6. Поручик Ростов и Наташа Ржевская (1/2)

Из коридора доносился звук секундной стрелки настенных часов. Помимо этого, не было слышно ничего. Только часы и давали Антону ощущение реальности. Без них он бы утонул в беззвучной тишине.

Его стопы в серых тонких носках стояли ровно на полу около кровати, на которой он сидел, и прямо перед ними начинали бежать полоски фонарного света из окна. Эти полоски дрожали, словно в них копошились какие-то мелкие черви — сегодня, в начале ноября, впервые падал с неба густой снег. Из-за этого всё будто замерло, включая время, но только часы в коридоре утверждали обратное. Антон не слышал даже собственного дыхания: оно терялось где-то в пространстве, пока он сидел, потерянно смотря вперед себя на деревянный стул у стены, на котором в полураскрытом состоянии валялся блокнот для зарисовок. Спина его напряжённо горбилась, руки локтями грузно лежали чуть выше колен. Часы всё спешили напомнить, что идут минуты одна за другой, но Антон не мог обращать на то внимания. Кровать застыла в прогибе под ним, как и вся квартира, как и его собственные веки. Широко раскрытые, но жутко тяжёлые. Спокойные, но устало дрожащие. Желающие закрыться, но остающиеся открытыми. И взгляд зелёных глаз падал на одинокий стул, но едва ли его касался, убегая куда-то внутрь головы. Темные снежинки на полу прыгали.

Домашняя футболка спадала с его широких угловатых плеч очень свободно, и ткань, повисшая в районе груди, слегка заметно подрагивала в ритме сердцебиения, которое Антон чувствовал очень хорошо. Кольца на давно заживших пальцах плотно упирались в чёрный экран телефона, который лежал в ладони. Снег за окном продолжал валить.

***</p>

«Серьёзно? Прямо сейчас? Ладно, ладно, конечно, я приду, раз он так сказал», — было тем, что ответил Антон на поступивший от Доброхотова звонок. Сам Шастун только вышел из магазина, где купил немного сосисок и две картофелины себе на ужин, и сейчас нёс это всё бок о бок с тетрадями в своём небольшом рюкзаке на спине, с которым отправился в супермаркет после школы. Очень некстати пришёлся вызов от Артёма, в котором Шастуну быстро было велено прийти в лесок, что, к слову, находился довольно далеко отсюда. Запротестовать у него, к сожалению, не было возможности, ибо ему быстро объяснили, что это приказ никого иного, как самого Тимофея, поэтому Антон вздохнул от души, поёжился от прохлады и быстро потопал по корявым асфальтовым тропинкам до нужного места.

Октябрь был в самой своей красе, сверху наводя жёлто-огненную прелесть на деревьях, а снизу размешивая помои под ногами. Шастуну приходилось довольно часто мять эту жижу своими высокими осенними ботинками, особенно в такие моменты, как сейчас, когда ему звонили и говорили, чтобы он сломя голову нёсся по каким-то делам. Когда ноги с асфальта переходили на землю, то великолепное смузи из листьев и грязи мерзко хлюпало под толстыми подошвами, заставляя Антона морщить лицо и глубже засовывать руки в карманы. В этих карманах даже дырок не было, чтобы с ними поиграться, как в предыдущей куртке, которую из-за похолодания Шастуну пришлось сменить. Капюшон толстовки на макушке заменял собой шапку.

За прошедшее время он уже успел довольно неплохо изучить некоторые маршруты и всю ближайшую округу. Он знал, что жидкий лесок совершенно небольшой площади, куда ему сказали бежать со всех ног, находится на полпути к заброшке, которую Антон скоро начнёт считать частью своей семьи. Слишком уж часто приходилось ошиваться около неё после той драки в конце сентября. Порой ему и ещё нескольким ребятам, чей состав менялся в зависимости от дня недели, необходимо было торчать там по два часа и даже больше в сутки, чтобы контролировать обстановку. На такой случай Антон всегда брал с собой конспекты и какой-нибудь шарф, чтобы подложить под себя, садясь на остатки бетонной лестницы подальше ото всех, и спокойно занимался учёбой. Десятый класс был легче, чем Шастун предполагал, но расслабляться не хотелось, что становилось всё сложнее продолжать.

Нельзя сказать, что Антон со дня драки был как-то повышен в «должности», но статус его явно изменился. Тимофей брал его с собой почти всегда, когда надо было куда-то ехать. Если раньше только правое плечо Костеши неизменно было прикрыто Доброхотовым, то теперь с левой стороны находился Шастун, хоть и на большем расстоянии, нежели Артём. Физически от него требовалось не много: он стоял чуть поодаль от Костеши, будто главный сотрудник охраны, иногда строил каменную рожу (благо, тут стараться вообще не нужно было), и время от времени, когда было необходимо, очень угрожающе закатывал рукава, оголяя блестящие пальцы. Эффект подобного действия зависел от того, знали ли оппоненты его личность или же нет. Это всегда можно было понять по выражению лица и глазам. Тех, кто относился к первой группе, становилось почему-то всё больше. Несмотря на малую трудоёмкость этого занятия, Антон осознавал с каждым днём всё отчётливее — он устаёт. Сам не знал почему: эта усталость не была физической, да и он умудрялся высыпаться. Учиться он тоже успевал, даже на игры с Оксаной находилось время. Только что-то синяки под глазами всё продолжали темнеть, зелень в радужке тускла, как будто тоже вяла с приходом глубокой осени. Он дошёл до умозаключения, что это увядающая природа так влияет на него. Хоть дома, в посёлке, он и не ощущал это так ярко, здесь оно казалось логичным. Тут, в принципе, всё было совсем по-другому. Антон не мог перестать обращать на это внимание. С каждым утром он всё больше свыкался с тишиной за окном и с тем, что из птиц вокруг него только вездесущие голуби с пустым взглядом рыжих глаз и таскающие что-то с мусорных баков вороны, серые бока которых казались грязными. В городе всё казалось грязным даже там, где видимой грязи и не было. Шастун прекрасно помнил обстановку в летнем свинарнике у него дома, где свиньи перекатывались с боку на бок, и как пахло в коровнике перед тем, как он его вычищал, но это по какой-то причине вызывало у него даже хорошие чувства, которых не было при виде исписанных маркером детских площадок и самодельных мест для выпивки в ближайших кустах, что были сделаны из мусора и каких-то старых дверей. Антон сомневался, что слой снега скроет это. Он ждал зимних каникул с большим нетерпением.

Здесь, около входа в лесок, всегда было довольно пусто. Дома не превышали двойной или изредка тройной этажности. Машин было мало. Антон помнил, что рядом со старой клумбой, или же это был заросший фонтан, стояла разбитая ржавая «буханка», которую некогда оплетал зелёный вьюн. Она Антону больно нравилась — со спущенными шинами, практически вросшая в землю, и он всерьёз успел сделать с неё множество зарисовок с разных ракурсов, чтобы потом воплотить это чудо в настоящую картину. На контрасте с ней рядом выстроились несколько старых и потрёпанных иномарок, а чуть дальше — фиолетовая Лада Самара с тонированными окнами, правда, стоило признать, что состояние её было вполне опрятное, чего не встретишь у автомобилей подобного внешнего вида и возраста. Антон продолжал путь. Ноги уже топтали землю дорожной колеи, когда Шастун завидел знакомые силуэты за парой одиноких гаражей. Артём помахал ему рукой, подзывая. Антон ещё больше ускорил шаг, вглядываясь в происходящее с явной долей недоумения. Тимофей, слегка сутулясь, курил, стоя опять в какой-то слишком лёгкой для погоды куртке. В шаге от него точно был Данил, и тот сидел на спине у какого-то парня, заламывая у него руки за спиной, что за запястья были скреплены каким-то шарфом или ремнём. Когда Антон настиг их, с большим вопросом переглядываясь с лица на лицо, Костеша затянулся в последний раз, после чего поднял ногу и потушил сигарету о подошву своего кроссовка, откидывая окурок в сторону. Они все стояли молча, не спеша ничего объяснять, даже с учётом того, что Антон настойчиво ожидал этого. Тимофей шагнул к Суховцеву, ударяя того по лопатке тыльной стороной своей ладони, и после этого знака Данил подвинулся, давая старшему возможность добраться до шеи лежащего на земле парня и подсунуть под неё руку. Как только это было сделано, Данил спешно встал, отходя в сторону, и его взгляд привычно удалился прочь от происходящего. Тимофей в это время сильными руками поднял парня за шею, и ноги того пару раз беспомощно процарапали по земле в попытке нащупать твердую поверхность и встать нормально. Тимофей сам поправил его как надо — тот для него был будто невесомым. Он развернул парня к Шастуну.

У Антона сразу гулко упало что-то внутри, когда взгляд карих глаз уставился на него с ужасом. Парень даже не промолвил ни слова, вместо этого сильно сжимая челюсти до посинения губ, пока распахнутые глаза не уходили с лица Шастуна. Этот взгляд странно смутил его, и в один момент стало как-то не по себе. Костеша держал того за шею в локте, что должно было быть больно, а второй ладонью уцепился за ремень на штанах. Таким образом, голова парня находилась чуть ниже подбородка самого Тимофея, и ноги его жались полусогнутыми, доставляя явное неудобство неестественной позой.

— Мне нужно, чтобы ты поставил свою подпись, — холодным тоном произнёс Костеша. Антон знал, что под этим подразумевалось. Он даже не сразу среагировал, будучи не в силах отвернуться от полного страха взгляда, которым в него упирались.

— Что? — ответил он заторможенно и растерянно, всё ещё не до конца фиксируясь на сказанном. — Зачем? Вы же могли сами сразу это сделать? — Антон интересовался без злости, лишь с искренним недоумением. — Зачем было звать меня сюда ради этого?

— Нет, мне нужно, чтобы это сделал именно ты, — сказал ему на это блондин, чуть подтягивая свисающего парня за штаны.

Антон не спешил отвечать. Впервые на таком деле ему не давала сдвинуться с места внезапная оторопь. Находящийся в руках Костеши паренёк, что выглядел даже старше самого Шастуна, не спускал с него распахнутых глаз, и Антон видел, как крылья его носа непривычно дёргались. Шастун наконец робко вынул руки из карманов, готовя по привычке уже кулаки, и только тогда взгляд парня ушёл с его лица, но ненадолго. Стоило тому лишь увидеть блестящие кольца практически на каждом из пальцев, как он затрясся, вновь глядя на него с ещё большим безмолвным ужасом. Что-то в Антоне громко трещало. Он взглянул на Тимофея напротив.

— За что?.. — его пальцы сжимались легко, отгоняя неуверенность. Костеша поспешил поведать тому спокойным голосом:

— Володя решил поиграть с нами в кошки-мышки, — взглядом бесцветных глаз он облизал щёку парня чуть ниже него, и Антон знал наверняка — такой взгляд можно почувствовать физически. — А мои парни времени не теряют. Быстро заметили этого мышонка, что прятал тайники на нашей территории, — он двинул локтем вверх, ещё больше натягивая шею паренька, которому, казалось, уже было сложно даже дышать. — Мне нужно, чтобы ты отправил послание Володе, которое он точно поймёт.

— Но он же, получается, просто закладчик, — тихо возразил Антон, не отрываясь своим слухом от громкого сдавленного пыхтения парня в захвате Тимофея. Ему очень хотелось донести свои доводы, потому что по пути до него логика происходящего где-то терялась. У Антона не было никакого желания пускать в ход свои руки из-за такого, казалось бы, пустяка. — Ему сказали делать, и он сделал.

Шастун уловил, что глаза, уставленные в него снизу, будто бы даже распахнулись ещё шире, хотя не было понятно, куда больше. В них промелькнуло что-то, от чего Антону внутри стало ещё противней.

Но сверху, к несчастью, была ещё и другая, вторая пара глаз, которая поднялась на него чересчур медленно, смотря из-под светлых бровей острым, как кинжал, взглядом.

— Кастет, дорогой мой, — практически прорычал Шастуну Костеша, покрепче цепляясь пальцами согнутой руки за своё плечо, — а ты не охуел ли? — для Антона такая реакция была совершенно ожидаема, и он лишь поморщился невзначай, ощущая непреклонность старшего. Его аргументы здесь мало кого интересовали. — Да, это закладчик. Закладчик Володи Молотова, ребята которого по его личной просьбе дробили тебе ебало некоторое время назад. Или тебе понравилось? В таком случае, могу организовать. Даже руки ему развяжу, посмотрю, как вы раз на раз тут будете махаться. Хотя, сильно сомневаюсь, что у него против тебя есть хоть какие-то шансы, — Антон напряжённо хмурил брови, но смотрел не на Тимофея, хоть и внимал каждому сказанному слову, а всё так же на парня у Костеши в руках, который не сводил с него дрожащих глаз. — Но, если тебе вдруг стало так интересно, я скажу — Володе на хер не упало ничего раскладывать на нашей территории, когда на его район даже мусора не хотят соваться. Вот этот вот, — он дёрнул синеющего в лице парня, — пришёл к нам только потому, что Молоты хотели показать, насколько сильно нас не уважают. Так что давай ты просто будешь делать то, что я тебе говорю, и не инициативничать, — последние слова он процедил почти что через зубы.

Антон опустил глаза вниз, сутуля плечи от подступившей тяжести на них. Он медленно, желая оттянуть время, снял рюкзак, сопровождаемый пристальным взглядом Тимофея, и положил рядом на опавшую мокрую листву. Вернулся на прежнее место, топчась нерешительно, покрутил запястьями, чтобы размять. Антон издал тихий, но тяжёлый вздох, когда его собственные ноги встали уже привычно одна чуть позади другой наискось, и только тогда, когда плечи напряглись, а руки согнулись в локтях, он поднял глаза в район беззащитного живота парня напротив него.

— Не-ет, — мягкий голос прорезал тишину леса, словно острый нож для мяса, и Антон тут же поднял глаза на Костешу, где-то на краю сознания предчувствуя, что последует дальше. — Зачем туда целишься? Никто, кроме него самого вечером, его живот рассматривать не будет. И уж тем более Володя, — Шастуну стало противно и очень стыдно. Интонация была похожа на то, как хозяин говорит шаловливому псу бросить подобранную палку.

Антон опустил взгляд чуть ниже лица Тимофея.

Карие глаза смотрели на него с невиданным прежде страхом. Это было совершенно новое для него самого ощущение, и абсолютно точно он мог сказать, что испытывать его опять не хотелось. По какой-то странной причине ему внезапно стало так неприятно от всего того, что происходило вокруг. Антон не знал до конца, что стало этому причиной, ведь не было ничего необычного в этой ситуации — условный «очередной день на работе». Тем не менее, это чувство настигло его впервые в жизни, заставляя ощущать всю палитру эмоций сразу. Антону было противно — это единственное слово, которое могло в точности описать всё его внутреннее состояние в данный момент. И сам он даже не до конца знал, что было сильнее — это чувство или же нескончаемое удивление от того, что оно вообще появилось. Хотелось развернуться и убежать домой. Но он не мог. По телу Шастуна ходила дрожь, приподнимая волосы вдоль позвоночника, а в животе резко стало так крутить, что появилось желание просто отвести глаза в сторону, но взгляд парня словно гипнотизировал его своим ужасом. Было предельно ясно — тот его боится. Причем боится так, будто видел его прежде, будто его тело уже знало вкус узорного металла где-то на себе, но это было не так. Тот мог лишь предчувствовать, каково это, и именно это предчувствие заставляло большие глаза смотреть прямо в лицо Шастуну, практически выжигая там что-то. А смотрели они так отчаянно, что ощущались, будто стрела, медленно входящая Антону ровно промеж бровей. Никогда Шастун не испытывал ничего подобного.

В них Антон мог практически читать слова, как в книге. Ни капли злости или агрессии, ни доли желания сказать «выкуси, я готов получить за то, что сделал». Только чистейший страх. И эти карие большие глаза говорили напрямик с чем-то внутри Антона, что он сам не мог контролировать. Они шептали просьбы будто самой его совести, и внутренне Шастун мог только по-идиотски кивать, соглашаясь с каждой прошёптанной фразой, а руки резко стали такими свинцовыми, что поднять их не было сил.

Он прыгнул глазами на Артёма зачем-то. Ему хотелось увидеть какой-то отклик солидарности и поддержки, хоть тот бы и не смог никак помочь делу. А его и не было. Доброхотов как-то отрешённо и совсем невозмутимо смотрел в землю впереди себя, как будто находясь не здесь вовсе, и кусал губу, по-странному не интересуясь происходящим. Данил, как и всегда, был не в этой реальности и стоял, прикрыв веки, точно желая уснуть прямо здесь. Зато точно напротив Шастуна мелкие зрачки на фоне прозрачной серости глаз, как две пули, сверлили его лоб.

— Антон, — поторапливающе прокатил Тимофей по своей гортани. Когда Шастун непроизвольно ответил ему взглядом, в голове всплыло старое воспоминание. Одно из первых в его жизни, но очень яркое.

Сам он был маленький. Отец с соседями загнали волка буквально на их собственном участке, который нагло таскал скот в округе уже около полугода. Антон сидел поодаль в крепких руках у причитающей на мужа матери, но очень хорошо сумел запомнить сморщенный нос, горящие злостью глаза и острые зубы, выставленные напоказ. На этой картинке воспоминание стиралось. Глаза были похожи больше всего.

Он вернулся в реальность. Антон опустил взгляд на свои руки в последний раз. Кольца блестели, массивно держались на фалангах. Выдох, и он задрал голову, опять встречаясь с полным ужаса взором.

Ему стало резко так стыдно.

Глухой стук случился без шлепка кожи о кожу — мешали украшения. Удар был совсем пограничный — достаточный, чтобы Костеша счёл его подходящим, и на этом всё. Лишь половина имеющейся у Антона в запасе силы.

Голова выпала из расслабленного для удара локтя Костеши и так и осталась висеть, чуть пошатываясь. С этого ракурса Антону всё равно было заметно, как открывались и закрывались медленно глаза в попытке вернуть сознание на место, а из распахнутого рта спустя пару секунд вылетел сдавленный выдох. Костеша был явно доволен.

Антон сморщил нос и опустил взгляд в землю, чувствуя, как в зоне солнечного сплетения непривычно колет. Тимофей одной ладонью зацепил подбородок парня и приподнял за нижнюю челюсть, чтобы посмотреть на результат.

— Отлично! — бодро дал он свою оценку, на что Антон бегло и робко вскинул вверх сощуренные глаза. Во взгляде ударенного парня было уже в разы меньше разумного, и Шастун прекрасно видел, как на покрасневшей в момент щеке набухают несколько полос, вскоре принимаясь блестеть подступившей кровью. Голова его болталась в ладони Тимофея, пока тот немного вертел её в другую сторону. — А теперь для симметрии, — он вдруг подставил Шастуну другую щёку.

Антон раскрыл глаза, упираясь ими в старшего крайне резко, и всё его лицо вытянулось в удивлении. Тот смотрел на Шастуна уверенным взглядом, и чувствовал, должно быть, нечто совершенно противоположное тому, что ощущал Антон, иначе сложно было найти причину такому спокойствию и решительности. Большой палец блондина немного сминал кожу на щеке парня, и от Костеши сразу же послышалось «давай, давай», обрекающее Шастуна на очередной удар.

— Только посильнее, — добавил к этому Тимофей. — Я знаю, что левая у тебя хуже работает.

Антон встряхнул рукой, которая словно отказывалась даже нормально собираться в кулак. Глаза парня перед ним были отвёрнуты на этот раз благодаря ладони держащего его блондина. Но даже так Шастун мог видеть, что страх из них не исчез. Просто стал менее ощутим на фоне боли.

Он поджал губы, решая не мучить ни себя, ни беззащитного парня, и скрепя сердце просто замахнулся второй раз. Костеша затем выпустил того из захвата на землю, и парень сел на колени. Шастун отвернулся всем телом в сторону, желая больше всего сейчас находиться где-то в другом месте. Но слова лидера всё равно достигали его слуха.

— Такой язык Володя точно поймёт, — Тимофей в это время поднимал подбородок парня, заставляя его смотреть на себя, пока сам разглядывал размашистые красные царапины, — и точно будет знать, от кого это послание, — Данил безразлично развязал тому запястья сзади. На каменно-неподвижном лице самого старшего из парней серые глаза резко дёрнулись, устанавливая прямой зрительный контакт. — Я в игрушки играть не люблю, — низкий голос в момент стал хриплым и ледяным, напоминающим Антону гортанное рычание. Показалось даже, что птицы умолкли, и ветер, качающий прежде верхушки деревьев, затих. — Поэтому передай Володе, что не с тем человеком он затеял салочки. Пусть знает, что всё, что он захочет мне сделать, я верну ему вдвойне. И что, если он решится что-то у меня забрать, я заберу у него это, умножив на два.

Он резко выпустил подбородок из своей руки, позволяя голове склониться.

Антон в это время понуро отряхивал свой рюкзак, стыдливо стараясь даже не оборачиваться в сторону остальных. Лишь единожды он бросил взгляд на ближайшего к нему Доброхотова. Тот стоял, совсем немного наклонив голову вперёд, но глазами неотрывно упираясь в светлый затылок Костеши. Лицо подобного вида заметить на нём было очень странно и непривычно: Антон даже задержался взглядом на хмурых бровях и прямых губах, которые были немного поджаты. Несмотря на это, Шастун, всё же, отвернулся прочь.

Оставив обессиленного парня на месте одного, Тимофей уверенно пошагал по пути из леса. За ним двинулись и Суховцев с Доброхотовым. Антон бросил взгляд в ту сторону, когда по его левое плечо показался Костеша, проходя мимо. Шастун поправил рюкзак и тоже двинулся следом, держа голову низко и ни за что не оборачиваясь назад.

Старший шагал впереди всех, поднимая нос привычно высоко и ступая уверенно по жухлой листве, а Данил с Артёмом следовали сзади плечом к плечу и молчали. Самым последним ковылял Антон, и через промежуток между двумя своими сверстниками ему махал затылок старшего.

Его пожирало изнутри ужасное чувство стыда. Оно было везде: и в гудящих руках, и в животе, и в ногах, что держали его за спинами друзей. Хотелось провалиться сквозь землю, или больше — ударить самого себя, да посильнее. Он заслужил. Из головы ещё долго не выйдут распахнутые глаза и страх в них. А руки жжением под кольцами напоминают, что именно Антон сделал и как подло поступил. Его сейчас мало волновало, кем был тот парень. Быть может, между ним и Костешей уже давно была прямая вражда, или же это не так, но он сделал много нехорошего. Или же не сделал, но по здешним порядкам всё равно полагалось физически наказать его за это. Ничего из вышеперечисленного Антона не волновало. Факт оставался фактом — чёртов парень просто прятал наркотики, и за это Шастун ударил его по лицу два раза. Одно с другим как-то не складывается.

Если бы дело касалось исключительно Антона, то он бы даже пальцем не стал никого трогать. Ведь это так глупо, почему все вокруг думают, что крепкий кулак по лбу — ключевой элемент на пути решения всех проблем? Заслужил ли тот парень получить по лицу? Даже если и заслужил, то от Шастуна в последнюю очередь. Это не было его делом. Махать кулаками в данной ситуации должен был совсем не он. Парень перед ним самим был совершенно невиновен, да и Шастун изначально на роль вышибалы не нанимался. Всё чаще в голове крутились давние слова Попова.

Из леса они шли спокойно по тропинке и всё так же молчали. Вскоре стали мелькать заборы и чужие дворы, где-то вдалеке разлетались детские взвизгивания, пока те в ушах Антона не прерывались порывами ветра. Довольно зябко было даже в тёплой осенней куртке, оттого покачивающиеся лопатки Тимофея спереди, обтянутые одной лишь ветровкой, навевали даже пущего холода. Антону поскорее хотелось прийти домой: в рюкзаке лежали сосиски с картошкой на ужин, а на душе — что-то давящее, что хотелось поскорее скинуть со своих плеч, но не было уверенности, что это получится сделать, в отличие от ужина. Данил с Артёмом перед ним синхронно и одинаковой ногой ступили на бордюр тротуара, проходящего во дворе, и Антон уже ждал момента, когда, минуя этот двор, он покинет ребят и свернёт на другую дорогу, ведущую к дому тёти Марины.

Плавно из-за деревьев выехала та самая фиолетовая четырнадцатая Лада, и Шастун лишь уловил, как она подкатила аккуратно к тротуару, останавливаясь тихо прямо под носом у Костеши, тем самым преграждая путь. Антон вышел, насторожившись, из-за спин Суховцева и Доброхотова.

Тимофей остановился абсолютно невозмутимо: руки его свободно свисали по обеим сторонам корпуса, в позвоночнике он был удивительно расслаблен, как будто это он самолично позвал к себе этих людей на машине, но это было не так, что доказывали заинтересованные взгляды Данила и Артёма в салон авто. Шастун сфокусировал свои глаза там же, и вместо тонированного стекла теперь смог увидеть человека, сидящего с руками на руле, но выглядывающего из-под крыши прямо в глаза Костеше. И взгляд этот был колюч, с явной угрозой, но Тимофей даже не думал прогибаться под ним. Парень был смугловат на лицо, с очень тёмными, практически чёрными лохматящимися волосами, но определённо молод. Едва ли на подбородке можно было видеть адекватную щетину. За ним на пассажирском сиденье находился ещё один человек, но разглядеть его Шастуну уже не представлялось возможным.

— Ты понимаешь, что ты только что сделал? — ровным, но грозным тоном послышалось от водителя машины, и его черные глаза практически не моргали, упираясь в бледное и гладкое лицо Тимофея. Последний, похоже, знал, с кем говорит.

— Выкинул мусор с территории. А что? — Костеша поставил руки на бока. Интонация его была достаточно надменной, и всё это быстро открывало Антону картину обстоятельств. Сидящие в машине, должно быть, являлись кем-то с района Молотов и сторожили товарища. Странно, как Шастун не обратил на них внимания ещё на подходе к лесу.

От водителя ничего в ответ не последовало, и лишь губы немного искривились в гримасе злости, пока глаза всё пилили расслабленного лидера Гаража. Сначала парень немного отвернулся в сторону лобового стекла, после чего усмехнулся очень тихо, и повернул голову обратно, вновь устанавливая зрительный контакт, только теперь злости на лице не было сильно видно — лишь спокойствие.

— А ты не знаешь случайно, где сейчас твой пидорок? Давно нам с ним поболтать хотелось, но ты всё время рядом трёшься.

Это ударило по ушам, казалось, каждого. Напряжение, до этого развеиваемое спокойствием Костеши, резко пропало, и густота воздуха вокруг стала в разы сильнее. Антон тут же напрягся, стоя рядом с точно такими же зашевелившимися Данилом и Артёмом.

Плечи Тимофея спереди от них моментально затвердели, когда руки скатились вниз с бёдер и повисли рядом с талией. Вся его широкая спина напряглась от одной этой сказанной фразы, выпячивая плечи вперёд, и будто даже на загривке поднялась невидимая светлая шерсть; шея потянулась вниз, к водителю машины. Последнего радовала такая реакция.

— Ну, видимо, не знаешь, — пожал плечами смуглый парень за рулём. Теперь выражения их лиц полностью поменялись. Костеша смотрел на того раскрытыми глазами, даже ничего не произнося, а участок в районе верхней губы яростно задрожал. Пара прядей светлых волос упала на щёку, кольнув, но тот не обратил на это никакого внимания. — Жаль. А то мы давно с Володей думали взять его себе ненадолго, чтобы поиграться, — даже не до конца давая закончить предложение, тонированное стекло поднялось, закрывая обзор, и машина довольно спешно тронулась с места, оставляя скалящегося Костешу в полусогнутом состоянии. Гнев не давал ему нормально двигаться.

Жуткая обеспокоенность выражалась у каждого на лице, даже у Данила. Они с Артёмом вглядывались в лицо выпрямившегося резко Тимофея, выжидая какую-то словесную реакцию. Антон смотрел на них. Лицо Костеши обрело каменную резкость, и угловатый профиль перед Шастуном смотрел вдаль, куда укатила машина. Тонкие бледные губы поджимались, а мышцы на челюсти перекатывались под кожей. Тот был чрезвычайно зол.

— И какого хуя? — вполне чётко и ёмко описал Доброхотов мысли каждого, вглядываясь с вниманием в глаза Костеши, что быстро залез рукой в карман. Видеть от Артёма такую встревоженность было непривычно, а оттого эффект лишь усиливался. — Они же серьёзно, да? — блондин не отвечал, быстро тыча пальцами в экран телефона. Общее беспокойство мгновенно передавалось Антону. — И чё мы делаем?

— Бежим до гаража, — бросил сухо Тимофей, когда приложил телефон к уху.

***</p>

Ничего не понимающий Арсений обнаружился по пути из школы домой и порядком испугался, когда ему практически прокричали в трубку зайти в ближайший магазин и не выходить оттуда, пока Тимофей так не скажет. Оттого весь его вид казался взъерошенным, когда они впятером ехали в машине Костеши до гаража.

Сейчас же он сидел довольно спокойно на столике у стены, где предварительно расчистил себе место, и покручивал в руках небольшой накидной ключ, что сам по себе представлял для него мало интереса, но в качестве занятия для пальцев подходил отлично. Глаза его наблюдали за движениями Костеши. Этим занимались и все остальные в гараже. Здесь они находились уже добрых полчаса, и за это время Тимофей успел сделать довольно много телефонных звонков, пытаясь организовать то, что было необходимо. В данный момент он выкладывал из карманов всё ненужное и убирал в свой небольшой шкафчик на стене.

— Ты уверен, что это необходимо? — скептически хмурясь, спросил его Антон, который стоял напротив Арсения у противоположной стены со скрещенными на груди руками.

— Абсолютно, — ответил ему Костеша медленно и тихо, потому что был увлечён осмотром своей биты. После этого он положил её в багажник и вернулся обратно, уже нормально оборачиваясь на Шастуна. — Ты своими ушами слышал, что они сказали. Эти уроды уже совсем потеряли страх. Мало того, что болт положили на все порядки, которые должны были соблюдать, так ещё и решили, что могут вываливать нам такого рода угрозы. Я этого так не оставлю. Мы, — он выделил это слово особенно сильно, поворачиваясь уверенно головой на Доброхотова и Суховцева, — это так не оставим.

Воинствующая интонация оказала влияние должным образом, и Артём как-то воодушевлённо взбодрился, опираясь на свою чёрную лакированную биту. Детская улыбка возникла на его губах, а глаза заискрились, как они делали только у Доброхотова. Даже в Даниле взыграла какая-то активность. В Антоне же это поселяло исключительно беспокойство.

— И что конкретно ты планируешь делать? Ты так до конца и не объяснил нам план.

Костеша повернул на него голову, чуть склоняя ту спокойно вбок, после чего развёл руками.

— Планирую делать то, что единственно верно в этой ситуации, — легко заявил он, расслабленно сутулясь в пояснице. — К тебе домой, в твоём селе, приходили гости? В принципе, когда-нибудь? — задал Тимофей неожиданный вопрос. Голос его звучал в металлических стенах громко, будто тот произносил мотивационную речь перед соратниками, как настоящий лидер. Антон смутился, но по итогу кивнул головой. — Ты позволял им ходить по своему участку, нюхать цветочки, гладить свинок, или кто там у вас есть, — протягивал он. — Верно?

— Ну, да.

— Именно. И всем было хорошо, вы пили, ели, веселились, — плавно произносил Костеша, смотря куда-то вдаль и мягко разводя ладонями. — А потом все прощались, благодарили друг друга за прекрасное время и уходили по домам, — Шастун глядел на него внимательно, всё ещё не понимая, к чему тот ведёт. Тимофей вдруг перевёл на него свои глаза. — А теперь давай представим, что эти гости резко взяли и коллективно насрали тебе на клумбу. Или прямо под порог — какая разница? А после этого ещё подхватили твою свинью под бока и такие «ну всё, Шастун, теперь это — наше. Просто мы так захотели», — он всплеснул руками. — Что ты будешь делать в этой ситуации?

Антон замялся, просто не зная, как на это ответить. Глядя на невнятные эмоции, Тимофей решил продолжить за него:

— Да, я знаю, ты скажешь «пошли все на хуй отсюда» и выкинешь их за порог. И будешь прав, — он наконец опустил руки. — Я собираюсь сделать то же самое, — он сгрёб со стола ключи от машины. — Ко мне пришли, насрали на клумбу и попытались забрать мою свинью. Разве я должен мириться с этим? — данный вопрос был уже риторическим.

Костеша отошёл до запасного колеса на автомобиле, поворачиваясь со скрещенными руками и практически прислоняясь к нему спиной — то было немного пыльное, и делать он этого не стал. «Что там?», — бросил он Артёму, который периодически поглядывал в экран телефона.

— Максим готов, Дима тоже. Все в сборе, — доложил он, подняв на старшего голову. Костеша кивнул, выпячивая грудь вперёд. Артём с Данилом восприняли это как сигнал и двинулись в сторону машины. Суховцев поглубже засунул свою голову в капюшон, а Доброхотов, резво подкинув в воздух свою биту, перехватил её в полёте, уверенно шагая на дело.

— А мне есть что-нибудь? — спросил Антон, тоже трогаясь с места и совершая пару шагов к Тимофею. — Нет, я, конечно, понимаю, что «Кастет», и все дела, — сказал он без большой уверенности или воодушевления в голосе. — Но, просто чтобы вы понимали, драться одними этими штуками — довольно больно, — он поднял в воздух свои сложенные кулаки с перстнями на них. — Я бы тоже, если можно, хотел взять что-то с собой.

Тимофей посмотрел на него без движения в теле.

— А ты остаёшься здесь.

Услышать это, оказывается, не ожидал никто, потому что даже Артём выглянул у Костеши из-за плеча, удивлённо смотря тому в район уха. Антон сильно нахмурился, дёрнув головой с немым вопросом. Тимофей, крутя на указательном пальце ключи, шагнул к Антону чуть ближе. Между ними было примерно полметра, и Шастун горбился, подстраиваясь под его рост, пока Костеша стоял, и в сторону ровных плеч старшего смотрели глаза всех присутствующих. Тимофей держал свою излюбленную паузу, болтая ключи в руке. Его голова повернулась на уютно сидящего в куче инструментов и банок Попова на столешнице. Когда прямой зрительный контакт был установлен, Арсений посильнее обхватил руками своё поджатое к груди колено, а голубые глаза стали смотреть широко и внимательно, как будто слушая. Брови Попова чуть приподнялись с изломом, делая его похожим на маленького щенка под строгим серым взором парня. Оба практически не моргали, просто глядели друг на друга в полной тишине. Будто закончив какой-то невербальный диалог с Арсением, его голова едва заметно сдвинулась с места, хотя глаза ещё некоторую долю секунды задержались на брюнете, и только после этого он отвернулся на Антона, бросая взгляд туда, но ненадолго — тут же незаинтересованно убежал им в окружение гаража. Он помолчал ещё с секунду, затем набрал в лёгкие воздуха и заговорил:

— Здесь должно быть безопасно, — он обвёл небольшое помещение кистью с ключами в ней, чуть не задевая лампочку под потолком. — Как ты знаешь, об этом месте мало кому известно. Но обещать тоже ничего не могу. Поэтому, — он опустил руку в карманы, где уже лежала вторая ладонь, — ты, как самый… физически подходящий… вариант из нас всех, остаёшься здесь. С ним, — Тимофей качнул светлой головой в сторону Арсения. Шастун внимательно, не отрываясь, отвечал ему на прямой взгляд своим. — Потому что я знаю, что ты сможешь постоять не только за себя в случае неприятностей. Но неприятности тоже бывают разные, — чуть громче вновь начал он. — Так что, — и не закончил фразу, замолкая.

Тимофей шагнул чуть в сторону, проходя между Антоном и Арсением к углу рабочего шкафа, на котором сидел Попов. Шастун внимательно следил головой за тем, что старший делает, и видел, как тот зацепил носком кроссовка ручку дверцы и отодвинул её в сторону, не вынимая руки из карманов. Костеша бросил на Антона взгляд, проверяя, внимательно ли тот смотрит, на что Шастун подошёл вплотную, заглядывая внутрь. Там было практически пусто: на нижней полке стояли какие-то не особо важные инструменты и коробки, а на верхней лежал расстеленным пустой холщовый мешок, на котором прежде обычно хранились биты Тимофея и Артёма. Шастун продолжал вглядываться в пустоту полки не особо понимающим взглядом, и тогда Костеша, напоследок посмотрев в сторону Антонова виска, всё-таки достал одну ладонь из кармана и потянулся к пустой полке. Там его пальцы поскребли по углу каким-то образом, и перед глазами Шастуна образовалась щель. Её Костеша уже полноценно подцепил и отодвинул в сторону, открывая спрятанный отсек толщиной чуть меньше десяти сантиметров. Внизу него лежала небольшая тканевая прокладка, а на ней в ряд торцами два небольших пистолета. Распахнутые глаза Антона взметнулись Тимофею на лицо. Тот, спокойно задвинув дощечку обратно, выпрямился. У Шастуна по позвоночнику пробежали мурашки, а сердце кольнуло.

— Они не заряжены, — счёл должным пояснить Костеша под шокированным взглядом Антона. — Более того, ни у кого не выйдет найти для них патроны, кроме меня. Ну, и, разве что, Арса. Так что даже при большом желании воспользоваться ими не получится, — Антон молча смотрел старшему в глаза, пытаясь успокоить себя изнутри. — Но в качестве пугалки сгодится отлично. По крайней мере, Арс точно знает, как эффектно ими пользоваться. Рекомендую не ссать так сильно, — он легко хлопнул Антона по плечу ладонью, когда увидел его бледное вытянутое лицо. — Мы здесь не шайка малолетних преступников. Всё лишь для самообороны, — Костеша снова замолчал, тусклыми глазами сверля Шастуна снизу вверх. Через пару секунд он продолжил, слегка понизив свой голос и принимаясь говорить гораздо более медленно и членораздельно. — Но я показал тебе это не просто так, — указательный палец его ладони указывал в сторону шкафа. — Это всё очень, очень важно. Поэтому мне нужно знать, что ты в нашей работе не накосячишь. Ты же не подведёшь меня? — спросил он тихо, протыкая Антона своими узкими даже в темноте зрачками исподлобья. Тот помедлил с секунду, после чего послушно кивнул головой. Несмотря на это, Костеша посчитал нужным спросить вновь более настойчиво. — Ты же не подведёшь меня, Шастун?

Антон уловил краем своих глаз движение, где сидел Попов. Тимофей не отрывал от него взгляда. Тогда он вновь утвердительно кивнул, но, тут же поняв, что этого старшему недостаточно, подал тихий голос:

— Не подведу.

Где-то сбоку раздался едва различимый вздох. Костеша же ещё пару секунд позаглядывал ему в глаза, после чего Антон обратил внимание на то, что тот протянул ему свою раскрытую ладонь, останавливая ту между их животами. Антон невнятным взглядом вновь смерил ровное лицо блондина и ответил тому идентичным жестом. Старший пожал его руку крепко, задерживаясь даже на мгновение дольше, чем это нужно было. Когда он отпустил, то развернулся на месте, звякнул ключами в руке и пошагал к машине.

— Выдвигаемся, — скомандовал Костеша, и Данил с Артёмом двинулись со своих мест. Тимофей остановился перед автомобилем, наблюдая, как парни решительно залазят в салон. Его голос им вслед раздался громко и внушительно. — Нужно показать Молотам, что они — нежеланные гости, — и добавил чуть тише: — Пора почистить наш район от всякой швали.

После этого он обернулся на Попова, жестами показывая, чтобы тот закрыл за ними двери изнутри. Арсений спрыгнул со шкафа, послышался звук мотора, полоска света снаружи постепенно начала сужаться, и после лязга засова всё стихло. Попов запрыгнул обратно.

Теперь они остались вдвоём. Первые несколько минут оба парня провели в гнетущей тишине, но напряжённость её была инициирована только Антоном, да и то просто потому, что он до сих пор пытался проанализировать всё, что только что произошло. Арсений на протяжении этого времени молча следил за ним глазами и обнимал свою согнутую ногу. В том, чтобы не издавать ни звука, он был мастером.

Спустя тяжёлые минуты Антон отмер, вываливая изнутри усталый фыркающий выдох и одновременно мотая головой, и отошёл к табуретке у противоположной от Попова стены. Грузно свалившись на неё, он, безусловно, ссутулился, а затем потянулся рукой к своему рюкзаку, доставая несчастную пачку сосисок и протыкая её первой попавшейся под руку отвёрткой. Даже ужин ему не было суждено приготовить. Он достал одну штуку и размашисто откусил от неё кусок. Только тогда Шастун почувствовал на себе глаза. Антон поднял голову.

— Будешь? — он вяло ткнул в сторону Попова пачкой. От того последовали робкие кивки головой. Антон сильнее вытянул руку, чтобы тот подошёл и взял, сколько нужно. Арсений спрыгнул со столешницы, шурша своей модно выглядящей курткой. Антон уже не первый день задавался вопросом, почему Попов носит наверху такие огромные тёплые вещи, но на низ, тем не менее, не решается надевать штаны свободнее женских колготок. Арсений взял из пачки аккуратно двумя пальцами одну сосиску, после чего повернулся и отправился обратно, по пути заворачивая в сторону и включая обогреватель. Видимо, ноги в таких колготках действительно мёрзли.