10) Полёт Свободы/Freedom's Flight (1/2)

Поппи настояла на том, чтобы Северус оставался в постели все выходные, включая понедельник, поэтому ему пришлось отменить дневные уроки зельеварения с пятикурсниками Слизерина и Гриффиндора. Не то чтобы он сильно возражал против этого, так как именно эта группа иногда сводила его с ума. Конечно же, он не сказал об этом мадам Помфри, не переставая бурчать и вообще вести себя так, словно для него это самое невыносимое наказание — вынужденный отдых, чтение лёгкой литературы и разговоры со Свободой, чьи крылья были уже почти здоровы.

Проигнорировав его протесты, Поппи строго произнесла:

— Будешь делать так, как я тебе скажу, Северус Снейп, и смирись с этим. Ты сам прекрасно знаешь, что я права. Ты бы сделал то же самое по отношению к студенту, находящемуся под твоей опекой.

Вот тут она припёрла его к стенке, ведь Северус сам был медиком: он бы назначил такое же лечение, включающее отдых, здоровую пищу с большим количеством белков и овощей, болеутоляющее и укрепляющее зелья и, конечно же, желание сотрудничать с Целителем.

— Я могу заставить вас выполнить все условия, кроме последнего, мистер Снейп. Ваше поведение оставляет желать лучшего, — слегка упрекнула его Поппи.

— Это точно! По отношению к другим он отнюдь не сахар, — нахально встрял Свобода.

— Не суй клюв не в свои дела, птица, — еле слышно рыкнул Северус, затем посмотрел на колдомедика. — Если я должен остаться в этой проклятой кровати, я останусь, и не нужно так на меня смотреть, мадам. Я уже давно не первогодка.

— Даёшь слово?

Профессор испустил долгий страдающий вздох.

— Даю.

Помфри улыбнулась.

— Хорошо. Теперь выпей это. Чтобы руки не дрожали, — она протянула ему фиал с белой жидкостью — зелье от приступов и дрожи, как результатов инсульта, и других видов травм.

Северус смерил флакон взглядом, полным отвращения, но покорно проглотил лекарство. Дрожь относилась к пост-эффектам пыточного проклятия, иногда проходила неделя или две, прежде чем она исчезала без следа. Ещё одна причина, почему он тайно радовался тому, что не вернётся к преподаванию до утра среды. Дрожащие руки были дефектом, которого он не мог себе позволить, особенно если дело касалось взбалмошных пятикурсников.

Когда Поппи оставила его одного, Северус призвал с полки книгу, намереваясь развлечься чтением. Это была старая добрая «История двух городов». Вопреки тому, что ученики думали о нём, он читал не только о зельях или о способах, как сводить студентов с ума. Он также увлекался магловской классикой и некоторыми мистическими романами.

Свобода, как обычно, восседал на спинке кровати зельевара.

— Хорошая книга?

— Да, хотя должен признать, что не читал её с той поры, когда мне было пятнадцать. Лили, моя лучшая школьная подруга и мать Поттера, подарила мне её на день рождения, — сказал Северус, раскрывая книгу на первой странице.

— А ты не против того, чтобы почитать мне вслух? — жалобно попросил ястреб.

— Почему?

— Ммм… Потому что мне нравится слушать твой голос, — призналась птица.

Северус одарил её странным взглядом.

— Тебе нравится слушать мой голос?

— Эээ… да. Он как шёлк… Очень успокаивает, — прибавил хищник, неожиданно сконфузившись. Если бы он был человеком, определённо сейчас бы покраснел, как черешня.

— Ты очень странная птица, — усмехнулся его волшебник. — Очень хорошо. Забавно, Лили тоже любила, когда ей читали вслух…

Северус прочистил горло и начал:

— Это было лучшее из времён, это было худшее из времён…

И так он провёл время, читая вслух своему фамильяру вначале Диккенса, потом Толкиена. Ястреб слушал очень внимательно, не забывая при этом вставлять свои остроумные замечания тогда, когда считал это нужным, начиная от «Кто-нибудь должен был выклевать моргалы этой старухе мадам Дефарж» и кончая «Орлов слишком переоценивают, Толкиен должен был собрать стаю гигантских ястребов, чтобы спасти Гендальфа с крыши Изенгарда, мы бы хорошенько надрали Саруману задницу».

— Мерлин! Ты, маленькое кровожадное чудовище! Откуда ты набрался таких слов?

— От тебя. Ты говорил Хагриду, что именно это ты бы хотел сделать с Тёмным лордом. И я не кровожадный. Я — ястреб. Я охочусь, чтобы выжить. Чего ты ещё ожидал?

Северус промолчал, так как, по правде говоря, он уже не был уверен. Были моменты, когда он забывал о том, что разговаривает с животным, а не с человеком, пока Свобода не напоминал ему об этом факте определёнными комментариями.

Хагрид, Поппи и директор время от времени навещали его на выходных. К Альбусу Свобода проявлял ледяную учтивость, не издавал невоспитанных звуков и не пытался цапнуть старого волшебника, так как пообещал Северусу вести себя хорошо. Дамблдор был озадачен мнимой холодностью птицы.

— Странно, обычно животные любят меня.

Северус вздохнул.

— Он темпераментен, Альбус. Так же, как и большинство ястребов. Они привязываются только к одному человеку и всё. К другим они относятся терпимо.

— Понимаю. Я тут принёс тебе свежий номер газеты, Северус. И коробку шоколадных конфет. Мне, например, шоколад всегда помогает, когда я болен.

Северус вежливо поблагодарил директора, дождался, пока тот уйдёт, и только потом взял конфету.

И это был не единственный сюрприз. Некоторые его слизеринцы прослышали о том, что он заболел. Поппи сказала нескольким, что Снейп страдает тяжёлой формой магического гриппа, и его студенты, в основном девочки, прислали ему открытки с пожеланиями скорейшего выздоровления и сладости. У одного ученика даже хватило смелости послать ему упаковку кровавых леденцов.

Северус хмыкнул.

— Как я посмотрю, старый слух о том, что я — вампир, всё ещё живёт и здравствует.

— А почему они так думают? — полюбопытствовал фамильяр, приводя в порядок когти.

— Потому что я предпочитаю чёрную одежду, бледен, люблю бродить по ночам и по характеру невыносим, — с усмешкой ответил Северус. — Некоторые студенты боятся меня, а вампиров ведь тоже опасаются.

— Но это же смешно! Разве вампиры не пьют кровь? Другие же видели, что ты ешь вместе со всеми и выходишь на солнце. Где логика-то?

— Слухи никогда не основаны на логике, Свобода, на то они и слухи, — сказал Северус. — Не бери в голову. Я уже привык к этому. Так же, как и к сальноволосому ублюдку и подземельной летучей мыши. Это поддерживает мой имидж предполагаемого Пожирателя смерти.

— Ох, — только и произнёс ястреб и вернулся к прерванному занятию, но слова Северуса всё равно огорчили его. В памяти всплыл смутный образ рыжеволосого мальчишки, который указал на стоящего к ним спиной Снейпа и, смеясь, сказал: «Как жаль, что чёртов сальный ублюдок не может оказать нам всем услугу и одной прекрасной ночью откинуть концы у одного из своих котлов!» И почему-то Свобода помнил, что почти согласился с рыжим, и это на самом деле волновало его. Ведь Северус спас ему жизнь, он был добр к нему, ни разу не повысил на него голос и не причинял ему боли, как это делали усатый мужчина и толстый парень из его снов.

В последнее время его сны всё больше и больше беспокоили его, но он старался не думать о них, направляя всю энергию на то, чтобы побыстрее вылечиться.

Он легонько ущипнул бинты, которые стягивали его крылья, за что тут же получил нагоняй от Северуса.

— Свобода! Ты же знаешь, что должен носить бинты ещё пять дней! А теперь оставь их в покое.

— Отлично! Я и не собирался сдирать их. Но я очень хочу летать, Северус. Я чувствую себя как… как крыса, шмыгающая туда-сюда. Мне нужно небо.

Жажду в голосе ястреба невозможно было не расслышать.

Северус поманил птицу к себе.

— Иди сюда.

Свобода соскочил на его плечо, стараясь не сжимать когти слишком сильно, так как на зельеваре была лишь хлопковая пижама. Тонкие длинные пальцы ласково взъерошили перья на его груди.

— Я знаю, но ты должен быть терпеливым, мой друг. Скоро ты получишь своё небо. Только жди.

— Это трудно. Иногда мне кажется, что я схожу с ума.

— Я тебя понимаю. Заточение в этой кровати на целых три дня тоже малоприятно, и неважно, что я читаю и сколько у меня посетителей, — сказал маг с ноткой сочувствия в голосе. — Но такова жизнь. Всё, что нам остаётся, так это сжать зубы и молча пройти через это, — он, не переставая, гладил птицу, пока её не охватила ленивая дрёма. — Скоро шины сойдут, мой строптивый птенец, и тогда мы будем устраивать короткие полёты с вабилом<span class="footnote" id="fn_27566964_0"></span>, чтобы ещё больше укрепить твои крылья перед тем, как ты отправишься в самостоятельный полёт.

— Я не могу ждать, — сонно пробормотал ястреб, пристроившись у головы Северуса.

— И я тоже, — признал Снейп: он мечтал о таком зрелище ещё с малых лет.

Ещё пять дней и ожидание закончится.

Скоро Северус тоже задремал, и когда Твикси появилась в комнате, чтобы спросить, голоден ли зельевар, то обнаружила своего хозяина и его фамильяра крепко спящими. В своих снах они бороздили небеса вместе с ветром.

***</p>

Наконец Северус снова смог вернуться к своим обязанностям преподавателя. Пока он находился на занятиях, Хагрид брал с собой Свободу, устраивая ему короткие экскурсии по территории школы, давая птице привыкнуть к воздуху, к открытому небу и к солнцу. Свобода купался в солнечном свете, жадно впитывал ощущения от ветра, ерошащего его перья, и его желание летать возросло в десять раз.

Он становился всё более-более неспокойным, на еду набрасывался с голодным остервенением, предвкушение полёта разжигало его аппетит. Теперь Северус кормил его половиной кролика, или двумя мышами, или четвертью утки. Каждое утро птица надоедала профессору зельеварения одним и тем же вопросом: «Ну что? Ты снимешь шины? Могу я сегодня летать?»

И каждый раз ответ был «Нет».

Но вот одной солнечной субботой в позднем январе Северус, как обычно, наложил на ястреба диагностические чары.

— Ну что? Сегодня я смогу полететь?

— Да. Сейчас я сниму чары склеивания с твоих крыльев. Ты пока не двигайся, — приказал Северус и взмахнул палочкой.

Бинты спали, вслед за ними последовали и шины.

Свобода восторженно закричал.

— Мои крылья! Я снова могу ДВИГАТЬ ими!

И он наполовину раскрыл их, издав громкий радостный клич.

Северус взял опутенки.

— Спокойно. Оставайся на месте. Вначале я должен проверить маховые перья.

Он осторожно расправил первое крыло, затем второе, удостоверяясь в том, что все перья ястреба целы, на месте и не поломаны. Свобода сердито ущипнул его за руку.

— Всё отлично. Они просто зудят.

— Тихо, — Северус аккуратно проехался пальцами по перьям, проверяя их целостность.

Свобода энергично принялся за чистку своих крыльев.

Как только птица закончила наводить марафет, Северус посадил его к себе на запястье, прихватил вабило, свисток сокольника, сумку с кусками мяса и шнур длиной в пятьдесят футов.

— Мы сейчас пойдём наружу. Ты пока будешь летать на короткие дистанции на шнуре и возвращаться ко мне. Твои крылья должны окрепнуть перед тем, как я позволю тебе полететь самому.

— Но, Северус! Я же не собака. Мне поводок не нужен.

— В данный момент нужен. Не только тебе, но и мне. Если ты устанешь, то я смогу помочь тебе до того, как ты упадёшь.

— Мои крылья вылечены, с чего бы я падал?

— Не совсем. А теперь хватит ныть. Идём на улицу.

Бодро пройдя через секретный туннель, находящийся вблизи его комнат, Северус направился к своей поляне. Маленькая прогалина выглядела всё так же: обрамлённая завесой винограда и дубами, она, тем не менее, была открыта небу.

Сидящий на запястье профессора зельеварения Свобода задрожал, слегка расправив крылья: они были кофейного цвета с внешней стороны, а с внутренней преобладали кремовый и чёрный оттенки. Ветер лениво кружил вокруг деревьев, и ястреб склонил голову — дикая жажда к полёту взбудоражила кровь.

— Северус, когда я смогу взлететь?

— Подожди немного, — ответил Снейп, прикрепляя шнур к вертлюжку, к которому были привязаны опутенки. Затем он повесил на шею свисток, который сокольник обычно использовал для того, чтобы подзывать птицу к себе или для обучения.

— Теперь внимательно слушай меня. Думаю, на первый раз хватит и пятнадцати минут: ты же не хочешь, чтобы у тебя потом болели мышцы. Когда я дуну в этот свисток два раза, я хочу, чтобы ты спустился ко мне и сел на моё запястье. Я тебя осмотрю, и, если всё будет в порядке, ты сможешь вернуться в воздух на следующие пятнадцать минут. Договор?

Свобода призадумался, потом кивнул.

— Хорошо. Теперь я могу лететь?

В ответ Северус поднял руку и подбросил Свободу вверх.

Ястреб инстинктивно расправил крылья и, мгновенно поймав восходящий поток воздуха, устремился к небу, в восторге издавая своё привычное ястребиное криии-ар.

Наблюдая за проявлением искренней радости своего питомца, Северус почувствовал, как его губы самовольно растягиваются в улыбке. Он потихоньку размотал шнур на всю длину пятидесяти футов — на сегодня этого хватит.

Ястреб не обращал на шнур почти никакого внимания, полностью растворившись в ощущениях от ветра под его крыльями и адреналина, кипящего в крови. Его широкие крылья были созданы для молниеносного снижения вниз, планирования и ленивого кружения над добычей.

Янтарные глаза замечали всё, что происходило внизу, даже мышку, которая за спиной Северуса выползла из своей норки и сейчас преспокойно грызла жёлудь, даже не подозревая о том, что сверху её подстерегает опасность. Свобода напрягся.

Хотя молодой ястреб никогда ни на кого не охотился, инстинкт подталкивал его к этому. Кружа над мышью, он чувствовал, как в груди нарастает желание напасть. Наконец он не выдержал.

Раскрыв когти, он ринулся к земле, снижаясь с такой невероятной скоростью, что это чуть было не ускользнуло от внимания Северуса.

— Свобода! — в панике закричал профессор зельеварения, подумав сначала, что ястреб падает, но потом понял, что птица всего лишь охотится.

Мышь пискнула и попыталась скрыться в норе, но мало что может остановить стремящегося к своей добыче краснохвоста, и скоро острые когти Свободы оборвали жизнь глупого грызуна.

Свобода стоял над трупом мыши, приподняв один коготь. Из груди ястреба вырвался триумфальный крик.

— Я сделал это! Я сам убил мышь! Северус, ты видел?

— Отлично! — похвалил его профессор, подойдя к птице, на его губах играла лёгкая улыбка. — Съешь сейчас, или оставим её на закуску?

Поразмыслив над вопросом две секунды, Свобода начал разрывать мышь на части. Хотя полёт был коротким, ястреб сильно проголодался, и он весьма гордился тем, что добыл себе обед самостоятельно. «Я могу летать! Могу охотиться! Совсем как настоящий ястреб», — удовлетворённо подумал он, глотая тёплое мясо.

Разделавшись с мышью в течение нескольких минут, он почистил когти и клюв о ближайший дуб, затем снова взмыл в воздух, восторженно кружа над Северусом, пока профессор зельеварения не дунул в свисток два раза.

Хотя он не хотел покидать небо, Свобода подчинился зову, потому что уже начинал чувствовать тяжесть в крыльях. Слетев вниз по спирали, он с лёгким шорохом приземлился на кулак профессора зельеварения.

Но остриём когтя Свобода зацепился за кожаную перчатку и, потеряв равновесие, чуть было не свалился вниз. Ястреб яростно замахал крыльями, но Северус успел поймать его другой рукой, тем самым предотвратив «аварию», и осторожно вернул его в вертикальное положение, давая возможность нормально устроиться на перчатке.

— Спокойно, не торопись.

Ястреб выглядел немного неловко. Слегка опустив голову, он прошипел:

— Мерлин, это было так глупо! Я зацепился когтем.

— Я знаю. Но всё равно для первого раза ты справился очень хорошо.

Проведя диагностику, Северус сообщил ястребу, что он полностью здоров. Свобода издал счастливую трель.

— Это значит, что я смогу летать тогда, когда захочу?

— Не совсем, мой друг. Твои мышцы должны окрепнуть до того, как я позволю тебе летать самостоятельно. Поэтому я и одолжил у Хагрида специальное оборудование, мы будем тренировать основные навыки и так далее.

Северус осторожно прощупал каждое крыло, проверяя суставы на наличие отёков, но всё было в порядке.

— Мы будем устраивать короткие полёты, подобные этому, каждый день, возможно, уже рано утром. Это поможет тебе набрать тонус, который ты потерял, пока выздоравливал.

— Как долго это будет продолжаться? — требовательно спросил Свобода. Снова открыв для себя небо, он не хотел опять расставаться с ним, даже если то, что говорил Снейп, было разумно.

— Недели должно хватить, — ответил маг.

Свобода раздражённо щёлкнул клювом, но не стал протестовать. Он знал, что если Снейп что-то решил, то ныть бесполезно. Более того, профессор ненавидел нытьё.

— Ну хорошо. Если я буду летать немного каждый день, то думаю, что смогу подождать.

Снейп приподнял бровь.

— Спасибо за согласие, ваше Величество, — саркастично сказал он. — Не то чтобы мне оно было нужно. Как твой хозяин, я отвечаю за твоё здоровье и не позволю тебе порвать себе сухожилия только потому, что ты слишком нетерпелив, чтобы дать своим крыльям время привыкнуть к полёту.

Ястреб насупился.

— Я сказал, что буду осторожен, Северус. Не обязательно так трястись надо мной.

— Я не трясусь, я всего лишь констатирую факт, — строго произнёс зельевар.

— Разумеется.

Северус проигнорировал последний комментарий, затем решил немного рассказать Свободе о поляне, надеясь тем самым успокоить ястреба. Тот продолжал смотреть на небо.

— Место, где мы сейчас находимся, особенное для меня. Оно было надёжным убежищем в мои студенческие годы, когда меня травили мои сокурсники. Я также делил его с Лили. Обычно мы занимались тут, и я всегда приходил сюда, когда был расстроен, достаточно было немного побыть здесь, и мне становилось лучше. У этой поляны какая-то своя особенная, успокаивающая атмосфера, и это не изменилось с тех пор, когда я был мальчишкой, — заметил профессор зельеварения, опустившись на мягкую траву.

Свобода расслабился и позволил дивному спокойствию заполнить его душу, где-то глубоко внутри всё ещё не оправившуюся от болезненных ран. Погрузившись в полудрёму, он купался в солнечных лучах, растворяясь в них всем своим существом.

Криво усмехаясь, Северус наблюдал за ястребом, втайне радуясь тому, что птица снова смогла вернуться в небо. Когда он подкинул Свободу вверх, он про себя молился, чтобы ястреб сумел остаться в воздухе, и, к его бесконечному удовлетворению, это случилось. Это был один из тех редких моментов, когда Северус мог сказать, что гордится собой. Он был прирождённым перфекционистом и самым строгим критиком для себя самого. В сердце всё ещё оставались крохи сомнения, что случится что-нибудь непредвиденное, и Свобода никогда не сможет летать нормально или вообще не полетит. Но потрясающее вознесение ястреба положило конец этим сомнениям раз и навсегда, и Северус украдкой позволил себе лёгкую улыбку триумфа.

Восхитительное чувство — спасать жизнь, вместо того, чтобы смотреть, как она угасает. Впервые за многие годы бремя его вины стало немного легче, и он надеялся, что этой ночью будет грезить о своём парящем в воздухе фамильяре, а не о тех, кого он не смог спасти из когтей Тёмного лорда.