13) Обеспокоенные друзья/Concerned Friends (2/2)

Снейп насмехался над ним с первого дня его появления на уроке зельеварения, невзлюбил его без какой-либо видимой причины и относился несправедливо и к нему, и к его факультету. Он называл его жадным до славы и внимания, высокомерным и пренебрегающим школьным уставом, прямо как Джеймс Поттер, которого он презирал. И Снейп был прав только в одном, так как Гарри не мог не признать, что за время своего пребывания в Хогвартсе нарушил не одно школьное правило. Не для забавы, конечно, но тем не менее… Всё равно Снейп не должен был так с ним обращаться. Он не заслужил этого.

И теперь Свобода не знал, что думать. Что делать… Стоит ли пробовать перевоплотиться обратно? Ведь он даже ещё не читал об обратной трансформации. Он вообще не думал, что первая попытка превратиться пройдёт успешно. Но всё получилось. Он стал ястребом. И фамильяром Снейпа.

Лениво скользя по воздушным потокам, он думал о всех тех, кто так волновался за него: друзьях, учителях… Чёрт, даже Снейпа, кажется, задел тот факт, что Гарри Поттер исчез. Свобода знал, что надо попробовать снова стать человеком, но мысли об этом вызывали сомнения и страх.

Если уж начистоту, то ему нравилось быть Свободой, потому что его нужды, как ястреба, были предельно просты — летать, охотиться и быть другом Северуса. Никто не давил на него, не заставлял быть спасителем, героем, коим его сочли только из-за шрама. Никто не шептался и не судачил за его спиной, не называл сумасшедшим за его бредни о том, что Волан-де-Морт вернулся. Ему не нужно было больше терпеть наказания Амбридж и Дурслей или ядовитые замечания Снейпа. Не нужно было постоянно помнить о том, что из-за него умер Седрик и именно он помог Тёмному лорду возродиться.

«Проклятье, как они могут ожидать, что я одолею этого маньяка, если я не знаю, как мне самому жить дальше?» — горько подумал он, ведь глубоко внутри он всё ещё чувствовал себя сломанным, подавленным и раненым. Когда он стал Свободой, это никуда не ушло, просто забылось на время. Но сейчас воспоминания вернулись, а вместе с ними — тяжесть отчаяния и вины.»

«Я не могу вернуться. Не сейчас. Мне нужно время, чтобы исцелиться… если это вообще возможно».

Что ещё хуже — он боялся.

Боялся вернуться. Посмотреть в лицо им всем. Он сбежал. Как трус. И он бежал до сих пор.

«Чтобы спрятаться за спину Северуса», — ехидно пропел голосок в его голове. Северус… который лишь одним своим присутствием вселял в него чувство безопасности, и как трудно было верить в это после того, что между ними было в прошлом. Но это было правдой. Свобода знал, что его хозяин будет защищать его до последнего вздоха, несмотря на своё личное отношение к Гарри Поттеру.

Что давало ещё одну причину, почему он не хотел возвращаться к своему прежнему облику. Если это случится, то Снейп потеряет фамильяра. Своего друга, единственное существо, которое он любил. Несмотря на то, что этот человек сделал ему в прошлом, Гарри чувствовал сострадание к одинокому магу. Он знал, каково это: жить без друзей, без кого-то, на кого можно было бы положиться. Он так и жил, пока не пришло письмо из Хогвартса. Но он не забыл те долгие дни, которые проводил под замком, в чулане для мётел, отчаянно желая, чтобы у него появился друг, с которым можно было бы поговорить.

«Если подумать, у него не было друзей с тех пор, как моя мать умерла».

Его мать. Лили… которую он едва помнил. Лили… которую Снейп любил и поклялся защищать. И её, и её сына. И тут пришло ещё одно шокирующее осознание. Он видел боль, смешанную с тоской, в этих чёрных глазах, когда Северус говорил о ней. Теперь он знал, что Снейп притворялся. Профессор не был одним из тех, кто не заботился о других людях, наоборот — он заботился, и, возможно, даже слишком. От того и страдал впоследствии так же сильно. А его холодность была лишь щитом, способом защиты. И только Свободе удалось пробиться через его стены.

Он вспомнил ту ужасную ночь, когда Снейп вернулся от Волан-де-Морта. Вспомнил волшебника, почти распластанного на полу от нехватки сил… признающегося Свободе в том, что он стал шпионом потому, что у него нет семьи и что никто не будет скучать по нему, если он умрёт.

И Свобода сказал ему, что это неправда. Что ему не всё равно. Тогда он действительно так думал. И это не изменилось.

Так как он может предать это хрупкое доверие?

В сознании эхом отозвались слова Северуса…

Две сломанные души нашли друг друга.

«И я до сих пор сломан, Сев. Как и ты. Мы оба такие тряпки».

Заприметив промелькнувшего в траве американского кролика, ястреб на мгновение взмыл вверх, а затем камнем упал вниз.

Кролик уже готов был дать дёру, но в этот раз Свобода оказался быстрее. Устроившись в траве, он приступил к завтраку. Часть его осознавала, что он, по идее, должен ощущать омерзение, ведь он только что убил другое существо и теперь поглощал сырое мясо. Но живущий в нём ястреб был практичен. Чтобы выжить, надо убить. И чтобы жить дальше, надо есть. Поэтому он подчинился своей сущности хищника и расправился с остатками кролика без какого-либо чувства вины или отвращения. В этом-то и заключалась вся прелесть того, чтобы быть ястребом, — никаких сожалений. Или мучительных размышлений о том, что было, будет и может случиться.

«Я ещё какое-то время побуду Свободой. У меня есть время до того, как старая карга введёт новые правила о неоправданных прогулах. Я ещё не готов рискнуть всем, не хочу разрушать эту дружбу… Странно. После всего, что он мне сделал в прошлом, мне должно быть всё равно, будет ли ему больно или нет, но это не так… Мерлин, помоги мне, это не так. Если он потеряет меня сейчас, то просто сломается, а это последнее, чего я хочу. Этот ублюдок не заслужил такого, никто не заслуживает такого. И… я тоже не хочу терять его. Я всё ещё злюсь на него за то, как он вёл себя раньше, когда-нибудь я спрошу его почему и выскажу всё, что о нём думаю, но это пока неважно. Это подождёт. Теперь у этой жабы власть над школой, и ему понадобятся все силы, чтобы справиться с ней. И мне тоже. Она реально ненавидит меня. Думаю, она бы точно убила меня, если бы могла».

Стоило ему подумать об Амбридж, как он еле подавил вот-вот готовую охватить всё тело дрожь. В каком-то смысле она была так же смертельно опасна, как и Волан-де-Морт вместе с его последователями. Даже опаснее, потому что с виду она не представляла из себя серьёзной угрозы, пока не становилось слишком поздно.

«И ещё: почему Дамблдор не пошевелится и не СДЕЛАЕТ хоть что-то? Почему он просто сидит и смотрит на то, как она практически равняет школу с землёй? Он же один из самых влиятельных магов, глава Визенгамота, он спас мою задницу на слушанье, все его уважают как великого волшебника, так почему он позволяет этой старухе загонять себя в угол? Фадж вообще размазня, я видел, как он трясся при упоминании имени Волан-де-Морта. Дамблдор бы смог убедить его не влезать в дела школы, тогда бы и Амбридж убралась восвояси. Так чего он затих?»

Ещё один вопрос, на который не было ответа. Но он появится. Свобода поклялся, что прежде чем он добровольно вернётся к своему прежнему виду, он найдёт ответы на все интересующие его вопросы. Ведь для ястреба это будет не так сложно, как для человека. Всё, что ему надо делать, так это слушать и быть в нужном месте в нужное время.

Как, например, сегодня.

«Мне жаль, ребята. Но пока что вам придётся обходиться без меня. А мне надо найти способ, как навсегда избавиться от Амбридж и с директором всё прояснить. Хотя учебная группа кажется неплохой идеей, Гермиона в своём репертуаре. Самое время, чтобы и студенты начали обороняться. Ха! Только послушайте меня. Мне ли говорить, когда я всё ещё в форме анимага».

Подлетев к озеру, которое уже успело немного согреться в утренних лучах солнца, он устроился на мелководье и принялся купаться.

Ему вспомнилась одна книга из публичной библиотеки, которую он прочёл несколько лет назад. Это было собрание эссе и цитат известных людей о сущности храбрости, и там говорилось о том, что храбрость может быть разной. Иногда её видно, а иногда нет. Но и то, и то необходимо. Возможно, для него настало время проявить отвагу совсем иного рода и пустить в бой против Амбридж весь свой ум и изворотливость. В конце концов, кому вообще в голову придёт, что ястреб начал подпольную войну?

***</p>

Он вернулся к Снейпу только тогда, когда на замок уже опустились сумерки. Профессор слабо улыбнулся.

— Кажется, тебе уже намного лучше, чем вчера. Голова больше не болит?

— Нет, я нормально себя чувствую, — ответил Свобода, стараясь говорить безмятежно. Сидя, как обычно, на запястье зельевара, он чувствовал себя не в своей тарелке. Северус протянул к нему руку, намереваясь погладить, но он невольно дёрнулся в сторону.

— Да что с тобой такое? Ты словно весь на взводе.

— Ничего. Просто я испугался… — ястреб усилием воли заставил себя успокоиться.

«Интересно, что бы с тобой было, если бы ты узнал, что гладишь Гарри Поттера в образе ястреба?»

Тем не менее, он позволил Снейпу коснуться себя, признавая, что это действительно было приятно, хотя раньше «приятно» и «Снейп» у него никогда не ассоциировались друг с другом.

— Есть хочешь?

Свобода призадумался. Несколько часов назад он съел целого кролика, но желудок опять давал о себе знать.

— Ага.

Северус призвал сумку, извлекая оттуда куски фазана.

— Подойдёт?

— Да, — даже будучи мальчишкой, Свобода никогда не был придирчивым. Образ ястреба этого не изменил.

Взяв фазана с ладони Снейпа, он упорхнул к своей жёрдочке, с аппетитом принимаясь за еду.

Северус же, как и обычно, заказал суп, сэндвич и стакан воды. В последнее время он много пил, так как из-за Эликсира горло становилось невероятно сухим, а голос хриплым. Так что Твикси потом пришлось притащить ещё и целый кувшин.

Покончив с едой, Свобода устроился на своём насесте, раздумывая над тем, стоит ли сейчас сесть на плечо Снейпа или нет. Вчера он бы, не задумываясь, так и сделал, но сегодня… Он потёрся клювом о дерево, вдруг страстно захотев вернуться во вчерашний день и снова стать просто фамильяром Снейпа с безумными снами. Чёрт, как неловко.

Северус с беспокойством посмотрел на ястреба. Обычно, когда Свобода пропадал на целый день, возвратившись, он всегда был рад посидеть у него на плече, довольствуясь физическим контактом со своим волшебником. Сегодня он, однако, казался каким-то отстранённым, и Северус не мог понять почему.

— С тобой точно всё хорошо?

Ястреб моргнул.

— Всё отлично. Почему ты спрашиваешь?

— Потому что после обеда ты обычно любишь посидеть у меня на плече.

«Шикарно! Заметил. И что теперь?»

Ястреб нахохлился.

— Сегодня… мне что-то не хочется… наверное.

— Очень хорошо, — спокойно сказал Северус, но Свобода уловил лёгкие нотки удивления и боли в голосе профессора зельеварения. — Ты уверен, что не заболел?

— Проклятье, да! — взорвался Свобода, изо всех сил пытаясь сбалансировать воспоминания о мерзком профессоре зельеварения и Северусе, его друге. — Я в порядке, а теперь оставь меня одного, чёрт возьми! Пожалуйста! — запоздало прибавил он.

Северус встал, изумлённо воззрившись на своего фамильяра.

— Какой-то ты очень вспыльчивый сегодня. Что случилось?

«Ко мне вернулась моя чёртова память, и я вспомнил, как ты мерзко относился ко мне! Вот что случилось!» — сердито подумал Свобода. Остро щёлкнув клювом, он угрюмо уставился на профессора зельеварения.

— Я не хочу говорить об этом. Почему бы тебе не пойти и не сварить зелье, например?

Северус вскинул бровь.

— Даже если ты раздражён, это не причина, чтобы срываться на мне.

— Нет? А ты сам разве не срываешься на своих студентах?! — брякнул Свобода и тут же прикусил язык.

— Откуда ты знаешь?

— Я видел тебя однажды.

«Всегда, когда я был в классе, ты срывался на мне, вот откуда я знаю!»

— Иногда я чувствую себя виноватым за это, — признал Северус, — но это не значит, что ты должен брать с меня пример.

Свобода счёл за лучшее промолчать. Мерлин, этот темперамент не доведёт его до добра. Он ведь чуть не раскрыл себя.

«Идиот! Возьми себя в руки! Какой смысл злиться на него из-за того, что ты пока даже не можешь с ним обсудить?»

Нахмурившись, Северус покачал головой.

— Ну, раз тебе так хочется подуться, то я, пожалуй, действительно, пойду в лабораторию.

И он ушёл, тихо бормоча себе под нос, что не укрылось от чуткого слуха Свободы.

— Чёрт бы побрал это его странное поведение. Может, он собирается линять? Я читал, что у ястребов этому обычно предшествует раздражённость…

«Ага. Именно так, Сев. Мои мозги линяют. Перелиняли в мозги пятнадцатилетнего подростка. А ещё я пытаюсь смириться с тем фактом, что человек, который дважды спас мою жизнь и стал мне хорошим другом, в то же время является тем ублюдком, который унижал меня в течение четырёх лет. Ты уж прости меня за то, что я сейчас такой чувствительный!»

Ястреб скуксился на своей жёрдочке, на душе было откровенно паршиво. Оказывается, ссоры с Северусом не доставляли ему никакого удовольствия, особенно, когда тот даже не знал, почему Свобода сердится.

«Проклятье, Снейп! Вот зачем ты так хорошо относишься ко мне? Было бы намного легче, если бы ты и дальше продолжал быть гадким ублюдком, как и всегда. А теперь ты мне нравишься, и это сводит с ума. А я даже не могу сказать тебе причину. Ох, борода Мерлина! Ну почему всё в моей жизни настолько сложно?»

Походив по насесту взад и вперёд, он наконец бросил бесполезные старания успокоить свои нервы и перелетел на спинку дивана. Острые когти проткнули кожу, и Свобода дёрнулся.

«Блеск! Северус взбесится, когда увидит».

Задрав хвост, ястреб спрыгнул со спинки в складки зелёного пледа, который больше всего нравился Северусу. Зарывшись в мягкую ткань, он в мгновение ока погрузился в сон, смертельно уставший от попыток справиться со всем тем, что ему довелось узнать за этот день.