной улыбке, похожей на оскал.
Даже не спрашивая, будет ли Антон, Арсений огляделся вокруг и подобрал гаечный ключ. В умелых руках бутылки зашипели, и после Попов откинул с громким звоном на стол крышки и необычное средство для их открывания. Дверь шкафа рядом с его худым коленом всё ещё оставалась приоткрытой. Шастун решил задать интересующий вопрос именно тому, кого, как ему казалось, и необходимо считать за это дело ответственным.
— Откуда оружие?
Арсений ответил далеко не сразу. Перед этим он приблизился к Антону, протягивая бутылку. Шастун любезно принял её и сделал глоток, пока второй парень возвращался обратно к себе на насест неторопливо. Пиво было приятным, с каким-то привкусом, но Попову, судя по звукам, так не казалось:
— Фу, опять какая-то настойка, — пробурчал он, рассматривая наклейку на стеклянной бутылке, но в следующую же секунду Антон увидел, как тот делает второй глоток и элегантно шлёпается попой на столешницу. — Мой отец ещё даже задолго до моего рождения охотой увлекался, — после пары причмокиваний языком в попытке прочувствовать вкус пива Арсений повернулся к Шастуну, отвечая наконец на заданный вопрос. — Да и оружием в принципе. У него с молодости было много таких приятелей по интересам, а потом как-то так получилось, что они все примерно в одной сфере работать стали. Ну и они до сих пор часто встречаются своими кружка́ми, — Антон опустил непроизвольно свои глаза на тяжёлый ботинок Попова, что стал покачиваться легонько вперёд-назад. — А папаша мой — ва-ажный хрен, — протянул он даже немного едко. — Ему всегда подарки дарить положено. Вот ему и всовывают из раза в раз всякие приколюхи, — Арсений усмехнулся, смотря куда-то в сторону дверей. — Ситуация с годами стала вообще такой дурацкой. Ему дарят, дарят, как будто коллекционеру, а он и считать перестал. Я за жизнь у него пару-тройку огнестрельных стащил, а он даже не заметил, — на этих словах он глянул на Антона и хохотнул с искренним весельем, но после отвернулся опять. — Боеприпасов у нас тоже много, патронов, в смысле. В садовом доме целые полки набиты. Их тоже уже никто не считает. Тима со мной не первый год перепродаёт их понемногу некоторым особенно доверенным личностям — тоже пропажи никто не замечал. Я, если честно, даже сейчас точно сказать не могу, когда последний раз отец ездил на охоту. Он работает, в основном, поэтому всё это барахло у него просто складируется и благополучно забывается. Особенно всякие ножи, кинжалы и прочее. Он холодное оружие, в принципе, не любит. Тут, как бы, буду я брать, не буду — точно никто внимания не обратит. Не знаю, кто до сих пор ему их дарит. Придурки, видимо, всякие, которые с моим отцом не очень близки. С другой стороны, думаю, даже если он заметит пропажу, то просто забьёт на это. Мне так кажется. Поэтому, пока не пойман, я не вор. Если хочешь, могу тебе лук принести охотничий. Будешь там у себя, на родине, по куропаткам стрелять каким-нибудь, — он, улыбаясь, повернулся на Антона, но тот лишь поднял одну бровь, заставив Арсения тихо рассмеяться. — Ну, надо признать, конечно, во всей этой теме довольно сильно ещё помогают взаимовыгодные отношения с одним из лучших друзей отца, о которых он не должен знать. Как-то так получилось, — он пожал плечами. — Толкает мне всякое — я перепродаю. Почти всё, наверное, чего нет у моего отца, может достать дядя Олег. Он на деньги сильно падок. Вот, как-то так, но никак иначе, — закончил он, устремляя глаза в Антона, после чего резко развернулся к нему прямо, подтягивая бутылку пива к себе вслед за ногой. — Но ты зубы-то мне не заговаривай. Со мной такое не прокатывает. Антон, расскажи мне, что у тебя случилось? — голос Попова стал мягче. — Я не хочу сидеть здесь с тобой, когда у тебя такая грустная мина вместо нормального лица. Если это не изменится, я просто выбегу из гаража, и потом будешь сам перед Тимой объясняться, как такое вышло.
Антон в очередной раз вздохнул, понимая, что даже при желании слезть с этой темы у него не выйдет, и сел ровнее, кладя один локоть на тумбочку рядом.
— Да ничего серьёзного, правда. Просто… — он помахал ладонью в воздухе непонятно. — Меня Тимофей позвал, чтобы одному парню из Молотов, что наркотики прятал, по лицу втащить. Ну, типа, из-за колец понятно будет, кто это сделал, и все дела. Ты понимаешь, — его голос лениво стух к концу. — Вот, как-то до сих пор отпустить не могу.
— Окей, — послышалось от Попова. — А что в этом такого? — после этого Антон посмотрел на него в недоумении, широко раскрыв глаза и нахмурив брови несколько возмущённо. Видя это, Попов добавил. — Ну, я просто не очень хорошо понимаю, что тебя в этом так сильно раздосадовало.
— В смысле? — Шастун выпрямился окончательно, садясь на табуретке ровно и пялясь на парня. — Знаешь, получать кулаком в лицо, а особенно с вот такими штуками, — он потряс кистью, имея в виду свои кольца, — вообще-то, очень больно.
— Не знаю, и знать не хочу, — спокойно вставил между слов Арсений.
— Тем более, — Антон продолжал, от погружения в волнующие мысли распаляясь сильнее и начиная говорить активней. — Типа, что за бред? Чувак ничего не сделал такого, чтобы за это по лицу получать. Нечестно это. Да ещё и я должен был почему-то это делать. Нет, я, как бы, понимаю, почему я это должен был делать, но… бля… — выдохнул он и помотал головой.
Видя, что недовольный монолог Шастуна подошёл к некоему завершению, Арсений решил начать свою реплику:
— Ну… — он приподнял брови, садясь на столе поудобнее. — Что касаемо того, почему именно ты — я даже не буду начинать про то, что я тебя предупреждал, — сказал он невнятно, после чего быстро продолжил: — А в остальном… Знаешь, мне немного странно, что ты удивляешься таким вещам, Антон. Разве ты не знал? — Арсений пожал плечами и принялся немного болтать бутылкой пива в руке. — Ну, то есть, ты же давно уже должен был всё выучить, раз Тима решил держать тебя к себе так близко. Он не будет делать это просто так и абы с кем. Все, кто приходят к Тиме, с первых дней учат, что есть район, и, если кто-то чужой делает что-то на этом районе, он обязан поплатиться.
— Да я понимаю, но… — Антон раздражённо прорычал, после чего всплеснул руками и опустился резко локтями на колени. Его глаза стали смотреть куда-то в пол перед собой. — Вот всем не насрать? Меня порой вообще не отпускает чувство, что я совсем ничего не понимаю, — всё его негодование, что копилось несколько месяцев, решило выйти в этом разговоре с Поповым. — Как район может кому-то принадлежать? Это что, написано где-то, или как? В чём суть всего этого? — задавал Антон свои вопросы в воздух. — Я думал, это что-то из девяностых. Даже у нас в посёлке всё совсем по-другому.
— Кажется, что время здесь застряло? — спросил его вдруг Арсений со слабой улыбкой, будто понимал, о чём тот говорит. Шастун глянул на него бегло, но ничего не сказал. Некоторого рода согласием служил очередной взмах его руки с бутылкой, когда он падал спиной обратно на стену.
— Все эти… мордобои постоянные. Что они решают? Для чего они? Сначала наркотики, теперь ещё и пистолеты. Фу, сука. Неужели люди друг с другом просто разговаривать не умеют?
— Но ты же сам пошёл на это. И до сих пор здесь.
Антон посмотрел на него прямым взглядом в тёмные глаза.
— Да, — уверенно согласился он. — Потому что все вокруг так рьяно соблюдают эти правила, как будто в них лежит прописная истина, которая мне пока не открылась. Я ведь знаю меньше вашего, вы мне все постоянно хотите об этом напомнить. Возможно, я просто очень туп — парень из посёлка, который родился там и вырос, и никогда не жил в таких порядках, а лишь мыл жопы телятам, — но я правда не могу найти, ради чего всё это делается. Я правда, правда пытаюсь найти смысл, но пока что не выходит. Я чувствую себя таким глупым за то, что несогласен.
Они оба замолчали, переваривая результат их получившегося диалога. Антон напряжённо смотрел на лампочку под потолком, от которой по крыше тянулись закреплённые провода и убегали через стены вниз, и пытался в голове найти ответы на свои вопросы — ему их некому было задать. Арсений сидел так неподвижно, что даже пиво у него в бутылке не дрожало. Его взгляд лежал на Антоне долго и упорно, будто стараясь проникнуть всё глубже и глубже внутрь, пока на бледном лице в тени только брови были напряжённо изогнуты. Он смотрел на того теперь немного иначе, чем раньше — синие глаза стали шептать что-то другое, что не решались шептать до этого. Прошло несколько долгих секунд, прежде чем он заговорил.
— Возможно, не стоит пытаться его найти, — произнёс он вполголоса, и Антон вернул на Попова свой внимательный взгляд, вслушиваясь с большим усердием. Последний увидел это, а потому продолжил меланхолично: — Его здесь, можно сказать, и нет. Просто мальчики от гнетущего безделия нашли себе интересное занятие, — он потрепал шнурок на ботинке и сделал глоток. — Дети «Бригады» решили поиграть в бандитов. Удобно, что за шаблонами такой игры далеко убегать не надо.
— Игры? Не слишком ли всё серьёзно для простой игры? — так же тихо спросил Антон, опять задавая этот вопрос больше для себя, чем для реального ответа Попова, о чём говорила неуверенность в его интонации. — Не знаю. Артём, например, верит во всё это…
Арсений усмехнулся слабо, без малой капли радости.
— Артём поверит в Бога Кузю, если его хорошо убедить, — он поставил бутылку донышком себе на носок ботинка, смотря на болтающееся пиво внутри. — Время здесь действительно замерло, я тоже замечаю это уже очень давно. Лишь какие-то мелкие детали изменяются, но они не имеют значения. Это как маникюр — меняй его хоть два раза в день, остальное всё равно останется прежним. И знаешь, скажу, наверное, всё-таки честно, — он взглянул на Антона мельком, ловя его внимательные глаза, — я бы мог хоть день за днём говорить тебе, что это был твой выбор, но нельзя закрывать глаза на один простой факт — выбора здесь ни у кого нет. Ты либо с одним, либо с другим, либо полный аутсайдер. Иных вариантов не существует. В какой-то степени тебе, наверное, даже повезло, что из всех ты наткнулся именно на Тимофея.
Антон глядел на него и видел отчётливый отпечаток тоски под его длинными чёрными ресницами. Здесь, в гараже, несмотря на пессимистичное звучание обсуждаемых ими тем, им вдвоём стало вполне уютно, хотя, может, это давал о себе знать теплеющий от обогревателя воздух. Шастун расстегнул куртку. Или, возможно, пиво, которое Попов обозвал настойкой, но Антону привкус его напоминал отчего-то о доме.
— Что у вас с ним?
Арсений поднял голову и лишь спустя секунду улыбнулся.
— В смысле, что у нас с ним? Мы вс-
— Да, я знаю, — прервал его Антон. — Я не про это, — Попов глядел на него с вопросом. — У вас… я бы сказал, странные отношения. Я бы хотел поинтересоваться, если ты не воспримешь это как что-то неприличное.
Арсений, судя по лицу, нисколько не оскорбился вопросом, а напротив, отреагировал даже чересчур спокойно, будто эту тему Шастун вообще ни капли себе не надумал.
Не то, чтобы Антон хоть когда-то был сплетником, и чужие отношения его интересовали, пожалуй, меньше всего. Практической пользы от того, чтобы залезать чужому человеку в его трусы, Шастун ещё ни разу в жизни не находил. Ну, разве что, если это взаимно, и трусы не фигуральные, а красивые женские и довольно реальные. Просто данный случай был немного особенным. Он прекрасно видел, что с формально-статусной точки зрения у Костеши и Попова всё вполне обыденно — они действительно не оставляют сомнений в том, что состоят в более чем дружеских отношениях, сам факт чего Антона вообще не волновал, хотя Тимофей и скрывал истинную суть их союза ото всех вне близкого круга товарищей. У них двоих отлично получалось выглядеть как близкие друзья, когда это было необходимо. Но только Антон видел, что недоставало одного простого элемента, чтобы нормально закончить эту картину — какой-то теплоты между ними двумя. Если говорить точнее, ей даже и не пахло. Они были холодны друг к другу даже в проявляемых жестах, которые у других пар выглядели бы вполне очаровательно. Будто эта близость для обоих была нежеланной. Антону хотелось узнать про это исключительно для составления окончательной мозаики.
— А, ну… — Арсению общество Шастуна доставляло странное чувство комфорта, которое он не ощущал ни с кем уже очень давно, и даже его вечная настороженность не звенела колоколами в голове. От этого язык развязывался сам собой, хоть и завязан был не очень сильно, — Я могу рассказать, но это долгая история.
— Сам сказал, что у нас ещё много времени, — Антон приподнял брови и слегка ткнул в сторону него горлышком бутылки.
Попов издал громкий и очень протяжный вздох через нос, от которого вся его грудная клетка поднялась и опустилась. Антон слышал в нём что-то тяжёлое, что-то очень честное и откровенное, что было приемлемым только здесь, в полумраке одинокой лампочки, с замёрзшими ногами и пивом.
— Я… Я, если честно, даже не совсем знаю, как начать, — его глаза устремились куда-то в мысли, пока сам он немного повернулся и опёрся плечом на стену позади него. — Ну, наверное, как это клишированно делают во всех фильмах, начну с начала. Так правильней всего, — он опустил обе ноги и скрестил их в лодыжках, двумя ладонями держа между бёдрами бутылку. — Я очень рано понял, что я гей. Точнее, не так даже. Я очень рано понял, что то, что обычно девочки обсуждали про мальчиков, как-то солидарно отзывалось в моей голове. Вот, так верно. Потому что только классу к четвёртому я, роясь в свободное время на мамином компе, как-то узнал, что есть такое слово — гей. В меня это тогда вселило много радости. Знаешь, просто приятно узнавать, что ты абсолютно нормальный. Но не всё было так радужно, конечно, — он тут же хохотнул. — Прости, незапланированный каламбур. Дело в том, что слово «гей» я, конечно, узнал, но вот до слова «гомофобия», к сожалению, мои пальцы не добрались. Ну и я радостный пошёл и по собственной глупости поделился этим открытием с родителями. Часто думаю, как бы моя жизнь выглядела сейчас, если бы я не сделал тогда этого, — он замолчал на мгновение, пытаясь вернуться к прежней теме. В следующих словах Антон уловил, что голос стал немного тише, хотя этот отзвук печали можно было различить и по опустившимся на горлышко бутылки глазам. Но, даже несмотря на это, его лицо всё равно было достаточно спокойным, без сильных переживаний о том, что он рассказывает. — Папа ужасно рассердился. Он даже побить меня на эмоциях собирался, но хоть мама остановила, сказала, мол, «чё, дурак, делаешь?». На этом всё, конечно, не прекратилось. Как бы я ни объяснялся перед ними, что бы ни говорил — это уже не имело значения. Исправить ситуацию можно было только вернувшись обратно во времени, но я, к несчастью, такого не умею, хотя так порой хочется. В общем, компромиссом в нашей семье стало решение, что я с пятого класса пойду учиться в общеобразовательную школу. Папе думалось, что я якобы вырос избалованным в таких условиях и просто напридумывал себе в голове всякой ерунды, и надо бы меня от этого отучить, — он поболтал ладонью в воздухе, показывая своё явное отношение к этим словам. Тут он повернулся на Антона, немного улыбаясь, когда внезапно понял, что забыл упомянуть при Шастуне одну важную деталь. — У меня ведь отец — полковник МВД, — Антон на этих словах вскинул удивлённо брови. Арсений улыбнулся ещё шире и посмеялся легко. — Да. Я до пятого класса с дочкой нашего мэра за одной партой сидел, прикинь? — Антон мотнул головой, а Попов отвернулся обратно с весёлым выражением лица. — Вот как жизнь может повернуться. Мне, вообще, всегда казалось очень смешным, что отец хотел меня таким образом, типа, отучить от всего дурного, а в итоге я здесь, — он обвёл рукой гараж. — В любом случае, так я оказался в нашей школе. Тут надо сказать, что у меня всегда с башкой были беды, потому что я даже никогда не пытался скрывать свою ориентацию. Ну, как бы, не то, чтобы я ходил по улице и орал об этом на каждом шагу, но, скажем, в здешних местах одного моего слегка нестандартного внешнего вида будет достаточно для того, чтобы к тебе прицепили клеймо «педик». Ну, а я и не понимал, что в этом такого. Не знаю даже, хорошо это на меня повлияло или плохо. То есть, почему я должен был стыдиться того, кем я родился — вот это мне было странным. Я такой, какой я есть, я об этом не просил, — он развёл руками. — Так с чего я должен стесняться, если я никому этим не мешаю. Может, остальные так и не считали, но зато хотя бы я всегда был в контакте с самим собой.
— Я не считаю, что ты должен стесняться, — почему-то вдруг захотелось сказать Антону, что сразу же после ему показалось довольно неловким жестом, как будто ему было пять лет. Но Арсений просто повернулся на него.
— Потому что я действительно не должен, — уверенно произнёс он сначала, затем, всё же, добавляя для вежливости. — Спасибо, Антон. Ведь на самом деле всем в глубине души так насрать на это. Серьёзно, даже таким людям, как Артём с Данилом, ты сам видишь. Просто это как неписанный закон, не соблюдать который — значит жить не по понятиям: если ты следишь за собой, значит пидор, если длинные волосы или, не дай бог, крашенные, ты пидор, если ты реально пидор — умри. Тёма, например, поначалу косился на меня, а потом, видимо, понял, что только что нашёлся самый лучший повод для шуточек, и окончательно забил. А Данил — ну, это Данил. Не знаю, есть ли что-то, на что ему не наплевать. А это всё — очень говорящий знак, учитывая, как прошло наше знакомство. Но об этом я ещё расскажу.
— Как тогда у Тимофея не разрывается голова от внутреннего диссонанса? — спросил Антон. Попов кратко посмотрел на него, и Шастун пояснил сразу. — Ну, раз тут такие правила, как его внутренняя гомофобия, которая, как ты подразумеваешь, сразу у всех здешних в ДНК, не съела его до сих пор? Он же, типа… с тобой.
Арсений махнул рукой.
— Ой, ему вообще лучше всех, — нахмурился он, будто говорил очевидные вещи. — Тут же уже стандартный закидон всех мужиков: главное, что ты трахаешь, а не тебя. А уже кого ты трахаешь при таком раскладе роли не играет. Так и получается, что с кем там спит Тима — совсем не важно. Самое значимое — что я здесь «заднеприводный», и под всех подкладываюсь, якобы. Но давай вернёмся к теме, — он поправился на шкафу поудобнее, расстёгивая, наконец, куртку, из-под которой показался привычный уже ворот белой школьной рубашки. Теперь Антон подумал, что это могло объясняться своего рода привычкой со времён элитной начальной школы, что звучало логично. — В общем, такой весь без тормозов я влетел в пятый класс новой школы. Я даже не буду пояснять, какова была реакция. Только скажу, что на меня сразу положили глаз трое парней, и совсем не в том ключе, в котором мне хотелось бы. В общем, однажды меня подкараулили после школы. Конечно, папа организовал, чтобы меня забирала машина у ворот каждый день, но до этой машины ещё сначала надо было дойти, чего я в тот день сделать не успел. Тимофей прямо сильно хотел наложить на меня свои руки. Я помню, как у меня реально сердце в пятки тогда ушло. Я же с таким раньше никогда не сталкивался даже. Мне повезло, что Данил и Артём с ним уже общались на тот момент, — он бросил взгляд на Антона и сделал глоток, после чего опять отвернулся, хмурясь. — Я честно не знаю, откуда у Тёмы такая способность, но он в состоянии узнать любую информацию, если захочет. Я никогда ещё не встречал никого любопытней, чем он. Тогда это буквально решило мою судьбу. Артём уже прознал про то, кто мой отец, поэтому сразу сказал об этом Тимофею, чтобы он не попал в неприятности. Я в тот день вернулся домой нетронутый благодаря нему. А вот дальше — самое интересное, — объявил он и отставил бутылку в сторону, поворачиваясь к Антону, а спиной наклоняясь на стену. — Сейчас, с высоты прошедших лет, мне уже всё понятно. Но тогда мне было двенадцать, я был очень одинок, и, пока остальные парни клеили понемногу девчонок, я лежал дома в кровати и глядел на фотки Тимберлэйка и братьев Джонас. Да, это была целая фаза в моей жизни, — он повёл рукой, после шлёпнув её на коленку. — Половину пятого класса я жил спокойно, и Тимофей ко мне даже не лез больше, но вот во втором полугодии, я помню, он прямо начал настойчиво так подкатывать ко мне. Я сначала, в принципе, ничего не понимал. Типа, какого хрена он сперва хочет избить меня, а потом яйца катит? Но упорства Тиме не занимать, поэтому он поднадавил посильнее, и я поплыл. Мне самому тогда много не надо было: как бы, алло, это был первый парень, который хоть как-то ответил мне взаимностью. Да ещё и не урод далеко. Да ещё и какой-то, типа, крутой. Да ещё и старше меня на два года. Короче, просто сказка от Дисней, иначе не назвать, — он замолчал, смотря на свои пальцы, и в глазах его, как видел Антон, промелькнуло что-то, что заставило его совсем немного улыбнуться и потеплеть. Ветер иногда поддувал в стены гаража. — Он хорошо умел ухаживать. Наверное, несмотря на всё остальное, тот год — от конца пятого класса и до середины шестого, — был лучшим во всей моей жизни. Потом всё пошло по наклонной с момента, когда он начал просить меня, если вдруг что-то случится, помочь силами отца, — Арсений вновь взял бутылку и сделал глоток. — Взаимовыгода.
Антон слегка наклонил голову, смотря на Попова. Немного непонятен был для него смысл последней фразы. Арсений объяснил:
— Ты спросил, что у нас с ним, — он приподнял свои брови. — У нас с ним отличный пример взаимовыгоды, — обозначив это, Арсений продолжил: — Мне с ним безопаснее всего. Я знаю точно, что он не даст никому ничего сделать со мной. А тех, кто хочет что-то сделать со мной, достаточно много. Скажем, ну… вообще, все, кто обо мне здесь знает. Открытый гей на районе — главная персона нон-грата. Единственная причина, почему я жив до сих пор — это Тимофей.
Шастун пожал плечами, бросая взгляд на свои кольца.
— Не знаю… Мне показалось, он довольно сильно напрягся, когда услышал, что Молоты хотят навредить тебе.
Это прозвучало, как аргумент против. Арсений хрюкнул.
— Ещё бы, — после чего он упёрся глазами в Антона с усмешкой. — Блин, ты серьёзно думаешь, что он поехал сейчас делать что бы то ни было с парнями из-за каких-то своих душевных переживаний? Господи, прости, Антон, ты такой ужасно наивный, — Шастун поднял голову, видя, как Попов натурально смеётся. — Он поехал только потому, что ему пригрозили отнять его собственность, которой как раз являюсь я. Более того, я уверен, что если бы то же самое пообещали сделать не со мной, а с его машиной, то он бы побежал, гораздо сильнее сверкая пятками, — он успокоился. — Я нужен ему как вещь. Как гарантия безопасности для его задницы. Антон, да, я любил его вначале, но это не обязано работать в обратную сторону. На сегодняшний день у меня практически нет сомнений, что он не испытывал ко мне ничего и никогда. Я смирился. Это довольно удобно: он прикрыт мной и моим отцом, я прикрыт его протекцией. Так идёт уже давно.
Антон сидел со слегка приоткрытым ртом, пока его мозг обдумывал всё услышанное и собирал слова вместе. Первым в голову пришёл вопрос:
— Не удручает? Такая жизнь.
— Кого? Меня? — Арсений повёл плечом. — Я же сказал, я смирился. Я особо и не знал, каково по-другому. А Тимофей… Ему вообще классно, я полагаю. Ходит периодически по всяким тёлкам, а через раз может и меня заставить ему отсосать. Мне даже страшно порой становится — вдруг он мне какую-нибудь заразу от своих шалав притащит, — он поёжился и скорчил лицо.
Шастун сильно свёл брови к переносице, недоумевая.
— И ты никогда не говорил с ним об изменах? О том, что ты знаешь.
Его впрямь задел этот факт.
— Он знает, что я знаю, — обескураживающе спокойно ответил Попов. — Более того, он мне об этом, не стесняясь, говорит. Да и, к тому же, как это можно назвать изменой, если здесь от отношений — пустое место? Все наши отношения держатся на правиле трёх «М»: моя неприкосновенность, минет, мент-батя.
Антон опустил глаза, когда тот закончил. Ответ получался гораздо более развёрнутый, чем Шастун ожидал, и уж тем точно в разы более печальный. Он поболтал пивом в бутылке, которого оставалось примерно половина.
— Это, блин… прискорбно, — тихо выдавил Антон из себя, желая дать хоть какой-то комментарий по сказанному. Он, хотя бы, вышел честным.
— Возможно, — решил отреагировать на это Арсений. — Я, на самом деле, перестал уже с годами различать. Или я просто привык, — он постучал взятой в руки отвёрткой по углу шкафа, на котором сидел. — Признаться честно, я много раз думал о том, чтобы уйти от него, только как-то пока дело не дошло.
— Не страшно? Он же может, ну… даже не знаю, что он может.
— Нет, — Попов задумался и внезапно очень уверенно улыбнулся, чем заставил Антона вслушаться сильнее. Его голос стал гораздо тише и обрёл такую интересную, очень хитрую интонацию. Он наклонился локтями на свои колени, после небольшой паузы неспешно и лукаво продолжая. — Знаешь, Тима ведь умный, — говорил он, смотря куда-то поверх Шастуна. — О, он очень умный. Не обращай внимание на то, что оставался два раза на второй год — просто эта учёба для него не сильно была важна на тот момент. Он привык сосредотачиваться на вещах, которые волнуют его здесь и сейчас. И я провёл с ним рядом много времени. Гораздо больше, я уверен, чем кто-либо, и я могу точно сказать, как он умён. Можно сколько угодно спорить о его методах и о том, что он делает, в принципе, но, если изолироваться от всех этих лишних вещей, трудно становится отрицать факт его блестящего ума, — он перевёл глаза прямо на Шастуна. — Он ведь думает, Антон, абсолютно всегда. Над каждым своим поступком, над каждым сказанным словом, над каждым движением. Ещё не было ничего, что заставило бы его сделать что-то на эмоциях и без двойного обдумывания. Но он совершил одну ошибку, которая, в случае чего, может обойтись ему очень дорого. Знаешь, какая? — Арсений ещё сильнее улыбнулся, смотря на Антона с лисьим прищуром. Шастун даже не двинулся, просто внимательно смотря на Попова и даже не моргая. — У меня отличная память. А он, не подумав один единственный раз, брал меня с собой абсолютно везде. Поэтому, если поднапрячься, я могу вспомнить имена, могу вспомнить поводы встреч, количество людей, машины, на которых те приехали, могу даже некоторые даты. Могу так же легко написать это на листок и спуститься по лестнице на кухню, где будет сидеть отец и смотреть телевизор. Понимаешь? Так что, я тоже перед ним не абсолютно беззащитен, — он медленно выпрямился, возвращаясь в прежнюю позу с улыбкой, хоть та и чуть-чуть угасла. — Но согласен, что ситуация невесёлая.
Антон отвёл глаза и окончательно замолк. Думать — это всё, что ему оставалось делать в данный момент. Чувства оставались смешанными. Едва ли ему стало веселее, чем перед началом всего их разговора. Арсений вдруг тихо решил добавить деталь, смысл которой Антон совсем не понял:
— Мы с ним не спим нормально вместе уже очень давно, если тебе вдруг интересно… — Шастун видел, как тот глянул на него, поджав губы, после чего отхлебнул из бутылки. В гараже стало совсем тепло.
Говорить что-то Антону не хотелось. Обстановка в помещении была достаточно невесёлой, хоть и всё ещё вполне комфортной, тем более что обогреватель растопил весь воздух, а пиво внутри отбросило усталость. Даже голод внутри был прикрыт сосисками. Невзирая на всё это, в Шастуне сохранялась тяжёлое чувство, навеянное их беседой. От тепла немного клонило в сон, и лицо Антона выглядело, должно быть, ещё более растёкшимся. Они сидели в тишине примерно полминуты, и не выдержал этого первым, конечно же, Арсений:
— Теперь что-то совсем тошно. Я на это не рассчитывал, — расстегнул тот куртку до конца. — Здесь есть карты, если что, — он вопросительно посмотрел на Антона. Шастун поднял голову, после чего подумал секунду-другую и согласно кивнул. Пускай. Им обоим правда нужно было как-то отвлечься от тяжести беседы. Попов на полной готовности соскочил со шкафа, отправляясь на поиски колоды. — Я охеренно раскидываю в «Дурака».
— Ага, я тоже, — ответил ему негромко Антон, отставляя бутылку в сторону на тумбочку и притягивая к себе лениво коробку, что будет исполнять роль стола.
— Оттого интереснее, — оптимистично отозвался Арсений.
— Могу ещё в другие научить, если ты вдруг не умеешь. Я не знаю, сколько у нас времени. Можно в очко.
Попов медленно обернулся на него с картинным удивлением, ловя непонимающий взгляд на усталом лице Шастуна:
— Что, так сразу?... — произнёс он. Антон тут же рассмеялся, хлопая себя ладонью по лбу со словами «бля, дурак». Арсений не замолкал. — Ну дурак, так дурак, я понял. Я же сам и предложил в него играть, что ты присваиваешь мою идею себе?
Антон откинулся к стене с протяжным стоном от непрекращающихся идиотских жонглирований словами.
***</p>
Снег продолжал валить.
Взгляд Антона был расфокусирован настолько, что раскрытые и пустые глаза со временем начали просто болеть. Пусто было и внутри тоже, в голове мысли даже не могли собраться в какую-то адекватную форму. Через ещё примерно минуту после того, как телефонный разговор с мамой был закончен, он опомнился наконец, начиная хотя бы моргать. Затем он поднялся с кровати, шагнул вперёд, и ноги его невозмутимо наступили на копошащиеся на полу снежинки, разбивая яркий рябящий квадрат на полу, будто осеннюю лужу.
Антон подошёл к окну и встал. Руки его упёрлись обе в подоконник, отчего острые лопатки на спине уткнулись в ткань футболки. Тихо было даже слишком, что теперь бросалось ему во внимание. Не хватало стука тарелок или кастрюль на кухне от тёти Марины или хоть какого-то редкого клацанья клавиш со стороны комнаты Оксаны. Это вкупе с полной темнотой даже в собственной комнате, где Антон, отвлечённый звонком, попросту не успел включить свет, предоставляли его полностью пожирающим мыслям в голове.
Что же делать?
Это изредка пролетало в голове быстро, как летний стриж, а дальше опять всё стихало. Внутри было так тяжко, и тянуло вниз какая-то странная сила. Антон гулял взглядом по вечернему пейзажу за окном, не зная даже зачем. Ходил им по домам напротив, свет окон в которых был разбросан, словно точки на костях домино, ходил по белеющим тротуарам и крышам машин. Одинокая дворовая собака бежала куда-то спешно, чтобы укрыться от снега. Телефон Антона лежал на подоконнике между его ладоней, а он всё думал о том, что сказала мама.
Что же делать? Может ли он как-то помочь?
Наверное, не может. От этого осознания становилось тошно. Всё, что он мог действительно сделать — продолжать учиться и готовиться к успешной сдаче экзаменов заранее. Это было даже обидно.
Бабушке стало резко хуже, и она теперь практически не встаёт с кровати. Так сказала мама.
И Антон не знает, что с этим делать.