1. Виднелось зарево на горизонте (2/2)
— Нет, ты садись поближе.
Он подвинулся. Бабушка положила ему свою прохладную ладонь на запястье и заговорила чуть тише.
— Ты не сердись на меня, Антоша. Я ведь как лучше хочу, — Антон вздохнул. —Ты вот что послушай. Ты в городе будешь жить — ты рисовать не забывай только, ладно? Будешь маме фотографии присылать своих рисунков, она мне покажет. Да и вообще, зачем тебе эта физика, химия? Тебе же не интересно, — она отчасти, конечно, была права. — Попробовал бы картины свои чудесные продать. В музеях вон какую ерунду покупают за миллионы. Как телевизор ни включу — всё хочется туда пульт кинуть. Неужто твои не купят?
Этот разговор бабушка Антона заводила много раз, и каждый из них Антон был принципиален. Он твердо решил, что это останется его мечтой и ничем более. Та продолжила:
— И попросить тебя ещё хочу. Можно? — здесь Антон внимательно прислушался, когда та понизила голос. — Ты когда к нам летом на каникулы приедешь, привези мне своих самых красивых работ, ладно? Я понимаю, что там, как у нас, лугов таких нет, но ты-то всегда найдешь, что красивое нарисовать. Хорошо?
Антон убедительно кивнул.
— Обещаешь?
— Обещаю.
Бабушка улыбнулась ему и сложила руки на груди. Антон улыбнулся ей в ответ и встал с кровати, выходя из комнаты с тихим «отдыхай».
Мама опять хлопотала в гостиной, что-то перечисляя себе под нос и загибая пальцы. Антон почти бесшумно показался в проходе позади неё, останавливаясь прямо там, но женщина всё равно каким-то образом почувствовала его присутствие.
— У тебя паспорт где? — спросила она, не оборачиваясь.
— Я все документы в рюкзак сложил, — ответил ей Антон, обводя пальцем место на бедре, которое завтра посинеет и будет жутко болеть.
— Точно все сложил?
— Да что их там, больно много, что ли? Самое главное точно взял. Остальное, если что, сфотографируешь и отправишь мне.
Мать наконец повернулась к нему лицом. Она сама по себе всегда была достаточно суетливой женщиной, но в подобные моменты, как сейчас, казалась особенно взвинченной. Антону она тогда напоминала хорька, который без остановки бегает по клетке с бешеным видом.
— А учебники?
— Не переживай, мам, я всё сложил в рюкзак себе. Все учебники и прочие принадлежности — всё там, — он махнул рукой, отталкиваясь от косяка плечом и делая пару шагов вперед, вставая теперь в гостиной недалеко от матери.
Женщина стояла молча, кусая ноготь на пальце, и, судя по пустому взгляду сквозь пол, активно размышляла у себя в голове. Антон тоже стоял тихо напротив неё, ожидая результата её размышлений.
— Ладно. Если что, завтра до трёх будет время — вспомним, что забыли.
— Вот и правильно, — согласился с ней Антон, кивая головой, а после прошагал вперед и присел на стул.
Они оба пересеклись друг с другом взглядами, смотря в глаза некоторое время. Антон видел, что мать подуспокоилась. Её недлинные волосы были собраны в пучок, из которого всё равно частично выпадали, что казалось ему забавным. Так она напоминала ему телепузика. Мама кратко вздохнула, уводя взгляд на несколько сумок, которые весь день сегодня нещадно набивала вещами. Под таким углом морщины на её лице виднелись сильнее.
— Вы точно справитесь без меня? — эта мысль, всё же, не давала ему покоя и жужжала в голове тем сильнее, чем ближе подбиралось время отъезда. Он сильно переживал по этому поводу. Мама снова посмотрела на него.
— Да справимся, куда денемся? — она подошла к нему и встала сбоку, аккуратно проводя ладонью по спине. — В любом случае, Антон, ты не виноват, что у меня одним единственным сыном родился. Что мне теперь, вечно тебя тут держать, как девицу в темнице? Ну уж нет. Тем более, бабушка болеет, сам понимаешь. Ты нам нужнее будешь в городе. Выучись хорошо, дальше в институт, — Антон смиренно кивнул головой. — Да и тут забот сколько. Занятий мне найдется и без тебя, — она замолчала на секунду. — Айвочка только, наверное, сильно скучать будет…
Антон усмехнулся здоровой половиной лица.
— Знаешь мам, — он поднял на неё глаза, — ты мне этим вообще легче не делаешь.
Мама рассмеялась вместе с ним, обняла его голову и прислонила к своему боку, гладя волосы. Антон зашипел от боли в щеке. Женщина тут же отпрянула от него.
— Ой, тьфу ты! — плюнула она, поднимая его сморщенное лицо за подбородок и снова рассматривая увечья. — Ну вот и чего ты такой красивый в город поедешь? Как уголовник какой-то.
— Да ладно, быстро заживёт, — успокоил её Антон.
— Да уж понятно, — она отпустила его лицо. — Плавали, знаем, — Антон потянулся в шее, немного разминая и её, и щеку. — Ты давай, спать шуруй. Нечего тут с синяками шататься. Завтра пораньше встанешь.
Антон кивнул головой.
Решение отправиться в десятый класс в городе было принято давно и за него. Не то чтобы он, конечно, был против. Сам прекрасно понимал, что он — единственная надежда их небольшой семьи. Высшее образование ему было необходимо: так решила мама. Антон лучше многих понимал естественные науки, что в настоящее время сильно ценилось, поэтому возможностей перед ним не так много, но открывалось. В их местной школе десятые классы уже давным-давно не набирались, а потому ещё пару лет назад мама придумала план. Вторая дочь бабушки, мамина сестра — тётя Марина, — с молодости жила в ближайшем к их поселку городе со своей дочерью Оксаной, которая была на год младше Антона и тоже, безусловно, училась в школе. После окончания Антоном девятого класса и успешной сдачи экзаменов они вместе с мамой и тётей Мариной пошли на собеседование по набору в десятый класс этой самой школы. Взяли Антона удивительно быстро, что оставляло сомнения насчёт уровня, раз спрос на старшие классы там не заоблачный. Но тут, конечно, странно рассуждать о престиже, когда альтернатив особо и не было. Они с мамой и бабушкой, в принципе, были рады, что им вообще удалось всё так организовать. Теперь Антон на время учебы должен был переехать в квартиру к тёте Марине и своей двоюродной сестре. Шастуну, конечно, было не очень удобно, что он вынужден просить о таком одолжении, но обе они быстро заверили его, что ничего страшного в этом нет. Старший брат Оксаны всё равно около года назад съехал с этой квартиры, а потому комната его пустовала, будто так и ожидая там Антона. Уезжать ему предстояло завтра, и он уверял маму с бабушкой, что всё просто тип-топ, что он обязательно справится, и переживать у них причин нет. На самом деле, Антон сильно волновался.
Здесь, в посёлке, он жил с самого своего рождения. Он знал здесь каждый камень, каждую улицу и каждую рожу. Также знали и его. Его образ странного и тихого парня складывался сам собою уже со времен детского сада, а как только дело дошло до школы, к этому образу добавился ещё и тот факт, что просто так к нему докапываться не стоит. У них здесь принцип был довольно простой: помахать кулаками ради забавы и разойтись. Высокой морали в общении здешней молодёжи не было испокон веков. Когда вокруг нет ничего, кроме кустов и деревьев, небольшого продуктового и старого советского клуба, возможность помериться силой и умениями в рукопашном казалась вполне интересным времяпрепровождением. Это было уже сложившейся традицией, которой все безропотно подчинялись. Присутствовали тут, конечно, и исключения из правил. Их школа большая, на несколько поселений, и Антона знал каждый идиот. Вечно себе на уме, мало говорит, не кичится статусом или побрякушками. Его эти вещи будто никогда и не интересовали вовсе. Причина была, на самом деле, простая — Антону было страшно. Он был ужасно чужой в этом обществе его сверстников. Давней раной ныла обида за высмеянную любовь к рисованию, и уже тогда он понял, что его отличие от остальных никто здесь не воспримет, как нечто нормальное, а потому старательно держался подальше от любого рода компаний. Антон просто хотел спокойно жить и учиться, потом приходить домой, играть с Айвой и садиться рисовать, но об этом, разумеется, никто знать не мог. За такое безразличное отношение к их устоявшейся системе кто-то уважал его, и с этими людьми Антон даже порой общался в довольно дружелюбной форме, кто-то сильно не любил. Зато все знали одно — он один, потому что он может себе это позволить. Кулаки при надобности решали всё, и опытным путём было понятно, что они у Антона работают без перебоев. Таким образом, оставить его в покое было гораздо проще, чем пытаться безрезультатно подгонять под привычные традиции. Так дела и шли всю сознательную жизнь Антона.
Теперь расклад дел менялся. Он знал, что с минуты на минуту отправится в большой город, о жизни в котором он не знает практически ничего. Антон думал — каково это? Наверняка для тех, кто живёт там, крутить друг друга в бараньи рога ради веселья будет сродни дикости. А вдруг у него наконец появится возможность спокойно быть тем, кто он есть, и за это его никто не будет осуждать? Хотелось уже забыть все эти осточертевшие физиономии, шатающиеся по округе бесцельно каждый день. Если так, то Антон ждал момента прибытия с огромным нетерпением.
***</p>
Затаскивать тяжелые сумки на пятый этаж при сломанном лифте — дело, конечно, поганое. Но они хотя бы не лягаются, как козы, или не кусаются, как гуси, а по весу примерно то же самое. Так что и на том спасибо.
Тётя Марина показала ему мельком его новую комнату на эти два года и самозабвенно пошла заниматься своими делами. Не самый тёплый из приёмов, но жаловаться было кощунством. Честно, жаловаться было правда не на что. Антон только убедился в этом, когда скинул сумки в этой самой комнате, некогда принадлежавшей старшему сыну тёти Марины. По размеру она была даже примерно больше, чем у него дома. Голые стены, покрытые обоями, небольшая кровать, письменный стол, настенный турник над дверным проёмом и миниатюрный шкаф рядом. У Антона всё равно из вещей-то было полторы футболки и штаны на все времена года. Что такого мать могла напихать в сумки, которые он вёз на своем горбу с вокзала, он понять не мог. На старом полу было немного пыльно, и кое-где виднелись следы от каких-то коробок или чего-то другого, которые, видимо, убрали из этой комнаты перед приездом Антона. Два брата-стула стояли у стены, но, несмотря на проделанную дорогу, присаживаться Антону совсем не хотелось. Он около пяти часов провёл в электричке, и благо эта электричка не считается регулярной, поэтому народу в ней было не так много, что позволило Антону пройтись без зазрения пару раз по вагону туда и обратно, постоять в тамбуре и на несколько минут безалаберно положить свои длинные ноги на сиденья напротив. Он подошёл к окну и раздвинул шторы. Вид из окна девятиэтажного дома бил контрастом с тем, что лицезрел Антон у себя каждый день, когда просыпался. Непривычно было летом не видеть цветников, ярких полянок, слышать оглушительное пение птиц. Здесь вообще было удивительно тихо, и это первое, на что Антон обратил внимание. Квадратный по форме двор, по контуру которого шла дорога, а по периметру дороги всё было усеяно автомобилями самых различных цветов и марок, будто саранча налетела на урожай. В самом центре двора была дырявая лужайка. Она напомнила Антону поеденное молью одеяло: трава тут и там была усеяна проплешинами. Кое-где всё так же безответственно стояли машины в трёх сантиметрах от лавочек. Под двумя одинокими липами виднелись облупленные остатки железных прутьев, что, как Антон предположил, являлось старой детской площадкой. Лицо облезлой витой рыбки с непонятной целью указывало на близлежащую мусорку, у которой, видимо, не было дна, и всё её содержимое просто падало на землю. В центре лужайки стояла небольшая детская площадка нового образца, правда, о том, что она новая, говорили только вырвиглазные цвета. В остальном же она всё равно выглядела потрепанной жизнью. И пустая бутылка рядом. И серые панельные дома. Всё.
«Приемлемо», — подумал Антон и похлопал ладонями пару раз по подоконнику, отходя по итогу назад от окна.
Первым делом он сходил и помыл руки, затем заглянул на кухню к тёте Марине, чтобы поблагодарить её за оказанную помощь ещё раз, но та увлечённо беседовала с кем-то по телефону, поэтому просто кивнула ему и продолжила разговаривать, и тогда он удалился обратно в коридор. В самом конце его, дальше туалета с ванной и кладовки, была ещё одна дверь, плотно закрытая. Антон тихо прошёл до неё и остановился, прислушиваясь. Из-за двери не было слышно никаких звуков, и тогда Шастун, не торопясь, приподнял руку и негромко постучал костяшкой пальца по ней пару раз.
— Я без трусов! — послышалось с другой стороны двери.
Антона это ощутимо смутило и сбило с толку, и он нахмурился, округлив глаза. Но тут же голос за дверью добавил:
— Да шучу я, заходи.
Антон закатил глаза и надавил на ручку, проныривая внутрь, после чего бесшумно закрыл за собой дверь.
Оксана сидела за компьютером, подогнув под себя одну из своих тонких ног, и оценивающе оглядывала вошедшего брата. Спустя пару секунд она изрекла:
— Тебе не надоело драться? — намекала она на синюю скулу Антона.
— Тебе не надоело жить в свинарнике? — мотнул он, в свою очередь, головой в сторону пакетов из-под каких-то чипсов и печенья у неё на столе.
— Нет, не надоело, — вякнула она и встала со стула. Антон чуть нагнулся, чтобы та могла положить руки ему на плечи, и после этого крепко обнял её. — По скайпу не было понятно, каким огромным ты стал.
— Просто нужно приезжать почаще, — ответил он ей, когда они разорвали объятия.
— Ага, я, по-твоему, ненормальная пять часов куда-то ехать?
— Даже ради меня?
— Больно ты мне нужен, — она села обратно на свой стул в ту же позу и немного покрутилась. Антон присел рядом на её мягкую кровать.
Он любил Оксану. Сын тёти Марины был сильно старше его самого, поэтому общение у них никогда сильно не завязывалось. А вот с её дочерью совсем наоборот. У самого Антона не было ни братьев, ни сестёр, поэтому общаться хоть с кем-то подобного рода ему всегда жутко хотелось. Разница в чуть больше чем один год шла на руку ему, и разговор с Оксаной обрастал общими темами. Они с тётей Мариной крайне редко приезжали к ним, едва ли раз в год. В остальное время они общались по интернету. После завершения таких звонков Оксана с Антоном ещё долго болтали наедине через голосовые сообщения. У той всегда находилось что рассказать, а Антон обожал слушать. Порой у него правда возникало удивительное ощущение, что у него есть родная младшая сестра, и это делало ему отчего-то очень приятно.
Оксана сползла вниз на своем стуле, и большая култышка у неё на голове упала чуть ли не на лоб. Антон тоже расплылся на розовом пушистом покрывале, упираясь плечом и здоровой щекой в стену с какими-то цветочками. Плюшевый медведь пришёлся очень кстати в районе поясницы.
— Чё делать будешь? — спросила она лениво, одной ногой толкаясь от пола и покручиваясь на стуле из стороны в сторону.
— Не знаю. А ты? Есть планы на оставшуюся неделю?
Оксана сначала задумалась, а потом опустила уголки губ вниз, качая головой.
— Если честно, никаких. Это лето опять прошло унылей некуда. Оля, моя подруга, укатила на шашлыки. Я думала просто проспать всю эту неделю.
— У меня, если честно, из одежды почти ничего нет. От кед, вон в которых я приехал, — он лягнул ногой в сторону коридора, — вообще скоро только шнурки останутся, — Оксана внимательно смотрела на него. — Мама дала мне денег для этой цели. Я надеялся, ты сможешь сводить меня куда-нибудь, чтобы мы прикупили мне пару-тройку вещей.
Девчонка немного взбодрилась.
— Это можно устроить. У нас тут недалеко есть ТЦ-шка, в которую мы могли бы сгонять.
— Вот и отлично, — Антон скатился по кровати ещё больше. — Заодно покажешь мне хотя бы район, а то я ведь вообще не ориентируюсь.
— Да хоть весь город, — заверила его Оксана. — У нас всё равно есть ещё неделя и никаких дел. Только это уже завтра, а то сегодня поздно. Да и мне уже лень.
— Без проблем, — согласился Антон. — Я бы хоть с утра завтра отправился.
— Ну это ты загнул, — Оксана помотала головой. — Я проснусь только часов в одиннадцать, если не позже, — Антон удивленно вскинул брови, хоть и знал, что та спит до обеда в свободные от школы дни. — Вот где-то в час, когда я окончательно проснусь, и отправимся с тобой в тур по городу. Будем вместе шататься, пусть все думают, что ты мой парень, — она довольно улыбнулась.
Антон хрюкнул.
— Ты видела моё лицо?
— Ну и что? — невозмутимо ответила она. — Зато ты вон какой здоровенный, сойдешь за двадцатилетнего задохлика. Потом я приду в школу, и все меня спросят «Бли-ин, Оксана-а, как ты нашла себе двадцатилетнего мужика-а»…
— А ты такая «инцест — дело семейное», — закончил за неё Антон с полуулыбкой.
— Фу, дурак, нет, — отмахнулась от него Оксана. — Я просто так загадочно улыбнусь и скажу, что «счастье любит тишину». А про синяки твои вообще скажу, что ты меня от армян отбивал, которые мне из машин постоянно «кс-кс» делают.
Антон хрюкнул ещё раз и помотал головой. Они помолчали немного. Шастун потёр брови пальцами.
— Слушай, — заговорил он, — а ты никого не знаешь из моих нынешних одноклассников?
— Хм… — Оксана почесала макушку карандашом со стола. — У Оли парень, конечно, в параллели того года учился. После девятого ушёл в какую-то шарагу, я хз. Могу у неё спросить, — Антон устал лежать и сел на кровати, упираясь ладонями в края. — А вообще, на сайте школы можно посмотреть списки. Я, пожалуй, прямо сейчас это и сделаю, — на этом моменте она повернулась на своём стуле лицом к компьютеру, скрестила пальцы, потягиваясь в руках, и затем начала клацать по клавиатуре.
— Было бы замечательно, — тихо сказал ей Антон. Сидеть на кровати ему не понравилось, и он лёг обратно на медведя.
Оксана долго листала что-то на сайте в поисках нужного. Потом нашла необходимый документ, изучала и его.
— Слушай, ну я вот смотрю — тут в основном из тех, кого я знаю, все наши после девятого, — она продолжила изучать списки, не оставляя Антона с большим количеством полезной информации на руках, но тихое и протяжное «бля-я…» из её уст заставило и без того напряжённого Шастуна насторожиться.
— Что такое? — тут же поинтересовался он.
— Да блин, тут… — она продолжала внимательно читать список, после начиная вполголоса называть какие-то фамилии под нос, больше говоря, наверное, сама с собой. — Доброхотов, Костеша, Попов, Суховцев… Я надеялась они уйдут в какое-нибудь сраное ПТУ. Нет, ладно этот намазанный, он понятно почему в десятый пошел, но эти-то трое додиков что тут забыли…
— А что не так?
Оксана наконец повернулась к нему со странным выражением лица, в котором отражались и досада, и какая-то обеспокоенность.
— Так тебе капец как не повезло, Антон, — он внимательно посмотрел ей в глаза. — Костеша… — она постаралась объяснить, — Тимофей Костеша, его у нас на районе каждая псина знает. Мне кажется, все учителя молились, чтобы он свалил после девятого и вообще никогда не возвращался. Такой отбитый уголовник.
— Уголовник?
— Ну, — она замялась, — я, на самом деле, точно-то не знаю, чем он занимается. Но чем-то реально мутным. Он какой-то суперважный хрен у нас здесь. Я прямо готова поспорить на сотку, что он барыжит, — она принялась тыкать своим аккуратно накрашенным ногтем в экран монитора, обращая туда взгляд Антона. Последний вытянул свою длинную шею, заглядывая в него. — Доброхотов и Суховцев — я не помню, как зовут, — его братаны-подсосы. Тоже отбитые наглухо. Суховцев вообще страшный писос, на торча похож неадекватного. Ну, короче, жопа полная, Антон.
Она посмотрела ему в глаза. Антон напрягся ещё сильнее, чем раньше, но понятия не имел, как на это реагировать.
— Что, прям, всё так плохо?
— Ну я не знаю, Антон, — она засомневалась. — Я бы на твоем месте вообще даже в их сторону не смотрела. Не знаю, конечно, как у тебя это выйдет. И уж тем более не вздумай с ними махаться, — заострила она внимание на этой детали. — Я понимаю, что ты забивной, но, блин, вдруг у них у каждого по заточке в карманах. По крайней мере, выглядят они именно так. Ладно, поживём — увидим, — она махнула рукой и встала со стула. — Блин, Антон, сгоняй в ларёк за мороженым. А хотя… У меня вроде было. Пошли, заточим на двоих.
Она вышла из комнаты, оставив дверь открытой в ожидании Шастуна. Тот нервно вздохнул, но отправился вслед за сестрой.